Сага о Первом всаднике. Время проснуться дракону. Часть 1

Друзья переглянулись – отдыхать им конечно некогда, но вот потрапезничать по-человечески не помешало бы…

Получив монетку, пара мальчишек, оставив свои корзины на приятелей, повели их за осыпь в лес, откуда одна из речек вытекала. А там и дорога вполне наезженная нарисовалась. На крошке-то дробленого камня, что была за почву по всей Валапийской долине, следов заезда было совсем не видать, а здесь, под деревьями, вполне себе четко колеи от телег проступали.

Вдоль речушки они шли недолго. И вдруг, неожиданно даже, из узкого тенистого коридора, меж кустов и обрывистого берега, их компания вынырнула на открытый солнцу простор.

Как на ладони раскинулась долина, окруженная пологими, высокими склонами. Кое-где на них были видны квадраты виноградников с узенькими и ровными рядами, а кое-где, такие же ровные, но пышные и широкие ряды садов. Меж ними на таком расстоянии, как на лубочной картинке смотрелись стада коров и овец. А на ближайшем склоне и пару десятков домишек виднелось.

Трактира, в привычном понимании этого слова, как они узнали от пацанов, в деревне не имелось. Но в первом же дворе перед домом были врыты прямо в землю стол и лавки, а завидевшая их баба кинулась им на встречу, зазывая потрапезничать.

Но мальчишки, подхватив под узды лошадей ехавших впереди Тая с Виком, потянули всю компанию дальше – понятное дело, к себе домой.

Дом, к которому их дотянули ребята, стоял четвертым в ряду по правую руку и был таким же, как все остальные в этой деревеньке – не очень большим, сложенным из нетесаного камня и крыт дранкой. И стол, врытый в землю, такой же, как и перед всеми остальными, имелся. А над ним, обещая блаженство и прохладу, нависала увитая виноградом пергола.

Стоило им въехать за плетеный из веток забор, как из дома вышла средних лет женщина, видно мать пацанчиков. И вытирая на ходу руки о фартук, стала их приглашать вольно располагаться на лавках за столом.

А только друзья и сопровождающие их дины успели спешиться и направиться к бочке с водой, чтоб, значит, перед едой руки помыть да дорожную пыль с лиц посмывать, как из-за дома спешно выбежал и кряжистый бородатый мужичок – хозяин подворья, стало быть. Пока жена и дочь – девчушечка, зим пяти, носились от дома к столу и обратно, накрывая доски скатеркой и выставляя закуски, он стал гостей дорогих разговором развлекать.

Было заметно, что у них тут в горной деревеньке, процесс по кормежке проезжающих давно отработан.

Да и понятно, где им, живущим вдалеке от обжитых земель, еще лишнюю монетку удастся заработать? Вот и зазывают, то на трапезу, а то и на постой ночевой, проезжающих мимо путешественников.

Даже мальчишки свою роль на зубок знали – мало того, что к себе в дом постояльцев привели, так еще и не успели гости руки намыть, как они с чистыми полотенцами подскочили – и все без подсказки матери аль тычка от отца.

Подсевший к ним хозяин подворья первым делом винца своего изготовления по стаканчику предложил. Хорошее, между прочим, винцо-то оказалось – светлое, легкое, чуть игристое и, главное, холодное. А потом принялся на вопросы их степенно отвечать.

Деревеньки их, что по горным долинам вдоль Большого ущелья раскиданы, это они так Валапийскую долину называли, хоть и находятся теперь на землях Эльмерии, а дальше и Ламариса, но испокон веку принадлежали Обители.

Светлые Братья и Сестры, что там живут, хоть и святые, но не настолько, чтоб от пищи-то земной насовсем отказываться – вот и кормят их крестьяне из этих деревень, да и сами живут, особо не жалуются.

А потом, увидев, что гости в похлебке, что жена подала, редкие овощички вылавливают и такому непривычному соотношению мяса и овощей в супе удивляются, принялся рассказывать об особенностях их жизни:

– Стада-то вы наши видали – скотине тут хорошо, а вот все остальное… у нас же камень везде – землицы-то на штык лопаты, а дальше щебень с ней вперемешку. Это в лучшем случае, а то и скальный пласт. Винограду-то такую только и подавай. Садам у нас тоже ни че, нравится – вон и персики, и груши, и яблоньки растут, только низенькие и корявенькие, но плодоносят справно. Позже и хурма, и инжир, в тех долинах, что от ветру укрыты, вызреют. Вон шершавому ореху и шелковице совсем привольно – видите, какие вымахивають? – махнул он рукой на деревья, прямо на улице за плетнем растущие. И действительно, высокие и в обхвате здоровые.

