Парижская трагедия. Роман-аллюзия

Глаза Джульетты закатились, а губы так и застыли в легкой улыбке. В этот момент у входа в темницу показался Фролло. Он хмурил брови, еще не понимая, что произошло. Ученый вошел в комнату и приблизился к клетке. И тут к нему пришло четкое осознание случившегося. Его каменное и хмурое лицо ожило – глаза широко распахнулись, а зрачки расширились. Кровь прилила к вискам и начала бешено пульсировать. Волна страха и отчаяния, так слабо знакомая ему, окатила все его нутро.

– Но как? Почему? Что произошло? – ноги ученого подкосились, но он успел опереться на стену.

Фролло словно в трансе двигался вдоль каменной стены, пока все тело Джульетты не попало в его поле зрения, и тогда низкий стон вырвался из его груди, но он пресек его, зажав рот ладонью. На левом запястье девушки зияла кровавая резаная рана, а все вокруг было залито кровью. Небольшой осколок стекла угрожающе блестел в кровавой луже, рядом с телом.

– Она убила себя, – ученый не мог поверить в это, а тем более понять. – Но зачем? Все это было для того, чтобы защитить ее. Спасти. – Словно загипнотизированный, Фролло сполз по стене на пол. Глядя перед собой, он пытался разобраться, почему она это сделала, но не находил ни одного логичного объяснения.

Квазимодо продолжал качать тело девушки, прижимая его к груди, и постоянно повторял ее имя «Джульетта», будто надеясь разбудить.

Мысли Фролло метались из стороны в сторону, не находя покоя.

– Где я ошибся? Что сделал не так? Я думал она в безопасности здесь… – и вдруг его память вернулась к самому началу, и он вспомнил то, что ему сказал его пациент, Ромео. – Ангел раненый в крыло… не уследил отец… не пощадил и дух… Невероятно. Он был прав. Он знал. – Ученый схватился руками за лысеющую голову и резко вскочил на ноги.

Шок и осознание разрывали некогда холодного ученого изнутри.

– Он знал. Он знал! Я идиот! Это я виноват! Как же я сразу не понял…

Вдруг из самого темного угла комнаты послышались тихие ровные хлопки.

– Браво! – раздался звонкий мужской голос и с довольной улыбкой на лице Гренгуар вышел на свет. – У меня чуть сердце не разорвалось. Честно. Это было великолепно. Сколько эмоций и драматизма.

Ученый и горбун устремили свои взгляды на незваного гостя.

– Должен признаться, я не был уверен, что ты, Фролло, справишься со своей ролью, но теперь смело могу сказать, что ты был неподражаем. Оказывается, и тебе не чужды отчаяние и страх, а то я уже начинал подозревать, что ты вовсе не человек. Браво! – и довольный поэт, вновь принялся аплодировать.

Ученого словно окатили холодной водой. Он в мгновение взял себя в руки – его лицо вновь окаменело, а в глазах мелькнули огоньки холодной ненависти.

– Да как ты посмел сюда заявиться? Ты – шут сатаны! – ноздри Фролло широко раздувались, как у взбешенного быка.

– Как некрасиво. Это так ты собираешь овации и восторженную похвалу своего таланта.

Гренгуар услышал, как зубы ученого заскрипели от ярости.

– Тебе нравится смотреть на страдания других. Тебе это доставляет удовольствие. Для этого ты сюда и пришел. Но я лишу тебя этого приятного представления.

– О, поверь, я уже достаточно насмотрелся и даже больше чем ты можешь представить, – поэт улыбнулся от уха до уха. – «Ты должна быть моей и только моей. Я не отдам тебя никому». Боже, это было так мило. Как ты на нее смотрел…

– Ты… ты… – Фролло не хватало воздуха от злости.

– Да я! Я был здесь все время с того момента, как понял, что именно ты и твой милый сыночек посмели похитить дочь самого Капулетти. Это был поистине безумный, но очень смелый ход. Весь Париж сбился с ног, пытаясь найти прекрасную Джульетту, в то время как она приятно проводит время в компании уродца и сумасшедшего ученого. Это просто блестяще.

Поэт и ученый смотрели друг другу в глаза, словно противники перед решающим боем, но горбун совершенно не обращал на них внимания. Он нежно гладил мертвую Джульетту по волосам, которые когда-то сам расчесывал ей. Фролло закрыл глаза и, глубоко вдохнув, выдохнул горячий воздух, пытаясь успокоиться и не позволить эмоциям ослепить разум.

