Колдовской замок. Часть V. Интермеццо, интермеццо

Говоря это, ярл распалился, как перегруженная дровами печка, и так размахивал своей секирой, что мне пришлось отступить на пару шагов, чтобы сохранить конечности и голову целыми и невредимыми. Увидев это, он смутился, опустил секиру и пригладил бороду, но после короткого молчания продолжил:

– Всё это время я бился впереди войска! Так надо или из меня получился бы никудышный ярл. Олаф был рядом со мной, старался не отстать и доказать, что он достоин руки Анхеллинды. Но мне не надо было ничего доказывать, я и так видел, что он её достоин! Именно поэтому я всей душой желал его смерти, и наверное Один услышал мои безмолвные молитвы. Но это случилось несколько позже.

Франков мы тогда разбили полностью и захватили их город, в котором провели следующую осень и зиму. Славное было времечко! Полгода сплошного пира! Дома себе такого не позволишь, но к весне приелось и местное вино и бабы, худые и грустные. Хотелось свежего пенистого пива и общества грудастых белокурых подруг с толстыми косами и румяными лицами. Я страшно скучал по Анхеллинде, и был в этом не одинок.

Олаф доблестно хранил верность своей невесте, чем вызывал у всех насмешливое недоумение. У нас не считается изменой заводить в походе шашни с жёнами побеждённых, другое дело, если такую подругу привезёшь домой. Вот тут-то тебе покажут прямую дорогу в Утгард, а в спутницы дадут ту самую бабёнку! Но речь не о том.

Пришла весна и мы, нагрузив корабли богатой добычей, отвалили от франкского берега. Кстати, Фигольд, наш полководец, ещё осенью заявил, что пойдёт с малой дружиной, куда-то на юг, но никого с собой не зовёт, так-как это будет-де разведывательный поход, в котором всему войску делать нечего. А ещё, он сказал, чтобы мы его не ждали, и если он до весны не появится, отправлялись по домам, пока франкский король не явился сюда со свежим войском. Так мы и сделали, и в этом была наша ошибка! Без единого вождя войско уже не было целым, а когда по дороге мы стали разделяться, вот тут-то и началось подлинное беззаконие. Короче, до родного берега оставалось, где то двое суток пути, когда на нас напали корабли Хрёдрика-ярла!"

При этом Ванхаген поглядел на меня так, как будто я и был этим самым Хрёдриком-ярлом, на родство с которым я так необдуманно претендовал недавно. Впрочем, он тут же сам поспешил смягчить ситуацию:

– Не знаю тот ли это Хрёдрик-ярл, который приходится тебе дедом или не тот, это теперь не важно, но вспоминать его нападение мне не доставляет удовольствия. Я знал его раньше, он вместе со всеми участвовал в походе, и не проявлял ко мне никакой враждебности. Знаешь, у нас если один внезапно нападает на другого и проигрывает, то его называют разбойником, а если выигрывает, то героем. Хрёдрик тогда выиграл!

Его корабли вышли из тумана внезапно, как тени. Мы едва успели похватать оружие, как наши борта уже притянули крючьями к вражеским драккарам, и воины Хрёдрика стали прыгать к нам на палубу. Мои люди никогда не уступали никому ни в силе, ни в храбрости, но на стороне нападавших была внезапность и численный перевес, (у меня в то время было три драккара, у Хрёдрика – пять). Битва быстро перешла в резню и два моих корабля вскоре оказались захвачены, а люди на них перебиты. Не сдавался только тот корабль, где был я сам, хоть в короткое время там не осталось не раненных воинов, ведь люди были без доспехов.

И вот они накинулись на нас все вместе и стали теснить к корме. Это был конец, и нам оставалось только встретить смерть в бою, как подобает воинам. И тут произошло то, чего никто не ожидал! Олаф, который в этом бою прикрывал мне спину и отражал удары вдруг взвыл дурным голосом и пошёл вперёд! Этот вой мне уже приходилось слышать во время битвы. Такое бывает, но не часто, хотя все кто ходил в большие походы, когда-либо слышали его. Вот только для нас было настоящим сюрпризом, что наш скромный, благородный и порядочный Олаф – берсеркер! Ведь мы провоевали с ним не так уж мало, и ничего подобного за этим парнем не водилось. Может он и сам не подозревал в себе такое, кто знает?

