Зачистка

– Змей, значит. Хорошо. А ты что за зверь такой?

– Mister Moonlight, – напевно протянул Мун.

– You came to me one summer night, – отозвался Резаный и почесал шрам на щеке. – Наслышан.

– Да ты меломан? – не удержался Мун, хотя еще несколько минут назад твердо решил, что этого он подначивать не станет.

– Я не о ливерпульской четверке наслышан, хотя я тебя постарше буду. Я о тебе наслышан.

Резаный говорил очень тихо и вкрадчиво. Таким голосом детей убаюкивать. Мунлайту эта вкрадчивость не нравилась. Ему в жизни доводилось встречать разных людей, опасных в том числе, и он знал по опыту, какие люди наиболее опасны.

Тот, кто кричит, брызжет слюной и угрожает, опасен наименее. Люди делятся на тех, кто говорит, и тех, кто делает. Если человек в подробностях объясняет, как он тебя покалечит, можешь быть уверен – он никогда не сможет поднять на тебя руку.

Поопаснее будут психи, громкие, шумные. Такие не обещают показать кузькину мать, но способны схватить, что под руку попадется и зашвырнуть тебе в голову. Эти опасны своей непредсказуемостью.

Но опаснее всего тот, кто говорит с тобой тихо, мягко, вкрадчиво, как с больной глупой собакой. Он никогда не повысит голос, никогда не начнет угрожать, никогда не перейдет на личности. Но со спокойствием английского лорда сможет щелкнуть пальцами, с улыбкой пожать плечами: «так получилось» – и посмотреть, как тебя закатывают в тазик с цементом и отправляют в эксклюзивное плавание по ближайшему водоему.

Сильный человек, у которого есть реальная власть, а не иллюзия власти, которую он боится потерять, никогда не станет повышать голос. Ему это просто не нужно. И вот с такими людьми связываться в самом деле небезопасно.

– И что про меня говорят? – вяло поинтересовался Мунлайт.

– На твое счастье ничего хорошего.

От такого заявления Мун поперхнулся:

– Интересный подход.

Резаный пожал плечами.

– Нормальный. Мне про тебя Вася Кабан рассказывал. И если бы этот человек отзывался о тебе хорошо, то мы бы с тобой сейчас уже не разговаривали.

– Чего так?

– Сволочь он.

– Был, – подал голос Снейк.

Резаный метнул на бородача быстрый взгляд, потом снова посмотрел на Мунлайта. И знакомым образом изогнул любопытную бровь:

– А что с ним?

– Упал и умер, – поделился Мун.

– Сам упал? – не поверил Резаный.

– Я помог, – неохотно признался Мун. – А так как он гранатами был увешан, когда падал, и одна взведенная у него в руке была, то очень быстро научился летать.

Резаный сидел серьезный, задумчивый, будто размышлял, верить пришлому, не по годам седому сталкеру или нет. Пальцы непроизвольно тронули шрам. Наконец решил что-то для себя, на Муна глянул с толикой уважения.

– Набираешь очки, – кивнул Резаный и качнулся на табурете. – Мне бы хотелось верить, что вы не плохие люди, – задумчиво произнес он, – но на моей памяти хорошие люди из тех мест, откуда вы вышли, не приходили.

– А что, плохие приходили? – напомнил о своем существовании Снейк.

– Оттуда вообще люди не приходили, – буднично сказал Резаный, не повернув головы. – Никакие. Ни живые, ни мертвые. Никогда. Так что… я вас слушаю.

8

Разговор затянулся. Объяснять пришлось долго и больше, чем хотелось. И хотя всего он, конечно, не рассказал, Резаный ухитрился вытянуть из него достаточно, чтобы понять, с кем имеет дело.

Тем не менее итог беседы вышел положительным. Дверь больше никто не запирал и из разряда пленников Снейк с Муном перешли в разряд гостей. Правда гостеприимство Резаного тоже имело свои условия.

