Полная версия
Путешествие в детство
Евгений Стребков
Путешествие в детство
Кỳрдюг
(воспоминания детства)
У каждого человека есть своя малая родина, где он родился, сделал первые шаги, начал познавать мир. То место, где в памяти еще живы дедушка и бабушка, а папа и мама, молодые и здоровые, где время не летит стрелой, а движется медленно-медленно, где все кажется большим, и перед тобой длинная-длинная дорога жизни.
Моей малой родиной, как и для моих младших братьев, был и остается лесной поселок Ку́рдюг, от которого сейчас осталось только название на карте. Куда бы ни забрасывала меня судьба, светлую память о своей малой родине я храню в своем сердце всю жизнь.
Давайте посмотрим на карту и найдем, где же расположен этот поселок с необычным названием – Кỳрдюг.
На северо-западе Вологодской области круглым блюдцем блестит озеро под названием Белое. На его южном берегу раскинулся старинный русский город Белозерск. Ведем по карте от Белого озера по левому берегу реки Ковжа Волго-Балтийского водного пути на север, и примерно через сто километров от города Белозерск натыкаемся на едва заметную лесную речку Кỳрдюжка. Идем по этой речке еще километра три и между впадающими в нее речушками Копсарка и Рябиновка среди зелени лесов видим название – Кỳрдюг. Здесь поселок находился с конца сороковых годов прошлого столетия до 1989 года. Еще раньше, до 1920-30-х годов поселок Кỳрдюг располагался на слиянии речки Кỳрдюжка с рекой Ковжей. На этом месте до начала 1990-х годов можно было увидеть деревянную пристань с небольшой табличкой – «Кỳрдюг». Недалеко от пристани стоял, да, впрочем, и сейчас стоит, дом бакенщика Владимира Каморина. С его сыном Николаем я ходил в школу. Мальчишками, бегая вдоль берега у пристани, мы еще видели остатки разрушенного фундамента из красного кирпича, что остались от зданий прежнего поселка.
Свое необычное название поселок взял от лесной речки Кỳрдюжка на которой располагался. Название ее происходит от измененного – Кỳрьюжка, а первоначально оно звучало как Кỳрья, что Толковый словарь Даля определяет в северном вологодском наречии как широкое, глубокое место, с уступами.
На диких, болотистых, заросших непроходимыми лесами берегах реки Ковжы издревле селились люди. Еще в начале 15 века, как пишет в своей книге «Православные монастыри и приходы Севера» исследователь истории Вологодского края Нина Михайловна Македонская, первый игумен Борисоглебского Устьинского монастыря в Ростове Феодор, который, желая безмолвия, удалился сперва в пределы Вологодские, но изгнанный оттуда, поселился на месте впадения реки Кỳрья (Кỳрдюжка) в Ковжу и основал небольшую пỳстынь (монашеское поселение), испросив на это разрешение Великого князя Андрея Дмитриевича, сына Донского, который не только уступил место под монастырь, но и снабдил его разными угодьями.
В 1553 году старцем Тихоном при помощи крестьян Бадожской волости* на этом месте был основан Никòло-Кỳрьюжский мужской монастырь. В 1564 году в обители стояли две деревянные церкви: холодная пятиглавая Введенская и теплая Николаевская с трапезой. В 1566 году крестьяне Бадожской волости выделили монахам речку Удаж (Удажка) для строительства на ней мельницы. В 1573 году монастырек окружала деревянная ограда. В 10-ти кельях жили 15 монахов, управлял монастырем игумен. За оградой находились гостиный двор, конюшня и коровник. Земли было мало: пашня возле монастыря, сенокосики среди леса по речкам Кỳрьюжке, Удажке, по реке Ковже. Деревень не было совсем. Жизнь в диких местах была суровая. Со временем церкви обветшали, мельница разрушилась. Монахи стали кормиться только подаянием. Николо-Кỳрьюжская пỳстынь Вологодско-Белозерской епархии была упразднена в 1764 году, церковь приписана к ближайшей Кирилловской Ярбозерской церкви. Последнее упоминание о службе в Николаевской Курьюжской церкви относится к 1792 году. Со временем монастырская церковь и деревянные строения пỳстыни разрушились и сгнили, местность заросла лесом, названия речек изменились: так речка Кỳрья стала Кỳрдюжка, речушки Удаж – Удажка, Хохобой – Кахобойка, Коксар – Копсарка.