– Раз ты был здесь все это время, то должен знать, почему она это сделала, – будь на то воля Фролло, он давно задушил бы Гренгуара своими собственными руками, но он понимал, что не все в его власти.

– Почему? – поэт зашелся хохотом. – Ты серьезно, Фролло? Если бы я оказался на ее месте – полностью отрезанным от мира и обреченный общаться с романтичным уродом и слушать о том, как прекрасны колокола, да я бы на следующий день повесился бы на собственном ремне. Но это хрупкое создание смирилось и с этим. Она даже находила что-то приятное в этих извращенных свиданиях. Но я списал бы это на шок, – поэт игриво помотал головой из стороны в сторону. – А теперь оглянись и посмотри на те прекрасные условия, которые ты создал для юной и прекрасной Джульетты. Темная сырая комната из холодного камня, куда не проникает ни малейший лучик света. Клетка, будто для дикого зверя. Грязный матрац. Спасибо Квазимодо за пуховую перину и шерстяной плед, ты не позаботился бы и об этом. И этот зловонный запах. У тебя, что здесь кто-то сдох? Ну! Тебе не кажется, что эти апартаменты вгоняют в тоску? Но, несмотря на все это, несчастная узница готова была справляться и с этим, пока рядом с ней находился тот, кто скрашивал ее одиночество. Но тебе этого показалось мало, и ты лишаешь ее даже этих сомнительных маленьких радостей, и теперь Джульетта остается совершенно одна. Любой, даже самый сильный человек в таких условиях рано или поздно тронется. Должен заметить, что она продержалась дольше, чем я предполагал.

Вся злость и ярость отступила, и ученым овладело смятение. Он начал осознавать, что в словах поэта есть та логическая цепочка, которую он упустил, которая была ему незнакома. Он нахмурил брови, а глаза его бегали, пытаясь уловить то, к чему клонит Гренгуар.

– Ты убил ее, Фролло, ты! – довольно и торжественно объявил поэт.

Ученый посмотрел в глаза обвинителя ошарашенным взглядом.

– Нет… Я хотел спасти ее.

– От кого же ты ее спасал?

– От маньяка. Он шел за ней.

– Ты идиот, Фролло! – Гренгуар открыто насмехался над сбитым с толка ученым. – Ты действительно слеп. Самая страшная угроза для этого создания была в ней самой. Ты так усердно защищал ее от окружающего мира, что не потрудился заглянуть в ее собственный. Полный тьмы, отчаяния и боли. Она чувствовала себя пленницей этого мира, и все время рвалась покинуть его, рвалась на свободу. Вот где была главная проблема. В ее навязчивой идее покончить с собой, и ты видел это, не мог не видеть, но не обращал внимания, потому что сам никогда не мог допустить даже мысли о самоубийстве. А она твердила об этом весь последний месяц – кричала, угрожала, умоляла Бога покончить с ее страданиями. Искренне и самоотверженно.

И в этот момент затуманенный взгляд ученого просветлел, и он с вызовом посмотрел на поэта, который мог бесконечно продолжать свои монологи.

– Ты был здесь все это время. Почему ты не помешал ей?

– Я? Не помешал? – Гренгуар был искренне удивлен. – Зачем? Ты же слышал, что я сказал или все мои слова для тебя так же пусты, как и мольбы бедной Джульетты? Она страдала, mon amie. Ее крики и слезы разрывали мое сердце. Честно! Я не мог на это смотреть. Это было ужасно! – явно переигрывая с трагизмом в голосе, ответил поэт и, сжав рубашку на груди, опустил голову вниз. – О, как она кричала, как яростно умоляла Бога убить ее, а слезами, пролитыми этим юным ангелом, можно было оросить все поля во Франции.

– Ты этого и ждал. Так? – ученый испепелял поэта взглядом.

– О чем ты? – весь драматизм Гренгуара испарился в одно мгновение, и он удивленно вскинул брови.

– Ты ждал, когда она убьет себя. А до этого наслаждался ее страданиями.

– Какая наглая ложь, доктор! – возмущенно воскликнул поэт и вдруг слегка улыбнулся. – Только первые два дня. Через пять, меня уже начало клонить ко сну, а через семь, я уже вместе с ней стоял на коленях и умолял Бога дать ей то, чего она просит – смерть. Но Бог, как обычно, не торопился внять нашим мольбам и представление затянулось…

– Сукин ты сын! – Фролло бросился к Гренгуару и, схватив его за воротник плаща, со всей яростью прижал к стене.

