Отделы

– А вы на какой войне травмировались? – поинтересовался у агента Донахью Бретт.

– Не на войне, друг мой. Со мной случилась другая история. Как ты должен был заметить, я родом из Англии. Пока весь мир не захлестнуло волной исламского терроризма, нам не давали покоя другие террористы – ирландские. Однажды ИРА взорвала очередную бомбу на вокзале, а мне не посчастливилось при этом очутиться поблизости. Я был тогда ребёнком, так что можно сказать, я вижу имаго почти всю свою жизнь… Ну, а теперь вот я обосновался в Америке!

Руфус Донахью покосился на Бретта.

– На тот случай, если ты всё ещё думаешь, что видел галлюцинацию, сообщаю: это не так, друг мой, ведь я видел то же, что и ты, а галлюцинации так не работают.

– За меня не волнуйтесь, – сказал Бретт.

Кивнув, агент Донахью продолжил:

– Мы должны воздать хвалу небесам и сильным мира сего за повсеместное развитие и внедрение информационных технологий. В былые времена мы с тобой, возможно, никогда бы не встретились. Твоё личное дело – бумажное личное дело – было бы заперто в каком-нибудь секретном-пресекретном архиве. Произошло бы чудо, если бы я или кто-то ещё на него наткнулся. Иногда я прихожу в ужас, когда представляю, сколько времени приходилось тратить нашим предшественникам на возню с кипами бумаг. В отличие от них, я могу получить доступ к любым базам данных, не вылезая из машины. Наш отдел мониторит все медицинские записи, как гражданские, так и особенно военные, связанные с травмами головы. Узнав о твоём ранении, мы поняли, что ты потенциальный кандидат. Как и у всех жертв «травмы прозрения», у тебя теперь в башке радар, настроенный на имаго. Рано или поздно он бы привёл тебя к месту трапезы, это было лишь вопросом времени. За тобой следили, друг мой. И когда ты появился там, где нужно, я тебя встретил…

То, что агент Донахью без тени смущения перешёл к неуклюжей вербовке, Бретта не удивило и не смутило. Вряд ли после всего они бы просто разошлись в разные стороны.

О своей неуклюжести агент Донахью скорее всего даже не подозревал. Или же она была видна только опытному «Котику». Британцу не хватало опыта и профессионализма, как у спецов ЦРУ и Ми-6. Возможно, сказывалась нехватка практики.

– Кстати, почему бы тебе прямо сейчас не проехать к нам в отдел и не пройти собеседование? – как ни в чём не бывало предложил агент Донахью. – По счастливому стечению обстоятельств наш директор прямо сейчас бодрствует и находится в офисе, на своём рабочем месте.

Настоящий профи обставил бы вербовку так, чтобы оставалась хотя бы видимость выбора. Руфус Донахью совсем не потрудился этого сделать. Для себя он уже решил, что отдел непременно должен заполучить в свои ряды тренированного и опытного «Морского котика» с «травмой прозрения», и, похоже, считал это почти свершившимся фактом. И только Бретт открыл рот, чтобы спустить его с небес на землю, как Руфус Донахью разразился целой речью:

– «Котики» без тебя не пропадут, друг мой. В армии полно плечистых и крепких ребят, а отделу «Лямбда» ты необходим позарез. Каждая жертва «травмы прозрения» нынче на вес золота, особенно если имеет специальную военную подготовку. Мы ведь тоже участвуем в войне, своего рода невидимой войне, о которой общественность даже не подозревает. Я и такие как я, при всех наших достоинствах, не солдаты. Мы и одного дня не были в армии. А вот ты – да, ты то что надо!

Бретт молчал.

– Да что тебя убеждать! – махнул рукой агент Донахью. – Ты сам всё видел. Имаго, друг мой, это проблема похлеще тех, с какими ты имел дело, и только «Лямбда» занимается решением этой проблемы. Если уж на то пошло, больше её решать некому. Национальная гвардия, полиция и все армейские части, вместе взятые, не могут противостоять врагу, которого даже не видят. Этот враг не вступает в переговоры и не обменивается дипломатическими нотами. Он просто ест людей. Не самых лучших представителей рода человеческого, согласен, но всё-таки людей. Задача отдела «Лямбда» заключается в том, чтобы имаго ненадолго пережили своих жертв. Мы – международная наднациональная организация с неограниченным бюджетом и полномочиями, не подчиняемся никаким федеральным службам и отчитываемся лишь перед узким кругом посвящённых в проблему лиц.