Новое развитие эта местность получила со строительством в 1850 году кỳрдюжского лесопильного завода. Владельцем завода был дворянин Ратьков-Рожнов Владимир Андреевич под фирмой «Громов и К». Лесопильный завод занимал два деревянных здания, имелась литейная мастерская, в двухэтажном деревянном здании помещалась контора, тут же жил управляющий. В одноэтажных корпусах жили рабочие. В 1912 году в Кỳрдюге проживали 323 человека. Имелись школа, больница, церковь, пароходная пристань на реке Ковже. 2 (14) мая 1861 года в Кỳрдюге в семье мещан родился будущий народоволец-террорист Рысаков Николай Иванович.
Рысаков Н.И.
Первую бомбу в царя Александра-Освободителя 1 марта 1881 года бросил именно он, студент Горного института. Был схвачен и арестован. В последствии он раскаялся в содеянном. Вместе с ним 3 (15) апреля 1881 года в Санкт-Петербурге были повешены народовольцы Андрей Желябов, Софья Перовская, Николай Кибальчич и Тимофей Михайлов. Это была последняя публичная казнь в царской России.
С началом индустриализации Советского Союза, лесопильное производство на этом месте стало нерентабельным, оставили один лесопильный завод в поселке Ковжинский, расположенный в 10-ти километрах от Кỳрдюга. В 1960 году со строительством Волго-Балта, поселок Ковжинский, как и другие населенные пункты, расположенные вдоль реки Ковжи были затоплены. Местность изменилась до неузнаваемости.
Вновь поселок Кỳрдюг появился в конце сороковых годов в трех километрах по речке Кỳрдюжка после того, как здесь открыли учреждение ОЕ-256/8 или исправительно-трудовую колонию строгого режима (ИТК-8), где осужденные занимались заготовкой и сплавом древесины. Вначале вырубка древесины производилась вблизи поселка, но со временем стала удаляться все дальше и дальше. Для ее доставки к месту сплава строилась, постепенно прирастая километрами, узкоколейная железная дорога, по которой лес перевозили на специальных железнодорожных платформах с помощью мотовозов*. В 1959 году для улучшения качества работ в 17-ти километрах на запад от поселка Кỳрдюг открыли филиал Кỳрдюжской колонии – ИТК-7. Образовался поселок, расположенный на живописном лесном озере Пажичье, который назвали Глубинка или Пажичье. Соединяла эти два поселка узкоколейная железная дорога.
Что собой представлял поселок Кỳрдюг в конце 60-х начале 70-х годов? Это был достаточно большой лесной поселок, растянувшийся километра на полтора вдоль заболоченных берегов речки Кỳрдюжки. Вокруг поселка возвышался дремучий лес. Речка Кỳрдюжка и ее безымянный приток делили поселок на три части, соединенные деревянными мостами. В центральной части, самой большой, находились: зона для осужденных, двухэтажное здание управления учреждения (в просторечии – штаб) с коммутатором, воинская часть, почта, магазин, общежитие, гостиница, столовая, пекарня, детский сад, медицинский пункт, восемь одноэтажных домов барачного типа и один двухэтажный на восемь квартир, склады, ледник, пристань. В восточной части поселка, отделенной безымянным протоком, располагались: большое одноэтажное здание клуба (заведующая – Соловьёва Ольга Александровна), где с обратной стороны находились помещения начальной школы (директор – Николаева Евгения Дмитриевна), небольшой спортзал и котельная; баня для жителей поселка; три одноэтажных дома барачного типа и два двухэтажных, рубленых, деревянных; склад ГСМ, пожарная часть, подсобное хозяйство, где содержались лошади, коровы и свиньи.
Поселок Курдюг, центральная часть. Наводнение 1966 года. На переднем плане справа угол дома, где в это время жили Виноградовы, Ивановы, Ханины, Медведевы. Слева угол дома, где жили Утышевы, Околовы, Кудряшовы, Дугаевы.
