Полная версия
Я стираю свою тень. Книга 3
– Как много синего, – заметила Киана. – Это всё вода?
– Конечно. Это океаны. В настоящий момент мы пролетаем над Тихим, самым большим.
– А ты плавал в океане? – спросила она.
– Нет. Почему-то не ставил себе такой задачи, – честно признался я. – Пока я жил на Земле, понятия не имел о том, что за её пределами вообще существует жизнь. Мои устремления были такими же ограниченными. Теперь для меня Земля не место, где надо работать, а потом умереть, а ещё одно, где можно прожить интересно.
– Я бы хотела жить рядом с океаном, – не унималась Киана. – Это же столько чистой воды.
– Не боишься, что дикари тебя посадят на копья или утащит в воду дикий зверь? – поддела её Айрис.
– Ну, видно будет, отсюда планета выглядит очень располагающей к жизни.
Вскоре картинка сменилась воронкой циклона, закрывшей большую часть Европы.
– Там сейчас дождь, – пояснил я. – И ветер, сбивающий с ног. Стихия.
– После Джанбоба любая стихия покажется детской шалостью, а то и желанным явлением, – заметила Камила. – Я, к примеру, никогда не была под настоящими атмосферными осадками. А ты, Апанасий?
– Только в школе, на уроке естествознания, через нейроинтерфейс.
– Гарантирую вам, что вы испытаете у нас все стихии на себе – и дождь, и снег, и ветер, и зной, – пообещал я.
– Так, скорость упала до минимальной. Давайте координаты и забирайтесь в капсулы, – попросил Трой.
– А какие координаты? – засуетился я.
– В градусах, разумеется. До четвёртого знака после запятой, – пояснил Трой.
– Да я без понятия, на каком градусе я жил. Могу только пальцем показать, когда пролетать будем.
– Почему пальцем? Зачем на тебя Джанбоб столько денег потратил, чтобы ты на глаз мог любую фигуру рассчитать? – напомнил о моих дополненных способностях Трой.
– Точно, забыл уже. Итак, чтобы приземлиться где надо, следует создать точку отсчёта. Верно?
– Верно. Нам нужен нулевой меридиан и географический полюс, и всё. С полюсом проще, аппарат сам может его определить, но с нулевым меридианом сложнее, его следует отметить вручную.
– Так давай сделаем его прямо сейчас, – предложил я. – А за один оборот разберёмся, куда высаживаться.
Трой ткнул пальцем в голографическую картинку, обозначив от этого места начало отсчёта. Она начала закрашиваться сплошным красным полем, значения угла при этом росли. Мы облетели планету и вскоре зашли над Россией со стороны Сахалина. Миновали огромные таёжные леса, прорезанные могучими венами сибирских рек, Западно-Сибирскую равнину с её изумрудными низменностями, Уральские горы. Мой внутренний аудитор спокойно высчитывал градусы, даже не глядя на их значения на экране.
И вот прямо подо мной медленно проплыли непривычные с такого ракурса ландшафты, благо я знал, как они выглядят, утоляя любопытство в интернете. Я назвал координаты Трою.
– Итак, занимайте места в своих капсулах. Через десять минут начинаем постепенное снижение. Как долго выдержит этот гроб, я не знаю, поэтому будем надеяться, что не раньше, чем выпустит нас наружу.
Мы начали забираться в свои спасательные «гробики». Я обнял Айрис, прежде чем улечься в капсулу.
– Что ты чувствовала, когда первый раз падала на Землю? – спросил я у неё.
– Страх неопределённости и слабую надежду изменить жизнь.
– А сейчас?
– Счастье, – коротко ответила она. – До встречи на Земле.
– До встречи.
Я забрался внутрь и закрылся наглухо. Крышка прямо на моих глазах спаялась с краями. Тело зафиксировалось в тисках неведомой силы. К вискам прилепились присоски, отключившие меня от реальности. До слуха едва доносились наружные шумы. Только когда «комод» стал разваливаться, я почувствовал вибрации, гул и несколько взрывов. А потом меня мелко затрясло. Я понял, что падаю, и даже немного запаниковал, но капсула быстро ввела мне какой-то препарат, и я снова обрёл спокойствие.
Момент приземления показался мне слишком жёстким. Наконец мы замерли. Капсула каким-то образом сообщила мне, что выходить пока рано, чтобы не обжечься о её раскалённую поверхность, а сама добавила мне веществ, которые нейтрализовали моё овощное состояние. Спустя минут пять я сдвинул крышку и выбрался из капсулы. Не могу сказать, что это было просто. Земная гравитация показалась мне чудовищной. Ноги так и норовили подкоситься в коленках. Я нуждался в адаптации живых мышц и спирте для двигателя.
