
Полная версия
Венец одержимых. Золотые миражи Востока
На другой день он приказал перебить мусульманских заложников и выступил с на юг, держась берега Великого моря. Иоанну и Беренгарию он оставил в Акке, пообещав им путешествие в Иерусалим, как только он будет освобожден и приведен в порядок.
Флот двигался вблизи суши, прикрывая войско с моря и обеспечивая его снабжение необходимыми припасами. Сарацины отступали, разрушая оставляемые города и крестоносцы шли по выжженному пространству. Вскоре пришло известие о казни султаном христианских пленников в ответ на истребление мусульманских заложников. Это не смутило Ричарда, а лишь укрепило его уверенность в правильности выбранного им пути.
Он хорошо понимал, как важно простым воинам верить в вождя и твердо знать, что он не бросит их в критический момент, не ускачет от опасности на своем быстроногом коне! Ричард всегда был на виду, участвовал в схватках, не отступал в самых безнадежных положениях, дожидаясь спасительной подмоги. Часто он возвращался на коне, украшенном гирляндой из отрубленных голов сарацин и со щитом, утыканным вражескими стрелами. Однажды он сразился с громадным эмиром и одним ударом разрубил его от плеча до седла. Воины, воодушевленные его отвагой, без раздумий бросались в самые опасные переделки. И он ощутил, что завоевал полное доверие армии и поводья победы находятся в его руках.
По многим признакам чувствовалось близкое присутствие основных сил Салах ад-Дина. Участились ночные нападения на лагерь христиан, ежедневно налетала легкая конница и осыпала крестоносцев целым дождем стрел. Ричард установил жесткий порядок походного построения и под страхом смерти запретил нарушать его. В центре шли конные отряды, по сторонам их прикрывали плотные ряды пехотинцев и арбалетчиков, пресекавших попытки лучников врага поразить плохо защищенных коней.
На равнине перед крепостью Арсуф мусульмане нанесли удар по колонне христиан, рассчитывая отрезать иоаннитов, составлявших арьергард и уничтожить его. Завязалась яростная схватка, стройные ряды рыцарей смешались и на поле боя воцарился беспорядок.
Ричард с глубоким удовлетворением смотрел на гибель иоаннитов. Со времени его конфликта с французским королем в Акке, когда они приняли сторону Филиппа, он ждал возможности отомстить им. И теперь сам Господь наказывал их за ослушание! Пусть-ка умоются кровью, может, поумнеют!
Магистр ордена иоаннитов, прискакавший на взмыленном коне, предложил ударить основными силами на врага, чтобы выручить гибнущий арьергард, но король отказал ему, объяснив, что сражение начнется в невыгодных для христиан условиях. И тут не выдержали рядовые иоанниты. Терять им было нечего, они отодвинули шеренгу своей пехоты и построившись в плотный клин, бросились на обидчиков. Ричард увидел, что решительная битва началась сама собой. Выбора не оставалось, и он повел воинов в атаку. Результат оказался ошеломительным. Правый фланг мусульман был втоптан железной конницей крестоносцев в землю и перестал существовать. Ричард твердой рукой удержал строй разгоряченных рыцарей и в полном порядке отвел их. Важно было вовремя остановиться и не дать увлечь воинов в преследование сарацин, где их наверняка ждала засада. Попытка Салах ад-Дина разгромить отходящего противника не увенчалась успехом. Атакующие мамлюки наткнулись на лес копий, понесли потери и отхлынули назад. После нескольких неудачных попыток нащупать слабые места в обороне крестоносцев, султан отвел уцелевшие войска за холмы.
Сдерживая волнение, Ричард смотрел на перепаханную конницей и покрытую убитыми и покалеченными воинами долину. Победа была столь же сокрушительной, сколь и неожиданной. Однако триумф был омрачен обидой иоаннитов. Они поняли, что английский король готов был пожертвовать ими и они уцелели лишь благодаря собственной отваге. В их сердцах само собой родилось желание отомстить коварному Ричарду.
Путь вперед был открыт. Через несколько дней войско подошло к Яффе и обнаружило там лишь дымящиеся развалины. Пришлось одну половину войска оставить на восстановление стратегически важного пункта, а другую двинуть на Иерусалим. Однако наступление остановилось посередине пути, на развалинах крепостей Рамла и Лидда, которые также пришлось отстраивать.