Если от восточной части поселка идти дальше на юго-восток, то начинался «нижний склад», скрытый за высоким забором, куда свозился спиленный лес для дальнейшего сплава по реке.
В северной части поселка, за речкой Кỳрдюжкой находились три двухэтажных жилых дома и два дома барачного типа. С запада северной части поселка в речку Кỳрдюжка впадала речушка Рябиновка. Если перейти небольшой мостик, перекинутый через эту речушку, то можно было увидеть питомник для овчарок, а еще пройдя чуть дальше, попадешь на войсковой стрельбище. Вдоль всего поселка была проложена узкоколейная железная дорога, по которой подвозили песок для подсыпки территории, дрова для печей, материал для строительства новых домов. От строения к строению вели деревянные мостки. Все здания были деревянные, крытые дранкой.
Северная часть поселка Курдюг за речкой Курдюжкой. Конец 1960-х годов.
В колонии строгого режима ИТК-8 в то время содержалось около 600 осужденных. В основном это были люди, которые не первый раз отбывали наказание. Распределены они были на пять отрядов. Первый отряд состоял из бесконвойников (работали без охраны и могли свободно перемещаться по поселку) – они трудились на узкоколейной железной дороге, электростанции, складе ГСМ, пекарне, подсобными рабочими. Второй отряд работал на лесозаготовках. Третий отряд – занимался погрузкой древесины, строительством железной дороги. Четвертый отряд трудился на нижнем складе в промышленной зоне на разгрузке и сплотке древесины. Пятый отряд привлекался к строительству домов и хозяйственным работам. Второй, третий, четвертый и пятый отряды трудились под охраной конвоя.
Рота охраны насчитывала до ста двадцати человек вместе с прапорщиками и офицерами. До 1959 года, в связи с нехваткой военнослужащих после Великой Отечественной войны, охрана заключенных на некоторых участках осуществлялась так называемой самоохраной, то есть осужденными (доверялось оружие) за нетяжкие преступления и не имеющими нарушений режима содержания, у которых срок подходил к концу.
В поселке в то время проживало около 350 жителей, в том числе дети разных возрастов.
В 1989 году ИТК-8 закрыли. Перестал существовать и поселок. Еще некоторое время местные и приезжие «деляги» мародерничали, продавая все, что осталось от зоны и поселка, но со временем местность заросла лесом.
Много ужасов, небылиц и сказок рассказано и написано про то, как содержались осужденные в Кỳрдюге, как их мучили, убивали, разве, что живьем не ели. О жизни же жителей поселка, как правило, стараются не говорить, а если и упоминают в своих «рассказках» «авторы-очевидцы», которые о Курдюге знают понаслышке, то только в ругательных и уничижительных выражениях.
Конечно, жизнь в поселке даже для свободного человека, приехавшего с «Большой Земли», казалась тяжелой. Летом до ближайшего населенного пункта, где есть больница можно было добраться только катером часа за три. Зимой по зимнику* на машине или лошади часа за четыре-пять. А в осеннюю и весеннюю распутицу поселок и вовсе был отрезан от цивилизации. Все лето тучи мошек, комаров и слепней сводили с ума приезжих. Воду приходилось носить из колонки. Белье полоскать в проруби. Заготавливать дрова, топить печи. После третьего класса детей отправлять учиться на неделю в интернат поселка Шола, так как в Курдюге была только начальная школа.
Курдюг. Те же места 1972 и 2015 год
А уж для людей, совершивших преступление и лишенных свободы, это был и вовсе не санаторий. Всех «джентльменов удачи», невзирая на их «заслуги» перед уголовным миром, в Курдюге в то время заставляли работать, и они работали.