Когда он взвыл, (не то чтобы громко и грозно, но как-то даже пискляво), я обернулся и всё понял. Глаза Олафа бессмысленно блуждали, лицо было бледным, как мел, рот открыт и из него текла пена. Он не прыгнул, не набросился, не ринулся на врагов, а именно пошёл вперёд, сжимая в руках вот эту секиру! Люди Хрёдрика попятились от такого зрелища, но грозный окрик их вождя заставил их снова вступить в бой.

Это стоило жизни многим! Первым взмахом Олаф располовинил сразу двоих, несмотря на то, что они были в тяжёлых доспехах. Затем он начал работать секирой, как машина, отрубая руки, ноги, головы, разбивая щиты и шлемы! Его оружие мелькало со стремительностью ласточкиных крыльев и поражало, как удар молнии. В короткое время корабль был очищен от кормы до носа, мы смогли перерубить канаты и оттолкнуться от вражеского судна.

Нас не преследовали, только несколько стрел прилетело вдогонку, но они никому не причинили вреда. Собрав последние силы, мы налегли на вёсла, и вскоре туман скрыл от нас флотилию Хрёдрика-ярла.

Олаф стоял на носу, опираясь на свою секиру. Я подошёл к нему, чтобы заговорить, но он мне не ответил и тогда я тронул его за плечо. Это опасно, беспокоить не остывшего берсеркера, вроде того, как взять на руки только что дравшегося кота – можно получить неожиданный удар, который наделает беды. Но я всё же решил попробовать, держа щит наготове. Олаф не ударил, он вообще не пошевелился, а только покачнулся, словно подрубленное дерево и упал навзничь.

С первого взгляда было ясно, что он мёртв. Раны на груди и животе не оставляли никаких сомнений – каждая из них была смертельна. Ко всему прочему из него торчало около десятка стрел. Значит, он сражался уже будучи убитым, не чувствуя боли и не защищаясь от ударов, как это и бывает с берсеркерами. Настоящий сын Одина! Души таких направляются в Валгаллу сразу, раньше, чем зажгутся их погребальные костры.

У меня не было более отвратительного возвращения во фьорд, чем тогда! Жёны викингов не рыдают над павшими, но смотреть им в глаза было хуже, чем слышать душераздирающий плачь. Меньше всего мне тогда хотелось встретиться с глазами Анхеллинды, но пришлось-таки. Представляешь, она мне ничего не сказала! Ни слова упрёка, ни пожелания сдохнуть, ничего! Но я понял – с этих пор, мы враги на всю оставшуюся жизнь!

При этих словах Ванхаген даже слегка задохнулся, и так потемнел лицом, что я подумал, не случился ли у него удар? Но он перевёл дух, как после длительного бега и заговорил снова:

– Вот тебе, Драгнар, вся моя история без недомолвок. Это было двадцать лет тому назад. За это время Анхеллинда изменилась до неузнаваемости. Она занялась хозяйством в моё отсутствие, и вскоре так потеснила меня, что мне осталось лишь командовать воинами в Вике. Дома я не был уже хозяином. И это делалось со всей почтительностью, какая предписывается древними обычаями! Наша молчаливая война никогда не перерастала в открытую вражду, но и примирение было невозможно. Двадцать лет! Согласись, это не каждый выдержит! Но я тоже изменился. Да, это я нанял тех разбойников, но они не должны были её убивать, я не такой зверь, как она обо мне думала! Даже из фьорда её должны были удалить лишь на время… Я кое-что задумал сделать в её отсутствие, но теперь это не важно. Потом я бы её "выкупил" и с почестями вернул на место, да вот ты помешал… Но это тоже не важно! Сейчас важно то – в какую сторону ты пойдёшь. Если хочешь, можешь отправляться туда!

Ярл указал в узкий проход между скалами, который просматривался не более чем на пять шагов, а потом делал резкий поворот.

– Знаешь, что там дальше? Нет? Она и это не сказала тебе, а должна была! Так вот, за цепью скал через которые тебе придётся пробираться целый день, (ведь тропа не везде такая удобная, как в начале), будет лес, да не простой лес вроде этой рощи! Деревья там царапают верхушками небо, а растут так густо, что редко где можно протиснуться между стволами. Ходить там можно лишь звериными тропами, но храни тебя Один от того, чтобы встретиться с теми кто эти тропы протоптал! Ты силён, но тамошние медведи будут на три головы тебя повыше, и готов поспорить на секиру Олафа, которая у нас считается заговорённым оружием, что твой позвоночник сразу треснет от объятий такого чудовища. Но это не всё!