– Барахло ваше вам отдадут, – говорил Резаный, пока Мунлайт шнуровал ботинки. – Но надеюсь, ты понимаешь, что кормить вас двоих накладно. А приятеля твоего еще и на ноги ставить надо.

Снейк, как-то выпавший из разговора и преспокойно уснувший, оставшись не у дел, всхрапнул, словно подтверждая, мол да, и кормить, и лечить надо. Мун кивнул.

– Я бы заплатил, но мы поизносились. А плату задним числом ты ведь не возьмешь?

Резаный покачал головой.

– Задним числом я б с тебя плату и в обычной жизни не взял. А здесь тем более. Тебя завтра грохнут, и кто платить станет?

– Не каркай, – поморщился Мунлайт, пряча седые вихры под бандану.

Про седину Резаный ничего не спрашивал, хотя видно было, что его подмывает. Но сдержался. Оно и понятно. Самого поди не шибко радует, когда начинают про щеку разодранную спрашивать. Так что понимает, куда с такими вопросами посылают.

Они вышли на улицу. День был серым и пасмурным. Накрапывал дождик, тянуло легким ветерком. Мун с удовольствием, впервые за неделю, втянул в себя свежий воздух. В нос ударил запах осени, сырости и прелых листьев, легкие наполнились кислородом.

Резаный достал сигарету, закурил. Мунлайт цыкнул сколотым зубом, поводил взглядом в поисках травинки, но двор был утоптан настолько, что растительности не осталось вовсе.

Дом, в котором он и Снейк провели неделю, находился на другом краю деревеньки, куда он пришел следом за мальчишкой. Кстати про мальчишку надо бы узнать.

– Так чем мы можем с тобой рассчитаться? – отбросив посторонние мысли, вернулся к главному Мун.

– Змей твой ничем, пока на ноги не встанет. А ты можешь. Выполнишь кое-какую работенку и считай, что в расчете. Идет?

Резаный протянул руку, но Мунлайт жать ее не спешил.

– Едет, – недружелюбно отозвался он.

– Что не устраивает?

– Работенка работенке рознь. Бывает такая работенка, за которую всю оставшуюся жизнь кормить можно. И не здесь, а в «Метрополе».

Резаный почесал шрам.

– «Метрополь» это где? На южном кордоне?

– «Метрополь» это в столице государства Россейского городе-герое Москве. Милое такое заведение. Как-нибудь я тебя обязательно туда приглашу. Короче, – отрезал Мун, переставая балагурить, – чего за работа?

– Работенка, – повторил Резаный мягко. – Всего лишь работенка. «Метрополь» за такое не обломится, но у меня подъедаться можно. Ты пойми, у нас группировка небольшая, живем за счет мелких заказов. Незначительный хабар потаскать или… Ты вот стреляешь, говорят, неплохо?

– Мы ж не в учебке, – пожал плечами Мун. – Здесь кто плохо стреляет, тот долго не живет.

К чему клонит Резаный, он не понимал и это не нравилось. Тот затянулся в последний раз, повертел головой. Сделал шаг в сторону, резко нагнулся. Когда распрямился снова, в руках была консервная банка из-под зеленого горошка с вывороченной крышкой.

Мун с интересом наблюдал за тем, как предводитель сталкерской шайки тушит в банку бычка. Любопытно. В центре большого города не каждый станет урну искать, а тут такая чистоплотность. Откуда бы? И на интеллигента мужик со вспоротой щекой и колючим взглядом не сильно похож. Зануда Угрюмый больше интеллигент.

Резаный подхватил между тем свою импровизированную пепельницу и пошел с ней в сторону. Дернувшемуся было следом Мунлайту сделал знак, жди мол. Сам прошел на довольно приличное расстояние через бурьян между домами, остановился возле сгнившего забора, от которого стоять остался лишь покосившийся трухлявый столб, поставил на верхушку столба банку и не спеша пошел обратно.

К Муну подошел деловитый, на ходу вытаскивая ПМ.

