Анфиса. Гнев Империи

– Чудно-чудно. Вот и носи, храни тебя Творец. Иди ко мне, – обнял он дочурку. – Что бы ни случилось, для меня ты всегда будешь моей маленькой принцессой.

– Смущаешь, папочка, – прижималась к нему Анфиса.

– А ты не смущайся, а защищайся, – протянул он девочке рукоять деревянного меча с озорной зловещей ухмылкой и хитрым взглядом своих янтарных глаз, а сам выхватил такой же с ближайшей тумбы.

Тонкие пальчики схватили обтёсанную гладкую рукоятку с прямой гардой, и Анфиса сделала шаг назад от отца, чтобы быть вне досягаемости его деревянного клинка. Между отцом и дочерью разыгралась тренировка по фехтованию. Он нападал, поднявшись с постели, она защищалась, парировала, как он учил, под звучащую похвалу, а потом сама переходила в атаку, опять загоняя его на кровать.

– У тебя в рукаве всегда должен быть козырь, – поучал Альберт. – Пусть ты на вид нежный цветочек, ты уже неплохо владеешь мечом за наши с тобой годы тренировок. Если окажешься в неблагополучном квартале, неплохо иметь съемные рукава. Кто-то схватит, а ты его отстегнёшь, отбросив, как ящерица хвост. Судя по рассказу Наны, куда бить настырным мужчинам, ты и так уже в курсе.

– Ты должен ругать, а не хвалить за такие вещи, – насупилась Анфиса.

– О, – взмахнул мужчина свободной от меча рукой. – Если ты врезала мальчишке, значит, он это заслужил.

– Он сказал, из меня ничего не вырастет и что я типа не вижу дальше своего носа. Оскорблял императора за то, что он не помогает будто бы людям, – отвечала девчонка, парируя выпады постукивающего деревянного клинка.

– Людям свойственно заблуждаться, – объяснял ей отец. – Иногда и лучшие из нас совершают ошибки. В конце концов, каждый имеет право на своё мнение, не важно, верно оно или ведёт в тупик.

– Право оскорблять императора?! Говорить такие вещи?! – возмутилась Анфиса.

– Император не бог, он не вездесущ, – проговорил Альберт. – Он может и не знать, что кому-то тяжело живётся. Он может принять не самый верный закон, главное, узреть это вовремя и отменить либо внести поправки. Поэтому я и говорю тебе: не просто планируй наперёд, а думай о последствиях. Предрекай, что и к чему приведёт. Если залезла на дерево – не бойся падать. Если ушла без спросу с участка, будь готова, что схватят за ухо. Отдавай себе отчёт в своих действиях, – активно нападал он, заставляя Анфису пятиться к стеллажам с бумагой в дальнем конце не такого уж и просторного кабинета. – Иногда стоит идти на риск, а иногда игра не стоит свеч.

– Мне не нравится, когда кто-то оскорбляет мою родину, – хмурилась девочка.

– Тебе повезло, что мы живём в достатке, что наш род никогда не принадлежал к беднякам. Прояви сострадание к обездоленным и заблудшим. Прояви терпение, контролируй себя, – призывал дочку Альберт. – Не стоит в любой ситуации выплёскивать все эмоции и говорить то, что у тебя на уме. Иногда кое-что следует держать в себе. Даже человек с ошибочными убеждениями может вполне пригодиться, а ещё его доводы можно хитро использовать против него.

– Как это? – опустила свою рассечённую бровь девчонка, отбиваясь от деревянного клинка.

– Быть умнее, искать выгоду, видеть перспективы. Со временем поймёшь и научишься, я думаю. Но иногда выплеснуть гнев – это единственный выход. Ввязалась в драку, имей хотя бы ком грязи, чтобы бросить в глаза и удрать, если вдруг осознаешь, что проигрываешь, – свободной рукой швырнул кипу бумаги он ей в лицо, коснувшись мечом бедра и живота. – Попалась!

– Ты как всегда выиграл и меня убил, – опустила клинок Анфиса.

– Э-э, нет! – поднял своим мечом её клинок он снова вверх, – это лишь ранения. Превозмогая боль, ещё можно победить. За тобой уже преимущество, ты фехтуешь левой рукой. К левше никто не подготовлен. По закону природы, раненный волчьими зубами лось рано или поздно истечёт кровью, ослабнет и станет добычей преследующей его стаи. Но мы-то люди. Мы хитрее. Можно притвориться мёртвой, можно усыпить бдительность, заставив врага быть опрометчивым и самоуверенным во время атаки. Не получается победить «благодаря» – побеждай «вопреки».