От капсулы в земле остался след метров в пятьдесят длиной, глубиной до колена. При всех неземных технологиях можно было придумать более удачный способ приземления. Когда поверхность капсулы остыла до приемлемой температуры, я вынул её из канавы, сложил до размера маленького чемодана и взял в руки. Пора было отправляться на поиски остальных членов отряда.
Кажется, моё эффектное приземление осталось незамеченным. Куда ни глянь, ни одного человека, ни дороги, только поля. Я решил выбрать самую высокую точку, с высоты которой можно было своим модифицированным орлиным взором разглядеть места падения остальных напарников. Спасибо геодезистам, они пометили такую высоту железной конструкцией. К ней я и направился, чертыхаясь из-за ослабших мышц, но всё равно с упоением вдыхая знойный летний воздух, наполненный ароматом трав и время от времени роняя слёзы себе под ноги, умиляясь летающим вокруг меня насекомым.
– Гордей! Горде-э-эй! – услышал я знакомый бас. Огляделся и увидел бегущего в мою сторону Апанасия. Как его килограммам было тяжело это делать! Он бежал со скоростью и грацией улитки, перетекая массой с места на место. Я остановился и, пользуясь случаем, сел в траву, чтобы передохнуть. Апанасий подбежал ко мне, блестя потом.
– Ох, какое тут притяжение, – выдохнул он и без сил упал рядом.
– Притяжение тут и вправду невероятное, – согласился я. – Кто однажды побывал не Земле, больше не сможет покинуть её навсегда.
– Я не о том.
– Да понял я, о чём ты. Никого больше не видел?
– Нет. Испугался, что остался один, потом смотрю, ты идёшь.
– Я иду вон к той штуковине, – указал я на тёмную пирамидку тригопункта. – Она находится выше остального ландшафта. Оттуда будет удобнее всего искать наших друзей.
– Только бы с Камилой ничего не случилось, – взволнованно произнёс здоровяк.
– Ни с кем ничего не случится. Капсула рассчитана на большие нагрузки, – успокоил его я.
– Ох, хотелось бы верить. – Апанасий вытер лицо от пота. – Спирта бы глоток, чтобы двигатель заработал.
– Соберёмся вместе, придумаем, как его раздобыть. Поднимайся, пока наши друзья не разбежались кто куда.
Апанасий, страдая, поднялся на ноги, стоя на них, как человек, который только что бросил костыли. Я держался не намного лучше. Наверное, если бы меня видели со стороны, то решили, что я иду на протезах.
– Голова кружится, – пожаловался Апанасий. – Нет потолка над головой, непривычно.
– Я тебя понимаю, – согласился я с ним. – Тут и у меня начала голова кружиться, как у домашнего кота. Была бы машина рядом, забрался бы под неё. Это пройдёт скоро… надеюсь. А может, это от избытка кислорода? Как тебе воздух родного дома?
– Пахнет замечательно. – Апанасий громко вдохнул. – Своеобразно, конечно, но замечательно. Непривычно, что солнце ярко светит, глаза не открыть полностью, и печёт. Уф, жарища.
Мы прошли метров триста и присели отдохнуть. Я покричал в разные стороны света имя жены. Никто не откликнулся. Разлёт с орбиты каждой капсулы мог составить километры или даже десятки. Может быть, только нам с Апанасием так повезло свалиться рядом. Мой напарник посмотрел за мою спину.
– Там транспорт какой-то прямо по земле катится.
Я развернулся. Поднимая столб пыли. по накатанной колее между полями ехал старый зелёный пикап. Дорога, которую он выбрал, вела только к нам. Машина, старый советский ИЖ с хромированной решёткой радиатора и проржавевшими насквозь крыльями остановился возле нас, окатив облаком пыли.
– Тьфу, тьфу. – Я разогнал рукой пыль.
Громко хлопнув несколько раз дверью, из неё выбрался немолодой усатый дядька и направился к нам.
– Вы чего по нашим полям шаритесь? – строго спросил он.
– В смысле шаримся? – не менее строго ответил я ему вопросом на вопрос.
– Эти поля нашего предприятия.
– Так, стоп, мужик. Во-первых, ты кто? Во-вторых, мы идём по дороге, а не по полям. В-третьих, уважительное общение с незнакомыми людьми ещё никто не отменял.