– Банку видишь?

– Крошка горошка? – фыркнул Мун. – Ты хочешь, чтоб я в банку попал? Или в какую-то конкретную горошину?

– Цель обозначена, а там как попадешь, – благосклонно отозвался Резаный.

Мун взял в левую результат трудов Николая Федоровича и ижевского механического завода, прицелился и плавно вжал спусковой крючок. Грохнуло. Руку дернуло отдачей. Все-таки Макаров – штука громкая. БеПешечка, как любовно называет бесшумный аналог Угрюмый, стреляет конечно не беззвучно, но ощутимо тише. Может потому БП здесь и больше в ходу.

Банка, еще недавно стоявшая на столбе, резво отлетела в сторону.

– Вы ничего вкусней не ели овощей от «Бондюэля», – провозгласил Мун. – Но за банкой я не побегу.

Резаный хмыкнул и не торопясь, с достоинством пошел к столбу. Впрочем, любопытство по всей вероятности возобладало, и он очень скоро прибавил ходу. До торчащей из высокой травы трухлявой опоры он уже почти добежал. С азартом дорвавшейся до помойного бака дворняги принялся нырять в бурьян, наконец, выбрался с бондюэлевской жестянкой в руке и потрусил в обратную сторону, растеряв всю свою хозяйскую обстоятельность.

– Куда попал? – спросил издалека.

Мун ехидно ухмыльнулся. Сейчас перед ним был совсем другой человек, не тот, что пришел к ним с утра. И сдерживать свои привычки, и ограничивать себя в шутовстве с этим человеком уже не тянуло. Резаный оказывается может быть живым, а не монументальным. И не просто живым, а простецким.

– Куда? – повторил Резаный, подходя ближе и пряча банку за спиной.

– В банку, – ехидно ухмыльнулся Мун. – Если быть точным, то в букву «О».

Резаный впервые, кажется, за все время общения открыто улыбнулся. И хотя благодаря шраму улыбка вышла кривая, но было в ней что-то теплое, свойское. Он взвесил жестянку на ладони и бросил Мунлайту.

Рука рефлекторно метнулась вперед, перехватывая пустую тару. Мун бросил беглый взгляд на разрисованный зелеными горохами жестяной бок. В надписи «Bonduelle» на месте буквы «О», той самой, что попала на центр банки, когда давил на спуск, зияла дыра.

Мунлайт невозмутимо сделал шаг в сторону, наклонился и вернул покореженную «пепельницу» на место. Повернулся. Резаный стоял рядом и светился, как начищенный самовар.

– Так чего надо? – довольно грубо поинтересовался Мун.

– Заказ есть, – встрепенулся Резаный, становясь серьезным. – Припять кабана знаешь?

Мунлайт молча кивнул. Кто ж не знает? Тварь довольно распространенная, к людям относится без пиетета, правда и в Зону глубоко не ходит. Пограничная тварь.

– Надо подстрелить, – буднично поведал Резаный.

– Не понял, – вылупился Мун. – Это какой-то дикий агрессивный из серии «появился дикий вепрь ограмадный – то ли буйвол, то ли бык, то ли тур… коих ел, а коих в лес волочил»?

– Зачем же. Просто есть заказ. Есть человек, который платит за тушку Припять кабана. «Вот коль отчаешься на это, то принцессу поведешь под венец».

– Нет, мужик, – фыркнул Мун. – Ты все же меломан. Только просто так стрелять в Зону из пукалки я не стану.

Резаный снова посуровел. На Мунлайта поглядел исподлобья тем самым жестким взглядом, каким пялился еще утром. От свойского мужичка не осталось ни грамма. Мун взгляд выдержал стоически, даже ухмылочку прицепил.

– Зарываешься, седой, – тихо процедил Резаный и нервно почесал шрам. – Неприятностей ищешь.

Мун покачал головой.

– Тогда делай, что требуется и не выпячивайся, – посоветовал Резаный.