Поэт не сопротивлялся. Он с легкой ухмылкой смотрел на взбешенное лицо ученого – на раздувающиеся ноздри, на пульсирующие вены на висках, на залитые кровью глаза.

– Это ты! Твой осколок! Ты убил ее…

– Спокойно, спокойно! – Гренгуар поморщился и слегка отвернул свое лицо вправо, пытаясь избежать брызжущих слюней ученого. – Я не убивал ее. Я просто дал ей то, о чем она так просила Бога, то, что помогло ей избавиться от всех мучений. – Поэт, вырвал воротник своего плаща из рук Фролло и слегка оттолкнул его, брезгливо вытирая свое лицо рукавом. – И, вообще, дорогой мой Фролло, если бы ты видел, как она страдала, ты поступил бы точно также. Уверяю. И потом, посмотри. Она улыбается. Похоже там ей намного лучше, чем здесь.

– Ты пришел глумиться над этой трагедией. Ты бездушная тварь. Смотри, она мертва. Доволен.? Все. Спектакль закончен. Проваливай. – Фролло вновь испепелил поэта ненавидящим взглядом и, направился к телу Джульетты, которое по-прежнему не отпускал из своих объятий Квазимодо.

– О, ты ошибаешься, mon amie, спектакль только начинается, – загадочно произнес Певец Парижа, и Фролло резко обернулся.

– Я знаю, как вернуть ей жизнь, – спокойно, словно сообщая о том, что знает, где стоит метла, произнес поэт.

– Ты издеваешься? Ты убил ее… – ученый не мог поверить такой наглости.

Горбун впервые за все это время отвлекся от своих страданий и посмотрел на Гренгуара.

– Ну, на этот счет наши версии разнятся, потому что по моей – в ее смерти виновен только ты, – уточнил поэт. – Пойми, я так же не желал девушке зла, но это был единственный способ указать на то, что твои действия неверны. Теперь же мы можем, опираясь на все произошедшее, вернуть несчастную красавицу и все сделать правильно.

– Ты слуга дьявола. Думаешь, я поверю в твои лживые речи?

– Ты можешь мне не верить, но если она действительно тебе так дорога, как никто другой в этом мире, то ты обязан попробовать.

В воздухе повисло напряженное молчание. Казалось, даже было слышно, как мечутся мысли ученого, пытаясь решить, что ответить.

– И как же ты предлагаешь это сделать? Продать душу дьяволу? – с вызовом спросил Фролло, не позволяя показать, что у него появилась надежда.

– Нет-нет-нет! Мы больше не будем наступать на старые грабли. Но должен заметить, что твое полное отрицание Бога, ненамного отличает тебя, от тех несчастных, что подписали контракт с дьяволом. Разница лишь в том, что твоя душа не принадлежит никому, она почти мертва, и в том, что ты ничего от этого не получил…

– Завязывай с пустой болтовней! Как вернуть Джульетту? – ученый терял терпение и повысил голос.

– Ты не нервничай. Мне кажется, ты и сам понимаешь, про что я говорю, просто не позволяешь себе допустить этой мысли… – Гренгуар наблюдал за реакцией ученого, и ему доставляло удовольствие выводить из себя одного из самых эмоционально устойчивых людей, из тех, кого он знал.

У Фролло от гнева дрожали губы, а на глаза вновь пала кровавая пелена, и поэт решил больше не тянуть.

– Здесь помочь может только один человек. Ты слышал о ней, как и весь Париж.

– Нет! Ты либо не в своем уме, раз предлагаешь мне такое, либо не понимаешь, с кем говоришь. – Ученый понял, что пытается предложить ему поэт.

– Видишь ли, я-то, как раз понимаю, с кем говорю. И в данный момент времени ты уже не каменный Клод Фролло, ученый, который отрицает все кроме науки. Сейчас ты обычный человек, загнанный в угол, который из последних сил пытается выбраться из ловушки, которую сам и подготовил.

– Нет! – резко и зло выпали Фролло. – Я сам со всем разберусь. Я не собираюсь прислушиваться к советам умалишенного психопата. Проваливай.

– Да? – Гренгуар прислонился плечом к стене и, скрестив на груди руки, улыбнулся от уха до уха. – Но, тем не менее, к словам Ромео ты прислушался. Это было действительно очень трогательно.

Фролло сжал кулаки, из последних сил сдерживая себя, чтобы вновь не броситься на того, кого он ненавидел так безумно, что один его вид вызывал желание разорвать его на части. Гренгуар был живым доказательством того, что есть вещи, которые наука не в силах объяснить.