– А это кто оставил на пара́х такую канаву после себя? – Он указал рукой в ту сторону, в которой я подобрал Апанасия.
– Без понятия. У вас тут вообще странные дела творятся. Какие-то штуки падают с неба, – на всякий случай произнёс я, чтобы увидеть реакцию мужчины.
– И вы это видели? – спросил он.
– Видели. А что, у вас часто такое случается?
– Не было никогда. А сегодня прямо кучно пошло. Я агроном, выехал на поля, встал отлить на рожь, голову поднимаю – ё-моё, огнём небо прочертило, а потом какие-то штуки сверху полетели и бум, бум, упали. Я поехал посмотреть, и вот след на парах остался, как будто здоровым однокорпусным плугом прошлись. А вы тут что делаете? – спросил он подозрительно.
– У нас квест, идёт к той вышке, там следующее задание спрятано, – соврал я.
– Ясно, городские, как всегда с прибабахом. Предложил бы подвезти, но вдвоём вы в кабину не влезете, а в кузове наглотаетесь пыли.
– Очень жаль. А куда упали остальные штуки, не видели? – спросил я.
– Туда, – указал он за холм. – Штуки три или четыре.
– Четыре, – поправил его я.
– Наверное, я не успел посчита… а вы тоже видели? – Агроном подозрительно посмотрел на нас. – А их всего шесть было как будто. Вас двое и тех… четыре. Ладно, мне надо спешить, работа.
Он заскочил в салон и рванул с места, наяривая на ходу не желающей закрываться дверкой. Нас снова окатило пылью.
– Одно радует, что пыль эта экологически чистая. – Я сплюнул захрустевший на зубах песок.
– Мне кажется, я его немного напугал, – решил Апанасий.
– Немного, – усмехнулся я. – Как он удивится, когда его встретят остальные наши, как раз четверо. Что он будет думать о том, что видел? Решит, что мы космические засланцы или вражеские засранцы? Надо поспешить, пока агронома не свели с ума.
Мы дошли до вершины холма, на которой стоял тригопункт. Отсюда открывался хороший панорамный вид на многие километры до горизонта. Я посмотрел соколиным взором на округу и вскоре разглядел одиноко бредущую фигуру. Апанасий радостно узнал в ней свою Камилу и завопил с вершины, как слон в брачный период. Камила услышала его и сменила направление.
Апанасий рванул к ней, а я пока пытался найти остальных. И вскоре увидел теряющийся на изумрудном одеяле озимых пикап агронома и точки вокруг него. Это явно были люди, хотя с такого расстояния даже модифицированный глаз не мог определить достаточно точно. Я побежал следом за Апанасием. Он достиг Камилы, которая еле тащила ноги, отвыкнув от нормальной гравитации, и поднял её на руки. Нам всем нужен был отдых и спирт, чтобы пройти акклиматизацию. Прямо универсальная формула при смене климатических поясов и планет.
– Привет, Гордей, – поздоровалась с плеча Апанасия его возлюбленная.
– Привет. Нам туда, – показал я направление, в котором видел машину агронома. – Как прошло приземление?
– Нормально, но планетка у тебя неприветливая. Но ногах стоять тяжело, едва выбралась, какая-то мелкая тварь больно укусила меня в руку. Пришлось снова забираться в капсулу, чтобы не подхватить заразу.
– Это же природа. Здесь все кого-нибудь кусают, едят и всё такое. Это вам не стерильные подворотни космических станций. В том-то и прелесть моей планеты, что она натуральная. Адаптируемся и заживём на всю катушку. И никому до нас дела не будет.
– Скорее бы добраться куда-нибудь да прилечь, – посетовала Камила, не утруждающая себя даже ходьбой.
– Ты устала, солнышко? – заботливо поинтересовался Апанасий.
– Да. У меня кружится голова.
– У нас у всех кружится. Мы, как домашние коты, отвыкли от бездонного неба над головой, – пояснил я. – Вот вестибулярный аппарат и шалит.
– Апанасий, поставь меня, пойду сама, – попросила здоровяка подруга.
– Уверена? – переспросил он.
– Да, опускай.
Апанасий опустил её на землю. Камила осторожно встала и посмотрела вокруг одним глазом, как человек в подпитии, пытающийся сфокусироваться.
– Я прежде никогда не была ни на одной планете, только на станциях. Часто видела имитации каких-то природных мест, но сейчас понимаю, насколько они были куцыми перед настоящими просторами. Здесь нет такой плотности растений, как там, но масштаб впечатляет.