В сердце дернулось что-то, но в том, что екнуло, Мун не стал бы признаваться даже себе.

– Зачем тебе зверя стрелять без нужды? – попытался увещевать он. – Жрать ты его все равно не станешь. Шубу из него не сошьешь. Врагу скормить? Так есть более простые способы отравить несимпатичного тебе человека. Хочешь, покажу?

Резаный не ответил. Он смотрел теперь изучающе. Понять, что творится в его голове, было невозможно.

– Есть заказ, – повторил он, наконец, тихо, но внушительно. – Заказы не обсуждают, а выполняют.

– С приказами путаешь, – без тени улыбки ответил Мунлайт.

– Для нас без разницы, – отмахнулся Резаный. – Для тебя сейчас тоже. Мне нужна тушка кабана. За нее платят.

– Кто? – вылупился Мун искренне.

Резаный задохнулся от злости. Видно было, что он привык говорить и принимать отчет о выполнении, а не слушать детский лепет и вдаваться в объяснения. Текущая ситуация его явно бесила.

– Богатый джентльмен, – выдавил он, справившись с эмоцией. – Он платит за Припять кабана. Мертвого. Убитого одним выстрелом. В глаз.

– Одним выстрелом? – поперхнулся Мун.

– В глаз, – тупо повторил Резаный.

– Это чтобы шкуру не попортить?

– Ты догадлив, – кивнул лидер группировки и полез в карман за сигаретами.

– А зачем ему шкура? – совсем уж растерялся Мун.

– Чучелко набить, – прикуривая пыхнул дымом Резаный. – Коллекционирует он чучела. Дом у него где-то там в среде олигархата. Он его решил оригинально декорировать. Ему по специальному заказу доставляют монстров из Зоны и набивают чучела. И скажи спасибо, что он кабана заказал, а не псевдогиганта.

– Он что, сумасшедший? – полюбопытствовал Мун.

– Мне откуда знать? Он ваш, русский. С Рублевки какой-то.

Это прозвучало так, что сомнений о национальной принадлежности Резаного у Муна не осталось, хоть и говорил тот без какого-либо намека на этнический оттенок.

– А ваши с Золотоворотской или где они у вас там живут?

Резаный скрежетнул зубами. На Муна посмотрел зло, и тот подумал, что ошибся в человеке дважды. Хотя может и не ошибся ни разу. Все предположенное раньше имеет место, только под настроение. А настроение у мужика с пропоротой щекой стабильно, как погода в марте.

– Он платит деньги, – произнес Резаный, борясь с недовольством. – Потому сумасшедший он или нет, без разницы. Деньги не пахнут. В общем, так, зайдешь ко мне, получишь оружие и пойдешь за кабаном. Будет у меня туша с непорченой шкурой, живите еще неделю. Буду кормить и чинить ноги твоему приятелю, как себе. Нет, собирайтесь и уматывайте оба куда хотите.

Мунлайт переступил с ноги на ногу. Резаный очень четко напомнил, что он здесь хозяин, и оставил за Муном решение препираться дальше или смириться, обозначив, что препираться бессмысленно.

– Как себе? – ухмыльнулся Мун мягче. – А себе бы ты тоже ветеринара позвал, если что?

– Дареному ишаку под хвост не заглядывают, как говаривал один мой знакомый, – Резаный тронул подушечками пальцев шрам, но передумал и убрал руку. – Айболит – врач. Он лечит. А кого его учили препарировать, сталкеров или крыс лабораторных – не важно. Жить захочешь, студенту со скальпелем доверишься.

Резаный был сердит. Муна это отчего-то развеселило.

И пока король с ним так препирался,

– напел он.

Съел уже почти всех женщин и курИ возле самого дворца ошивалсяЭтот самый то ли бык, то ли тур.

– Погуляй полчаса, – отрубил Резаный, – подумай. Если надумаешь, заходи за снаряжением. Если не надумаешь, то забирай своего Змея безногого и ползите отсюда, пока я добрый.