Поразмыслив, агент Донахью выложил последний козырь, чтобы сильнее впечатлить Бретта:

– Невзирая на то, что мы чрезвычайно секретный отдел, мы обладаем колоссальным влиянием, не побоюсь этих слов, на всю новейшую историю. Помнишь, кому я вознёс хвалу за повсеместное развитие и внедрение информационных технологий? Сильным мира сего. Правительства и технологические концерны самых развитых стран ещё полвека назад настолько устали от наших постоянных жалоб на бумажные завалы и нехватку информации, что ради облегчения нашей работы направили совсем в иное русло развитие ВСЕЙ человеческой цивилизации. Не туда, куда намечалось прежде, вследствие чего отрасли, бывшие в авангарде, сделались аутсайдерами, а аутсайдеры вышли в авангард.

Вспомни, как развивалась цивилизация в середине двадцатого века. Все бредили космосом, запускали на орбиту что попало, мечтали о городах на Луне и Марсе, о звездолётах и о покорении галактики. Никто не предвидел айфонов, интернета и микропроцессоров. Колоссальные средства шли на космос, а компьютеры были громоздкими, медленными и примитивными глыбами на лампах и перфолентах.

И вдруг, именно вдруг, буквально в одночасье по историческим меркам, всё изменилось. Бюджет НАСА урезали до совсем крохотного мизера. Настоящий космос стал неинтересен, ведь можно нарисовать на компьютере виртуальный и он будет неотличим от настоящего. Звездолёты, освоение планет и покорение галактики окончательно перекочевали в научную фантастику. Вместо них пошло лавинообразное развитие информационных и цифровых технологий. Почему? Да чтобы оцифровать распроклятые бумажные базы данных, чтобы передавать информацию в электронном виде на любое расстояние за долю секунды и тем самым облегчить взаимодействие между нашими региональными отделениями по всему миру и поиск нужных людей. Когда политики и промышленные магнаты, которых я называю «сильными мира сего», уяснили себе, какую опасность представляют имаго, они поднапряглись и нашли способ извлекать прибыль из новых технологий и заодно убедили общественность в их необходимости. В итоге и им хорошо стало и нам. Люди начали массово скупать компьютеры и прочую цифровую технику, а фанаты космоса уже воспринимаются как фрики, на уровне фентезийных ролевиков. Им хочется звездолётов и городов на Луне… Ну что ж, перебьются. Так что, если б не имаго – как знать? – может и впрямь мы бы сейчас уже осваивали Марс, а наши звездолёты летели бы к Арктуру и Сириусу…

Бретт слушал британца и не верил своим ушам. Если это не пустая похвальба, масштабы происходящего поражали. Получается, что недотёпы вроде Терри Уильямса и Эшли Адамс подсели на компьютерные игры и видеоприставки, а миллионы других людей проводят всё свободное время в интернете лишь потому что чрезвычайно секретный отдел изменил ход человеческой истории? Если это правда, то перед нею меркнут все теории заговора.

Именно в этот момент он всё для себя решил. Неважно, насколько плохой вербовщик Руфус Донахью. Главное, что он сказал правильные и важные слова. Идёт война, невидимая безжалостная война. Солдату с развитым чувством долга и справедливости, такому как Бретт Гейслер, этого достаточно. Его не нужно долго уговаривать что-то сделать, если он понимает, что должен, – нет, обязан! – это сделать. Вот как сейчас. Внутренний голос спрашивал: «Если не ты, то кто?» Действительно, кому же ещё участвовать в войне, как не солдату? Ничего другого-то Бретт всё равно не умеет. Вдобавок у него постоянно стояла перед глазами картина с павшим замертво кузеном Терри, так что за прожорливыми тварями водился должок. «Морские котики» никому и никогда не прощают личных обид. Убив и сожрав Терри Уильямса, имаго стали кровными врагами Бретта Гейслера и им ещё предстояло узнать, каково это.

– Ладно, – сказал он. – Раз ваш директор не спит, почему бы и впрямь не пройти собеседование.

Агент Донахью был доволен, приписав успех своему красноречию.

– Отлично, друг мой! Тебе у нас понравится. Кстати, мы уже приехали.