– Потому что это поля, на которых люди сеют культуры. Это, – я показал вокруг, – называется пары́, отдыхающая от посевов земля, восстанавливающая плодородие. Тут траву скашивают, чтобы не расплодились сорняки. А вон та зелёная полоска впереди – это озимые, скорее всего рожь или пшеница.
– Здорово, хотя половину не поняла.
– Поживёшь – поймёшь. Отправим вас с Апанасием в колхоз какой-нибудь. Ты будешь работать дояркой, а Апанасий скотником. Разведёте хозяйство, нарожаете полную горницу детишек, мал мала меньше, а мы будем приезжать к вам из города на шашлыки.
– А что делает скотник? – поинтересовался Апанасий.
– Быкам хвосты крутит, – пошутил я.
– Зачем? – спросил он на полном серьёзе.
– Ладно, шучу я. Просто болтаю, чтобы дорога короче казалась. Жизнь в деревне своеобразная, вам, скорее всего, не понравится.
– А где понравится? – спросила Камила.
– В городе. Она больше напоминает устройство жизни на космических станциях. Те же клетушки-квартиры, та же суета, дом-работа, работа-дом, выходные, пролетающие на сверхсветовой скорости. Зато в отпуск закрыл квартиру и уехал, в отличие от деревни, где осталось хозяйство, требующее ежедневного ухода.
– А я мечтаю пожить так, чтобы знать наперёд, что лет пять с места не сдвинусь. Устал от смены обстановки, – поделился Апанасий.
– Поживём – увидим, что можно будет предложить под твои запросы.
До ржаного поля у нас ушло полчаса. Айрис, Трой и Киана, увидев нас, направились навстречу. Агронома с ними уже не было.
– Добро пожаловать на Землю, пришельцы, – поприветствовал я идущую навстречу тройку. – Земной вам поклон.
Айрис ускорила шаг и бросилась в мои объятия, целуя меня в солёное от пота лицо.
– Не могу поверить, что мы здесь, – произнесла она и часто заморгала мокрыми от слёз глазами.
– Я тоже. Есть ощущение нереальности. Пока не увижу подъезд родной квартиры, не признаю, что на Земле.
– А как мы в неё попадём? Взломаем? – спросила Айрис.
До сего момента я не задумывался об этом, воодушевлённый одним ощущением возвращения.
– Ключи от квартиры есть у родителей. Придётся вначале заявиться к ним.
– Это же правильно, Гордей. Даже если бы у них не было ключей, всё равно вначале стоило показаться им. Они же твои родители и, наверное, что только не думали после твоего исчезновения.
– Они вполне могли не заметить его, – предположил я. – До твоего появления я нечасто созванивался с ними. Только после больницы стал почаще заезжать. Кстати, куда делся агроном?
– Мы его напугали, – засмеялась Киана. – Айрис с ним общалась, а мы не понимали ни слова. Трой взял, да и спросил у неё, о чём они болтают. Он опешил и скоренько смотался. Как бы не проболтался.
– О чём он может проболтаться? О том, что видел иностранцев на полях своего колхоза? Или пришельцев? Здесь за такое могут и в дурдом отправить, – успокоил её я. – Самое большее – с женой поделится и вместе решат хранить эту тайну, чтобы не пугать народ. Айрис, а ты не спросила у него, как далеко до города?
– Конечно спросила. До трассы пять километров, а до города сто двадцать.
– Сто двадцать? Вот это мы промахнулись, – удивился я.
– По космическим меркам ерунда, – успокоил меня Трой. – В пределах погрешности.
До трассы мы дошли пешком. А там поймали едущую в город «буханку» с двумя рыбаками. Непередаваемое амбре из запаха рыбы и тяжёлого перегара оставило у моих друзей неизгладимое первое впечатление о земном транспорте. Выбрались мы из него с огромным облегчением у указателя моей деревни.
– Воняло, – произнёс вслед машине Апанасий.
– Это был запах свободы и романтики в представлении взрослого мужчины, – пояснил я.
– Наверное, я ещё не дорос до этого понятия, – произнёс Трой.
Мы прошли через лесополосу, отделяющую деревню от трассы. На улице вечерело. К деревне в облаке пыли подгоняли стадо. Над всей округой стояло непрерывное мычание и редкие щёлкающие удары пастушьего кнута, удерживающего строй стада.
– Кто это? – вылупив глаза на коров, спросил Апанасий.
