Пришельцы. Сборник фантастики

– Может, за ненадобностью. Скажем, взяли, все, что надо, а остальное выбросили.

– А стражи? Почему они активировались, причем, дважды, – дискуссия Чжану стала явно небезынтересна. Артек пожал плечами.

– Я полагал ее важным для пришельцев местом. Возможно, это действительно храм или молельня. Мы не можем знать, кому или чему…

– Столь развитая цивилизация не будет поклоняться богам или мощам, – отрезал Чжан. – Если считать это памятником, то нет смысла в стражах. Да и если памятник, он установлен кому-то, а значит, семья его, род и все прочие, должны были прибывать хотя б раз в век, хотя бы вообще раз…. Все, последний готов. Полковник, запускайте наших гостей внутрь.

– Вы убили стражей? – как-то безлико изрек я.

– Именно. Это оказалось, не так и сложно. Наши потери всего трое. Не совсем хорошо, конечно, так говорить, но против двадцати девяти убитых на первом страже… я могу сказать это достижение. Все. Что мы делаем, достижение, – Чжан помолчал, после изрек спокойней: – Да, вы можете взглянуть, как проходит операция. Подойдите, я перенастрою монитор…. Вот, готово, – он повернул один из экранов в нашу сторону. Сейчас он был разделен на две половины. Вид сбоку на темный эллипс, величаво возвышающийся на фоне серой скалы и ярко-голубого, будто специально вычищенного к операции, неба. К нему подходят две темные точки, в окружении нескольких зеленых и какого-то странного устройства, наподобие музейной мортиры, но только покрытой множеством проводов и датчиков. Вторая половина экрана пока чернела пустотой.

– Монитор сенсорный, вы можете удалять или приближать изображение, – сообщил Чжан. Потом спохватился, – Вы же в наручниках. Значит, не сможете.

Свидетели его триумфа, не из числа соратников, ему были просто жизненно необходимы. Наше присутствие давало ему внутренний стимул к новым свершениям. Новым прозрениям.

– Да и пусть товарищ Хан права, неважно, – это я вот как раз про его новый монолог. – Пусть мы произошли от денисовцев, ковыряющихся в дерьме и им рисующим, как мартышки. Плевать, кем мы были. Куда важнее, кем мы сумели стать. Страна, вечно на побегушках у Европы, еще с времен… да с Древнего Рима. Мы торговали, платили дань, изобретали, отдавали изобретенное, снова торговали, и этим только связывали себя, задерживали свое развитие. Только двадцатый век позволил нам заглянуть за пределы собственного мирка. Фактически, лишь великий кормчий дал нам возможность понять, почувствовать, кто мы, на самом деле. Вершители собственных судеб, не рабы великих держав, но равные им. Не придаток империй, как при том же товарище Дэне, но самостоятельное, мощное, влиятельное государство. Сами до этого дошли, сами таковыми стали. И еще больше возвысимся, не потому, что стали сильны через подарки пришельцев, это ладно. Потому что поверили в себя и в кои-то веки поняли, на что способны.

– На Филиппины? – спросил Артек.

– Будто неизвестно, что это была за страна до нашего прихода, – Чжан не к Артеку обращался, но через него, к аудитории, заключающей в себе его мир. – Прогнившая власть, устроившая охоту за неугодными, объявляя их эдакими недочеловеками, убить которых благо, карма очистится. Бойцы НОАК пришли, чтоб освободить народ из-под гнета тирана, высвободить наших людей, попавших в плен. Разве НОАК не встречали как освободителей? Вы оба должны помнить эти кадры.

Он сам запутался, какой версии надлежит придерживаться. Не то спасения порабощенного народа, не то гуманизма, неведомого прежде китайской нации, даже, в отношении своих.

– Я помню. Как и то, что вы два месяца брали столицу, – Чжан недовольно нахмурился, но ответил.

– А что поделать, если власть не хотела идти на переговоры, уступать законным требованиям? Нет, мы верно поступили. И не сделали ничего лишнего. Через пять лет, как и было обещано, наши бойцы уйдут с Филиппин.

– Оставив там базу.

– Это соглашение, на котором настаивали…. Я не понимаю. Когда тоже самое делали США, вы почему-то не возмущались…

– Мы солдаты, нам не положено. Но народ, да возмущался, – Чжан, вздохнув, глянул на Артека.

