Никто не ангел

У подъезда Сергей сел прямо в снег и облокотился о стену. Ему казалось, что он ждет слишком долго. Когда подъехала скорая, он встал и направился к машине.

– Ты с ума сошел?.. – врач сначала не понял, чего от него хотят.

Получив категорический отказ на вход в квартиру, а также смекнув, чем пахнет изо рта у больного, медики собирались развернуться и уехать.

– Мои родители – функционеры партии высокого уровня, – произнес Сергей. – И, если вы сейчас не окажете мне помощь, я сяду у подъезда и вложу себе в карман записку с датой, временем и номером вашей машины, пусть меня найдут к утру окоченевшим.

Через десять минут он отключился в машине. Его везли в больницу.

Глава 7. Порок на теле – жизненный порок

Сергею Шлепцову поставили его диагноз в не столь далеком подростковом возрасте. Когда у него случился первый приступ.

Он был хорошим ребенком, пока не подрос. В четырнадцать он стал неуправляем. Понесло его к вольной волюшке, к таким же малолеткам, как он, к смазливым девчонкам. Мама до сих пор не знала всех подробностей, иначе бы заболела сама.

Он загремел в реанимацию без сознания, его привели в себя, накачали лекарствами тело, а мозг – указаниями, что и как ему нужно и не нужно вытворять, чтобы не умереть.

В тот день Сережа познакомился с этим чувством – не такой, как все, и никогда, как все, не будет. Не следовало рассуждать о том, какой это был удар. С тех пор что-то глобально треснуло между ним и родителями.

Нет, не гулянки, не мат и не ранняя потеря девственности разломали их отношения. Мама квохтала вокруг него, как курица, и ему казалось, что она стремится к тому, чтобы подчеркнуть его неполноценность. А он чувствовал себя глубоко неполноценным. Папа же просто не обращал на это никакого внимания, и Сергей не ведал, что было больнее: любвеобильная истерия мамы или пнеобразная тупость отца.

Какое-то время он нос из жилища не высовывал. Учился, дулся и молчал. Даже закончил школу с отличием. И только он сам знал, что все эти годы творилось у него в душе.

Экзамены были не просто испытанием: то была река Стикс, перейдя через которую, он либо станет неуязвим, как Ахиллес, либо разделит печальный конец Великого Александра.

Случилось первое. И в университете для Сергея действительно многое изменилось.

Появился Витька – первый самый лучший друг. Он знал о диагнозе Сергея, знал все о его характере. Порой он задавал такой вопрос: «Сережка, что лучше: чувство юмора или чувство меры?» «Чувство меры в юморе», – это был правильный ответ. Но у Сергея мера напрочь отсутствовала.

Из-за своего состояния Сереге пришлось задуматься о Боге, даже живя в СССР.

– Неужели Бога нет только потому, что все думают так? – спрашивал он Витьку. – Вот все утрутся-то, если, когда помрут, Он их встретит на пороге…

С Витькой они почетно входили в клуб бесшабашных, а так как Сергей помимо того, что был таковым, являл чудеса интеллекта, он занимал среди своих товарищей особо почетное место. По крайней мере, ему самому это отчетливо казалось.

– Сереженька, миленький, как ты себя чувствуешь?

По нему – так лучше бы в больничную палату ворвалось торнадо и убило бы пятерых мужиков-сердечников, которые уничижающе снисходительно посматривали на него со своих коек. Сергей валялся без всяких сил. Его до сих пор тошнило. В вене торчала игла капельницы, как говорили вокруг: от детского алкоголизма прививка.

Вчера ночью его рвало на пол, отчего он получил порцию истошной ругани санитарки. Еще два раза он отключался. Ему делали уколы в задницу, в рот пихали пилюли.

– Сереженька, – мама погладила его по голове. – Все будет хорошо.

«Да лучше бы все закончилось еще вчера, – жестоко думалось ему, – чтобы не слушать твои причитания сначала».

Вон торчит сестра в дверях. Сейчас возьмут его родителей, «функционеров партии», и объяснят им, что их сын – законченный антиобщественный элемент. Ни чертов коммунизм с ним не построишь, ни окаянную перестройку не завершишь. Посему вообще напрасно его тут откачивали.

– Дитя партии, – зубоскалил своим вонючим желтым ртом пожилой сокамерник… то есть сосед по палате. И Сергей думал, что тому греет душу то, что Серега молодой и точно не дотянет до того возраста, до какого смог дотянуть этот пыльный сморчок.

«Если сейчас все не уберутся от меня, надену им это на головы», – по виду Сергея, измученному осунувшемуся лицу было не сказать, что его бессильное тело внутри пышет таким бешенством. Он вяло ел принесенные мамой харчи. По сравнению с больничной столовкой – настоящий пир.

Мама сидела рядом с кроватью, складывая руки на коленях. Серега знал, что еще долго от нее не избавится.

К вечеру второго дня Сережа радикально поднял себя с койки, пригладил торчащие волосы и пошел на пост медсестры. Улыбаясь, как умел, он спросил, нет ли возможности достать сигаретку, и обещал предоставить себя в полное распоряжение не очень молодой девушки за такую услугу.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Фраза из трагедии У. Шекспира «Ромео и Джульетта», которую, погибая, произносит Меркуцио, вступивший в поединок с Тибальтом, членом семьи Капулетти, за честь своего друга Ромео. Последний попытался разнять дерущихся, из-за чего Меркуцио и пропустил смертельный удар.