Война приобрела непривычный для христиан характер. Мусульмане нападали на караваны с провиантом и устраивали засады на мелкие отряды. Ричард самозабвенно сражался на виду войска и в единоборстве с лучшими воинами султана проявлял чудеса отваги. Но его подвиги уже не воспламеняли рыцарей. Однажды он случайно услышал разговор двух воинов. Нетерпеливый юноша наседал на ветерана:
– Чем занят наш король? Когда мы пойдем на Святой город? Где наша доля от сказочных богатств сарацин? Или наша судьба – надорваться от непосильной работы, и бесславно умереть в этой грязи?
Тот ответил:
– У короля сердце льва, но разум петуха! Хитрый султан отвлекает его от настоящего дела, подсылая ему соперников для поединков. Вот мы и топчемся на месте. А очнется он лишь тогда, когда все разбегутся!
Ричард хотел изрубить бунтовщиков, но сдержал себя и поразмыслив, вынужден был признать их правоту. Действительно, сарацины каждый день устраивали стычки, в которых он принимал участие. Тем временем дисциплина в армии падала. Одни воины бросали работу и скрывались в стане мусульман, другие исчезали на несколько дней, чтобы пограбить местные селения и предаться пьянству и разврату.
В тот же вечер войску было приказано готовиться к походу на Иерусалим. На другой день поредевшие колонны крестоносцев двинулись навстречу ласковому утреннему солнцу. Ричард ехал впереди, но в его сердце была пустота, привычная жажда подвига куда-то пропала. Накануне верные люди донесли о начавшихся тайных переговорах оставшегося на побережье Конрада Монферратского с Салах ад-Дином. Возможно, маркграф не верил в победу над мусульманами и решил заключить с султаном соглашение о сохранении за собой Тира и прилегающих областей.
В довершение всех бед лазутчики выяснили, что Иерусалим очень хорошо укреплен и усилен отрядами сарацин. Но, главное, где-то неподалеку находилось основное войско султана, готовое ударить в тыл наступающим христианам и отрезать их от морских портов.
Все было против Ричарда! Он понял, что поход потерял всякий смысл, и может кончиться позорным поражением. И теперь ему нужно было найти благовидный предлог для отступления.
Он собрал баронов и попросил их высказаться. Отчаянные фанатики требовали идти вперед и чего бы это ни стоило, взять Святой город штурмом. Опытные военачальники предлагали отступить. Голоса разделились поровну. Король поддержал разумную часть рыцарства и приказал возвращаться на побережье.
Не успело измученное войско дойти до Яффы, как в лагерь прискакал гонец от де Лузиньяна и сообщил о нападении на него Конрада. Ричард оставил армию и бросился в Акку.
Соискатели престола
Конрад во главе разношерстного отряда из французов, германцев, генуэзцев и тамплиеров шел на приступ Акки, где засел де Лузиньян с немногочисленными англичанами. Воины тащили длинные штурмовые лестницы, арбалетчики заряжали свое смертоносное оружие, мастера осадного дела готовили камнеметные орудия для обстрела крепости.
И тут со стороны полуденного солнца в клубах золотистой пыли появился всадник. Он летел наперерез наступающим и бесстрашно вздыбил взмыленного коня перед бегущим строем. Его громоподобная команда остановила воинов.
К нему подскакал разгоряченный Конрад, готовый изрубить наглеца. Отважный наездник отряхнул густую пыль со своей одежды, снял шлем, и маркграф увидел перед собой Ричарда! Приветствовав его поклоном головы, Конрад дал войскам знак отступить.
Вечером они встретились втроем. Короля было трудно узнать, он выглядел измученным и в его глазах не было прежнего огня. Но в его голосе прорывалась едва сдерживаемая ярость:
– Что здесь происходит?! В разгар похода на сарацин вы раскололи христиан и хотите истребить лучших воинов! Если не можете договориться, бейтесь между собой!
Де Лузиньяна эта перспектива не устраивала, и он постарался направить гнев короля на своего противника:
– Сир, Конрад ведет тайные переговоры с султаном. Я, как король Иерусалимский, должен был пресечь измену! По условиям военного времени он заслуживает казни!