Гораздо опасней медведей, белые и жёлтые коты. У жёлтых короткие хвосты и зубы, длинные и острые, как кинжалы, торчащие вниз из пасти. Размером такой кот с добрую свинью и весит столько же. У белого кота нет кинжальных зубов, но он размером с лошадь и вдвое мощнее жёлтого!

– А там нет драконов? – спросил я неожиданно для самого себя.

Ванхаген подозрительно на меня уставился, но я изобразил на своём лице безмятежность, и он только буркнул что-то про себя.

– Драконов там я не видел, – ответил он. – Впрочем, я заходил туда всего на два дня пути. Кстати, здесь такое расстояние можно пройти с утра до полудня и не устать при этом, а там мы не только вымотались, как после тяжёлого Вика, но я ещё и потерял двух викингов…

– Кто же их убил? Коты или медведи? – спросил я, играя в наивность.

– Элефанты! – был ответ. – И знаешь, что я тебе скажу? Мы ещё счастливо отделались! Пожалуй, нас спасло лишь то, что элефант не ест мяса, и по своей природе не кровожаден, но зато это самый сильный зверь на суше!

Я промолчал о том, что встречал кое-кого посильнее, а вслух спросил:

– А какой он, этот элефант?

– Элефант огромный, как дом, весь покрыт длинной шерстью, ходит на четырёх ногах, подобных стволам могучих деревьев, уши имеет почти человеческой формы, но большие, как лопухи. Хвост у элефанта вроде поросячего, только мохнатый, и глазки тоже похожи на свиные. И немного на человеческие. Из пасти у него торчат такие громадные бивни, какие не снились самому старому моржу. Только смотрят эти бивни не вниз, а вверх и напоминают кабаньи. Но прежде всего, бросается в глаза его нос! Он длинный и гибкий, как змея, а ещё мягкий и упругий. Элефант пользуется этим носом, как рукой, только он гораздо сильнее человеческой руки, да и всего человеческого тела, пожалуй!

Я задумался. Точнее описать мамонта, чем это сделал Ванхаген, было нельзя, но я не мог понять, чего это он так старается?

– Сильный зверь! – сказал я. – Однако поведай мне, о владетельный ярл, отчего ты так стараешься отговорить меня от похода в лес? Зачем пугаешь медведями, котами и элефантами? Неужели в память об Анхеллинде?

В глазах ярла промелькнула искра гнева, но он тут же погасил её.

– Весной я отправляюсь в Вик, – проговорил он со вздохом. – Нападение вагров унесло жизни многих умелых воинов, но у меня осталось ещё достаточно, чтобы рассчитывать на успех. Дело не в этом, а в том, что сейчас весь фьорд говорит, что мы одержали победу только благодаря тебе.

– Благодаря мне?

Я был польщён, но и удивлён. Я честно дрался, но так высоко не ценил свои действия на поле брани.

– Люди так считают. Вагров победить очень сложно, и это мало кому удавалось. Они редко нападают на нас, но чаще всего оставляют после себя опустошённые фьорды. Так что, нынешняя победа войдёт в саги, а её уже связывают с твоим именем. Некоторые думают, что ты берсеркер, но я вижу, что это не так. Ты неплохо обращаешься с оружием. Неплохо для начинающего. Тебя учили, это видно, но ты бьёшься, как подросток – горячо и бездумно! И всё равно все думают, что вагров удалось прогнать потому, что в наших рядах бился потомок богов!

– Но ведь ты сказал, что "потомков богов" среди вас не так уж мало?

– Это всё бастарды! Все прекрасно знают об их истинном происхождении, но тешат себя сказками, и сознательно закрывают глаза на то, что происходит на самом деле. Ты – другое дело, ты законный! Так считают многие, почти все. Если ты уйдёшь, то весной в поход отправятся очень унылые викинги, а это равносильно поражению!

Я почесал затылок. Мне хотелось уйти, но если за скалами меня ждало то, о чём говорил ярл, то в этом уходе было мало смысла. В таком месте, как тот лес я могу жить долго, может быть всю жизнь, но пройти его в одиночку мне врядли удастся, да и зачем? Куда я выйду, что найду там за лесом? Пришёл я со стороны моря, там, по-видимому, следует искать и дорогу обратно. С другой стороны, какое мне дело до того, какие викинги пойдут отсюда в свой поход, унылые или весёлые?

– А что ты сам об этом всём думаешь, ярл? – спросил я, чтобы потянуть время.

– Я думаю, что ты не тот за кого себя выдаёшь, – сказал Ванхаген, ухмыльнувшись в бороду. – Сивиллы говорят то же самое, но прибавляют, что ты из другого мира. Я не знаю, что всё это значит, но не хочу донимать тебя расспросами. Сам расскажешь, когда посчитаешь нужным, а нет, так промолчишь. Скальды потом, что-нибудь придумают насчёт тебя, и все решат, что так оно и есть. Мне нужно, чтобы ты пошёл со мной, и я ничего не имею против того, что бы ты вернулся обратно и жил здесь рядом с нами! Что скажешь?

Я уже решил про себя, но внешне изображал раздумье. В конце концов, что я теряю?

– А куда ты пойдёшь весной со своими людьми? – спросил я, и не очень удивился, услышав в ответ.

– На юг! Хочу посмотреть, что там лежит за землями франков.

– Не оттуда ли прибыли те купцы, которые увезли твою дочь? – спросил я, вдруг догадавшись, в чём дело.

Ответом мне был неопределённый кивок. Ярл понимал, что найти ребёнка, украденного двадцать лет назад очень мало шансов, но всё же хотел попробовать. Моя миссия приобрела благородную окраску.

– Хорошо! – заявил я торжественно. – Я помогу тебе, но при одном условии!

– Что же ты хочешь? – спросил ярл, который, наверное, представил себе, что я сейчас потребую у него драккар нагруженный золотом.

– Научи меня владеть земным оружием! Ты прав, я только недавно познакомился с ним, и далёк в этом от совершенства.

Удивление Ванхагена было до того забавным, что я чуть не прыснул со смеху.

– Договорились, – протянул он, как-то странно растягивая слова, – только потом не говори, что я тянул тебя за язык!

Я тогда не придал значение этой фразе, но впоследствии припомнил её, когда было уже поздно.

Интермеццо седьмое – ученик воина

Не тратя лишних слов, мы пошли в сторону селения, глядя, как от береговой линии поднимаются дымы погребальных костров. Мы шли, молча, но я видел, что сказано не всё, и ярл хочет меня спросить ещё о чём-то.

– Послушай, Драгнар! – сказал он, наконец, резко остановившись и повернувшись ко мне, (любопытство в его глазах так и плескалось). – Ты сказал, что не привык ещё к земному оружию, а вот, если не секрет, к какому ты привык?

Недолго думая, я показал ему "огонёк из ротика", и он ещё раз позабавил меня физиономией вытянутой от удивления. Больше за всю дорогу не было сказано ни слова.

Моё обучение началось ранним утром следующего дня. Накануне вечером мы с ярлом так напились на тризне, что я не помнил, как добрался до своей лавки, но зато хорошо запомнил, что Ванхагена увели под руки два дюжих отрока. Весь вечер мы пели длинные, с подвывом, песни, прославляющие героев древности, потом вспоминали предков, среди которых, каким-то образом нашлось несколько общих, потом рыдали, обнявшись, а пиво всё лилось и лилось рекой…

Конечно, я не мог предположить, что после такого ярл будет на что-то способен, поэтому, когда я проснулся от хлопка по плечу, и с трудом разлепив глаза, увидел перед собой совершенно свежего и одетого в полный боевой доспех Ванхагена, то сначала подумал, что это сон, а затем решил, что вернулись вагры.

– Встань и иди за мной! – заявил он твёрдым и спокойным голосом. – Твоё обучение началось, оружие оставь пока что.

Наспех одевшись, я заковылял за ним на нетвёрдых ногах, опасаясь потерять по дороге тяжёлую чугунную голову, которая к тому же болела, дёргающей болью, словно гнилой зуб. Мы вышли из тёплого дома на скованный морозом двор, и я увидел множество звёзд на совершенно чёрном небе. Всё спало вокруг, только откуда-то с окраины доносился приглушённый стенами требовательный плач младенца. Опытным ухом я определил, что ребёнок хочет есть, но мои размышления прервал Ванхаген, жестом показавший, чтобы я не отставал.

Вскоре мы очутились на задворках селения, пройдя по узкой тропке, петляющей между домов и скал. Здесь обнаружилась небольшая утоптанная поляна, шагов этак пятнадцать-двадцать в поперечнике на краю которой было расстелено несколько шкур. На этих шкурах, (глаза мои полезли на лоб), были аккуратно разложены доспехи и разное оружие совершенно причудливого вида.

– Сегодня я послужу тебе оруженосцем, – сказал Ванхаген, пряча улыбку в бороду, – и это будет в первый раз. Второй раз, он же последний, будет не скоро, сейчас ты поймёшь почему!