– Не больно-то охотно, как я помню. Вы будто до сих пор с придыханием смотрите на агонию бывшей сверхдержавы. Будто она для вас что-то еще значит. А не мы, ее победители. Ведь кто верил, – заражаясь от самого себя, продолжил генерал-майор, – кто мог представить еще в конце десятых, что Китай, поднявшись до уровня Штатов, сможет сменить их на посту лидера? Кто мог представить, что их Тихоокеанский флот ляжет за полдня под ударами наших войск в битве за Тайвань? Кто вообще мог предположить, что такая великая страна, да еще возглавляющая коалицию держав, вдруг позорно бежит с поля боя, зализывать раны. Только мы – в то время. Мы верили в себя, мы боролись за себя и мы победили. Теперь весь мир смотрит на нас, – он кивнул себе. – Смотрит и учится у нового лидера новым, давно забытым вещам. Приезжает, дивится…

– Ничему он не учится. Никто не приезжает.

– У нас туристов в одном Пекине пять миллионов в год, – зачем-то стал возражать генерал-майор.

– А сколько из них внутренние? Все одно, до Парижа или Рима вам как до Луны. Европа, как бы вы ни противились самой мысли о ее доминанте, по-прежнему в умах цивилизации, именно как центр притяжения. Неважно, каковы ее дела сейчас, от этого ничего не поменялось. Вы просто попытались силой взять то, что вам никогда не принадлежало, сыграть в благодетеля, как слон в посудной лавке, навязать свои ценности. А они только ваши, ничьи больше. Вы ведь сами по себе, вы же, не как прочий мир, произошли не то от денисовцев, не то от Хомо эректуса…

– Хватит! – наконец, не выдержал Чжан. – Вы меры не знаете. К вам по-доброму, вы начинаете наглеть, по справедливости – верещите об угнетении. Сами не понимаете, чего хотите. Заигрались в собственное понимание свобод и равенств. Ничего не поняли и ничему не научились. Да у нас собственная шкала ценностей, и хочет того мир или нет, но она сейчас для него доминанта. Мы ее строили две тысячи лет, мы существуем еще дольше, это ли не гарантия истинности…. Нет, ничего не говори, слушать тебя не хочу. Дурной разговор, не имеющий смысла. Будешь спорить только из желания противоречить. Все вы такие, – и к стражникам: – Спустите господ вниз, им надо подготовится к входу в храм.

Нас вытолкали. Последнее, что я успел увидеть на мониторе генерал-майора – как Пророк и Шут входят в образовавшееся отверстие в цельной стене капсулы, нависшей над ними, ровно скала. Да так оно и было. Обломок скалы, идеально выточенный временем и неведомыми строителями. Памятник неизвестным зодчим, его создавшим, он даже при ярком освещении походил на темный гранитный обелиск, поставленный в память о далеких, таких же неуютных, мрачных веках. Когда люди еще прятались от зверей по пещерам, а там, в краткие минуты между сном и охотой, пытались как-то выразить себя, оставляя отпечатки ладоней на стенах. Оставить после себя нечто большее, чем они есть, некую самодостаточную память, которая, и через поколения, могла бы рассказать хоть что-то о создателе.

«А другие люди на другом конце земли уже закончили строительство пирамид, оставив их на плато Гиза, и поднявшись выше по Нилу, приступили к созданию величественных усыпальниц», – немедля напомнил разум. Может, генерал-майор отчасти прав, говоря, что китайцы так долго запрягали, что теперь им просто необходимо спешить со своими притязаниями, со своей доктриной, своей системой ценностей, вперивая ее всем и каждому и пытаясь хоть сейчас доказать если не значимость ее для других, то уж для себя точно. Ведь, они смели США, разгромили и экономически и в прямом столкновении, встали на их место, стали новым центром силы на ближайшие десятки лет, быть может. Какое-то время могут и покуражиться.

Мысль глупая, но покоя она мне не давала. Все время, пока Артек, пытался убедить Чжана с неправоте, я глядел в монитор. Электромагнитный излучатель, как пояснил генерал-майор суть устройства, долго работал, прежде чем открыть дверь. Китайцы перехватили сигналы, которыми обменивались стражи и капсула, это не так и сложно на острове, напичканным электроникой, установили диапазон, и теперь подбирали коды для открытия входа. Ведь стражи открывали ее не останавливаясь, одним коротким импульсом. Выбрав несколько десятков похожих, техники начали обстрел капсулы. Наконец, случилось то, что и должно было. Цельная оболочка обнажила круглый проход, разойдясь в стороны. Что-то волшебное было в этом преображении. Пророк и Шут нерешительно потоптавшись у входа, наконец, зашли внутрь. В безопасности этого шага их убедила Елена, находившаяся все это время у ЭМИ, но не различимая до тех пор, покуда не заработала камера, расположенная на шлеме Шута. А я еще хотел спросить Чжана, куда подевалась археолог.