Ричард и сам пересылался посольствами с Салах ад-Дином по поводу заключения мира и понимал, что многие местные бароны настроены на прекращение войны. Он устало вздохнул и вопросительно посмотрел на маркграфа.
Но тот не собирался ни в чем виниться:
– Сир, твой вассал хочет завладеть Тиром и подбивает моих воинов на бунт! Ты же сам подтвердил мое право управлять завоеванными мной городами! Так что я хотел поставить Гвидо на место.
Ричард задумался. Положение было безвыходным, соперники категорически не желали уступать друг другу. Он решил рискнуть и предложил:
– Пусть судьбу престола определит общий совет баронов Святой земли!
Конрад удивился самоуверенности Ричарда. Он прекрасно знал, как сильно де Лузиньян восстановил против себя местных рыцарей и прелатов. Скрыв радость за маской почтительности, он сказал:
– Сир, я подчинюсь решению баронов.
Де Лузиньян, уповая на хитрость и влияние Ричарда, также согласился:
– Я приму их выбор, каким бы он ни был.
На этом встреча закончилась. Конрад сразу же уехал в Тир, справедливо полагая, что в Акке его жизнь находится в опасности. Впрочем, было еще одно обстоятельство, требовавшее его присутствия в Тире: Изабелла была беременна, и он хотел поддержать ее среди хаоса войны.
Через несколько дней к нему прискакал Генрих Шампанский и поздравил его с избранием королем Иерусалимским:
– Местные бароны были едины. Они заявили, что им нужен удачливый вождь, с которым будет считаться султан. И несмотря на красноречие Ричарда, выступившего в поддержку де Лузиньяна, совет высказался за тебя!
– И как же несостоявшийся король принял приговор?
Генрих усмехнулся:
– Хиттинское поражение согнуло его, а решение соратников, кажется, сломало. На него было страшно смотреть. Ричард, как мог, успокоил верного вассала и пообещал назначить его сеньором отобранного у византийцев Кипра.
Конрад снизошел до сочувствия сопернику и задумчиво произнес:
– Ему не позавидуешь, ведь недавно он потерял жену Сибиллу и маленьких дочерей.
– Видимо, его преследует злой рок…
– Похоже… Как бы ни было, он превратился в собственную тень и уже никому не интересен… Оставим эту грустную тему… Приглашаю тебя отужинать и отметить победу справедливости!
– Еще раз поздравляю тебя с избранием королем и благодарю за приглашение. Но в Акке меня ждет Ричард. Через несколько дней я вернусь, тогда и попируем.
Весть об избрании Конрада королем разнеслась по Тиру. На улицы высыпал ликующий народ, все хотели поздравить правителя с заслуженной короной. По случайному совпадению в тот же день приехал посланец Салах ад-Дина, сообщивший о признании султаном права Конрада на владение прибрежными городами. Растроганный маркграф устроил жителям города большой праздник с цирковыми представлениями и щедрым угощением. Изабелла была искренне рада успеху мужа и принялась готовиться к коронации.
Теплым апрельским днем Конрад возвращался домой от одного из своих родственников, епископа Филиппа де Бове. Тот сообщил ему о неких слухах о готовящемся покушении на маркграфа и предупредил его о коварстве Ричарда. Но Конрад чувствовал себя в Тире в полной безопасности и не принял сомнительные сведения всерьез.
Легкий морской бриз играл волосами на его голове, сквозил между складками одежды и приятно холодил тело. Он был на вершине блаженства: сбылись его самые смелые мечты и до высшей власти оставался лишь один шаг. Его планы были грандиозными. Он не собирался почивать на лаврах, как это делали многие его предшественники. За сто лет владения прибрежной частью Палестины рыцари не смогли продвинуться на сказочно богатый Восток. Индийская торговля приносила баснословные барыши лишь купцам и мусульманским эмирам, а крестоносцам доставались крошки с их роскошного стола. Вся беда была в извечной слабости короля Иерусалимского, занятого бесконечной борьбой с самовластными баронами. Он, новый суверен, отвоюет у сарацин потерянные города и твердой рукой воссоздаст Иерусалимское королевство. Оно станет для христиан Новым светом и ступенью для рывка на богатый Восток! Следуя дорогой Александра Великого, он дойдет до Индии!