Слушая агента Донахью, да вдобавок плохо ориентируясь в городе, Бретт так и не понял, куда они заехали. Он увидел невысокое и ничем не примечательное офисное здание, в котором горела всего пара окон.

Руфус Донахью въехал на подземную парковку. Они с Бреттом вышли из машины и поднялись на лифте на самый верхний этаж. Бретт увидел обычный офисный зал, наполненный рабочими столами, отделёнными друг от друга перегородками, огромные мониторы на стенах, стеллажи, многофункциональные печатные устройства, кулеры и прочую дребедень.

Сейчас, посреди ночи, здесь было темно и безлюдно, лишь в одном-единственном кабинете за прозрачной перегородкой горел свет.

– Нам туда, – сказал Руфус Донахью.

Директором отдела «Лямбда» оказался высокий мужчина плотного телосложения, с осунувшимся лицом, седыми висками и большой лысиной. Его серый и невзрачный костюм госслужащего был старым и отнюдь не таким дорогим и стильным, как у агента Донахью. На вид директору было слегка за пятьдесят. Он выглядел усталым и не совсем здоровым.

– Директор Окли, – представился он, пожимая Бретту руку. – А вы значит тот самый сержант Гейслер, предположительная жертва «травмы прозрения»…

– Уже не предположительная, сэр, – поправил его Руфус Донахью. – Сегодня сержант прошёл боевое крещение.

– Ого! – в глазах директора Окли вспыхнул интерес. – Ну и как он держался? Как себя показал?

– Показал превосходно, сэр. Держался хладнокровно, не дрогнул при виде имаго и уложил тварь одним выстрелом, не допуская и мысли, что ему всё мерещится. Признаюсь вам честно, сэр, я первый раз вижу человека, который в подобных обстоятельствах ни на миг не потерял самообладания.

Директор Окли неспешно кивнул.

– Ну что ж, раз так, сержант, значит обстоятельства существенно сэкономили нам время. Вы сами всё видели и теперь знаете, что происходит и с чем мы имеем дело. У «Лямбды» постоянная нехватка людей, потому что «травмы прозрения» единичны и нетипичны, а кто-либо другой у нас работать не может. Когда имаго является, его нужно уметь видеть. Перед тем его ещё нужно суметь почувствовать, чтобы знать, где именно он явится. Вы, сержант, один из немногих счастливчиков, кто способен на то и другое. Вы можете искать и уничтожать имаго.

Постучав ногтем по монитору настольного компьютера, директор Окли продолжил:

– Мне понравилось ваше личное досье, сержант. Оно характеризует вас с самой лучшей стороны. Награды, ни единого нарекания за все годы службы. Ответственный, добросовестный, выдержанный. Идеальный кандидат для работы в отделе «Лямбда». Если вы согласны, считайте себя с этой минуты переведённым к нам. Вопросы с вашим армейским начальством я улажу. Или есть какие-то возражения?

– Нет, сэр, никаких возражений, – твёрдо ответил Бретт. – Сегодня эта тварь, одна из этих ваших имаго, убила моего кузена Терри. Так что у меня к ним личные счёты. Если такое происходит регулярно и повсеместно, я в деле. Можете на меня положиться, я убью столько тварей, сколько смогу, и буду стараться, покуда жив. Помимо этого, сэр, после всего, свидетелем чему я сегодня стал, дальнейшая служба в «Котиках» для меня всё равно, что барахтанье в луже, когда рядом плещется бескрайний и неизведанный океан. Думаю, для прежнего места я уже не гожусь, сэр. Хотелось бы попробовать что-то новое. Надеюсь, мои товарищи меня поймут…

Бретт не кривил душой. Он полагал, что раз обстоятельства наделили его экстраординарной способностью видеть ночных чудовищ и раз он уже оказался вовлечён в борьбу с ними, значит его священный долг, как человека, давшего присягу, использовать эту способность на благо общества, которое он поклялся защищать. К таким вещам в роду Гейслеров относились серьёзно.

– Сегодня я увидел и пережил то, что вряд ли когда-нибудь забуду – сказал он. – Я повстречал врага, на которого нельзя воздействовать пропагандой, денежной взяткой или экономическими санкциями, верно?

– Я скажу вам даже больше, сержант, – согласился директор, – на этого врага не подействуют и все наши дроны, авианосцы, атомные подводные лодки, ракетные части, танковые дивизии, авиационные эскадрильи, роты спецназа, погранслужба и конная полиция.