Но потом уже более жалостливо продолжил:

– А вот все что в земельке-то живеть – ни че не родится: ни клубеньки, ни лучок, ни свеколка. Моркву знаете, какую из наших камней достаем? Что червя трехвостого, тонюсенькую и кривую! Так что и зерно, и овощички у нас в основном привозные. Когда за фрукты и вино вымениваем, а когда и полновесной монеткой расплатиться надобно.

Но гости в один голос стали уверять, что все отлично было, на чашки к тому времени пустые показывая. И хозяйку его хвалить принялись. Похлебка-то, правда вкусная была, пусть и овощичек немного. Зато мяса вволю и всякой зелени ароматной туда добавлено.

Из деревни они уезжали довольные. Фруктов разных прикупили, да мясных копченостей.

Льнянка все только успевала в тыковку свою виноградины да ломти груши запихивать. Пацанчики, которых Тай с дином Волом к себе в седла взяли, чтоб до дороги обратно довезти, на нее как на придурочную поглядывали. Да Вик бы и сам так же на нее глядел, если б временами ему уже не казалось, что он феечку эту краем глаза замечать начал…

Коней они теперь погоняли усердно, конечно не так, чтоб загнать совсем, но продвигались споро.

Еще раза три натыкались на мальчишек с корзинами, но теперь лошадей не придерживали – пролетая мимо не позволяли наглым пацанами близко подойти.

Тем самым упущенное время они нагнали и к последней стоянке подъехали задолго дотемна. Дела по обустройству тут продвигались не так, конечно, отвратно, как на предыдущем месте, но тоже, ни шатко, ни валко…

Дины сразу включились в работу и стали отдавать распоряжения, не слушая тихий бубнеж в свою сторону. Народ и тут, естественно, был не особо доволен прибытию начальства, но был трезв и указаний слушался. Нужды в особой помощи Тая и Льнянки в этот раз не было, и друзья смогли спокойно обустроиться и пораньше лечь спать.

А на утро решили ехать в Обитель.

Вик, под гнетом понимания, что наступил последний день его свободы, был хмур и неразговорчив. Его настроению вторила и погода – плотные облака, спрятав горы и улегшись сплошным маревом над долиной, казалось, придавливали своей тяжестью. И хотя жарящего солнца было совсем невидно, но дышать становилось все труднее – воздух был тягуч и неподвижен, хотелось его не через ноздри тянуть, а зубами откусывать.

– Гроза будет, – сказал Тай, как будто с трудом наполняя грудь и поводя плечами в прилипшей к ним мокрой от пота рубахе.

– Угу… – в один голос согласились с ним, тоже понурые Ворон и Ли.

Видимо ни одному Вику перспектива принудительного вливания в жизнь двора не казалась медовой.

Одна Льнянка, что-то напевая и пританцовывая, ловко седлала свою лошадь. Капризница ее стояла смирно, лишь плавно поводя головой вслед движениям хозяйки. Она, вообще, в последние дни вела себя лапушкой, не давая особого повода быть ею недовольной.

Но, собственно, никто ее и не провоцировал на хулиганства – близко не подходил, рук к ней не тянул и, уж тем более, задов не подставлял. А Лёна все не уставала ей втолковывать:

– Моя, только моя, никто тебя не тронет, никто не обидит!

Так что и имечко к ней приклеилось короткое, простое и… странное. Как уж ее кликали раньше, толи Лютиком, толи Зорькой, никто и не запомнил в свете событий последовавших после данного представления. Но теперь, кроме как Моя, кобылу больше никто по другому и не называл.

Пограничный пост – две башни в самом узком месте долины, соединенные подъемной решеткой, они проехали на рысях, даже не приостанавливаясь. Благо о желании Наследника посетить храм нынче утром стражники были извещены загодя. Так что, завидев их компанию, выезжающую из-за осыпи, они сразу начали подъем решетки.

Обитель открылась как-то сразу, даже вроде неожиданно.