– Отец, – вдруг раздался низкий и хриплый голос Квазимодо, который, прижимая тело Джульетты, пытался вникнуть в разговор поэта и ученого, но не поспевал за столь быстрым и сложным диалогом. – Так мы вернем Джульетту? Ты ведь это сможешь? Пожалуйста.

– Конечно. Я смогу. Есть и другой способ. – Фролло вновь повернулся к Гренгуару спиной и уверенным шагом направился в клетку, когда вновь раздался веселый и звонкий голос поэта, и ученый остановился.

– Ну, да! Конечно, есть другой способ. Твой любимый. Да, Фролло? Как там? Напомни рецепт. Хотя нет. Я лучше сам попробую вспомнить. Вот! Точно! Рецепт «Воскрешение». Разрежьте мертвое тело от груди до низа живота и залейте в него три с половиной литра свежей крови. Внимание! Количество крови варьируется в зависимости от возраста и веса мертвого пациента. После того как вы это проделаете, тело необходимо заштопать и как следует шарахнуть его электрическим зарядом, равным по силе заряду молнии. Так вроде? Я ничего не забыл? Ведь именно это ты проделал со своим милым до слез сыночком? – поэт ликовал.

Он говорил так быстро, что горбун не мог до конца понять, о чем идет речь, но судя по выражению лица Фролло, Гренгуар сказал что-то, что ученый, не мог оспорить, как бы неприятно ему не было то, что он услышал.

– Отец, мы должны попробовать. Она должна жить. Пусть даже так, как говорит он. Это наша вина. – Произнес горбун и перевел свой взгляд с Фролло на Певца Парижа.

Поэт очень сильно не нравился Квазимодо и даже нагонял страху. И потому он предпочел отвернуться и вернулся к своему мертвому ангелу.

Фролло молчал, не оборачиваясь, глядя куда-то внутрь себя, и Гренгуар продолжил свой сокрушительный монолог:

– Но в этом плане есть пара небольших изъянов. Видишь ли, на этом прекрасном теле останется жуткий шрам, а ты сам знаешь, как женщины относятся к подобным уродствам. Особенно молодые красавицы, как Джульетта. Это будет целая трагедия. Но не это самое плохое. Ведь ее еще может слегка перекосить, – и поэт шутливо изобразил конвульсии. – Но это, судя по всему, тебя не волнует. Главное вернуть ее к жизни. Правильно? Ладно, флаг тебе в руки, а свои я умываю.

Гренгуар собрался уходить, но вдруг остановился.

– Эй, красавчик! – окликнул он горбуна и тот, обернулся и посмотрел на поэта. – Веди себя хорошо и смотри сильно не увлекайся трупами. Посмотри на своего отца. Ни к чему хорошему это не приводит. – Гренгуар подмигнул Квазимодо и направился к выходу.

– С чего ты решил, что она станет мне помогать? – Фролло выпал из оцепенения и, со своим обычным холодным спокойствием, обернулся к уходящему поэту.

Гренгуар застыл в дверях, и никто не увидел, как его лицо озарила торжествующая улыбка.

– С того, что об этом ее попрошу я, – обернувшись, с ухмылкой ответил поэт.

Он стоял в небольшом проулке под проливным дожем и вдыхал аромат ириса. Раненая нога продолжала сильно ныть, но сама рана затянулась и достаточно быстро заживала. К счастью, пуля прошла навылет, не задев кость. Черные мокрые кудри падали на глаза, но это не мешало ему наблюдать горящим взглядом за окном в доме напротив, где в кромешной темноте, сидя на большом кресле, невидящим взглядом смотрел на улицу граф Капулетти.

Дыхание маньяка было очень тяжелым, казалось, что он дышит огнем. Ярость и нетерпение разрывали Тибальта изнутри. Уже почти два месяца он не может найти венец своей коллекции. Ту, что не давала ему покоя. Ту, чья красота так и кричала, молила о смерти от его руки. Тот художник, тот санитар этого грязного мира, что очищал этот город от красоты и похоти, стал неуправляем им. Тибальт потерял контроль и стал менее осторожным, а хромота осложняла передвижение, лишая его былой ловкости и скорости. Но это слабо волновало убийцу. Перед глазами маньяка всегда была только она – Джульетта, и он был готов любой ценой добраться до вожделенной цели. Убивая каждую новую жертву, он не получал удовлетворения и ему хотелось убивать еще больше. Иногда, ему казалось, что он уже не сможет остановиться. Он будто шел через непроходимую лесную чащу и прорубал своей бритвой путь к ней единственной, но она не становилась ближе. Он ложился спать, и она снова являлась к нему во сне, мучая и терзая. Эта навязчивая идея не давала ему покоя и сводила с ума. Но он не мог отступиться и опустить руки. Поэтому уже больше месяца, каждый вечер он приходит к этому дому, несмотря на непогоду и просто наблюдает. Тибальт был уверен, что если кому Джульетта и сообщит, о своем местоположении, то это отцу. Рано или поздно. А до тех пор он будет просто ждать… и убивать. Он утопит Париж в крови и заставит страдать весь город также, как страдает он, во что бы то ему не стало.