Елена долго объясняла что-то Шуту, слова ее, искаженные помехами, шли только в наушники генерал-майора, морщившегося и пытавшегося подстроить конденсатор для лучшего приема разговора. Словно капсула находилась на другой стороне земли. Мне лишь доставалось угадывать, о чем сейчас идет диалог по писку и шуму из наушников.

Наконец, Елена отступила, камера дернулась. Проход стал виден, еще какие-то слова, верно, напутствия. И только тут я узрел то, что прежде мне показывали пунктирными линиями и точками распечатки. Странная зала, занимавшая весь эллипс капсулы, пять разновеликих возвышений, похожих на колонны, или стелы, но только гладких, без рисунков, без надписей. Голый металл, наверное, металл, и плоское четырехугольное навершие, чуть шире самого возвышения, кажется, круглого, в темноте не разберешь. А над колоннами парило то самое семя, едва заметно поблескивавшее в свете фонарей.

Шут огляделся, глядя даже себе под ноги. Верно, его Елена попросила. Но снова ни надписи, ни углубления, ничего. Все ровное, голое, равнодушное. Действительно, неземное. Не отражающее света, вот что странно, только рассеивавшее луч карманного фонаря по сторонам. Как и сама капсула, даже в самый ясный день остававшаяся пепельно-серой на фоне окрестных скал, цвета унылой пожухлой сепии.

В этот момент нас погнали вниз. Я шагал медленно, все размышляя о том, что видел, что, быть может, увижу через недолгое время. Когда генерал-майор распорядится загнать в капсулу, странно, что дверь в ней не закрывается, еще двоих. Может, с какими-то приборами, для полного ее изучения, может, просто так. Когда жизнь первых прервется.

– Двигай! – меня подтолкнули, я спустился на первый этаж.

Артека быстро облачили в костюм, с моим же снова вышла заминка – режим маскировки захандрил окончательно и перезагружал систему. Техник пытался его отключить, как это ранее сделал на костюме Артека, но пока тщетно. Интересно, подумалось мне, программное обеспечение они, верно, стырили еще в годы разработки костюма, неудивительно, что так легко обращаются с ним. А вот с заглючившим аппаратом приходилось повозится.

– Все, наладил. Но шлем лучше не закрывать, режимы работы собьются, – сказал техник, подавая мне костюм. В соседней комнате зашумели. Все подняли головы, включая Артека, отвлекшись от занятий, подошли к открытой двери. Там, в комнате слежения за объектами острова, один из мониторов так же был подключен к трансляции с камеры на шлеме Шута. Сейчас он показывал первые шаги людей. Шут поднял голову, внимательно вглядываясь в колонны, до которых оставалось всего ничего. Пустые, гладкие, словно случайно оказавшиеся в капсуле, они почему-то напомнили мне сперва стайку металлических грибов – все разного роста, – а потом…. Две группы, две повыше и чуть темнее и три пониже, чуть светлее, расположенные как бы полукругом. Над самым высоким – семя. Как символ.

– Остановите их. Прикажите вернуться, – от моего крика все вздрогнули. – Слышите, что стали, немедленно скажите Чжану, чтоб вернул назад. Им нельзя, они сейчас…

Ко мне подошел адъютант с пистолетом.

– Заткнитесь, пожалуйста. И влезайте в костюм. Вы пойдете следом.

Никто не понял, даже я сам, что произошло через миг. Просто картинка переменилась. Просто вырвал из рук адъютанта его оружие, стукнул им в челюсть обладателю, двум фельдфебелям, ногой отпихнул техника и с диким криком взлетел по лестнице. Кажется, на ней кто-то был, не знавший, не то посторониться, не то преградить путь, ах, да полковник Сюэ. В последний момент я просто оттолкнул его и ворвался в кабинет. Чжан вскочил с кресла, меня ударили в спину чем-то тяжелым. На миг померк свет, но тут же восстановился. Странно, будто я оказался в костюме, столь легко выдержал удар прикладом.

– Товарищ генерал, – некогда выговаривать звание, пусть будет в повышенном. – Немедля отзовите наших людей. Им, всем, угрожает опасность.