Валапийская долина в этих местах сужалась неимоверно, только и было, что полотно дороги да глубокие промоины речек по бокам от нее. А сразу за каменистыми берегами начинались практически отвесные стены ущелья. Даже вездесущие можжевелки и скумпии не желали ютиться на таких обрывистых склонах, а мостились поверху, где-то в несколько саженях над головой.

И вдруг, объехав очередной скальный выступ, друзья оказались на открытом пространстве. Впрочем, слева от них крутая стена не сдала полностью своих позиций, а сделав небольшую уступку, просто преобразовалась в более пологий склон. А вот справа… как и не было отвесного обрыва – далеко в горы вдавалась обширная долина. И в глубине ее, приподнимаясь над открытым пространством в зыби горячего воздуха, парил белоснежный храм. От его благолепной красоты захватывало дух!

Как знал Вик, да и каждый во всех шести королевствах, кто не чурался уроков истории в юные годы, сие творение было создано гномами еще в старые времена. И хотя с переходом долины после Великой Битвы в руки людей им достался и храм, сюда до сих пор приходили поклониться и эльфы, и гномы, и оборотни. И даже несмотря на то, что кланялись они не человеческому Светлому, а своему Многоликому, Братья и Сестры никому не препятствовали в отправлении молитвы в сем Святом Доме.

Но, в общем-то, все правильно – ведь каждому просвещенному человеку известно, что человеческие и Светлый, и Темный, были всего лишь крайними противоположными Ликами того же Многоликого, которые стали почитаться людьми, как отдельные божества. А разделение произошло, конечно же, после все той же Большой Битвы, когда люди, одолев эльфов, в своей гордыне не пожелали иметь с ними даже общего Бога.

Тем более что тогда Создатель почтил поддержкой именно Младших Детей Своих. Сначала в Лике Темном, когда дал им волшебников, магической мощью превосходивших эльфов. А потом в Лике Светлом, когда после Битвы одарил семью годами без смертей и болезней.

Так и стал человеческий люд почитать Создателя своего в этих двух его Ликах.

Но, спустя тысячезимия в народной памяти давно уж растворилось знание об этом разделении, и числились теперь эльфы и гномы за иноверцев. Вот только более образованная знать да немногие истинно верующие помнили об этом. В особенности Правящие Семьи, которые и брали свое начало от Темного. Вернее, от порожденных им магов, которые впоследствии стали Первыми королями семи королевств на землях эльфов.

И именно здесь, в этом храме, сочетали браком потомков Темного, которые, как писано в « Уложенье», должны соединяться меж собой каждое третье поколение.

Да, сейчас, проехав мимо, чтоб забрать нареченную невесту брата из родительского дворца, они вернуться сюда, чтобы скрепить данный союз, как требуют того традиции. Но Вику хотелось именно самому, без шумной толпы придворных, без жестких норм этикета, строго прописывающих каждый его шаг, посетить это святое место.

Съехав с высокой насыпи, друзья двинулись к храму.

Сначала дорога ложилась под копыта лошадей гладким полотном, но где-то на полпути до Обители она пошла вверх. Им пришлось поубавить бег своих коней, так как дорога преобразовалась в лестницу. Невысокую, удобную шагу лошадей, но самую настоящую лестницу. А склоны по сторонам от нее, в большие площадки–балконы, соединенные между собой ступенями. Это стоянки для паломников, приехавших в храм поклониться Отцу.

Сейчас занятыми были не более шести балконов. Редко – в отдалении друг от друга, были раскиданы простые палатки и пара шелковых шатров.

Но, как понимал Виктор, не пройдет и трех десятниц, как оба склона со стоянками и прилегающие к ним лесные поляны, да и просторная пологая гладь на подъезде к ним, будут заполнены яркой гомонящей многосотенной толпой знати и прислуги двух дворов.

Но пока все было тихо и покойно. Только возле шатров наблюдалось вялое движение. Да еще, то там, то здесь, сновали крестьянские мальчишки, сгребая в кучи нанесенную ветром раннюю пожухшую листву, а парни постарше жгли костры.

Неспешно, разглядывая окрестности, друзья продвигались вперед. Храм приближался и чтобы увидеть его купол с золотым Солнцем на шпиле, уже приходилось задирать голову.