– Кто такие «Морские котики», сэр? Как вы должно быть знаете, это по сути команда охотников и убийц. Обычно наша цель, наша добыча принадлежит к людскому роду, но я не против, так сказать, расширить диапазон. Буду охотиться на ваших имаго и убивать их, пока руки держат оружие. Только, сэр, прежде, чем я приступлю к исполнению своих обязанностей, хотелось бы получить побольше информации.

– Мы с агентом Донахью предоставим вам любую информацию и все архивы отдела в вашем полном распоряжении. Отныне вы двое напарники. Зачисляю вас, сержант, для начала на временную стажировку, хоть и не вижу в ней надобности, но таковы правила…

Директор протянул Бретту стопку заранее подготовленных документов на подпись и после того, как тот их просмотрел и подписал, продолжил вводный инструктаж:

– По мере совершенствования средств коммуникации, а именно телеграфа, уже во второй половине девятнадцатого века правительства ведущих мировых держав всё больше и больше убеждались в том, что в мире существует ряд чрезвычайно опасных феноменов и что это не вымысел и не досужие фантазии полоумных «очевидцев». С этим нужно было что-то делать, чтобы не допустить в обществе массового помешательства и не потерять контроль над странами и народами. До середины двадцатого столетия каждая держава действовала сама по себе, однако после Второй мировой войны было принято решение объединить усилия в этой области и как-то решать свалившиеся на голову проблемы сообща, невзирая на текущие политические и экономические разногласия.

Всего в мире насчитали примерно два десятка паранормальных и сверхъестественных феноменов, которые желательно было бы скрыть от общественности. Для работы с каждым феноменом по отдельности создали аналогичное число международных отделов, обозначив каждый буквой греческого алфавита. Отделу «Лямбда» достались имаго… И с самого начала встала проблема дефицита кадров, настолько жесточайшего дефицита, что хоть волком вой. Да, чуть не забыл! Имаго появляются исключительно ночью, так что работа у полевых агентов в основном ночная. С этим есть проблемы, стажёр?

– Нет, сэр, никаких проблем, – ответил Бретт. – При отборе и подготовке «Котиков» выносливости и приспособляемости к текущим условиям уделяется не последнее внимание. Если я способен пробежать несколько десятков миль в полной экипировке или неделю ползать по горам и пустыням без нормального сна, отдыха и еды, то уж с ночным графиком работы как-нибудь справлюсь.

– Никто не знает, всегда ли имаго были активны лишь по ночам, – заговорил агент Донахью, который успел сходить в комнату отдыха и сварить на троих кофе. – Возможно когда-то давно они охотились и при свете дня, но со временем разобрались, что ночная мгла позволяет трапезничать незаметно, не пугая без надобности потенциальную еду. Тихонько появился, незаметно умял жертву и так же тихонько скрылся. Никаких следов. Однако эта ночная скрытность и нам тоже действует на руку. Ночами большинство улиц безлюдно, нет лишних свидетелей и это значительно облегчает нам работу, ведь имаго безошибочно выбирают наиболее безлюдные места.

– Так ведь имаго невидимы, – напомнил Бретт, беря предложенную чашку кофе. – Не всё ли равно, в каком месте они пожирают человека?

– Они-то может и невидимы, а вот их жертвы очень даже видимы. Представь, друг мой, имаго убивает человека в центральном парке и начинает его пожирать прям средь бела дня, а рядом сидят на лавочках и прогуливаются отдыхающие и всё видят. Они видят, как самый обыкновенный прохожий ни с того, ни с сего валится замертво, а потом от его тела сами собой отрываются куски и бесследно исчезают невесть где, так что вскоре от человека вообще ничегошеньки не остаётся. Неважно, что при этом люди не видят имаго, от этого они не станут менее напуганными и озадаченными. Как после этого убеждать их, что ничего особенного не произошло и им всё померещилось? Кто-то обязательно снимет трапезу на айфон и уже через мгновение видео окажется в сети. Его посмотрят миллионы!

Бретт вспомнил известный фантастический фильм.

– А у вас случайно нет такой штуки, как у «Людей в чёрном», которая стирает память?

– Я вас умоляю! – поморщился директор Окли, прихлёбывая горячий кофе. – Умейте всё-таки отличать фантазии от реальности.

Он аккуратно сложил подписанные Бреттом бумаги и убрал в сейф.