Я прожил в поселке Кỳрдюг и Глубинка со своего рождения в январе 1962 года и до 13-ти лет. Мой дед отработал в ИТК-8 с 1955 года двадцать лет начальником плановой части инженером-экономистом. Моя мама приехала вместе с родителями в 1955 году, училась в школе, а затем работала в ИТК-7 и ИТК-8, последняя должность начальник спец.части. Мой отец, начиная с 1958 года и до 1973 года прошел путь от младшего сержанта срочной службы до командира роты в Кỳрдюге. Ни разу, когда я жил в поселке, ни после я не видел и не слышал ни от кого, чтобы над заключенными издевались. Конечно, это мое сугубо личное мнение, но иногда, честно говоря, создавалось впечатление, что забота об осужденных была больше, чем о сотрудниках и членах их семей, даже детях. Так, например, с момента основания колонии и на протяжении десяти лет в поселке не было бани, жители поселка, в том числе женщины и дети ходили мыться в зону, где для осужденных была построена баня. Ни клуба, ни санчасти до 1959 года для жителей тоже не было, хотя для заключенных на территории зоны они были. Была в зоне и школа, где осужденные в обязательном порядке получали среднее образование, ПТУ*, где их учили профессии, медпункт с лазаретом, парикмахерская, швейная мастерская. В бараках, как и в казармах для солдат стояли двухъярусные кровати с аккуратно заправленным постельным бельем, дежурили дневальные, поддерживалась чистота и порядок. Раз в квартал из города Белозерска приезжали врачи для осмотра заключенных. До 1959 года осужденные носили свою одежду, разрешалось после работы посещать на территории зоны коммерческую столовую. Я помню, как меня и моего брата Валеру мой дед Николай Павлович водил в зону в парикмахерскую и к зубному врачу. Многие заключенные только в колонии впервые увидели чистое белье, регулярно стали мыться в бане, сели за школьные парты, получив специальность, стали работать. Может быть, поэтому некоторые из них, особенно те, кто перед окончанием срока трудился без конвоя, после освобождения, оставались жить и работать в поселке, обзаводились семьями, так как увидели, что можно жить честно, без уголовщины и воровства. Неужели люди, отсидев свой срок и выйдя на свободу, оставались бы жить в том месте, где над ними издевались? Думаю, что нет!
Как-то мама мне рассказала случай, который перечеркивает все небылицы по поводу бесчеловечного отношения к заключенным. Вот ее рассказ: «Это было осенью. Я тогда училась в 10-м классе. Была у нас в Кỳрдюге кассир Маша Мишенкова. Забеременела, но не удачно – внематочная беременность. В общем, плохо ей стало, надо везти в больницу. На катере не отвезешь – лед на реке, на машине тоже не проедешь – болота да ручьи не замерзли. Надо вызывать вертолет. Начальник медицинской части зоны Ханин Василий Николаевич целый день названивал в Вологду, упрашивал, что человек умирает, надо спасать, а ему отвечали – если бы осужденный умирал, прислали бы вертолет, а раз это житель – не положено! Так Маша у него на руках и умерла! Жалко очень!»
Конечно, были случаи и травматизма осужденных, один даже со смертельным исходом, но их было не больше, чем на любом другом лесном производстве.
За полувековую историю колоний в Курдюге и на Глубинке произошел один трагический случай, где погибли десять заключенных. Случилось это 5 апреля 1966 года. В то время для перевозки осужденных по узкоколейной железной дороге использовали деревянные вагоны-теплушки. Вагон делился на два помещения: в большом размещались осужденные, здесь стояла при входе печь-буржуйка, а в маленьком помещении-тамбуре – размещались два солдата охраны. Вот как моя мама рассказывает этот случай: «Мы в это время жили в поселке Глубинка, в 17-ти километрах от ИТК-8 поселок Курдюг. Там была колония № 7. Николай, мой муж, был старшиной роты, а я начальником спец.части. Так вот из ИТК-8 мотовоз вез в вагонах-теплушках для работы в лесном оцеплении для заготовки древесины 200 человек осужденных. Не доезжая четыре километра до Глубинки, загорелся вагон, в котором был двадцать один осужденный. Состав быстро остановили, отцепили горящий вагон и стали пытаться открыть двери вагона, но они не открывались. Люди кричали, некоторые сумели горящими выскочить в небольшое окно. Затем двери вагона выломали и стали вытаскивать осужденных. Одежда на них горела, и солдаты закапывали их в снег. Когда вагон потушили, поняли, что произошло. В дороге одному осужденному показалось, что дрова в железной печке, стоящей в вагоне, плохо горят. У дверей стояла канистра с бензином для бензопил. Он взял эту канистру, открыл и плеснул бензин в печку. Бензин сразу взорвался. Осужденные, спасаясь от огня, кинулись к двери вагона и заклинили ее. В результате десять осужденных сгорело, а одиннадцать сильно обгоревших, увезли на вертолете в областную больницу города Вологда. Проводилось расследование данного случая, но какие были приняты меры, и кто наказан, я не знаю. В 1967 году все деревянные вагоны были заменены на цельнометаллические. В течение всего лета, проходя мимо этого места, ощущался запах горелого человеческого мяса и одежды, хотя все было подобрано».