Предводитель неизвестной группировки развернулся на каблуках и, резко чеканя шаг, пошел прочь. Мунлайт отошел в сторону к бурьяну, дернул травинку потоньше и, заткнув ее между зубов, уселся прямо на землю.

Особой сентиментальностью он не страдал. Правда слышал много раз байки о том, что Зона не любит, когда кто-то убивает ее детей. Но и в сказки эти верить не торопился. И разговоры, мол Зона, как женщина, его бесили. Как раздражали сравнения с женщиной трубки или гитары. И трубка, и гитара, и женщина романтический окрас имели только среди прыщавых подростков. Мун подходил к ним весьма утилитарно. Трубку просто курят, на гитаре просто бренчат в меру возможностей. С женщиной малость сложнее, тут от воспитания зависит, но в конечном итоге и с ней все понятно. А Зона – просто странное место на карте. И все.

И все же стрелять в животное, пусть даже тысячу раз опасное… Ей богу, спокойнее было застрелить того урода, которому для украшения интерьера приспичило убивать живое существо. Жестокость имеет право на существование чаще, чем думают многие. Но жестокость должна быть обоснована. Можно сломать ноги человеку, который косо посмотрел на твою женщину, но зачем убивать мутанта ради дизайнерских бредней богатого дурака?

«Затем, что в соседнем сарае лежит Снейк», – пришла мысль, – «которому, если верить Айболиту, еще месяц валяться, прежде чем на ноги встанет».

Мун сплюнул изжеванную травинку. Хоть бы знак какой пришел.

Он повернулся туда, где за домами должна была кончаться деревенька и начинаться власть аномалий и прочих завихрений. Туда, где должна была находиться настоящая, дикая Зона. И смотрел так, будто ждал ответа от той точки на карте, в разумности которой только что сомневался.

Знаков не было. Небеса не вспыхнули и не разверзлись. И ни господь, ни дьявол не принялись шуршать в уши сомнительные истины на иврите. Зато он увидал, как через вездесущий бурьян вприпрыжку бежит мальчонка лет десяти. Тот самый, которого видел неделю назад.

Мунлайт вздрогнул от неожиданности. Мальчишка бежал куда-то по своим делам и внимания на него не обращал. Мун подскочил на ноги, вывалилась изо рта изжеванная травинка, но он этого уже не заметил.

Звать мальца он не стал. Осторожничать тоже. В обжитых местах Зоны можно не бояться. Никаких неожиданностей, разве что гон начнется или выброс пойдет. Гигантскими беззвучными скачками он метнулся следом.

Пацан, как и в прошлый раз скрылся за углом ближайшего дома. Де жа вю, не иначе. Надеясь, что хоть в этот раз никто не даст ему по башке, Мунлайт остановился возле избы и осторожно заглянул за угол.

Перед ним раскинулся широкий двор. На значительное свободное пространство с вытоптанной до состояния проплешины землей смотрели три дома. Старых, но обжитых и подлатанных. Возле одного из них стоял длинный навес, под ним разместились врытые в землю лавки и столы, тянущиеся единой лентой, за которой могли рассесться несколько десятков человек.

В стороне от домов устроился махонький кривенький сарайчик. Явный новодел. На дверях сарая висел могучий амбарный замок. Интересно, что внутри. Казна, или стратегические запасы патронов и провианта?

Мальчишку этот вопрос в отличие от Мунлайта не занимал нисколько. Он бодро подпрыгивая, как это могут только дети, просвистал мимо сарая и направился к дальнему дому с навесом и столами.

Мун вышел из-за угла и не таясь двинулся следом. В том, что пацан не галлюцинация, он был уверен, но само наличие его здесь посреди Зоны вызывало удивление вперемешку с любопытством.

Паренек добежал до столов под навесом и радостно возопил:

– Мама!