– Например, если он очень разговорчив! – совершила Анфиса серию быстрых касаний мечом по грудной клетке отца.

– Чудно-чудно. Именно так, – с улыбкой опустил он оружие. – Имей козыри. Внезапность должна быть на твоей стороне. Строй глазки, забалтывай, имей второе оружие. Станешь постарше, можешь даже грудь показать, порвав платье. Мужчина точно отвлечётся и проиграет в рулетке похоти свою жизнь. Неплохо также знать и изучить своего врага, чтобы иметь представление о его слабостях.

– Например? – уточнила Анфиса.

– Ну, например, ты будешь драться с такой же, ещё более крепкой и дерзкой девчонкой. Тут уже глазки строить не вариант, – предложил Альберт.

– И что делать? Искать в ней союзника?! – удивилась девочка.

– Переубедить получается редко, обычно, если дело дошло до поединка, каждый будет готов умереть за свою цель и убеждения. Но ты можешь изучить технику, – поучал её отец. – Та, кто сражается с двумя клинками, будет слаба в защите. Та, что с клинком и щитом, – не слишком изворотлива. Есть такое понятие, принцесса, как «стиль боя». Кто-то плохо прикрывает ноги, кто-то вертлявый и крутится так, что можно успеть вонзить лезвие ему в бок. Главное при этом не лишиться головы.

– Мы же всё равно это делаем лишь для развлечения, – положила девочка меч на письменный столик. – Меня не возьмут в военный гарнизон из-за дыхалки. Я не могу долго бегать да и вообще слабенькая. Полный провал!

– Зато ловкая. Кушай здесь хорошо, ещё наберёшь форму, – советовал Альберт. – Тренировки ещё никому не вредили. Это и веселье, и отработка навыков. Никто не ожидает, что ты владеешь клинком. Можно делать всего одно отжимание перед сном, и через неделю твои руки будут готовы сделать ещё одно. Начнёшь делать по два. Начинать надо с малого. Вдох-выдох, вдох-выдох.

– Ой, фи! Говоришь прям как Нана, – фыркнула Анфиса.

– Если тебе не нравится человек, Ан, это ещё не значит, что он во всём неправ и к нему не надо прислушиваться, – отметил ей отец.

– Я знаю, что она это из лучших побуждений… Спать велит, чтобы не переутомлялась, следит, чтобы я не сломала себе ничего, запрещая лазать по деревьям. Платье для меня это погладила, но всё равно так бесит! Если уж слушаться кого-то, то учителя по колдовству! – заявила девчонка.

– А кто сказал, что он не будет говорить то же самое? – усмехнулся Альберт. – Разве что платье тебе точно не погладит. Надо ценить, что имеешь. Встречать каждый свежий день с улыбкой. Наслаждаться тем, что живёшь и стремиться улучшать свою жизнь, чтобы хотелось искренне улыбаться. Я вот сейчас вовсю этим занимаюсь, чтобы наша семья стала на ступеньку выше, чем есть.

– Надеюсь, получится, – произнесла Анфиса.

– Вечереет, уже архиепископ должен скоро приехать, – глянул мужчина в окно. – Беги к себе переодеть платье на что-то менее перепачканное травой, а то ты будто в лес маскировку устроила. Я допишу одно послание-задание кое-кому, и пойдём.

VI

На деревенской ярмарке было весьма многолюдно. Ребятня носилась друг за другом с пряниками в зубах, кто нёс пирожок, кто бублик, кто прочие сладости. Ещё даже не все прилавки были заполнены товарами, многое ещё лишь выкладывали, что принесли с собой или разгружали товар. Нигде не было ветровых вертушек, что слегка расстраивало дочку нунция, любящую эти палочки с вращающимися при дуновении цветастыми кусочками бумаги, а некоторые умельцы даже выдалбливали их из дерева.

Тем не менее самые длинные очереди были туда, где угощали бесплатно. Туда же кастрюли каши и кадь масла Альберт и Анфиса в белом платье с розовыми пуговицами спереди помогли дотащить пожилой Августе. Служанка Кетли осталась дома приглядывать за порядком и прибираться на кухне, а Нана с её возлюбленным проводили время вдвоём.

В ноздри ударил приторно-сладкий аромат самого разного варенья. С этого дня девушкам разрешалось есть новые спелые ягоды, а до сей поры довольствовать можно было на гуляниях разве что прошлогодним вареньем. Спрос на вишню с черешней был особо сильным, так как для неё в Империи был установлен строго первый день торговли на Солнцестояние.