– Хочу напомнить ещё раз, что отдел работает в режиме абсолютной секретности. По причинам, которые и так очевидны, вы никому не должны рассказывать какие-либо подробности о своей нынешней работе. Ни-ко-му. Ни родственникам, ни друзьям, ни священнику на исповеди, ни даже Иисусу во время Страшного суда. Ваша служба в «Котиках» должна была приучить вас к правильному восприятию таких вещей, верно ведь?

– Так точно, сэр, – подтвердил Бретт. – Я очень хорошо знаю, как нужно себя вести в подобных обстоятельствах и ничего против не имею.

– Официально, – продолжал директор, – мы якобы являемся одной из структур госбезопасности. Но это лишь прикрытие для того, чтобы копы не останавливали нас за превышение скорости и за неправильную парковку, или чтобы в аэропорту не цеплялись к разрешению на оружие.

Он встал и ещё раз пожал Бретту руку.

– Добро пожаловать в отдел «Лямбда», стажёр Гейслер. Полагаю, вы у нас быстро освоитесь…

Так Бретт начал работать в отделе «Лямбда», стараясь не заморачиваться по поводу своих новых обязанностей, и действительно быстро освоился в новой роли – в роли охотника на монстров из ночных кошмаров, как любили называть имаго в отделе. Рано или поздно человек привыкает ко всему, особенно человек, отдавший службе в «Котиках» несколько лет жизни. Бретт без труда вписался в новый род занятий, потому что не таким уж он был и новым. В отделе «Лямбда» работать было даже легче, потому что имаго не были людьми, они ели людей, а значит можно было не напрягаться по поводу гуманизма, этики и морали.

Ставший его наставником Руфус Донахью подошёл к своим обязанностям весьма основательно. После вручения Бретту временного бейджа стажёра, он отвёз его на лифте на один из подземных этажей, где располагался тир.

– Сразу забудь про обычное оружие, – сказал он. – Забудь про обоймы, гильзы и отдачу при стрельбе. Никто, нигде и никогда не видел, чтобы на имаго действовали пули. Наши пушки, друг мой, – это особенные излучатели. Ничего конкретного я тебе про них не скажу, потому что я не технарь, а всего лишь скромный полевой агент. К тому же пушки для нас делают в Японии. Тамошние спецы как-то сразу ухватили суть ещё в конце сороковых годов прошлого века. Иногда у меня создаётся впечатление, что японцы самой природой созданы для производства продвинутой и навороченной техники…

Мишенями в тире служили специальные сенсорные панели, чувствительные к излучению оружия. Только оружие нужно было сперва переключить на минимальную мощность, чтобы не расходовать заряд батареи слишком быстро.

Поначалу Бретт никак не мог отделаться от ощущения, что его пушка неисправна. Когда стреляешь из обычного пистолета, грохот выстрела и отдача дают понять, что выстрел произведён. Здесь же Бретт жал на спуск и ничего не происходило. Непонятно, выстрелил ты или нет. Только на сенсорной панели загорался зелёный индикатор в случае попадания или же красный в случае промаха.

– Ничего, приноровишься, – ободрил его агент Донахью. – Говорю же, забудь всё, что знал о стрельбе раньше. Представь, что у тебя в руках некое подобие пульта от телевизора, а твоя цель – это сам телевизор, в котором нужно переключить канал. Каналов всего два: один называется «живой имаго», а другой «мёртвый имаго». Стреляя из этой пушки, ты просто переключаешь каналы и делаешь живого имаго мёртвым. Не нужно напрягать руку, расслабь её, действуй мягко и плавно.

– Разве нельзя было сделать излучение видимым, типа лазерного луча? – недовольно проворчал Бретт.

– Претензии не ко мне, – рассмеялся Руфус Донахью. – Я всего лишь скромный полевой агент… Слышал когда-нибудь о человеке по имени Никола Тесла?

– Это тот парень, который, говорят, взорвал плазменный шар над Тунгусской тайгой?

– Не берусь подтверждать или опровергать это, друг мой, однако речь сейчас не о том. Примерно с середины девятнадцатого столетия, т. е. практически сразу же, как о проблеме имаго стало известно, к работе над её решением мало-помалу подключались многие известные и выдающиеся личности. Неофициально, разумеется. А в начале двадцатого столетия одной из таких личностей стал легендарный Никола Тесла…

По тому, как Руфус Донахью говорил, было видно, что он большой поклонник Теслы.