Только сейчас Мунлайт заметил скрючившуюся на лавочке женщину. Она сидела по другую сторону стола и буднично чистила картошку. Причем делала это столь непринужденно и обыденно, словно они находились не под Припятью, а под Егорьевском. И к занятию своему она подошла с полной отдачей, потому на виду из-за столешницы торчала только голова и плечи. На детский голос женщина распрямилась и ее стало видно чуть лучше.

Не дурно, оценил про себя Мун. Барышня и впрямь была не дурна собой. И было в ней что-то еще, что притягивало. Что-то простое, человеческое и не продажное. Вот оно! Бабы в зоне, когда к ним подходишь, обычно калькулятор в голове включают. Ты еще не заговорил, а у нее в глазах счетчик пошел отщелкивать.

Нет, встречаются конечно и другие, те что с мужиками на равных в Зону шастают, но это не женщины, это какие-то КМС по метанию ядра и гребле.

Здесь же случай был совершенно другой. Впервые за долгое время он видел нормальную женщину. Хотя представить себе, какая нормальная женщина в здравом уме сунется в Зону, да еще и с ребенком…

Мальчишка обогнул край стола и плюхнулся рядом с женщиной на скамейку. Та отвлеклась от сына, заметила приближающегося Мунлайта и переменилась в лице. Вздрогнула, побледнела, приподнялась. Звякнул упавший нож. За секунду в глазах женщины промелькнула дикая гамма чувств: страх, узнавание, надежда, разочарование, боль. Затем все стихло, словно и не было этого всплеска эмоций.

– Здрасьте, на фиг, – плотоядно растекся в ухмылке Мун, делая вид, что ничего не заметил.

Женщина кивнула и подняла нож. Мальчишка смотрел серьезно и испытующе.

– А я знаю, – сообщил он вдруг, – вы дядя Мунлайт.

Мун поперхнулся. Быстро же тут информация расходится. До сегодняшнего дня здесь никто и знать не знал, как его зовут, а теперь… Он улыбнулся мальчишке мягко, почти без сарказма, насколько вообще был на это способен.

– Точно. А ты кто такой, боец?

– Егор, – представился паренек и поспешно добавил, – а маму зовут Наташа.

Мун посмотрел на Наталью.

– И чего ты от меня шарахнулась, будто привидение увидела, Наташа?

– Человека одного напомнил, – неохотно ответила она.

– Плохого?

– Хорошего.

– А чего тогда шарахаешься? – фыркнул Мунлайт и добавил патетически. – Ох уж эти самки человекофф!

Последнего делать не стоило. Наталья стеганула его недобрым взглядом. Лицо женщины стало суровым, теряя свою миловидность и напоминая о той категории, которую он сам классифицировал, как КМС по метанию ядра.

– Тот человек умер, – процедила она сквозь зубы.

«В таких случаях воспитанные люди обычно начинают смущаться и извиняться», – подумал Мун, но извиняться не стал.

– Значит, я похож на покойника, – ухмыльнулся он. – Надо нормально есть, спать, заняться спортом и в солярий сходить, что ли.

– Хам! – фыркнула Наталья.

– Быдлоид, – послушно согласился Мун. – Наташка, а…

– Меня зовут Коса, – отрезала Наталья.

– Коса? Камси-комса. А я-то думал, тётки человеческими именами называются, не то что сталкеры.

– А что, – взвилась Наталья, – женщина по-твоему сталкером быть не может?

В своем праведном гневе она была смешна. Мун с кривой ухмылкой покачал головой, нет мол, не может, и подмигнул Егору, который наблюдал за мамой и «дядей Мунлайтом» с некоторой настороженностью.

– Не может, – сказал он, чтобы жест не трактовали как-то иначе. – Вот ты чего здесь делаешь?

– Живу, – небрежно пожала плечами Наталья.

– С ребёнком?

– Не твое дело, – снова заершилась она. – Он уже взрослый.

– Ну и дура, – фыркнул Мун.