Выточенный гномами из цельного скального уступа храм превосходил своей мощью и виртуозностью исполнения даже замки Камни виденные друзьями недавно. Да и понятно, сотворили-то его гномы не всего каких-то три тысячи зим назад, а в незапамятные для человеческого осмысления времена. А как и про древних эльфов, про гномов тоже говорят, что нынешние – своим предкам не чета.

Светлый, почти белый камень, из которого был выточен Храм, даже в приглушенном предгрозовом свете мерцал легкими искорками. Это тонкие слюдяные прожилки в горной породе, из которой состоял уступ, давали такой эффект. А, как рассказывали Тай с Вороном, при ясном солнце храм сиял, как ограненный гномами алмаз – глазу больно, а душе радостно.

К высоким арочным дверям, вознесенным саженей на пять над площадкой где друзья остановились, вела широкая пологая лестница из того же блестящего камня. Высоченные окна были забраны решеткой тонкого литья и искрились гранеными хрустальными вставками. Необъятные глазу стены полукругом убегали куда-то прочь от взгляда стоящих у подножия строения людей, а всю их поверхность покрывала искусная фигурная резьба – не арабески, свойственные эльфийским барельефам, а нечто геометрическое, четкое, закономерное – присущее искусности только гномьих мастеров.

И теперь, стоя перед храмом, друзья чувствовали себя одновременно и придавленными, и готовыми воспарить от его одухотворенной мощи воплотившейся в камне. И даже вид трех деревенских девчонок, елозящих тряпками по высоким ступеням, не портил вдохновенного ощущения от его благолепия и строгой возвышенности.

Мда… стоять так, задрав головы и разинув рты, они могли бы еще долго, поддавшись очарованию. Но им не дали. Природа, до этого державшая Мир в замедленном тягучем мареве, решила вдруг напомнить о себе замершим человечкам. Напомнить, что никакое творение рук человеческих, эльфийский и даже гномьих не сравниться в подавляющей силе своей с истинной Царицей.

Вдруг, казалось бы ниоткуда, налетел шквалистый ветер, поднимая вверх и закручивая охапки собранных детьми листьев, взметая костры и подхватывая юбки трущих лестницу девушек. Пройдясь несколько раз по долине, и испытав на прочность шатры и палатки, он сволок заодно и низко весящее дымное марево облаков, оставив вместо него грозную клокочущую черноту, которая тут же разродилась многорукой слепящей молнией. А спустя пару мгновений последовал и оглушительный гром, который, казалось, вбил в землю все, что минуту назад поднял с нее ветер.

В мгновение сонная картина, окружающая друзей, преобразилась: пацаны и парнишки, похватав грабли и метлы, кинулась куда-то в подлесок. Девушки, одной рукой вцепившись во взлетающую юбку, а другой, в ведро, побежали в ту же сторону. Из палаток и шатров высыпал народ и принялся хватать и ловить бьющиеся на ветру вырванные полотнища. А норовистые Красотка и Моя забились в нервном припадке от страха. И, соответственно, Корр и Льняна, восседающие на этих дёргающихся истеричках, заорали во все горло, стараясь перекричать вой ветра и грохот небес. Типа дикими воплями можно было успокоить и без того перепуганных лошадей.

Но не все было подвержено внезапной панике – трое мальчишек, видно рассудив, что перспектива промокнуть стоит медной монетки, подбежали к ним. И, не пытаясь перекричать ветер, жестами показали, тыча рукой вслед утекавшей в кусты деревенской молодежи, что, дескать, порядочных лошадок им есть куда отвести. Вик, Тай и Ли не раздумывая спешились и перекинули им в руки поводья. Естественно, что Ворону с Лёнкой пришлось самим вести своих фыркающих и пританцовывающих кобыл, следом за ними – пацаны ни в какую не хотели и близко подходить к их капризницам.

Стоило только всей этой лошадной компании отойти от лестницы шагов на двадцать, а оставшимся троим ступить на первую ступень, как небеса прорвало. Сразу. Стеной!

И поскакали они вверх, перемахивая разом через несколько ступеней. В мыслях прося, кто Светлого, кто Многоликого, о снисхождении, что не идут к нему чинно и степенно, кланяясь и осеняя себя круговертием, а несутся сломя голову, обгоняя ближнего.

В дверь они вломились все вместе – благо, хоть и одна створа была открыта, но и ее хватило бы двум всадникам разъехаться, боками не толкаясь.