– Вяжите его, – холодно приказал Чжан. И уже ко мне: – Не хотите идти так, запихнем силой.

– Стойте! – заорал я, только тут сообразив, что, даже лежа, размахиваю пистолетом. Отбросил его. – Подождите! Я только сейчас понял, что это. Не храм, не памятник. Это склеп.

– Что-о? – протянул руководитель. – Что ты несешь?

– Сами подумайте, товарищ…. Нет, оставьте, я лежу, лежу. Зачем стражи, зачем пустота и темнота. Почему ничего внутри, но есть охрана. Только одно – это память о погибших – здесь ли, на орбите, неважно. Их похоронили и оставили тут. Сбросили сюда, как в могилу. Но ведь осквернение могил это всегда преступление. Подумайте.

– Может, у них такого понятия даже нет.

– Стражи нападали, только понимая опасность для капсулы, не для себя. И потом эти пять столбов. Их пятеро в склепе. Может, семья, может, командиры и сослуживцы, военные разного звания, может, разной веры, расы, пола…. В любом случае, это склеп. Отзовите наших людей, пока семя. Это последняя защита.

– Семя раскрылось, – сказал кто-то сзади. Монитор по-прежнему стоял лицом ко мне, я с трудом поднял голову, еще бы, когда на спине сидит солдат. – Второй коснулся колонны и оно… диверсант, наверное, прав.

– Молчать! – рявкнул Чжан. – Дерзить удумали! – но тут же: – На раскопе – всем немедленно отойти от капсулы. Пулеметчики на изготовку! Всем полная готовность. Стрелять без предупреждения.

Чжан ошибся. Семя не раскрылось, оно развернулось, образовав некое подобие, даже трудно сказать, чего – змеи, червя. Скорее, дракона, серебристого, переливающегося всеми цветами холода, от белого до фиолетового. Он мгновенно вознесся в самую высь капсулы и тут же обрушился на головы вошедших. Камера Шута перестала работать. Другая, обзорная, показывала, как дракон вылетел из капсулы, вмиг сокрушив ЭМИ и всех, кто не успел отбежать от него подальше. Взмыл до небес.

– Дракон, смотрите, дракон поднимается. – я еще подумал, какая же ирония. Последний страж оказался копией того существа, в честь которого назвали остров. А теперь его прогневили, и судя по всему, окончательно. Пророк, зачем же ты так…

По дракону начали палить из всего, что находилось окрест. Не знаю, смогли ли хотя бы попасть. Пулеметы, автоматы, гранатометы, даже несколько ракет устремились в его сторону. Верткий, юркий, он едва ли обратил внимание на приближение дымных шлейфов. Лишь переместился с траектории. А после…

Не могу сказать, что произошло. Вернее, только опосредовано. Какая-то вспышка, не то на экране, не то в реальности. После которой мониторы немедля отключились, передатчики замерли. А слушавший через наушники переговоры Чжан, скорчившись, рухнул на пол. Из ушей генерал-майора потекла кровь.

Все, находившиеся в комнате, немедля бросились на помощь руководителю. Я тотчас подхватился, выскочил из кабинета и бросился вниз.

Артек, уже полностью упакованный в костюм, лежал посреди импровизированной гардеробной, пустой комнаты без окон, в которой нас облачали в высокотехнологичные скафандры. Подле столпились солдаты. Кто-то кликнул доктора. А через миг в кухне грянул взрыв.

Я подбежал к Артеку, попытался стащить шлем. Удалось только открыть стекло. Белое, недвижное лицо, заострившийся нос, из которого текла тонкая струйка быстро чернеющей крови. Пальцы, как долго ни скользили по шее, никак не могли нащупать пульс. Крови совсем немного, она сквозила и из ушей, скапливаясь на дне шлема махонькой лужицей.

– Артек, ну что же ты так. Артек…

Еще взрыв, здание содрогнулось. Я медленно поднялся, огляделся, будто приходя в себя. Мимо пробегали солдаты, кто спасался бегством, кто хватался за огнетушители. Еще один взрыв едва не сбил меня с ног, послышался громкий треск и шум обрушения. Кажется, начала обваливаться кладка. Что же произошло, нет, понятно, что устроил дракон, но что с домом? Впрочем, некогда, все некогда. Надо найти Елену и бежать с острова. Пока не поздно.

Я выскочил наружу. На меня никто не обращал внимания. Солдаты суетились вокруг здания, кто-то хватал вещи, кто-то бросал их. Странно, но многие, большинство суетились безоружными, еще несколькими минутами раньше трудно себе такое было даже представить. Я кинулся в сторону раскопа, но тут же замер.