– Хам, – резко бросила Наталья, подцепила таз с картошкой и ушла в дом.

Мальчонка, оглянувшись попутно на седого дядю, юркнул следом. Хлопнула дверь. Мун плюхнулся на скамейку и потянулся до хруста. Весело получается. Если так пойдет дальше, его тут возненавидят всем хутором. А ему ведь тут жить. Во всяком случае пока Снейк не поправится.

9

Как ни старался Мунлайт ступать беззвучно, а не получалось. От дождей земля раскисла. Под ногами хлюпало и чавкало. Да еще и рыжий, бывший тюремщик, топал рядом плечо в плечо. Дурак, сказал же ему дважды идти следом. Ладно, хрен с ним, воспитанием заниматься Мун не намеревался. Это только Иисус лечил и учил бесплатно.

Веснушчатого парня навязал Резаный, видать боялся, что Мун смоется, прихватив с собой хорошую винтовку с качественной оптикой и оставив вместо нее лишний рот с отстреленной ногой.

Услыхав, что Мунлайт согласен на его условия, Резаный приободрился. Узнав, какой ствол тот запросил для охоты на мутировавшего кабана, малость расстроился. Впихнув ему рыжего в сопровождение, снова возрадовался.

Конопатый парень имел характерное погоняло – Рыжик. И оказался весьма болтлив. Поначалу правда он привычно молчал, но отношения, строившиеся по схеме караульный-заключенный, себя уже изжили, потому он смотрел на Муна хоть и без особой приязни, но несколько иначе, чем прежде. А постепенно и вовсе разговорился. И если раньше болтал Мунлайт, норовя подначить и уколоть поехиднее, то вскоре ему пришлось заткнуться. Потому как на подначки, с тех пор, как Мун перестал быть врагом, Рыжик не реагировал, а самого его как прорвало.

Впрочем, и в этом стрекотании был толк. Очень скоро стал ясен расклад группы Резаного. Группировка возникла не так давно, создавал ее Резаный со своим приятелем по кличке Фрез. Когда-то Фрез с Резаным были не разлей вода. Вместе мотались за хабаром, вместе вступили в «Свободу», вместе из нее вылетели, когда Резаный по пьяни сообщил одному из «Свободовских» лидеров, что анархию он понимает иначе, а то что творится в «Свободе» не анархия, а бардак.

– Говорят, шрам у него с тех самых пор и появился, – конспиративным шепотом поделился Рыжик, хотя услышать их уже никто не мог. Из деревни они вышли и направились на юг.

– И кличка, говорят, у него с тех пор такая. Раньше другая была.

– Какая это? – живо заинтересовался Мун, но Рыжик лишь пожал плечами. Того периода жизни Резаного он воочию не наблюдал.

После почетного вылета из «Свободы» Резаный с Фрезом ходили в вольных сталкерах, пока мужика со шрамом не проперло создать свою группировку и он начал набирать людей. Большей частью молодняк конечно.

Когда шайка-лейка стала превращаться во что-то более менее осмысленное, возник вопрос самоопределения. Вот тогда Фрез с Резаным и переругались. Фрез предложил взять символом медведя, сообщив, что это православное тотемное животное, и звать его на самом деле бер. И бер обязательно должен фигурировать в названии группировки.

Резаный согласился взять медведя на эмблему, хотя все, что касалось беров и православных тотемов, посчитал бредом. Фрез возмутился, они заспорили. Фрез назвался православным язычником, дескать православный не потому, что в православии, а потому, что Правь славит. Резаный изгалялся и вертел пальцем у виска. В общем поругались.

Фрез обиделся и ушел. А Резаный остался со своим молодняком и парой старичков, которые его дюже уважали. Группировка стала называться просто группой Резаного, хотя медведь на нашивке остался. Базу они себе оборудовали не далеко от «Свободы». Из-за этой близости и оскаленной хари на эмблеме их стали периодически принимать за свободовцев. Это Резаного бесило невероятно.