А влетев внутрь, замерли – такое зрелище предстало им! Неимоверно огромный круглый зал с белыми покрытыми все той же филигранной резьбой стенами и потолок убегающий куда-то вверх и теряющийся из виду в грозовом мраке.

Но, не успев окинуть даже беглым взглядом внутренность храма, глаза сразу цеплялись и замирали на величественной статуе Светлого. Оценить размеры традиционно укрытой мантией с капюшоном фигуры было бы сложно, если б не приклонивший колени человек в ее ногах.

« – Если учесть, что это явно не гном находится там, а голова его сейчас где-то на уровне щиколоток Светлого… то высота статуи… наверное… сажен пятнадцать… не меньше…» – оторопело прикидывал Вик, таращась вверх.

Но сильно надолго зависнуть в благоговейном почтении ему не дали: из-за спины раздался пораженный резкий присвист и следом такой же звонкий шлепок, оборвавший его.

Обернувшись на этот шум, Вик увидел Ли с вытаращенными глазами и зажатым дланью Тая ртом.

– Ты что, совсем придурок! Ты ж в храме! – меж тем, решил сопроводить свое действие хоть какой-то озвучкой Тигр. Шепот его был низким и рокочущим и, по большому счету, в поразительной акустике зала звучал не тише эльфяткиного свиста.

Вик им на это покрутил пальцем у виска, а про себя понадеялся, что их возня у двери, за шумом ливня и периодическим грохотом грома, неслышна коленопреклоненному человеку.

Тем не менее, этот маленький инцидент оторвал его приклеившийся было взгляд от грандиозного изваяния и он смог продолжить осматривать весь зал целиком.

В той его части, что была вытесана из скального уступа, располагались окна. А те полкруга объема, что были вырублены внутри горы, имели вдоль стен симметричные им колонны. И если учесть в какую высь тянулись и те и другие оценить их истинные размеры было так же сложно, как и статую Светлого.

По первому впечатлению казалось, что окна узки, как бойницы, а колонны легки и стройны, как будто призваны украшать покои знатной дамы. Но если приглядеться и прикинуть настоящие размеры этих архитектурных особенностей, то от их вида брала оторопь! Мраморный подоконник «узенького» окошка при внимательном рассмотрении оказывался размером с вполне достойное супружеское ложе, а «изящную колонку», наверное, и человека три не обхватили бы.

Далее глаза принца опустились вниз, под ноги, и натолкнулись на золотую полосу, разделявшую беломраморный пол зала четко пополам. Только небольшая площадка на выходе, где они, кстати, сейчас и стояли, была серого цвета и неделенная.

Вик тут же вспомнил, чем отличался этот храм от остальных подобных – Обитель, принадлежавшая ему, принимала в свой круг одновременно и Сестер, и Братьев. А вот эта полоса делила и сам храм, и помещения Обители в недрах горы, на два совершенно отдельных предела – мужской и женский.

Вик вспомнил, как учитель рассказывал ему, что этот золоченый раздел, ложась строго посередине жертвенного огня, проходит под ногами Светлого и убегает вглубь, разделяя все общие помещения. Из всех покоев Обители, что называл ему учитель, и которые использовались совместно и Братьями и Сестрами, кроме самого храма, Вик смог вспомнить только про трапезную и библиотеку.

Его детское воображение когда-то поразили особенности их использования: в трапезной, прямо на золоченой полосе стоял общий стол, и по одной его стороне располагались Сестры, а по другой Братья. А в библиотеке на разделительной черте стоял аналой и запрошенные книги, находящиеся в противоположной части помещения, передавались через него, чтоб даже руки мужчин и женщин, живущих здесь, случайно не соприкоснулись.

Мда… закон этого строгого разделения распространялся даже на прихожан, а поэтому тут же возникал закономерный вопрос:

« – А нам-то куда ступать, влево или вправо?» – и, как не стыдно было признавать – ну, не помнил Вик этого!

В этот момент, вроде в очередной раз, но так, как будто прямо над храмом, молнии разродились каскадом вспышек – одна ярче другой! И вся эта ослепительная феерия, проникнув в чертог сквозь хрустальные окна, вспыхнула, переливаясь, и высветила белоснежное изваяние Светлого, каким-то по-настоящему нереальным Божественным светом!

И тут же загремел гром – многоступенчатый, догоняющий и опять накатывающий! Залетая в храм, он торжественно бил по стенам, устрашающе вибрируя между ними.