«Зачем? Зачем я послушал его? Надо было той же ночью идти за ней. Чертов поэт и его карнавал. Я же мог уже тогда поставить точку и двигаться дальше. Будь ты проклят, Гренгуар! Но ничего. Я еще дождусь своего часа. И этот момент будет еще более приятным. Еще более долгожданным и восхитительным.»

Тибальт даже подумать не мог, что его заветная мечта, его венец, его Эвридика уже мертва.

Глава 6. (Ведьма)

К югу от Парижа простирался огромный густой лес. Он пользовался дурной славой среди народа. По слухам, в этих местах пропадали люди, а живность, обитающая здесь, являлась разносчиком заразы. Про это мрачное место ходило множество разных мифов и сказаний о его фантастических обитателях. Рассказывали, что в нем прячутся оборотни, вампиры, ведьмы и прочая нечисть, поэтому люди здесь были крайне редкими гостями. Но этой ночью две человеческие фигуры приближались к первым деревьям этого жуткого и пугающего произведения природы.

Как только ученый и поэт вышли через южные ворота, Фролло заметил, как резко изменилась погода. Дождь стихал по мере приближения к лесу, и вскоре на небе уже не было ни облачка, а весь небосвод усыпало безумное количество ярких звезд, подобно колье из тысячи бриллиантов. Огромная полная луна склонилась низко над макушками деревьев, словно глаз, выглядывающий из лесной чащи и пристально наблюдающий за припозднившимися путниками.

Гренгуар остановился у первых деревьев и глубоко вдохнул прохладный свежий воздух.

– Ох! Обожаю это место. Аж мурашки по коже, – и слегка поежившись, направился вглубь леса.

Фролло, чуть помешкав, оглянулся назад. Над Парижем нависла тяжелая черная туча и беспощадно поливала несчастный город. Казалось она, да и все небо вот-вот рухнут на город, превратив его в каменные безжизненные руины, и навсегда погребут под собой столицу Свободной Французской Республики. Зрелище было поистине апокалиптических масштабов, и не могло не завораживать, наполняя душу любого человека трепещущим страхом и восхищением необузданными и непобедимыми силами природы. Где-то там, лежит тело той, чья жизнь для него была дороже собственной. Его сердце дрогнуло, и он решительно сжал кулаки.

– Я бы не советовал тебе отвлекаться и отставать, – окликнул ученого Гренгуар. – Это не самое дружелюбное место, поверь. Оно очень коварно и только ждет, когда ты зазеваешься по сторонам, чтобы запутать тропинки и увести тебя в самую чащу, а там поглотить живьем. И тогда не один смертный тебя не отыщет.

– Серьезно? – Фролло с пренебрежением посмотрел на своего сопровождающего. – Значит, ты не напрасно пошел со мной.

– Остроумно! – улыбнулся поэт. – Но мне не хотелось бы тратить время на твои поиски, поэтому было бы неплохо, если бы ты не замирал, наслаждаясь видами. А то мне придется вести тебя за ручку, как маленького.

– Хватит болтать. Пошли, – закончив обмен любезностями, произнес ученый и шагнул под своды столетних деревьев.

Лес оказался совсем не таким, как представлял себе его Фролло. Несмотря на репутацию и грозный вид со стороны Парижа, внутри он напоминал сказочный мир. Свет тысячи звезд и огромной луны падал на зеленую листву и, отражаясь, хорошо освещал большую часть пространства. Игра света и тени, создавала впечатление, что все вокруг постоянно двигается. Деревья своими ветвями, будто тянулись к путникам, с радостью готовые принять их в свои объятия, а из чащи доносились странные звуки – неразборчивый шепот, хруст веток, низкие завывания, шорох, а в какой-то момент, ученый был уверен, что рядом он услышал звонкий детский смех и резко обернулся, но никого не было. Этот лес был живым. Словно один единый организм – самостоятельный и разумный.