– Коровы. Крупный рогатый скот, – ответил я. – Источник молока и мяса.
– Они такие… большие? – удивился он. – Я думал, домашние животные размером с собаку.
Как раз мимо нас пробежала пастушья овчарка, завернув в стадо норовистую первотёлку, пытающуюся сбежать с чужим быком. Наши друзья из космоса смотрели на происходящее, привычное для меня действо, с видом верующих, узревших библейское чудо. Вслед за овчаркой проскакал на лошади пастух, обдав нас запахом конского пота. Он коротко кивнул, узнав меня. Я махнул ему рукой.
Апанасий стоял бледный как смерть.
– Что с тобой? – испугался я за его состояние.
– Когда он побежал на меня, я подумал, всё, конец, растопчет и съест.
Я рассмеялся во весь голос.
– Это же лошадь, она ест только траву, как и коровы.
– А выглядит так, как будто питается Апанасиями на ужин, – поддержал товарища Трой. – Неслабое такое получилось знакомство с твоей станцией.
– Деревней, – поправил я. – Но станция у нас тоже есть. Если родители приветят нас, завтра оттуда поедем в город. Ну, надо идти к ним. – Я почувствовал волнение, предполагая, что моё исчезновение могло сильно напугать их.
Мы прошли задами мимо навозных куч и сложенного в большие омёты свежего сена. Я знал, что мои родители теперь не дома, а в сарае. Мать собирается доить коров, а отец подсыпает им в ясли дроблёнку. Я оказался прав. Отец стоял у деревянного забора, отгонял от себя мух и смотрел, как мать доит корову в летнем загоне. Он бросил в нашу сторону короткий взгляд, отвернулся, а потом, видимо осознав, что в толпе есть я, повернулся снова.
– Гордей. Мать, смотри, твой сынок-раздолбай приехал, – произнёс он негромко, но я по губам понял, что он сказал.
Мать поднялась и посмотрела на меня.
– Ребята, вы подождите здесь, а ты, Айрис, идём со мной, типа знакомиться. – Я взял её за руку.
Айрис выдохнула и пошла.
– Привет, родители, – стараясь выглядеть так, будто ничего не произошло, поздоровался я. – Папа, мама, – указал я Айрис на своих родителей. – А это моя девушка, про которую я вам рассказывал. Её зовут Айрис.
Моя мама разволновалась, а отец, напротив, смотрел и не шевелился, будто окаменел.
– Очень приятно, – произнесла Айрис и протянула отцу руку.
Тот, конечно, не знал, что делать с руками подруги сына, просто потряс её за пальчики.
– Коль, ну что ты стоишь, проводи их в дом, я сейчас управлюсь и приду. – Мать принялась тереть руки о видавший виды передник.
– Мам, пап, с нами друзья, – кивнул я в сторону компании. – Можно им тоже?
– Конечно, сынок, зови. – Инициативу знакомства взяла в свои руки мать, как я и думал.
Отец, менее коммуникативный, стоял и смотрел на нас. Я махнул нашей компании, вокруг которой стали собираться соседские куры, чтобы подходили. А когда дошло дело до знакомства, я вспомнил, что у них странные для нашего уха имена и они ни черта не говорят по-русски.
– Они канадцы, – соврал я. – По-нашему ни бум-бум.
– Только по-канадски? – удивилась мать.
– Нет такого языка, – буркнул отец. – Какого они тут забыли?
– Пап, это наши друзья. Попытайся хотя бы выглядеть дружелюбнее. Запоминайте, это Трой, это его девушка Киана. Это Апанасий и его подруга Камила. – Названные мною друзья по очереди протягивали отцу руку. Тот пожимал каждую.
– Апанасий? – переспросил он.
– Да, а что, распространённое в Канаде имя.
– Ясно. Значит, так, иностранцы, тубзик у нас на улице, вот он, дверь держите рукой. Туалетной бумагой пользуйтесь, только убедившись, что на ней не сидят осы или пауки. Переводи, сынок.
– Не буду, пап. Сами разберутся. Проводи нас в дом. Мы уже много часов ничего не ели.
– Коль, ты слышал, ребята голодные, – поторопила отца мать. – Идите, я вам сейчас парного молока принесу, а потом сепарировать поставлю и сливок к чаю.
– Ладно, мам. – Я приобнял её, пахнущую парным молоком.
Мы прошли во двор через сарай. Нам пришлось пригибаться, чтобы не расшибить головы о низкие дверные проёмы. В сарае стояла духота и шум от жужжащих мух, которые мгновенно напали на нас, целясь в рот и глаза.