– Тесла, друг мой, был вообще исключительной личностью, уж поверь мне! Широкая общественность пока что не знает даже о десятой доле сделанных им открытий. Ты вот уже в курсе, как можно видеть имаго – посредством «травмы прозрения». А Тесла опытным путём установил, что это не единственный способ!

Дело в том, что наш большой и сложно устроенный мозг весьма чувствителен к воздействию электрических и магнитных полей. Воздействие поля достаточной силы влияет на нейрофизиологию и как следствие на ментальные процессы центральной нервной системы. Внешние слои мозга – кора больших полушарий – состоят из множества участков, каждый из которых отвечает за ту или иную функцию – слух, зрение, обоняние, речь, тонкую моторику и т. д. Воздействуя электрическими или магнитными полями на эти участки, можно варьировать и соответствующие функции организма.

Тесла был большим любителем проводить эксперименты с электрическими токами и полями, в том числе и на самом себе. И вот однажды, во время такого эксперимента он случайно добился такого же эффекта, какой бывает при «травме прозрения». Его зрительный центр «переключился» в режим, при котором можно видеть имаго. Разница лишь в том, что при «травме прозрения» этот эффект постоянен, а Тесла мог видеть имаго, лишь пока электрическое поле воздействовало на мозг. Стоило ему выключить рубильник, зрение возвращалось в норму.

Думая, что электрическое поле вызывает в мозгу болезненные галлюцинации, Тесла обратился за консультацией к доктору. К счастью, им оказался врач, посвящённый в тайну имаго. Таким образом наши с тобой предшественники заполучили в свои ряды гениальнейшего изобретателя. Ознакомившись с проблемой, Тесла тотчас же включился в работу и создал излучатель, способный убивать имаго…

Агент Донахью внезапно помрачнел.

– Увы, друг мой, изобретение этого оружия стало последним изобретением Теслы. Вопреки официальной версии о его смерти, могу тебе сказать, что его убили имаго. Убили и не сделали ни малейшей попытки сожрать.

Наверно ты слышал теорию заговора о том, что правительственные агенты похитили весь архив и все чертежи Теслы, все его документы и наработки. Наши с тобой предшественники и распустили этот слух, а в действительности они сами и забрали все бумаги Теслы, чтобы продолжить работы по совершенствованию оружия против имаго. То, что ты, друг мой, держишь сейчас в руке, это результат долгих и кропотливых усилий множества людей. Уважай чужой труд и не морщись.

Бретт, однако, услышал в рассказе агента Донахью нечто более интересное и важное.

– Значит имаго не просто пассивные пожиратели беспомощных незрячих человечков? При необходимости они способны нападать?

– Нападение на Теслу и демонстративное убийство не с целью пропитания – единственный известный случай. Больше подобного не наблюдалось.

– Ага. И этой единственной нетипичной жертвой оказался человек, придумавший оружие против имаго. Я один не вижу здесь совпадения?

– Никто и не говорит о совпадениях!

– Чего ещё мы не знаем об имаго? – спросил Бретт, небрежно поигрывая излучателем, похожим на шуруповёрт.

– Аналитики «Лямбды» отдают себе отчёт в том, что наши знания об имаго неполны и стараются как могут. – Агент Донахью словно оправдывался. – Мы наращиваем знания буквально по крупицам. Причина та же – дефицит кадров. Учёные и технари ведь не участвуют в войнах и спортивных состязаниях, где они могли бы получить «травму прозрения», а значит в их распоряжении имеется лишь опосредованное знание об имаго, собранное с чужих слов…

Они продолжили этот разговор утром, когда зашли в кафе перекусить (весь остаток ночи Руфус Донахью гонял Бретта в тире).

– Так имаго всё-таки разумны или нет? – спросил Бретт у наставника.

Тот пожал плечами и словно нехотя сказал:

– Сложно утверждать что-либо однозначно. Не забывай, что в наш мир имаго приходят только для утоления голода. Займись они чем-нибудь ещё, можно было бы от этого плясать дальше. Пауки плетут сети, муравьи строят муравейники, пчёлы опыляют цветы, птицы поют и вьют гнёзда, олени бодаются за самку… Наглядные проявления их жизнедеятельности прекрасно иллюстрируют и характеризуют эту самую жизнедеятельность. С имаго всё иначе.