Продавали её, разумеется, с самого утра, а кто приезжал за день и выставлял товар уже за полночь да подороже, с наценкой для самых богатых и нетерпеливых. Например, таким был Ирвин. Сколь его знала Анфиса эти годы, мальчишка был в деревне абсолютно свободен, на него не наседали с заданиями на лето, он сам выбирал себе под это время, так как любил учиться и мечтал о военной карьере. И ложиться он мог тогда, когда ему заблагорассудится. Так что, с учётом достатка в семье, мог и самую первую черешню на деревне отведать.

– Ух, сколько всего! – сверкала глазами Анфиса, пока они с отцом тащили всякий поломанный хлам на сожжение у центрального костра. Там же был возведён большой столб с колесом и лошадиным черепом, который полагалось сбивать камешками или огрызками яблок. Кидаться целым плодом считалось недопустимым кощунством, как и швырнуться печеньем или баранкой. Всё, что можно съесть, обязательно должно быть съедено. В крайнем случае использовано приманкой, наживкой или оставлено угощением для духов.

Последнее вообще касалось всех многочисленных ритуалов на летнее Солнцестояние. Проходя мимо домов и изб, Анфиса поглядывала, как крепкие мужики втыкают железные вилки в двери, подоконники и наличники окон. Через сами окна и раскрытые двери был виден аналогичный ритуал и со столами внутри дома.

Много где перед этим на подоконниках и у ворот складывали крапиву в один или несколько слоёв. Босяком теперь разгуливать было опасно. Двери и порог также украшали ветвями боярышника, чтобы упыри даже не думали соваться. Считалось, вампир может войти в дом лишь по приглашению хозяина, а к боярышнику они даже приближаться не хотели.

Дороги, по которым выводят пастись скот, были недоступны для прогулок. Все расхаживали по внутренним деревенским улочкам, пока те пути вспахивали, поливая процеженным отваром из муравьев и посыпая муравьями оттуда же, перемешанными с непроросшими семенами. Тоже некий защитный ритуал, который сейчас проводили старики-фермеры.

– Это что, дайконские яблоки в карамели? – удивилась Анфиса, заметив редкое лакомство.

– Молодильные мочёные яблоки, спрыснуты лимонным соком и облиты горячей, теперь уж застывшей, карамелью. Удивительное сочетание сладости и свежести с маленькой дерзкой кислинкой! – нахваливал торговец.

– Волшебно! Я такие только два года назад видела, когда в Империи объявлялся месяц культуры Дайкона в честь визита посла Набешимы. Такая важная статная женщина, помнишь, мы видели, папочка? – спрашивала девчонка у Альберта.

– Да, личность строгая и упёртая. Я бы не сказал, что переговоры тогда прошли гладко, архиепископ присутствовал и три его нунция, включая меня, – ответил тот.

Нунций был представителем Архиепископа, отправляемым в различные города, куда сам Его Высокопреосвященство добраться по каким-то причинам не мог. Такой человек отстаивал дипломатические интересы Пресвятой Церкви или решал конкретные вопросы на месте. Альберта отправляли периодически в разные уголки империи, а в остальное время, дабы знать, какие именно интересы нужно защищать и представлять, он как раз был при главе церкви на всевозможных слушаниях, мессах и заседаниях.

– Пап, а это наше лакомство теперь или иноземное? – интересовалась Анфиса, похрустывая карамельным яблоком.

– Аккуратнее, принцесса, дай мальчишкам пройти, – притянул Альберт дочь поближе к себе, уступая дорогу нескольким рослым юношам, держащим в зубах по деревянной ложке с сырым яйцом, а руки за спиной.

Это была местная забава для молодых людей перед танцами. Кто первым донесёт яйцо, при этом не уронив и не споткнувшись, тот первым и выбирает партнёршу на танцы. А если повезёт, то и на совместные прыжки через костёр парочкой.

Так что ребята выкладывались по-полной: кто шагал медленно, но уверено, кто нёсся, оббегая народ, стараясь успеть первым и при этом балансируя ложкой в зубах, иные предпочитали притормозить, пока некоторые не сойдут с дистанции, чтобы уже не толкаться и спокойно растратить скопленные поначалу силы в финальном рывке.

С выставленных на полянках железных мангалов доносился пряный и густой аромат шашлыка. Маринад, томаты, чеснок и дорогие специи, которые хранили специально для таких летних праздников, будоражили воображение и заставляли течь слюнки. Анфиса гнала мысли о мясе прочь, вспоминая обидное прозвище от «несбывшегося» наставника, а вот неожиданные фруктовые сладости на дайконский манер манили к себе её внимание ничуть не меньше.

– Яблоки наши, вода, в которой их вымачивали, тоже. Палочки, свекольный сахар и карамель из него – тем более свои, родные. Лимоны вот лонгширские или таскарские, в Империи они не растут. Точнее, не плодоносят, даже если разрастаются и приживаются в южных регионах, – ответил тем временем Альберт, вернувшись к вопросу дочери. – Идея сладости не наша, а остальное всё, кроме цитрусового сока, наше родное.

– Не очень поняла, но раз продают на праздник, значит, можно, – заключила Анфиса. – М-м-м! Вкуснющие!

– В самое сырдечко? – усмехнулся её отец. – Вон как раз закуски из сыров раскладывают, пойдём-ка туда. Не нужно думать, что чужие блюда или наряды превратят имперский народ в безбожников, вот жеж ты фантазёрка у меня.

Сыр дочка нунция очень любила. Считала себя в нём настоящим экспертом, зная разные сорта на вид и на вкус, в том числе козий и овечий. Из поездок обычно просила отца привезти именно сыра с тамошних сыроварен. Мягкие любила мазать на хлеб или печенье, твёрдые могла грызть и так, но больше всего обожала макать в мёд. Салаты и выпечка с сыром были частенько среди любимых блюд. А ещё она любила, когда бабуля обжаривала кусочки хлеба, укладывая между ними ломтики плавящегося сыра, а иногда и что-то ещё: слой ветчины, полоски бекона, небольшую плоскую котлетку, зелень. Многие виды сыра Анфисе казались ещё вкуснее, например, когда они с укропом или руколой.

Молодые девушки расхаживали в красивых венках из полевых цветов. Рядом с деревней некоторые из них всё ещё бережно плели их, потом расхаживая и раздавая всем желающим. А так же с утра до вечера в такой день собирали целебные и колдовские травы.

Так, например, корень плакун-травы, выкопанный в день Солнцестояния, был способен обезвредить чары колдунов и ведьм. С его помощью можно было изгнать бесов из одержимых и бесноватых, так что его относили в церковь, продавали странствующим монахам и просто держали в доме как оберег, на всякий случай. Мало ли в кого из домочадцев демон вселится, чтобы прибывший экзорцист смог воспользоваться корешком, хранимым и намоленым семейством.

А цветок-кашку, собрав в полях, рассыпали перед входом в дома, хлева, бани, сараи – любые помещения, чтобы не воровали скот и вещи. Считалось, что от вчерашнего заката до нынешнего захода солнца обязательно надо искупаться. Потому-то Нана и заставила вчера Августу баню топить.

К большому разочарованию Анфисы, на ярмарке не оказалось ни кукольных представлений, ни заезжих артистов со своим театром. А ведь ей очень нравилось смотреть на разыгранные сценки между ряжеными людьми или хотя бы управляемыми ими марионетками. Было какое-то погружение в историю, воображение дорисовывало детали образов и окружений, что сглаживало впечатление от дизайна костюмов или облика кукол, представляя на их месте действительно тех сюжетных героев и существ…

Мусор был брошен в огонь, но, сколь ни старалась дочь нунция, сбить конский череп с постамента не удавалось. Периодически от чьих-то метких и сильных ударов он подрагивал и чуть ёрзал, сдвигаясь на самую малость. Много таких удачных бросков рано или поздно должны были привести к падению костей в огонь под всеобщее ликование, но сейчас было видно, что пока ещё до этого очень далеко.

Огонь от этого самого большого костра представителей семей несли домой и разводили новый огонь в очаге. Как и у всех костров на Солнцестояние, это пламя считалось очищающим, оздоровляющим, несущим лад и мир в дома. Сейчас этим занималась Августа, не желая напрягать ни сына, ни внучку, которые ей и так помогли всё дотащить. А еду раздавали уже её подруги-старушки.

«Обетной» кисло-сладкой ржаной кашей с маслом и ягодной кулагой угощали бедняков и всех желающих, дарили друг другу созревшие к этому времени плоды с деревьев, а иногда и овощи. Сыр, творог, бабки – конусообразная рельефная выпечка, похожая на юбку, суп-холодник из свеклы и щавеля – всё ютилось в изобилии сейчас на столиках и прилавках да разбиралось всеми желающими. Доставали также ягодное вино и огонь-воду.

Заодно жители деревни тем, неместным, приехавшим или пришедшим сюда на ярмарку, пытались продать какого-нибудь щенка или поросёнка в хозяйство, выставляя тех в специальных загончиках. Вокруг проводились различные конкурсы: бег в мешках, бег родителей с ребёнком на шее, для чего Анфиса была, пожалуй, уже совсем не подходящего возраста, попытки без рук одними зубами выловить яблоки из бочки, кручение обруча, перепляс и прочие забавы.

Двое хихикающих мальчишек на небольшой дворовой лужайке между домами изображали из себя рыцарей и играли в борьбу на мечах при помощи палок. Анфиса, доедая сладости, не могла не усмехнуться, глядя на их забавы, а потом потолкала локтём отца, чтобы и тот обратил внимание.

– Смотри, держит оружие почти у середины, это ж где такую длинную рукоять на мече можно увидеть! – дивилась вслух отцу Анфиса.

– Даже у двуручных не так далеко гарда находится, – ответил ей Альберт. – Малыши, что с них взять. Фантазии и воображение нередко лучше суровой реальности. Я и забыл, когда сам мог вот так просто мечтать на любые темы, работа заставляет быть приземлённым и максимально собранным.

– Не дорого хоть я тут наела? – покраснев, поинтересовалась Анфиса с перепачканными от обожаемого шоколада губами.

– Не бери в голову, это ярмарка, тут всегда всё дороже, чем полагается. В Империи сейчас всё довольно неплохо с экономикой: везут много угля – дешевеют дрова. Потом к зиме начнут дорожать дрова, станет дешевле уголь, накопившийся с избытком. Так и крутится всё это. Конечно, я упрощённо, не только на них двоих всё держится. Но опять же, зимой мясом и соленьями торгуют, а летом фрукты да ягоды поспевают, круговорот товаров. Что-то сезонное – подешевле, когда в избытке, а потом всё дорожает или вовсе исчезает.

– Да уж, осенью свежей вишни не поешь, – согласилась девочка. – А засахаренная есть, варенье есть, компоты с ягодами есть.

– И всем обильно торгуют, кто чем запасся на продажу. Не прав твой… кто там? Что народ плохо живёт, – размышлял Альберт. – Кто хочет, тот ходит сейчас по грибы, по ягоды, травы вон собирает, чтобы посушить. Огороды свои возделывают. Видала, сколько в одном огурце или помидоре семечек? Скупаешь себе один перезрелый или даже просишь бесплатно отдать, сажаешь себе целую грядку! Даже не пойму, откуда бедняки и попрошайки берутся. Разве ж можно у нас здесь оголодать? Трудись и возделывай, будет тебе счастье! Слава Империи!

– Слава императору! – подхватила и дополнила Анфиса. – Ну, просто ты же ещё и цепочку мне купил, – прикоснулась она к блестящему изделию на шее пальчиками.

– Купил, значит, были на то деньги. Не переживай, не обеднеем, – заверял её отец, погладив по голове. – Веселись и развлекайся, детство одно, а вырасти ты всегда успеешь.

– Ты же думал, это будет прощальным напутственным подарком, да? Перед моей поездкой в Академию? – Навернулись на малахитовые юные глаза капельки слёз.

– Я купил её в поездке, там золото по другим ценам, чем у нас, не растратил всё фамильное состояние, не волнуйся. Купил, потому что мы давно не виделись, купил для тебя, тем более тут праздник и ярмарка. Хотел порадовать, чтобы у тебя был крест на золотой цепочке, а вовсе не для каких-то там памятных напутствий в дорогу. Тем более чего там напутствовать, если архиепископ прикажет перебраться в столицу. Всё равно б вместе там жили, – ответил дочери Альберт.

– Купили бы своего грифона! – мечтательно проговорила Анфиса.

– Вот на эту покупку и его содержание и вправду стоило бы тогда поднакопить и хорошенько затянуть пояса, – усмехнулся нунций.

Кругом становилось всё веселее. Музыканты брались за инструменты, ударяли по струнам. Начинали греметь лютни и дудочки. Народ распевался. Женщины затягивали песни. Обрядовые – на тёплое лето без засухи и хороший урожай. И судейные, в потешной форме высмеивающие тех, кто за год чем-либо провинился: был на лжи серьёзной пойман, долг не отдаёт, денег заняв, опозорен как-то был или деяние нехорошее совершил. Не слишком серьёзное, чтобы это можно было в шуточной форме преподнести на общественное осуждение да напомнить, чтобы больше неповадно было преступничать.

Крестьянские мальчишки из многодетных небогатых семей с удовольствием уплетали бесплатные угощения, а также выпрашивали мелких монеток на те сладости, которые были выставлены на прилавках на продажу. С протянутой рукой сидел и один деревенский оборванец в помятой широкой шляпе и бурых лохмотьях.

Это был местный рыбак, предпочитающий сидеть на берегу, когда все работают в поле. И, судя по его виду, улов его был обычно не слишком удачным, но на выпивку, судя по расходящемуся от него запаху, явно хватало. И он уже с раннего утра успел пригубить чего-то крепкого и пенного. А теперь подпевал музыкантам, усевшись на земле и просил милостыню.

– Папочка, а вон мужичок, явно бедняк, он-то откуда взялся такой? Чего не работает? – поинтересовалась дочь нунция, косясь на попрошайку.

Замявшийся отец призадумался, почесав макушку под скуфьей и слегка сдвинув ту на лоб. Конкретики о жизни этого пьяницы он не знал, чтобы всё пояснить дочурке в деталях. И всё же пытался подобрать слова, чтобы что-то ответить.

– Анфиска! Вот ты где! – подбежала и надела ей на голову подошедший цветочный венок девица лет шестнадцати. – Идём, пока мальчишки костры разжигают, нам пора купайло украшать, – с улыбкой схватила она дочку нунция за руку.

– Марси! Привет! – улыбнулась ей Анфиса, свободной левой рукой прикасаясь к зелёным стеблям венка.

– Идём-идём! Все девчонки там! Я за ней присмотрю, – бросила она Альберту.

– Чудно-чудно, девчата, развлекайтесь, – произнёс он, сложив пальцы в своей обыденной манере: домиком перед собой, перебирая ими поочерёдно.

Анфиса взглянула на отца ещё раз, и тот кивнул обеим девушкам в знак своего согласия и одобрения. Старшая тут же принялась тащить подопечную подружку через толпу по улочкам. Раньше, когда сама Марси была помладше, они общались и играли куда больше. Последние два года она больше проводила времени с ребятами своего возраста, а дочь нунция – как раз с ребятнёй помладше, где ровесниками были лишь несколько парней.

В девичьих зелёных глазах отражались вспышки подожженных деревянных колёс, смазанных горящей смолой. Молодые мужчины, развлекая изумлённую публику, вертели их на шестах, бродя по дорожкам, словно артисты. А когда им надоедало или они уставали, то пламенные колёса скатывали с горки для забавы, празднуя Солнцеворот. Зрелище тоже было восхитительным, особенно под вечер.

Но Марси вела её на поляну у края деревни перед лесом, где уже собрались все местные девочки и девушки. Ну, может, кроме совсем малюток, которых нянчили на руках или водили за ручку родители по ярмарке. Здесь была и Присцилла, и другие знакомые подружки по летнему времяпровождению Анфисы в Уислоу.

VII

В центре поляны, уже хорошо вкопанная в землю, стояла срезанная макушка берёзы, словно небольшое самостоятельное деревце. Девушки по традиции украшали его венками, полевыми цветами, фруктами, плетёными фигурками, лентами, иногда свечами и какой-нибудь утварью, неотправленной на сожжение. Например, тем, что не горело: какими-нибудь фарфоровыми и глиняными игрушками-свистульками, из которых уже выросли, у таких как раз были дырочки, чтобы продеть кончики веток и хорошо закрепить.

Начинались дружные быстрые хороводы и весёлые песни-веснянки, несмотря на то, что на дворе был самый разгар лета. Просто название за ними издревле закрепилось именно такое, ведь первый раз за год они звучали именно по весне. Девочки танцевали и кликали скорейшие «воробьиные ночи», напевая: «гром с грозой придут и посевы польют». Призывали дождь, чтобы узреть, как будоражащие молнии соединяют мир небесный и земной, напоминая о всеобщем единении и могуществе бога.

Периодически они синхронно отпускали руки, кружась вокруг себя, причём в одну сторону. Могли разбиться на пары и тройки, которые тоже порхали в платьицах вокруг образовавшегося между ними пространства, и вновь распадались, хватаясь все вместе за руки в большой и общий хоровод, резвясь и смеясь.

По окончанию девичьих песен к ним подключались мальчишки, развёдшие костры в разных местах для игрищ и ритуалов. За огнём сейчас присматривали взрослые, а ребятня и молодёжь приступали к разыгрыванию эдакого спектакля.