Гренгуар вальяжной походкой шел впереди и насвистывал какую-то мелодию, грациозно перепрыгивая через все коряги и впадины. Фролло шел чуть позади и вопреки предупреждениям поэта, осматривал это таинственное место, то и дело спотыкаясь о корни деревьев или оступаясь на неровностях почвы, а полы его длинного непромокаемого плаща постоянно цеплялись за ветки мелких кустов.

В какой-то момент, ученый вгляделся в кромешную тьму между деревьев, и увидел крошечный огонек. Затем появился еще один и еще, и еще. Всего через мгновенье сотни маленьких бледно-зеленых огоньков окружили их со всех сторон, и подобно фейерверку взмыли к острым пикам деревьев, освещая все вокруг магическим светом – светлячки. Фролло был поражен столь невероятным зрелищем, созданным природой без малейшего вмешательства человека, но постарался не показывать этого. Несмотря на то, что поэт шел впереди и не оглядывался, ученый был уверен, что тот следит за ним и не упустит возможности насмехаясь поиздеваться, лишь дай ему повод.

– Как тебе наша романтическая прогулка? Впечатляет, не так ли? – высокий голос поэта, разрушил всю атмосферу магии, царившую вокруг. – Должен заметить, что все самое красивое в этом мире происходит там, где людей не бывает. Человек убивает все прекрасное созданное Богом, подменяя ее своей лживой красотой. Человек со времен своего появления, считает своей главной целью превзойти Бога. Поколение за поколением он соперничает с Создателем, но из раза в раз только разрушает этот мир, превращая его в грязь и пыль. Но потом снова принимается за новую попытку. И так по замкнутому кругу…

– Ты не тому говоришь о боге. Да и тебе ли о нем размышлять? – резко оборвал Гренгуара ученый.

– Я поэт и волен говорить, о чем угодно, – гордо ответил Певец Парижа.

– Поэт, который продал душу дьяволу, – с презрением поправил Гренгуара его спутник.

– Вот скажи мне, Фролло, ты сам-то замечаешь ту огромную брешь в своих взглядах? – со снисходительной улыбкой, поэт слегка обернулся к ученому.

– Удиви меня.

– Ты постоянно упрекаешь меня в том, что я продал свою душу Дьяволу. То есть он для тебя существует, но при этом Бога для тебя нет. Так как же одно без другого?

Поэт опять подловил Фролло. Ученый не знал, как тот это делает, но Гренгуар всегда все обставит так, что собеседник окажется в собственной ловушке, не найдя слов для ответа.

Фролло промолчал, и они вновь продолжили путь под будоражащую, но печальную музыку таинственного леса. Какое-то время они шли молча, пробираясь сквозь густые заросли деревьев и огромных кустов со странными мохнатыми цветами, пурпурного цвета. Тропинка исчезла, и ученому казалось, что они идут вслепую, но шаг поэта продолжал удивлять своей уверенностью. Раздвигая руками упругие ветви неизвестных кустов, которые беспощадно хлестали Фролло по лицу, они, наконец, выбрались в менее густую часть леса. Окружающие деревья с черными стволами стояли на большом расстоянии друг от друга. Они были идеально ровными и гладкими, словно металл, а их макушки терялись в небесах, сливаясь с ночной тьмой. Ученый посмотрел вверх. Ветви деревьев начинались в метрах пяти от земли, но листвы на них не было. Этим деревьям должно быть тысячи лет, но они выглядели мертвыми. Несмотря на то, что эти гиганты не заслоняли собою звезды и луну, свет от ночных светил сюда не проникал, и лишь легкий синеватый дым струился по земле, будто подсвечивая ее.

Недалеко в темноте, Фролло вновь заметил два огонька, но на этот раз они были холодного белого цвета и почти не двигались. Через секунду появилась еще пара подобных огней, и ученый понял, что на него кто-то смотрит. Он услышал тяжелое свирепое дыхание и сжал кулаки.

– Эй! Ты идешь? – громко спросил Гренгуар и Фролло отвел взгляд, обернувшись к нему.

Ученый вновь посмотрел вглубь леса, но огни исчезли, и он выдохнул, как вдруг раздался длинный протяжный вой. Ученый едва вздрогнул.

– Волки? – голос Фролло звучал спокойно, но внутри у него все напряглось.

– Надеюсь, – весело отвел поэт, наслаждаясь реакцией ученого. – Но в любом случае, нам лучше поспешить.