Выбеленное нежно голубое небо враз почернело. Я не видел капсулы, ее скрывал край скалы, но разве можно представить, что это не от нее произошло. Темнота сгустилась, сошлась в точку, в которую с каким-то странным хлопком ударил луч ослепляющего света. И вокруг луча тотчас образовалась дыра, прореха в небе, куда он и уходил, теряясь в неведомом пространстве, лежащем за пределами человеческого понимания. Прорезая барашки редких облаков, голубую синь и уходя в черноту – на сотни световых лет или еще дальше. Подавая зов тем, кто оставил склеп, в месте, где живут самые неразумные, самые упертые, обиженные на себя и весь свет существа. Жаждущие всего и сразу, желающие все постигнуть, но ничего не хотящие понимать.

На меня наткнулся солдат, отскочил, бросился дальше, вниз по дороге.

– Скакун… вы? – Елена бежала следом за торопыгой-сержантом. Запыхавшись, она схватилась за меня, едва переводя дыхание. – Артек… где он?

Догадалась по одному только взгляду, по потемневшему лицу.

– Мне жаль, простите.

– Нам надо уходить, немедленно.

– Подождите, Скакун, вы видели, видели?

– Именно поэтому, уходить. Как можно скорее.

Луч внезапно померк, но тьма не исчезала. Ее пульсирующий круг, пытался сжаться, но что-то не давало, препятствовало этому. Возможно, дракон, он, достигнув неведомых высот, сейчас отчаянно сигналил хозяевам, зовя их на помощь, умоляя примчаться, как можно быстрее. Ведь земляне, они такие, они быстро приходят в себя, они не умеют считаться с потерями и они, наверное, никогда не остановятся.

Черное пятно, в котором ни звезд, ни галактик, одна пустота непроглядной вселенской ночи, внезапно завибрировало. Будто по открытому тоннелю уже спешили, торопились прийти на помощь павшим, погибшим где-то и когда-то вблизи планеты, ах, зачем же вы выбросили капсулу именно сюда. Да, тут удивительно красиво, тут рай земной, тут бы им покоиться вечно, в глубоких тихих пещерах, но… как нет покоя острову, могшему стать местом отдохновения многих, а вышедшем братской могилой, так не стало покоя и тысячелетним останкам, стоило только добраться до них исследовательской экспедиции.

– Вы думаете, это сигнал… бедствия? – Елена едва шагала за мной, ноги не слушались, да еще она постоянно оборачивалась.

– А что же по-вашему? Я подумал, что это склеп, ну, что еще можно охранять тысячи лет. Склеп на пятерых погибших.

Она остановилась.

– Почему вы… ах да. Я поняла. Очень возможно. Даже, скорее всего, вы правы. Я как-то ни разу не думала. Мне всегда казалось, что семя это источник знания, это жизнь, это…

– А это смерть, последний страж могилы, – мы выбрались на уступ, именуемый Площадкой дракона. Отсюда открывался удивительный вид, что на вулкан, что на залив, находящийся прямо под ним. – Вы видели, что он сделал?

– Где? На раскопе? Он истребил всех солдат и поднялся. Потом грохот, хорошо меня вытащили из-под обломков и помогли убраться поскорее.

– Глядите, – вышло немного пафосно, но вид, в самом деле, ужасал.

Залив, заполненный кораблями ВМФ Китая, представлял собой жуткое зрелище. Находящийся на рейде могучий крейсер дымился, накренившись на левый борт, на нем находилась вертолетная площадка, превращенная взрывами падавших геликоптеров в яму. Крейсер медленно уходил под воду, с него, едва различимые, прыгали солдаты, но никто не спешил подбирать их, приходить на помощь. Мощный импульс разбуженного дракона вывел из строя все – технику, оборудование, приборы, остановил корабли и самолеты, машины и коммуникации. Все, питаемое электричеством, получило чудовищный силы скачок напряжения, после которого и последовала представшая нашим взорам агония. Беспомощные корабли, падающие с неведомых высей вертолеты и истребители, и множество солдат, лишившихся связи, товарищей, командования. Всего. Беспомощно бежавшие к заливу, к порту, в котором один за другим вспыхивали все новые и новые пожары. И нечем оказалось тушить их, некому придти на помощь. Не на чем уплыть прочь. Да и некуда плыть – ведь до ближайшего острова около полутора сотен километров. А все, что находилось на рейде или стояло в порту, превратилось в хлам, едва держащийся на воде.