После этих загадочных слов он принялся облачать меня в доспехи. Этот процесс затянулся на такое длительное время, что я успел соскучиться. Все мои попытки помочь пресекались недовольным рыком сердитого, сосредоточенного на своей работе ярла. Он подгонял отдельно каждую деталь, а некоторые прилаживал так и этак по несколько раз. Но вот, наконец-то, последняя пряжка была застёгнута и, довольный своей работой ярл, тщательно оглядел меня со всех сторон. После этого он вынул откуда-то несколько навесных замков и повесил их на меня, будто я был амбарной дверью.

– Носи эти доспехи, пока не кончится твоё ученичество! – заявил он с видом школьника отколовшего удачную шутку. – Ключи пока побудут у меня. Кстати ты можешь попросить их в любой момент, но знай, что возобновить обучение уже не сможешь, и относиться к тебе снова начнут, как к рабу. Но, я думаю, что ты парень крепкий и всё выдержишь!

Я попробовал пошевелиться и понял, что это сделать непросто. Нет, доспехи сидели идеально, и совершенно не мешали гнуться суставам, но они были невероятно тяжёлыми!

– Это ученический доспех, – пояснил злыдень Ванхаген, увидев моё недоумение. – Он втрое тяжелее боевого, но когда ты научишься его носить и перестанешь замечать на своём теле, тогда можешь считать, что готов к тому, чтобы идти со мной в Вик! А теперь пойдём, поможешь мне в кузнице.

– А как же это? – спросил я, указывая на разложенное, на шкурах оружие.

– Это потерпит! – ответил Ванхаген. – Давай, делай, что я тебе говорю, и не спорь! Ты теперь мой ученик и если я прикажу тебе подпрыгнуть, ты можешь только уточнить, насколько высоко! Понял?

Я ответил, что понял, и понял, что "попал". Только позднее я узнал, что викинги совсем по другому приучают свою молодёжь к ратному делу, а этот способ Ванхаген перенял у вагров, и решил попробовать на мне. Заранее скажу, что его опыт удался, но мне пришлось при этом попотеть, причём в прямом смысле этого слова.

Дело в том, что в доспехах было невыносимо жарко и душно даже просто в помещении, что уж говорить о кузнице! Ко всему прочему, ковали мы что-то непонятное. Точнее, ковал Ванхаген, который проявил в этом изрядную сноровку, а я только раздувал мехи и работал большим молотом. В результате у нас получился, какой-то совершенно невозможный и жутко громадный топор, совсем не похожий на топоры викингов – широкие, но тонко откованные из первоклассной стали. То, что с явным удовольствием вертел в руках Ванхаген, возможно подошло бы Тору, если бы его угораздило потерять свой молот. Ярл остался доволен осмотром, а при взгляде в мою сторону, просиял совершенно. Я, по-видимому, являл собой жалкое зрелище. Одежда под панцирем взмокла, пот ручьями струился по всему моему телу, так, что я, наверное, оставлял мокрые следы на полу.

– Отдохни пока! – смиловался Ванхаген, но увидев, что я направился в сторону двери, тут же крикнул:

– Нет, на улицу не суйся! Садись поближе к горну и сушись.

Мне ужасно хотелось поскорее вырваться из этой духоты на свежий воздух, но я послушался и присел на маленькую скамеечку возле пылающего горна, решив, что мне сейчас наверно, придёт конец. Меня довольно быстро сморил сон, в котором я всё махал и махал громадным молотом, а топор на наковальне всё рос и рос, грозя заполнить собой всю кузницу.

Проснулся я от знакомого уже хлопка по плечу и, открыв глаза, увидел перед собой Ванхагена совершенно красного в отсветах огня пылающего в горне. Больше всего он напоминал сейчас горного тролля, забравшегося в жилище гномов.

– Ну что, просох? – поинтересовался он, загадочно улыбаясь и держа одну руку за спиной. – Вот тебе подарок в качестве награды за первое, успешно выполненное задание!

При этих словах он протянул мне наше чудовищное изделие, уже насаженное на крепкую длинную рукоятку. Я взял этого монстра, и чуть не выронил тяжеленную штуковину из трясущихся рук. Если бы я это сделал, то непременно отрубил бы ногу или себе, или Ванхагену.

– Я вижу, ты достаточно отдохнул, – проговорил ярл, потирая руки, – и теперь можешь приступать к следующему заданию! Пойдём, я покажу тебе!

Сгибаясь под тяжестью гигантского топора, я поплёлся вслед за своим мучителем, снова куда-то на задворки. Но теперь мы прошли гораздо дальше и очутились на возвышенности, куда я ещё не заходил. Отсюда был виден весь фьорд, и почему-то казалось, что океан нависает над ним, грозя захлестнуть и поглотить убежище людей в один момент. И здесь на самой верхушке холма росли два дерева, здоровенные, кряжистые, наверное, очень старые, а сейчас занесённые снегом.

– Эти кедры, – сказал Ванхаген, похлопав рукавицей по стволу одного из них, – засохли ещё во времена моего деда. Давно надо было их срубить, да вот всё не доходили руки! Займись-ка этим ты. Руби, не бойся! Они не считаются священными. Я так подумал – обычным топором такую работу не сделать, потому и решил сковать тебе топорик побольше! Ну, удачи!

– Подожди! – остановил я его. – Скажи, как скоро я должен закончить эту работу?

– А это уж тебе решать! – пожал плечами ярл. – Чем раньше закончишь, тем быстрее приступим к тренировкам. Только не надорви пупок! Человек может пересилить себя, если захочет, но тут тоже надо знать чувство меры: пожалеешь себя – не сможешь набрать силы; будешь лезть из кожи вон – надорвёшься, станешь слабее слабого и быстро помрёшь, а вот где золотая середина, это каждый сам для себя решает.

– Хорошо, а что мне делать, когда я срублю деревья? – спросил я и тут же проклял свой длинный язык.

– Как, что? – удивлённо пожал плечами Ванхаген. – Порубить на дрова и принести домой, конечно же!

С этими словами он повернулся ко мне спиной и зашагал по направлению к посёлку. Я остался наедине со своим новым топором, который сегодня взял у меня уже очень много силы и двумя мёртвыми великанами, готовыми отобрать всю силу, которая ещё осталась. Наверное, выглядел я очень глупо, но это некому было оценить по достоинству. Как бы то ни было, но за работу я принялся немедленно и с первого удара, отозвавшегося болью во всём теле, понял, что пытаюсь рубить нечто вроде скалы из отменного базальта!

Сначала мои удары были частыми и мощными, потом они стали всё реже и слабее, и вот, наконец, я стал тратить силу только на то, чтобы поднимать топор, а для удара использовал его вес, иначе говоря, просто ронял его на дерево лезвием вниз. Поняв, в конце концов, что так дело не пойдёт, я разогнул совершенно деревянную спину и огляделся вокруг.

Солнце клонилось к горизонту. Это означало, что в посёлке люди заканчивают дневную работу, наступает время ужина и вечерних посиделок возле пылающего очага, где так уютно и интересно слушать очередную сагу о похождениях богов и героев. Правда, я сейчас не хотел ни ужина, ни саги. Единственными моими желаниями были – убить Ванхагена и завалиться спать!

Первое сейчас было почти невозможно, так-как я едва мог поднять руку, чтобы убрать со лба совершенно мокрые волосы. Второе я смог бы сделать прямо здесь под кронами каменных деревьев, но в таком случае этот сон грозил стать вечным, а в мои планы такое совершенно не входило. Тогда я решил, что на сегодня хватит, надо просто дойти до холостяцкого дома и завалиться на лавку.

Сказано – сделано! Ещё раз, оглядев свою работу и сравнив её с тем, что осталось, я плюнул с досады и заковылял по узкой тропинке к селению викингов. Тут мне в голову пришла мысль, а не оставить ли топор здесь, на холме, но я представил, что на это может сказать Ванхаген и со вздохом нагрузил железное чудовище себе на спину.

Когда мы с ярлом уходили, было ещё рано, кроме того люди в то утро спали дольше чем обычно, отходя душой и телом после погребального пира справленного накануне. Зато теперь на улице было полно народу и моё появление не осталось незамеченным. Это выражалось, прежде всего в том, что женщины хватали детей и исчезали с ними в домах, а мужчины хватались за оружие.

Реакцию жителей посёлка вполне можно было понять. Представьте – среди бела дня со стороны холмов, откуда никто и никогда не приходил, (да и не мог прийти, поскольку там никто не живёт), появляется фигура в невероятных громыхающих доспехах, да ещё и с жутким топором на плече! Быстро сообразив, что сейчас меня изрубят в капусту, я содрал с головы шлем, благо он был единственной деталью моих лат, которая не удерживалась замком.