И сейчас самой большой помехой для него был Ричард, метавшийся по Палестине подобно льву в клетке. Располагая сильной армией, он не смог взять Иерусалим. Уставшие воины все чаще смотрели на запад, то ли ожидая оттуда помощи, то ли думая о пути домой. Сколько Конрад ни думал, каким образом вынудить бесшабашного героя побыстрее вернуться к своим английским делам, но так ни до чего и не додумался.
Внезапно он остановился. На него как будто повеяло неведомой опасностью, и он вгляделся в идущих ему навстречу двух нищенски одетых людей. Их лица были неподвижны, глаза излучали холод смерти. И в его памяти всплыли события годичной давности.
…Шторм налетел на Тир внезапно. Гигантские волны бились о скалы, выбрасывая в вверх облака мелких брызг. Редкие зеваки наблюдали, как купеческий корабль с трудом лавируя среди грозных валов, входил в гавань. Найдя тихое место, он бросил якорь и к берегу отошла небольшая лодка.
Конрад принял капитана корабля с некоторой долей подозрительности. Тот сдержанно поклонился и сказал:
– Господин, нас занесла в твои владения неожиданная буря. Как только она закончится, мы покинем твою гавань.
– Что вы везете?
Капитан надменно посмотрел на Конрада и в его голосе прозвучала неприкрытая угроза:
– Корабль и груз принадлежат ассасинам. Надеюсь, тебе не нужно объяснять, кто это такие?
Кто же не знал о грозной секте мстителей, державшей в страхе весь Восток?! Их жертвами были эмиры и правители. И если их глава приговаривал кого-то к смерти, то ни крепостные стены, ни бдительная охрана не могли спасти жертву от неминуемой кары!
Однако Конрада не смутила наглость капитана:
– За твоими ассасинами числится давний долг перед христианами. Мы не забыли, как сорок лет назад они убили графа Раймунда из Тулузской династии, потомка легендарного предводителя первого крестового паломничества.
Он помолчал и вынес приговор:
– Те, кто долго живут, говорят так: «Голова человека держится на кончике его языка». Твоя неразумная голова будет отрублена вместе с дерзким языком. А команда посидит в каземате, пока не наберется почтения к христианам. Корабль и груз я беру в казну Тира. Верь, они послужат святому делу, – и он дал знак воинам увести капитана…
Маркграф, как во сне, смотрел на быстро приближающихся незнакомцев. Оказавшись на расстоянии нескольких шагов, они выхватили кинжалы и бросились на него. В его мозгу вихрем пронеслась мысль: «Ассасины и вправду ничего не забывают!» Один из нападавших подбежал к Конраду вплотную. Маркграф почувствовал, как холодная сталь вошла между ребрами и острое жало укололо сердце. В его груди полыхнуло пламя, сознание померкло и перед мутнеющим взором проплыли знакомые с детства картины далекой родины – зеленая долина реки По и величественные отроги Альп…
Истекающего кровью Конрада перенесли в ближайшую церковь. Жизнь стремительно уходила из его сильного тела и когда к нему доставили Изабеллу, он был уже мертв.
Генриху Шампанскому, приехавшему готовить Конрада к коронации, пришлось заняться его похоронами. А сразу после них он столь же внезапно оказался на собственной свадьбе. Ричард как будто предчувствовал грядущую смерть строптивого маркграфа и в течение нескольких дней со свойственной ему решительностью расставил все по своим местам. Изабелла, носившая под сердцем новую жизнь, обрела нового мужа. Так молодой племянник Ричарда оказался на Иерусалимском престоле. Корона, за обладание которой были пролиты реки благородной крови и сломано множество судеб, мирно опустилась на совершенно случайную голову!
Ричард мог полностью положиться на преданность и рассудительность Генриха. Но радость победы омрачилась неприятными слухами, быстро разлетевшимися по Палестине. Его, величайшего суверена и признанного предводителя христианского войска, обвинили в причастности к гибели Конрада Монферратского! И все от того, что схваченный ассасин под пытками назвал среди прочих и его имя! Ричард был в ярости: мало ли что мог придумать обкуренный гашишем бродяга? Он сгоряча пригрозил недоброжелателям суровыми карами, но злые языки не унимались. И он решил действовать тоньше. Вскоре распространилась молва о причастности к громкому убийству Онфруа де Торона, первого мужа Изабеллы, якобы обиженного на Конрада за похищение законной жены. Некоторые говорили о заинтересованности султана Салах ад-Дина в устранении удачливого христианского полководца. Кое-кто толковал о мести ассасинов за давний захват маркграфом их корабля с сокровищами и казнь его капитана. В итоге тайна гибели Конрада оказалась навеки погребенной под множеством противоречивых версий.
Едва успел Ричард отвести от себя тяжкое обвинение, как из Лондона пришли недобрые вести. Его брат Иоанн в соборе Святого Павла при большом стечении народа сместил Гильома Лоншана, дотоле державшего в своих руках поводья власти. Наверняка Иоанн действовал по наущению французского короля Филиппа! Новая лихорадка овладела Ричардом. Он понял, что оказался в западне: пока он сражался за освобождение Святого города и решал судьбу Иерусалимского престола, враги покусились на его собственную корону!
Надеяться можно было только на железный характер королевы-матери Алиеноры, которая должна была противостоять заговорщикам. Сейчас он еще раз убедился в ее мудрости. Именно она настояла на передаче ей регентства на период его отсутствия в Англии. И тем не менее, надо было немедленно возвращаться на родину.
Он ускорил переговоры с Салах ад-Дином о прекращении военных действий. Тот прекрасно понимал положение короля и выставил главное условие: Иерусалим должен остаться во владении мусульман! Султан слегка подсластил прописанное Ричарду горькое лекарство от величия, пообещав предоставить христианам доступ к святым местам и оставить в их распоряжении города от Яффы до Тира. Королю пришлось принять эти условия. Перемирие было заключено на три года и восемь месяцев, оставляя крестоносцам призрачную надежду на восстановление справедливости.
В начале осени Ричард отправил сестру Иоанну и жену Беренгарию в Марсель, пообещав в скором времени последовать за ними.
Закончив свои дела, он попрощался с Генрихом Шампанским и другими баронами, остающимися в Палестине, и с немногими соратниками отправился в порт. Когда его корабль выходил из гавани Акки, он не смог сдержать слез и глядя на удаляющийся берег, воскликнул:
– О, Святая земля! Поручаю народ твой Господу и молю Его сподобить меня опять посетить тебя и помочь тебе!
Бессмертный султан
Отряд сарацин, сопровождавший Ренье, остановился на ночлег в небольшом городке в дневном переходе от Дамаска. На исходе дня почетные пленники в сопровождении воина направились на местный рынок. Пройдя по торговым рядам и приценившись к товарам, они вышли на площадь. В центре ее возвышалось копье с насаженной на него человеческой головой. Она была иссушена солнцем, овеяна ветрами, омыта дождями и на ее лице сохранились черты последней ярости. Вокруг ликовала разноголосая толпа. Всмотревшись в необычный трофей, юноша похолодел: это была голова неистового рыцаря де Шатильона, казненного Салах ад-Дином после Хиттинской битвы. Ее продолжали возить по владениям султана в назидание врагам истинной веры!
Улучив мгновение, Ренье шепнул другу:
– Масум, тебе надо бежать… Бери мешок с добычей и отправляйся в Тир. Расскажешь обо всем Роберу. А я скоро присоединюсь к вам.
Абиссинец отрицательно замотал головой:
– Я не могу бросить тебя в беде!
– Не волнуйся, я как-нибудь выкручусь. Салах ад-Дин известен своим великодушием.
Масум кивнул головой в сторону копья с головой:
– Вот она, милость султанова!
– Я не сделал ему ничего плохого, никогда не оскорблял чувства мусульман, не нападал на мирных купцов, а на войне лишь честно исполнял свой долг.
Абиссинец нехотя согласился с предложением друга и той же ночью вместе с верным осликом растворился в непроглядном мраке, павшем на просторы Дамасской долины.
Вскоре Ренье предстал пред ясными очами султана. Тот с подчеркнутым дружелюбием принял нежданного гостя. После победы над английским королем Ричардом он находился в прекрасном расположении духа. Всмотревшись в юношу, Салах ад-Дин улыбнулся и спросил:
– О, славный воин, не ты ли незадолго до Хиттинской битвы спускался с башни окруженного нами замка в Тиверии?
– Да, это был я. Тогда мне было поручено доставить срочное послание королю Иерусалимскому. Удивительно, что великий султан помнит столь мелкое происшествие!
– Я был восхищен твоей смелостью и решил, что такой удалец заслуживает жизни. Хотя лучники очень хотели показать свое мастерство…
– Мне тогда было непонятно, почему никто не стрелял… Теперь я знаю, кому обязан своей жизнью, – и юноша в знак признательности преклонил перед султаном голову.
Салах ад-Дин пригласил гостя к легкой трапезе. Они устроились на шелковых подушках у низенького столика. Султан отличался неприхотливостью в еде, усердно соблюдал посты и редко употреблял хлеб и мясо. И на этот раз в золотых корзинках был выложен скромный, но любимый хозяином набор фруктов. Яблоки, виноград и гранаты оказались очень вкусными, как будто были только что доставлены из райских садов.
Ренье лакомился отборными плодами и незаметно посматривал на знаменитого повелителя мусульман. Сама его внешность внушала безотчетное доверие: глаза светились умом, а смягченные черты лица свидетельствовали о природном добродушии.
Юноша не знал, как начать разговор о последних событиях на Святой земле. По дороге в Дамаск он узнал о провале наступления короля Ричарда на Иерусалим. Обойти эту тему было невозможно, но и обсуждать победу мусульман над христианами было бы глупо. Султан, впрочем, не ждал от гостя поздравлений с победой, а подчеркнуто дружелюбно сообщил о перемирии с королем Ричардом:
– Я очень рад, что кровопролитие остановлено. Волей Аллаха, милостивого, милосердного, мы вернули себе священный аль-Кудс и многие наши исконные земли.
Ренье осторожно возразил:
– Но война рано или поздно возобновится, если не будут устранены причины, приведшие к войнам в Палестине…
– Я пошел навстречу просьбе мелека69 Ричарда и предоставил твоим единоверцам свободный доступ к святыням!
– А что будет с приморскими крепостями, которые удерживают рыцари?
– Их судьбу решат переговоры…
Салах ад-Дин помолчал и как будто вспомнив о каком-то важном деле, испытующе посмотрел на юношу:
– Мне хотелось бы видеть такого отважного воина, как ты, на моей службе… Я готовлю поход на Багдад, в котором многие добудут себе бессмертную славу!
Удивлению Ренье не было предела:
– На Багдад?! Но ведь это война с халифом!
– Нынешний халиф Ахмад ан-Насир ничем не помог мне в войнах с франками. Ему мало духовной власти, он хочет повелевать всем подлунным миром и считает всех своими слугами!
– Как мне кажется, что-то подобное происходит и у нас…
Султан понимающе покачал головой и продолжил:
– Его предшественники потеряли множество земель. Сейчас Ахмад ан-Насир лавирует между шахом Хорезма и сельджукским султаном, пытаясь вернуть хоть какие-то бывшие владения. И это может кончиться для него очень плохо. Так что надо срочно брать Багдад, пока он не достался кому-то другому… – он грустно вздохнул. – Что христиане знают о Востоке? Только то, что там восходит солнце! А ведь там, в глубинах Азии, плещется великий океан народов. Их предводители воюют друг с другом, время от времени присылая в Багдад серебряные ларцы с отрубленными головами побежденных врагов. Надо постоянно следить за ними, иначе когда-нибудь неудержимый вал неведомых племен захлестнет благословенную Палестину…
Однако перспективы чужой войны не вызвали у Ренье энтузиазма, и он ответил:
– Великий султан должен быть уверен в моем глубочайшем к нему уважении. Я очень благодарен за лестное предложение. Но моя война закончилась и дома меня ждут мать и… – он замялся. – Невеста…
Салах ад-Дин улыбнулся:
– Как отец семнадцати сыновей, ценю твою преданность родному очагу… Я прикажу приготовить подарки для твоих близких, и ты сможешь располагать собой. А пока приглашаю тебя прогуляться по Дамаску.
Они поехали по городу, любуясь его дворцами, садами и фонтанами. Большое впечатление на юношу произвела главная мечеть города. Она подавляла простых смертных своими размерами, ее купол как будто подпирал небо, а три стройных минарета казались вечными стражами мира. Невозможно было вообразить, сколько золота и драгоценных камней ушло на ее великолепные мозаики.