– Куда мы сейчас? Скакун, подождите, объясните сначала, куда вы меня тащите?

Я остановился. А в самом деле, куда? Вокруг лишь залив, тонущие корабли и обезумевшие от страха люди. Боящиеся взглянуть в небо, где дрожащий круг тьмы вот-вот выплюнет нечто, столь могущественное, перед которым все прежние страхи, показываемые капсулой, покажутся играми детского воображения.

– Я не знаю. К морю. Очень надеюсь, что они не станут наводить тут свой порядок. Очень хочется, чтоб они забрали капсулу и поместили ее куда-нибудь подальше, на Луну, Марс, Венеру. В места, до которых человек не доберется. Хотя нет, доберется, все равно доберется. Но не скоро.

– Вы думаете? А мне кажется, кажется… Скакун!

Я вздрогнул всем телом и обернулся.

Круг тьмы внезапно расширился, превратившись в круг света. И рухнул. Ровно теперь его некому было удерживать в небе.

Испытуемый

Прохора я нашел в дальнем конце парка, рядом с выходом к пруду с выдрами. Местная достопримечательность, возле него даже гостиничку выстроили. Мой приятель, ссутулившись, сидел на скамейке, глядя себе под ноги, вид у него был такой, точно напился или, чего хуже, шарахнул дозу. Весь встрепанный, взъерошенные волосы, вкривь сидящий пиджак, побитые пылью брюки и рубашка навыпуск. Вид совсем не такой, к какому я привык за долгие годы знакомства. Прохор всегда следил за собой.

Я подошел, присел рядом, затем, Прохор так и не поднял взгляд, положил руку на плечо. Тут только он обернулся, медленно, ровно завороженный собственными ботинками, которые разглядывал уже минут десять. Я взглянул в его глаза, нет, зрачки нормальные, да и запаха перегара не чувствуется. В ответ мой старый товарищ так же не отводил взгляда, и по-прежнему молчал.

– Ну, здравствуй, Прохор, – он наконец-то кивнул, хоть какая-то реакция. – Где же ты два дня пропадал-то?

– Два дня? – произнес он несколько недоуменно. Не своим голосом, точно пробуя его на вкус.

– Да, а ты не помнишь, какой сейчас день? – он молчал. – Стася всех уже на ноги подняла, вот и до меня добралась. А я до тебя, как видишь.

– Стася, да… – он снова замолчал.

– Ты как, в порядке?

– Не знаю, – после минутной паузы произнес Кондратьев, когда я уже собирался встряхнуть его легонько. – Вроде, да.

– Так объясни, что случилось? Жена с ума сходит, я тоже весь испереживался, – преувеличивал, но да, заразился беспокойством. Стася она такая, до всех докопается, всем работу задаст, если что не так. Особенно, когда ее любимый «увалень» пропал среди бела дня. Прежде с ним подобного никогда не случалось, неудивительно, что все родичи, знакомые, приятели знакомых и просто соседи, а затем полиция, работники больниц, моргов и даже спецслужб были поставлены на уши. Хорошо, нашелся доброжелатель, позвонивший и сообщивший, что вроде бы нашел мужа в парке Победы, только поговорить не смог – молчит. Я быстро собрался, приехал. Вручил показавшему мне на скамейку молодому человеку купюру и пошел выяснять у Прохора, что же с ним приключилось.

Хорошо, не избили, не ограбили, не бросили в каменных ботинках в озеро. Конечно, о последнем я давно не слышал, но мало ли… Стася умело нагнетала страхи, доводя и себя, и других. Никого не слушая, даже свою тетку, профессионального психиатра.

– Жена, да… прости, я совсем как-то раскис. Не пойму…

– Прохор, ты можешь говорить нормально? Где ты был? – он снова глянул на меня, но ответил без напоминаний.

– Сам не пойму. Будто на помойку выкинули. А я… – он оглядел себя, словно видел впервые. – В голове пустота. Ни черта не помню…, – Кондратьев замолчал и оглядел меня. – Если б ты не подошел, я бы вот так и сидел. Я тут с… да давно сижу. Никак не уйду.

– Это почему это?

– Боюсь, – тихо ответил он. Вот пока тебя не встретил, боялся с места сдвинуться. Как проклятье какое. И потом… я не могу вспомнить, куда мне идти. Вот даже сейчас.