« – Точно, прямо в купол ударило!» – успел подумать Вик, падая на колени и делая Божественное круговертие. А потом он зажал уши и зажмурил глаза.

Где-то рядом на полу сопел и елозил испуганный эльфенок. Что делал в этот момент Тай – непонятно… было уж совсем не до него!

Долго ли, мало ли времени прошло – неизвестно…

– Вы бы хоть дверь за собой закрыли, может ни так страшно было бы… – раздался над ними низкий с большой долей насмешки в интонации голос.

Вик поднял голову и открыл глаза. Прямо над ним стоял тот самый богомолец, что давеча, когда они пришли в Храм, молился коленопреклоненный перед статуей Светлого.

Это был старый уже человек, если судить по первому взгляду на него: широкие когда-то плечи – сгорблены, длинные волосы и борода, выбеленные временем, тонкими неживыми прядями спускались на простую, без каких бы то ни было изысков мантию. Лицо старца покрывали глубокие морщины, а кожа была желтоватой, сухой и полупрозрачной, как древний пергамент. Но вот глаза его на этом лице, казались совершенно нестариковскими – ясно–голубыми, не мутными и не слезящимися. А взгляд их был острым, заинтересованным и тоже насмешливым, как и голос.

Стоило Вику поднять глаза, как этот внимательный взгляд впился ему в лицо, а затем старец потянулся к нему рукой и осторожно повернул к себе, той стороной, на которой были вытатуированы древние руны принадлежности к Правящей Семье Эльмерии. На секунду глаза старика стали задумчивыми, а потом он отнял руку от подбородка Вика и прижав ее уже к своей груди, поклонился:

– Извините любопытного старика, мой принц! Но я должен был убедиться, что сие буйство природы, при вашем вступлении в храм, не просто совпадение обстоятельств, а Знак свыше, – сказав это Вику, он окинул взглядом и Тая с Ли, стоящим за его спиной. И уже всем: – Поднимайтесь молодые люди, проходите к Огню, поклонитесь Создателю Нашему, – и указал рукой направо от себя.

В этот момент и приметил пораженно Вик, что старик этот сам стоит на разделительной полосе и вполне уверенно себя на этом месте чувствует!

« – О Светлый! Да это же сам Старец – Хранитель Обители!» – и, не успев толком подняться с пола, он опять бухнулся на колени, прося благословения.

Встретить Старца в Валапийском храме да еще получить его благословение – это же, как говорят, такая удача! Потом, чуть ли ни всю жизнь, столь редко дарованная благодать будет следовать за тобой, принося удачу и счастье! В народе рассказывают и о нищих, получивших благословение Старца, и ставших через несколько зим богатейшими людьми. И о женщинах десятизимиями не могущих родить, а после, одаренные благодатью, рожавшие двойню. А уж о разных больных и хворых, выздоровевших после наложения руки Хранителя – таких рассказов и не счесть!

Только вот повстречаться с ним почти невозможно – редко выходит он в храм к людям. Его дело своей Светлой благодатью оберегать Обитель да древний документ, незнамо уж сколько тысячезимий, хранящийся в ее стенах.

Старец не отказал, но усмешка его, да и фраза, сказанная перед наложением руки на Викову голову, показались ему странными:

– Как же вы еще молоды, мой принц!

Но, не будет же он лезть с вопросами к святому человеку, когда тот к нему удачу и счастье привлекает!

Тут и ливень закончился. Громыхнув напоследок откуда-то издалека усталым раскатом, гроза ушла в горы, оставив вместо себя легкий искрящийся на выглянувшем солнце дождик и радугу в полнеба.

А не успели они втроем, вслед за Старцем, дойти до Огня, как в дверях нарисовались и Ворон с Льнянкой. Корр, сотворив Божественное круговертие и поклонившись, не задерживаясь, направился к ним. А вот Лёна в растерянности застряла на входе. И точно, что прикажете делать девице прикидывающейся парнем в храме, где мужчины и женщины по разные стороны к Светлому подходят? Толи инкогнито свое открывать, толи правила Обители нарушать!

Наверное, так бы и осталась стоять бедная, блымая глазами и смущаясь, если бы не Старец. Обернувшись на стук шагов вновь вошедших, он несколько минут разглядывал их. А когда стало ясно, что один из них в храм войти не решается, тихо так, сказал: