Кардиограмма любви

– Нет, она лежала в том самом положении, в каком вы её оставили. Она не приходила в себя, иначе бы аппараты среагировали на её движение. Меня зовут Светлана, – девушка продолжает говорить также мягко.

– Тогда я не знаю. Может… Может я и вправду схожу с ума, но вот что я обнаружил в своем блокноте. Помните, я его оставил на столике? Светлана, я не псих, но эти два слова появились в блокноте. Их там не было. Я четко это помню – их не было.

Светлана видит на развороте листов надпись: «За что?» Затейливая завитушка украшает первую букву. Словно откушенное с острого конца пряничное сердечко. Возможно, от нервного истощения он сам их написал, а теперь пытается попасть к жене… Зачем? Что он добьется от лежащей в коме? Он может только навредить.

– Знаете, Сергей, приходите лучше завтра. Сейчас же езжайте домой, примите пару таблеток «Афобазола» или тридцать капель «Гербиона». Вас всё равно сейчас не пустят… Нет-нет, не спорьте. Дядя Миша не пустит, я точно знаю. А завтра придете и сами всё спросите у жены. Хорошо?

Сергей сердито сопит, но не может не признать правоту девушки. И сам он понимает, насколько глупо выглядит сейчас. Понимает, но ничего поделать не может. То, что он сделает дальше, не должен делать сдержанный мужчина, не должен делать генеральный директор концерна. Мужчина не должен показывать слабость. Но Сергей ничего не может с собой поделать – эмоциям нужен выход.

 Он стискивает блокнотик в руке, поднимает голову вверх и громко, так громко, что с ближайших лип с карканьем слетают вороны, кричит:

– Татьяна! Я! Люблю! Тебя!

Интерлюдия

– Вы слышите? Слышите?

– Да, это кричит твой Сергей. Он находится возле больницы.

– Как? Как мне ему ответить? Как мне сказать, что я тоже люблю его?

– Ты сможешь сделать это завтра.

– Но как?

– Также, как и сегодня. Какая мысль тебя мучала до тех пор, пока я не отозвался?

– Почему я здесь оказалась? За что мне это?

– Вот именно. Самая сильная мысль оказалась выплеснутой на твой подарок. Из-за этих слов он и примчался.

– На какой подарок?

– На тот, который у Сергея постоянно с собой.

– На часы? На телефон?

– Твоя мысль проявилась у него в блокноте. Два слова. «За что?»

– В датском? С оловянным солдатиком и балериной? А я могу ещё раз…?

– Да в нем. Да, можешь, но только завтра. Выплеск ментальной силы истощает, а ведь ты ещё не закончила дела на Земле. Не только Сергей тебя не отпускает, но и ты держишься за то мгновение, которое люди называют жизнью.

– Я могу только писать? Он увидит лишь записи?

– Не только. Ты ещё можешь… Нет, это очень трудное решение. Вопрос нужно уточнить у Высших сфер.

– Что я могу? Ответь!

– Я не хочу тебя ранить надеждой. О возможном выходе из ситуации мы узнаем только завтра.

– Пожа-а-алуйста.

– Только завтра.

– Не знала, что ангелы могут быть такими злыми.

– Я не злой, я забочусь о тебе. Я могу подарить надежду, а завтра же отнять её… Это будет очень жестоко.

– Мы так и будем беседовать дальше в этом белом свете? Я не могу разговаривать и не видеть собеседника. Я чувствую от этого дискомфорт.

– Странно, а при беседе по телефону у тебя таких проблем не возникало.

– Раньше я могла представить себе, с кем говорю. Могла видеть свои руки-ноги, а теперь… одно сплошное белое пространство. Так будет продолжаться до тех пор, пока… пока я не завершу свои дела?

– Ты и сейчас можешь представить себе любое место, и оно окажется здесь. Это же твой дом, это твое сновидение. Можешь представить меня таким, каким захочешь. Внешняя оболочка важна только для тебя.

– Вы не ответили на последний вопрос.

– Ты сама знаешь на него ответ.

Глава 3

Пробуждение утром с больной головой вряд ли обрадует живое существо. Двуногому существу с гордым названием «человек» такое пробуждение точно не доставляет удовольствия.

Двуногое существо по имени Сергей смог забыться лишь на рассвете. Окунулся в темноту сновидений и остаток ночи бежал к закрытой двери. К деревянной дачной двери, за которой скрылась любимая жена. Его Татьяна.

Он слышал, как завелась «Бентли», слышал, как скользнули в сторону раздвижные ворота. Он немного не успевал. Совсем чуть-чуть. Он почти коснулся дверной ручки и набрал в грудь воздуха, чтобы крикнуть о том, что просит прощения. Сергей хотел много чего ещё прокричать, но противный зуммер вырвал из липкого сна.

Покрывало мокрой тряпкой отлетает в сторону. Сергей проводит ладонью по лбу, на коже поблескивают капли пота. Кондиционер вроде бы исправен, почему же он так вспотел?

– Доброе утро! – бодрым голосом приветствует густо накрашенная ведущая из экрана телевизора. – В Москве сейчас хорошая погода. Мы гуляем по Краснопресненской набережной и ведем отсюда наш репортаж…

Телевизор сам включился, стоило только фиксатору движения засечь перемещение. Татьяна любила смотреть во время «Доброе утро». Говорила, что это её заряжает оптимизмом. Это днем и вечером в основном говорят об убийствах и трагедиях. Утро должно быть добрым. Вот только вряд ли можно назвать добрым утро, которое начинается с головной боли.

Черный кофе горчит, тосты кажутся пересушенными, яичница подгорает. Мужчина пытается обходиться без женщины. У мужчины это получается плохо. Нет, Сергей умеет обращаться и с плитой, и с приготовлением, но мысли витают далеко. Они находятся в палате, рядом с женой. Рядом с единственным существом, которое прошла с ним через многие тернии, чтобы оказаться в прослойке общества, называемой «элитой».

Сколько ей пришлось пережить, когда они развивали свою фирму? Она терпела. Сколько раз он не приходил домой, оставаясь ночевать в офисе, а утром приветствовал её огромными мешками под глазами. Она терпела. Сколько раз он падал без сил на кровать, чтобы тут же отключиться? Она терпела. Сил не хватало на поцелуй, не то что на полноценный секс. Она всегда была рядом. Она поддерживала и подбадривала. И что? К чему все эти деньги, акции, заводы, компании? Зачем всё это, если её рядом нет?

– Сегодня день летнего солнцестояния, а в этот день… – вещает улыбчивая ведущая, волосами которой играет шаловливый ветер.

«А в этот день нет со мной Татьяны», – мрачно думает Сергей, когда выходит из душа и слышит женский голос. – «Сегодня я буду у неё. А пока что нужно сосредоточиться на работе!»

Москва-сити встречает блестящими небоскребами. Его парковочное место свободно, и черная пуля «Мерседеса» ложится в него как в обойму. Асфальт рядом будет свободен еще долгое время. Там всегда вставала красная «Бентли» Татьяны. Они ставили машины под камеры наблюдения и спокойно шли в офис. По пути переговаривались, шутили, поднимали друг другу настроение и настраивались на рабочий день.

Так было в прошлом… Вряд ли когда такое будет в будущем. Сергей покидает уютное кожаное нутро автомобиля.

Костюмы, костюмы, костюмы. Кругом одни костюмы и серьезные лица. На работу идут штампованные люди со штампованными физиономиями, в глазах которых видна одна лишь нажива. Интересно, а дома, когда они снимают костюм и надевают треники с оттянутыми коленками, эти люди скидывают рабочие маски, или постное выражение лица навсегда приклеивается к деловому человеку?

Сергей грустно усмехается своим мыслям. Конечно же снимают. Маска – это всего лишь предмет рабочего обихода, который надевают для лучшей продажи себя. Чем крепче маска, тем меньше эмоций вырывается наружу. Дома он заставлял себя стаскивать холодное выражение, то самое, которое сейчас отражается в стекле раздвижной двери. Дома он как в крепости, где прекрасная принцесса любила его – рыцаря и дракона в одном существе. И головная боль у этого двуногого существа до сих пор не проходит.

Нет, надо погрузиться в работу, уйти от невеселых мыслей в привычный омут рутины. Кивать на приветствия людей, скользить спокойным взглядом по лицам, уверенно шагать по начищенным плиткам пола. Выглядеть собранным и сосредоточенным. Представлять своим видом несокрушимый айсберг, о который разобьется любой «Титаник». Руководитель не может себе позволить выглядеть несчастным и разбитым, ведь на него смотрят подчиненные.

На тридцатом этаже он задерживается у двери с табличкой «Исполнительный директор Курихина Т. А.» Её дверь находится напротив его кабинета, но законы бизнеса не любят сердечных отношений. Случались дни, когда они расставались утром, а встречались лишь вечером, за ужином. Двадцать метров, но и они были пропастью.

Ковровые дорожки скрадывают шаги, матовое стекло стен кабинетов лишь намекает, что внутри находятся люди. Встречные коллеги здороваются и отводят глаза.

Когда у тебя счастье, то все стараются оказаться рядом, отщипнуть кусочек. В горе же люди сторонятся тебя, как прокаженного. Боятся, что беда может перекинуться и на них. Короткие «здравствуйте» и тут же отводят глаза. Даже Дарья, секретарь. Здоровается, протягивает бумаги на подпись… и не поднимает глаз.

Коричневая дверь закрывается за спиной. Тишина. Тишина и одиночество. За дверью бурлит жизнь, а тут…

Из панорамного окна кабинета генерального директора открывается прекрасный вид на лежащую внизу Москву. Когда они с Татьяной в прошлом году первый раз посетили этот кабинет, то стояли зачарованные грандиозным московским закатом. Небо горело раскаленной жаровней с редкими угольками облаков. Он обнимал её, стоя за спиной, и шептал, что у них всё будет хорошо. И она в его руках… такая мягкая, чудесно пахнущая…

Сергей кладет бумаги на кипарисовый стол, подходит к окну. Из зелени деревьев выныривают геометрические фигуры домов, кубы и параллелепипеды. Словно маленький ребенок играл и оставил детальки «Лего» на траве. Люди внизу мелкие, как муравьи. Садятся эти муравьи в блестящие коробочки и отъезжают по своим муравьиным делам. Вон и его черная коробочка. Вот только красной коробочки Татьяны рядом нет.

Сердце начинает стучать сильнее. А если сейчас сделать пару шагов назад и…

– Сергей Павлович, к вам Людмила Анатольевна, – коммуникатор беспардонно вырывает из мрачных мыслей.

– Да, Дарья, пусть заходит. – Сергей делает над собой усилие, приклеивает на место маску генерального директора и идет встречать начальницу отдела по рекламе.

Центр Москва-сити диктует строгий дресс-код, поэтому здесь не ходят в легкомысленных сарафанчиках, которые исчезают, если владелица встанет на свет. Но женщина всегда остается женщиной и Людмиле Терентьевой удается быть соблазнительной даже в синем деловом костюме. Темные волосы чуть отдают каштаном, словно грива игреневой лошадки под дождем. Кусочки неба смотрят, не моргая, гипнотизируют начальника. Сколько же часов нужно провести в фитнес-зале и сколько нервов убить на диеты, чтобы получить такую соблазнительную фигуру? Или это результаты хирургического вмешательства?

– Здравствуйте, Сергей Павлович. Простите, что беспокою вас…

Смотрит вопросительно, как нашкодивший ребенок на уставшую маму – прогонит или улыбнется? Сергей кивает в ответ и делает приглашающий жест в сторону кресла.

– Здравствуйте, Людмила Анатольевна. Ничего страшного, мне как раз нужно погрузиться в работу, а то бизнес не любит, когда о нем забывают.

Женщина проходит к столу и раскладывает по блестящей поверхности несколько эскизов. Сергей рассматривает рисунки. От его мнения зависело развитие рекламной кампании. Может кому-то покажется странным, но так уж повелось с запуска первого рекламного ролика, что решающее мнение выносит именно Сергей.

У него обнаружился редкий дар так красиво преподнести свой товар, что люди выбирали именно их бытовую технику. Ролики запоминались, слоганы врезались в память, и концерн «Тансер» уверенно протискивался среди таких гигантов, как «Bosh»и «Sony».

– Мне так жаль… Нам очень не хватает Татьяны.

– Она ещё вернется. Соскучится по работе и вернется. Вот тогда вы будете вспоминать дни без неё летними каникулами, – хмыкает Сергей и откладывает в сторону пару рисунков. – Зачем вы выбрали военную тематику?

На фоне бассейна лежит худенькая женщина, и к ней подъезжает чайник на колесиках. С первого взгляда чайник можно принять за футуристический танк. На другом рисунке газовая плита похожа на бруствер, из которого выглядывает курица-гриль. Всё бы ничего, но у этой курицы на месте головы находится круглая каска. Другие рисунки тоже делали акцент на военной теме.

– Сейчас идет такой подъем патриотизма, что мы подумали…

– Вы подумали, что такой агрессивной рекламой можно приманить покупателя? Нет, Людмила. Санкции снимут не сегодня, так завтра. И где мы окажемся с этой рекламой, когда россиянам снова скажут, что Америка дружественная страна? Нет, надо смотреть в будущее. Мы не будем спекулировать на патриотизме. Мы производим качественную бытовую технику, а не орудия смерти, – покачивает головой Сергей, когда разглядывает рисунки.

Татьяне это точно не понравится. Мало кому бы это понравилось.

– Но вот этот рисунок… Видите, вполне мирный, – Людмила показывает на крайний рисунок, где среди ромашек змеёй ползет плойка, а за ней крадется тостер.

Показывает на рисунок и словно невзначай прикасается бедром к бедру директора.

Нос Сергея распознает сладковатый запах сирени и кедрового ореха. Ноздри невольно дергаются, когда втягивают воздух. Людмила протягивает руку, чуть нагибается над столом и вырез блузки бросается в глаза.

Когда она успела обойти стол и приблизиться к Сергею? Слишком уж он внимательно всматривается в эскизы. И слишком внимательно будет всматриваться, чтобы переводить взгляд на загорелую кожу двух приоткрытых полушарий.

– Нет! Это тоже не годится, – Сергей отстраняется от Людмилы и складывает рисунки в одну кучу. – Я верю, что вы можете придумать что-либо более действенное, чем эти агрессивные предметы. Техника должна быть помощником человеку. Всё для домохозяек, всё для милых дам. Вот в таком ключе и надо работать. Не стоит рисовать мишени для мужей-охотников. Это же не техноапокалипсис.

Людмила улыбается загадочной улыбкой. Такую улыбку можно увидеть на портрете Моны Лизы. Вроде бы и задумчивая, вроде бы и загадочная. Голубые огоньки глаз сверкают яркими диодами.

– Хорошо, Сергей Павлович, в следующий раз мы постараемся придумать более действенное решение, – эскизы аккуратно складываются в папочку и синий прямоугольник прижимается к вырезу блузки. – Я рада, что вы так хорошо себя держите в руках.

– Спасибо. А я жду ваших новых наработок. Думаю, что сегодня к вечеру вы вполне сможете их осуществить, – кивает Сергей.

Покачивая бедрами, словно ступает по подиуму, Людмила неспешно удаляется.

– Мы постараемся, – снова мелькает загадочная улыбка, и дверь закрывается за женской спиной.

Сергей лишь спустя несколько минут вспоминает, что вечером он не сможет увидеть эскизы. Вечером он будет у жены. У Танечки.

Он снова открывает блокнотик на страничке с буквами.

«За что?»

Надпись никуда не делась. Вот только что-то ещё появляется с другой стороны листка. Какие-то буквы…

Он с замиранием сердца переворачивает листок и там…

Блокнотик падает из рук. Он шлепается на эксклюзивный паркет с изогнутой структурой и издает глухой квакающий звук, словно недовольный подобным обращением. Оловянный солдатик всё с той же любовью взирает на балерину, а она тянет к нему тонкие ручки.

Показалось? Нет?

Неужели и в самом деле..?

Кожаное кресло скрипит под Сергеем, а тот с трудом успокаивает дрожь в ногах. Рука тянется к блокнотику. Рука открывает на нужной странице. Открывает медленно, осторожно, словно переносит бабочку с одного цветка на другой. Головная боль забыта, словно её никогда и не было.

Нет, не показалось. Округлым почерком, Татьяниным почерком, выведены слова: «Я люблю тебя! Всё будет хорошо!»

Интерлюдия

– У меня получилось?

– Да, он увидел твое послание. Он радуется, как ребенок.

– Очень тяжело. Я чувствую усталость. Неужели так будет каждый раз?

– Нет, не каждый… Я узнал у… В общем, ты можешь общаться с Сергеем по-иному.

– Как? Я согласна на всё! Как же? Не молчите!

– Если сможешь найти человека, который согласится выручить тебя, помочь тебе… Если он даст согласие быть запертым в твоем теле, пока ты будешь хозяйничать в его… Это маловероятно, но именно в таком случае ты сможешь поговорить с Сергеем.

– Но где же я найду такого человека?

– Ты можешь походить по снам своих знакомых, попросить их. Или уговорить кого-нибудь незнакомого. У тебя много возможностей, которые ты пока ещё не использовала.

– Моих знакомых? Я могу обойти всех, но как их убедить? Ведь я же невидима.

– Я вчера говорил, что ты можешь представить любое место, которое тебе нравилось в реальной жизни. Попробуй.

Сначала в белом безграничном свете возникает легкий туман, похожий на дымок от березовых дров. Потом этот дымок начинает уплотняться. Он меняется, изгибается, танцует и становится гуще. Сквозь волны дыма проступают очертания кресел, стен, пола и потолка.

Проходит ещё немного времени и вместо яркой белизны возникает комната, где горит огонь в камине, где возле камина стоят кресла и круглый столик, где на стенах висят прекрасные пейзажи, а под потолком светит люстра. Гостиная их дачи. Место, где они любили вместе с Сергеем просто сидеть у огня и молчать. Место, откуда она выбежала во время ссоры.

– Видишь, у тебя всё получилось.

– Но я всё также бесплотна.

– Напрягись и представь себя. Ты можешь быть той, которую помнишь. Можешь стать маленькой девочкой, или же юной студенткой.

– Нет, я хочу быть собой, прежней.

В центре комнаты проступают очертания женской фигуры. Словно фотографию опустили в проявитель, и теперь, миллиметр за миллиметром, возникает она, Татьяна. Светлые волосы забраны в конский хвост, зеленый спортивный костюм не скрывает, а подчеркивает ладную фигуру. Светлые глаза осматривают проступающие руки и ноги. Ни ран, ни ссадин, ни царапин. Такая же, как в момент, когда она выбежала на улицу.

– Чудесно, теперь меня точно узнают.

– Хорошо. Я рад, что тебе это удалось. Ты очень сильная женщина.

– А теперь я представлю вас. Поверьте, очень надоело разговаривать с невидимкой.

Глава 4

Продавщица цветов озадаченно смотрит на симпатичного русоволосого мужчину. Судя по дорогому костюму, количеству банковских карт и прослойке купюр в кошельке, он запросто может купить всё содержимое ларька с крикливым названием «Цветочный бутик», а на сдачу приобрести островок на Гаваях. Почему же он просит именно полевые цветы?

– Мужчина, если вы хотите удивить и порадовать свою женщину, то лучше вот этого букета вам не найти, – продавщица пытается перевести внимание на другой букет, более солидный. – Модные дизайнеры рекомендуют в этом месяце исключительно орхидеи и лилии. Они должны подчеркнуть…

– Спасибо, я ценю вашу заботу, но мне нужны другие.

– Но это же для студентов, а вы, такой импозантный мужчина… Может, посмотрите вот на эти? – женщина показывает на шикарный букет, яркий и без сомнения безумно дорогой. Тут же «Цветочный бутик», а не вазоны у бабушки из подземного перехода.

Розы всех цветов радуги высовывают соцветия из плетеной корзинки и кричат, широко разевая бутоны, что они рождены быть подаренными. Прозрачная пленка украшена золотистой бахромой, призванной создать иллюзию богатства и обеспеченности дарителя. Кичливо, напыщенно и… безвкусно.

– Ещё раз спасибо, девушка. Я понимаю ваше желание помочь, но прошу всё же этот букет. Если снова будете предлагать иные варианты, то я уеду в другое место.

– Хорошо, этот так этот, но вот если…

Мужчина не дает женщине договорить. Он кладет купюру, в несколько раз превышающую стоимость букета, на монетницу, забирает приглянувшийся букет из ромашек, васильков, колокольчиков, и выходит наружу. Вслед несется несмелый окрик о сдаче. Понятно, что продавщица сидит на проценте с продаж, но рассказывать ей, что нужен букет именно полевых цветов – нет никакого желания. Рассказывать о лежащей в больнице жене – терять напрасно время. А час открытия посещений неумолимо приближается.

Продавщица вздыхает, глядя, как мужчина садится в дорогой «Мерседес» и кладет на второе сидение непритязательную покупку. Вот повезло кому-то. Она бы тоже не отказалась принять подарок из его рук. Любой подарок, даже этот задрипаный букетик… А пока женщина открывает любовный роман, чтение которого было прервано появлением мужчины, и снова погружается в переживания за главных героев.

Несмотря на все попытки окунуться в работу, у Сергея снова ничего не получается. После обнаруженных слов в груди вырос теплый воздушный шар, который никак не хочет сдуваться. Этот шар щекочет изнутри и каким-то образом старается растянуть уголки губ в улыбке. Леонид Михайлович только взглянул на него и тут же посоветовал сегодня взять выходной. Улыбку сдержать не удается. И это в глазах главного заместителя было не совсем верно, не совсем правильно. В глазах управляющего это был очевидный намек на психоз. Сергей не стал спорить.

«Я люблю тебя! Всё будет хорошо!»

Сколько раз эти слова поднимали его в прошлом? Когда он походил на боксера в нокауте, когда ноги становились ватными, а руки отказывались подниматься? Когда проверки следовали одна за другой, а счета грозились стать замороженными? Когда проблемы наступали со всех сторон и тянули клыкастые пасти, чтобы оторвать кусок заработанного потом и кровью?

«Я люблю тебя! Всё будет хорошо!» – говорила Татьяна и словно вливала в Сергея живую воду.

И проблемы становились несущественными и вполне решаемыми, и проверяющие люди с инстанций приходили и уходили удовлетворенными, и счета размораживались.

«Я люблю тебя! Всё будет хорошо!»

Такими же словами он подбадривал, когда у Татьяны что-то не получалось. Говорил и видел, как она расцветает. Говорил и не сомневался, что это правда.

Это была их формула, их волшебное заклинание, которое способно было осушать моря и растирать горы в пыль. И эти слова оказались на листке блокнота. Без сомнения, это написала Татьяна.

Бледно-желтое здание больницы взирает подслеповатыми глазами на то, как из припаркованного «Мерседеса» выходит мужчина с букетиком в руках. Солнце разбрасывает лучи по капотам и лобовым стеклам машин. Оно пускает зайчики в палаты, словно влюбленный мальчишка вызывает девочку из соседнего двора погулять. Да, сейчас стоит только позвонить по мобильному телефону, или скинуть смску, как девушка скажет о своей готовности выйти на улицу, а Сергей застал ещё то время, когда вызывал Татьяну на прогулку с помощью шаловливых отблесков зеркальца.

Охранник скользит равнодушным взглядом по Сергею, когда тот проходит мимо и толкает рукоять турникета. Не узнал или делает вид? А может, это другой человек? Настроение у Сергея такое, что без раздумий попросил бы прощения, стоит охраннику заикнуться о вчерашнем эпизоде. Но тот не заикается.

Сергей идет по больничному коридору и невольно сравнивает его с белым медицинским халатом. Вот белый-белый потолок, словно халат только что вынули со склада. Вот стены, светло-бежевые – халат носят не меньше десяти стирок. Вот пол, светло-сероватый, будто халат уже находится на крайней стадии, когда нитки начинают истончаться и лопаться от времени. И темно-серые пролеты лестниц, крайняя стадия халата – половая тряпка.

Он открывает дверь в нужную палату, словно приоткрывает карман у халата, и натыкается на взгляд зеленых глаз. Вчерашняя медсестра. Девушка робко улыбается и отходит от окна.

– Здравствуйте…ммм… Светлана, – Сергею снова приходится искать глазами бейджик. Почему-то её имя выскакивает у него постоянно из головы.

– Здравствуйте, Сергей Павлович. Сегодня вам лучше?

– Мне да, а как дела у Татьяны?

Сергей вставляет букет рядом со вчерашними. Цветы ничуть не повяли, будто в воду кинули полтаблетки стрептомицина.

Татьяна лежит в том самом положении, в каком он её вчера оставил. Вот только постельное белье другое. И рука лежит на груди. Татьяна всё также спит в своем зачарованном сне. Если бы можно было, как в сказке, разбудить её поцелуем…

– Вы знаете, сегодня был небольшой скачок активности… сработал кардиомонитор. Вроде бы ничего существенного, но на фоне общей стабильности… Вам об этом лучше всего поговорить с доктором. В целом состояние не улучшилось, но и не ухудшилось, – добавляет Светлана, видя, как дымка ложится на лоб Сергея.

Сергей секунду колеблется, потом достает блокнот. Видит удивленно вскинутые брови Светланы. Почему он решает ей показать запись? Он и сам не знает.

– Прошу прощения за мое вчерашнее поведение, я был немного не в себе. Но сегодня случилось вот это. Новые слова появились на листке. Это наши с Татьяной слова. Вы можете сказать, как они тут появились?

«Я люблю тебя! Всё будет хорошо!»

Светлана сглатывает и на её щеках появляется румянец. Как объяснить этому мужчине в дорогом костюме, что это всего лишь его фантазия? Что это он сам написал и забыл? А он смотрит. Смотрит с надеждой, что девушка даст ответ. Не известные психотерапевты и психологи, а она, девушка-медсестра.