Трагедия? Конечно. Но благодаря слаженным действиям конвоя, удалось избежать еще больших жертв, ведь не стоит забывать, что вагон загорелся, когда железнодорожный состав двигался. Надо было остановить поезд, вскрыть заблокированные изнутри двери, вытащить из огня осужденных и одновременно расцепить другие вагоны, чтобы не загорелись. Однако, авторы некоторых статей и рассказов, со слов сотрудников колонии, которые в то время даже не работали в Курдюге и Глубинке, пишут, в угоду «современным веяниям», что охрана не принимала ни каких действий по спасению людей, а по тем заключённым, кому удалось выбраться из горящего вагона, открыла огонь из оружия. Мало-мальски разумный человек может себе представить, что если бы не действия охраны, то в закрытом деревянном вагоне, где разлит бензин, сгорели бы все, не надо было и стрелять.
Однажды в Курдюжской колонии даже произошел первый и единственный бунт за время ее существования. Это случилось летом 1956 года. Я хочу привести рассказ моей мамы об этом случае, так как он наглядно показывает, каким непререкаемым авторитетом пользовался в то время начальник колонии, и какое было отношение к сотрудникам большинства заключенных. Вот ее рассказ: «Осужденные, работающие на нижнем складе, на сплотке древесины, каким-то образом достали много спиртного и напились водки. В этот же день в лесном оцеплении, где заготовляли лес, тоже бригада напилась. Вот две пьяные бригады, а это где-то 200 человек, по прибытии в жилую зону устроили драку между собой. Сначала кольями, а затем и ножи в ход пошли. Штаб, где работали сотрудники, находился на территории зоны. Как началась «буза», почти всех сотрудников, солдаты потихоньку вывели за зону, но в штабе остался мой отец и еще некоторые сотрудники. Пьяные осужденные пытались поджечь штаб, что и сделали, правда, другие его быстро погасили. Бунт осужденных, подогретых водкой, разгорался. Пьяные осужденные стали бревнами бить ворота, чтобы выбежав, сделать большой групповой побег. Солдатам была дана команда, усилить охрану. Вдоль ограждения стояли солдаты с винтовками. К воротам был подтащен пулемет. Мы, подростки, невдалеке бегали, тряслись от страха и переживали за тех, кто не вышел из зоны. Я, конечно, со слезами ждала, чтобы отец вышел оттуда живым. Вдруг, дверь проходной открылась, и группу сотрудников выпустили из зоны в поселок. Все были живы и здоровы. Папа рассказывал, что, когда бунтари закричали, что всех их сожгут, и на самом деле подожгли штаб, папа с несколькими сотрудниками решили идти «гуськом» на проходную. Осужденные, которые были трезвыми и не принимали участия в бунте, поспособствовали отцу и другим выйти живыми из зоны. Надо сказать, что в основном в те годы, осужденные лояльно, а порой и уважительно относились к сотрудникам, понимали, что раз получили срок, надо его отбывать, а сотрудники, со своей стороны, не подчеркивали свое превосходство, видели в них таких же людей, как и сами, то есть, было доверие с обеих сторон. Когда начали ломать ворота, естественно, военнослужащие были готовы, согласно Присяги, применить оружие против буянов. Но до этого не дошло.
Первый начальник колонии Кивенко А.А.