– Гордей, я такого себе даже представить не мог, – поделился Трой. – Это так необычно. Столько животных.
– Что он там лопочет? – поинтересовался отец.
– Удивляется, какое большое у вас хозяйство.
– Скажи ему, что есть ещё гуси, но они на пруду.
Я рассказал Трою про гусей, но он понятия не имел, что это за птица. Отец провёл нас в беседку.
– Дома жарко, – объяснил он. – Лучше здесь. Гордей, иди дров в поленнице набери и печь растопи. А я пойду из холодильника кастрюлю щей принесу.
– Хорошо, пап, сейчас разожгу. Можно у тебя кое-что спросить?
– Спрашивай.
– У тебя алкоголь есть?
– Нет, мать ругается.
– Не мог бы ты принести хотя бы бутылку самогона или водки. Очень надо.
– Что, буржуи с похмелья болеют?
– Да.
– Ладно. Раз такое дело, мать одобрит. Пойду несколько бутылок у соседки займу.
Он ушёл. Айрис пошла со мной к поленнице.
– Они милые, особенно мама. Это точно не моя Вестлина, – произнесла она. – Я тоже хочу научиться доить коров.
– Спасибо. Ну, если не случится непредвиденного, я бы пожил с тобой здесь. Вдруг тебе требуются экологически чистые деревенские продукты.
– Ничего с нами больше не случится. Хочу жить просто.
– В деревне с этим проблем нет.
Мы собрались в беседке, когда на деревню опустилась ночь. Пришлось включить освещение под крышей. Вокруг нас, за пределами света, мир наполнился пением сверчков. У лампочки порхали бабочки и мошкара. Из темноты поддувало прохладой, а за столом было так тепло и уютно, что казалось, наступил миг счастья, пугливый и недолгий.
Глава 3
Кроватей в доме на всех не хватило. Отец бросил старый матрац на пол в зале.
– Если валетом, то вчетвером уляжетесь. У нас матерью на свадьбе столько гостей было, что я спал на улице под яблоней с армейским другом. А вашим друзьям, которые столько самогона выжрали, сейчас всё равно, на чём спать.
Отец вообще не отличался гостеприимством, считая, что любые манеры – это следствие фальшивой сущности натуры. Любой гость в его представлении должен был чувствовать себя как дома, но не забывать, что в гостях, и обходиться тем, что предложат хозяева.
Я кивнул Трою и Киане:
– Сегодня у нас с вами будет уникальный опыт совместного сна. Апанасий с Камилой лягут в гостиной на диване. Сами понимаете, наш здоровяк кратен двум и портит все знаменатели.
– Мне всё равно, где спать. Гастрономические оргазмы лишили меня последних сил. Я сейчас упаду на пол и отрублюсь. – Киана прикрыла глаза и опёрлась спиной на стену. – Боже, когда мои мышцы привыкнут к этой гравитации?
Мать кинула на матрац свежую простынь и тонкое одеяло. В обе стороны вместо подушек кинула старые пальто, скрученные в рулон.
– Спокойной ночи, ребята, – пожелала она нам.
– Спасибо. Спокойной ночи, мам, – поблагодарил я её.
– Спокойной ночи, мама, – неожиданно произнесла Айрис.
Её решение назвать мою мать мамой смутило не только мою родительницу, но и меня. Прежде мы никогда не обсуждали эту тему. Но, похоже, мать восприняла поступок Айрис положительно. Подошла к ней и похлопала по пояснице, затем легонько прижала к себе.
– Спокойной ночи, дочка.
Я впервые увидел, как краска ярким румянцем заиграла на щеках Айрис. Она была смущена и растрогана. Думаю, подобные проявления родительской любви были ей незнакомы. Мы легли валетом, как и советовал отец. Я обнял ноги Айрис и уснул.
Ночь пролетела незаметно. Утро началось с переклички петухов, пытающихся перекукарекать друг друга. Затем начали мычать коровы под окном, выгоняемые в стадо. Проехал трактор, от которого зазвенела посуда на полках. Сон перебился окончательно. Я тихо поднялся и вышел на двор. Мать с ведром полным парного молока шла в летнюю кухню.
– Гордей, идём со мной, поможешь, – попросила она.
Я пошёл за матерью.
– Собери сепаратор. – Она кивнула на сохнущие на полотенце запчасти. – Помнишь ещё как?
– Руки должны помнить.
Я начал собирать его и собрал.