Вдруг, по мосткам бежит начальник колонии майор Кивенко Алексей Афанасьевич, фронтовик, его в начале бунта в поселке не было. Шинель расстегнута, полы по ветру развиваются как бурка у Чапаева. Все заговорили: «Чапай, Чапай, идет!», у него было прозвище «Чапай». Он через проходную забежал на территорию колонии и бунтари сразу же отхлынули от ворот.
А потом «дело техники», вошли солдаты, арестовали, связали зачинщиков драки. Убрали четыре трупа осужденных, убитых ножами своими же подельниками. Трупы увезли. Дальше расследование. Бунтарей вновь осудили…». Больше ничего подобного в Курдюге не происходило. Иногда, редко, но случались побеги из лесного оцепления. Удачного, за всю историю лагеря не было ни одного. В основном жизнь в поселке шла размеренно и тихо. В нерабочее время сотрудники занимались рыбалкой и охотой.
Несмотря на то, что в Кỳрдюге был сухой закон, бытовое пьянство процветало, водку и пиво закупали ящиками с проходящих по Волго-Балту теплоходов или по случаю в ближайших населенных пунктах, хотя я за свою жизнь в поселке ни разу не видел валяющихся или шатающихся пьяных. В то время говорили: «До Советской власти далеко! Аж сто километров!» Подразумевая ближайший город Белозерск. Правда с приходом нового начальника колонии Валуева Евсея Алексеевича и командира роты, моего отца – Стребкова Николая Александровича, Советская власть в Кỳрдюге все же появилась. Усилились требования по выполнению своих должностных обязанностей к сотрудникам колонии и военнослужащим роты. Вокруг воинской части был построен забор с КПП. Отремонтирована казарма. Оборудован новый плац, спортивный городок. Поселок ежегодно подсыпался песком. Появились благоустроенный детский сад, столовая, новые дома. Заключенных перестали водить через поселок утром и вечером на работу и с работы на нижний склад, построив новый мост через безымянный приток Кỳрдюжки и широкие мостки на окраине поселка. Зарегистрировали все лодки жителей, присвоив им номера. Перекрыли бонами речку Кỳрдюжку, где она впадает в Ковжу, чтобы без разрешения и досмотра никто не мог проникнуть в поселок или уйти по реке из него. Одним словом, поселок благоустраивался, порядка стало больше.
Может кто-то из читателей, прочитав мой рассказ о поселке Курдюг, скажет, мол, что он, ребенок, мог знать, да еще о жизни за колючей проволокой. Но иногда дети, особенно мальчишки, в возрасте восемь-двенадцать лет, так как взрослые на них просто не обращают внимания, лазят там, где не каждый взрослый побывает, и слышат такое, о чем слышать не должны. Для нас детей, жизнь в поселке была интересна и увлекательна. Мы одинаково общались как с солдатами роты охраны, так и с осужденными-безконвойниками. Не боялись леса и воды, играли в кораблики, в войнушку и индейцев. Свободно управлялись с лодкой и рыболовными снастями. Ходили по грибы и ягоды. С детства были приучены колоть дрова, растапливать печь, носить воду в ведрах из колонки, помогать маме и бабушке полоскать белье в проруби. Умели пользоваться молотком и ручной пилой-ножовкой, чтобы смастерить себе игрушечный пистолетик или машинку. Не замечали бытовых неудобств, не обращали внимания на комаров, мошкару и слепней. Самым страшным наказанием было, когда родители не пускали погулять на улицу. Это была наша счастливая жизнь, другой мы тогда просто не знали!
Через много-много лет я побывал с братьями на том месте, где когда-то был поселок Курдюг, где прошло наше детство. По нахлынувшим воспоминаниям, я написал несколько рассказов, которые опубликовал в этой книге.
Путешествие в детство
Устарели стены деревянные.
В окнах больше не включают свет.
Годы, годы, годы окаянные.
Пролетают, мóчи больше нет.
Я стремглав лечу в поселок милый,
Вот мой дом, где детство проводил.
Сердце сжалось, словно над могилой.
Милый мой я так тебя любил…
Ты эпоха жизни человеческой.
Ты меня взрастил и воспитал.
А в пустых глазницах рвань трепещется.
Милый мальчик как же я устал….
Не терзай мне душу причитаньями,