ИНТУИТ

ИНТУИТ

Алексей Кононов

Корректор Галина Андреева

Литературный редактор Галина Андреева

Художник Сергей Фурнэ

© Алексей Кононов, 2019

ISBN 978-5-4485-0185-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Если мир всячески доказывает, что тебе в нем не рады, стоит прислушаться. А вдруг твое место действительно не здесь – не в этом городе, не среди этих людей!? Илья твердо знал: судьба – это то, что обязательно случится. И когда жизнь пронзит раскаленная пика испытаний, а сны приведут в другой мир, унылому существованию придет конец.

Что ж, хотел – получи.

Но будь готов навсегда покинуть землю и, покоряя сердце упрямой девчонки, выиграть войну, которая тянется уже несколько тысяч лет. Вот только для этого нужно… перестать быть человеком.

И пускай это верная смерть.

Разве есть иной выбор у того, кто презирает обычную жизнь?

СЕРИЯ «ПЕРЕКРЕСТКИ МИРОВ»

ИНТУИТ

ЛОГИК

ЧЕЛОВЕК

ИНТУИТ

глава первая

СОВПАДЕНИЯ

***

Совершенно неясно, откуда берется тут свет: не видно ни одной лампы, и все-таки он есть. Приятное темно-желтое свечение, как от одиноких фонарей на полупустых улицах вечернего города.

Я уверен: несмотря на исполинские размеры архитектуры, это университет, обжитый и горячо любимый вуз, который пришлось покинуть много лет назад и поселиться в холодном мегаполисе. Увы, мое пребывание в университетских стенах сейчас невозможно.

Этот безмятежный свет – его не волнуют мои сомнения. Он каждый раз обволакивает их, скрывает, даря взамен тепло. В нем без следа растворяется все что угодно – я попросту забываю о логике вещей. Остается лишь одно: действовать во имя чьей-то странной прихоти и выполнять приказы, принимая их за собственные желания.

***

Налево – огромный бар, темный и безлюдный на первый взгляд. Барная стойка, где должен быть официант, светится – дает понять, что всегда ждет клиентов. В безлюдном зале едва слышно звучит мелодия без слов. Кажется, это популярная композиция «Из мышеловки» группы «Пикник». Место вовсе не располагает к такой музыке, но это никого не смущает. Меня в том числе.

«Нет, кто-то тут все-таки есть», – в поле зрения моего шестого чувства то и дело попадают люди. Они постоянно двигаются, поглядывая на меня.

Хочется зайти в туалет. Нет, не по нужде, а просто так, посмотреть.

«Или уйти от них подальше…» – звучит голос внутри меня. Впрочем, небезосновательно.

Выхожу из бара.

Винтообразная лестница с широкими ступенями, на которые тени ложатся так, что не удается разглядеть рисунок на шершавом от песка мраморе, приводит меня на второй этаж. Последний шаг раздается эхом, гулким и протяжным. Оно облетает каждый уголок атриума – любимого места всех студентов во время большого перерыва. Обычно тут проводят всевозможные мероприятия, но сейчас атриум пуст.

Отсутствие людей вокруг – факт, в котором начинаешь сомневаться все больше и больше, потому что ощущение, что за мной наблюдают чьи-то любопытные глаза, скрытые во мраке, по-прежнему не отпускает.

Туалет располагается в десяти шагах слева от лестницы, за деревянной дверью, покрытой коричневым лаком. Большую часть двери занимает овальное матовое стекло, сквозь которое видно, что в помещении горит свет. Сейчас там пусто: никто не отбрасывает подвижных теней, и поэтому свет падает ровно и неизменно тускло. Взявшись за медную ручку, сам не знаю почему, вдруг испытываю приступ ностальгии: дверь, очень старая, но старательно ухоженная, впитала в себя историю не одного поколения. Мне всегда казалось, что там, где кончается материальное, обязано брать свое начало духовное. Именно его и хранит эта дверь, и вообще – любая дверь в этом старом некогда военном университете. Такое свойство у предметов появляется лишь с течением времени.

Очень приятно его ощущать.

Надо сказать, что я бы ни за что не поменял их на какие-либо другие двери: эпоха былого и мудрая вечность застыли в них, каждая дверь хранит тысячи прикосновений – их нельзя менять. Наверное, это очень глупо, но я, и правда, чувствую всю мудрость этой туалетной двери.

Вхожу внутрь. Передо мной с десяток кабинок и умывальников, но зеркал почему-то нет. Видно, архитектор не стал особо заморачиваться с интерьером, главное для него – сделать все исполинским.

Вдруг возникает чувство преследования. Не могу понять, кто может за мной идти и почему, но это становится так отчетливо ясно, что я счел за благо как можно быстрее выскочить наружу в поисках пути для отступления. Энергично преодолев пару зигзагов лестницы с пролетами, стараюсь сделать шаги неслышными в надежде бесшумно уйти от погони.

Кто за мной гонится? Черт его знает… Но оторваться точно надо!

Четвертый этаж – это множество дверей, за которыми находятся лекционные залы. Вообще, весь корпус представляет собой огромный квадрат. Первый и последний этажи имеют невысокое ограждение, через которое можно перегнуться и посмотреть, что происходит внизу, с любой из сторон. В самом низу в темноте видны шевелящиеся силуэты людей. Их двое или трое. Они о чем-то переговариваются, догадываюсь я, затем, повернувшись в мою сторону и секунду помедлив, опрометью кидаются в сторону лестницы. Той, по которой поднимался я.

«А может, мне все это кажется?» – мелькает в голове. Все равно. Я чувствую страх – вот что важно. Нужно доверять своему чутью, пора уносить ноги!

Как дикая антилопа, срываюсь с места, делая первым даже не шаг, а прыжок. Бегу вдоль коридора, который одновременно и своего рода смотровая площадка, и путь к множеству аудиторий. Мелькают двери – бесконечное множество черных прямоугольников, встроенных в бетонную выкрашенную белой краской стену. Ныряю в один из них.

Еще одна лестница приводит меня в соседний корпус. Здесь все та же нескончаемая вереница дверей, только уже слева: почему их так много? Неужели университет способен вместить столько желающих обучаться премудростям наук!

Не снижая темпа, бегу дальше. Чувство преследования уже давно переросло в страх быть пойманным. Сердце бешено колотится.

– Да что вам от меня надо? Что я сделал?

Вопль гаснет в тишине позади меня.

«Нет, этот проклятый коридор никогда не закончится», – в отчаянии думаю я, распахивая очередную дверь, за которой меня опять ожидает лестница, ведущая в следующий корпус, к еще одной бесчисленной череде дверей.

Это место решило свести меня с ума.

Замечаю, что, чем быстрее двигаются мои ноги, тем ближе становятся преследователи. Один мой шаг – два их. Ускоряю темп, насколько могу. Все повторяется еще несколько раз с завидным постоянством: коридор, дверь, лестница, коридор…

Пожалуй, это будет последний забег: меня уже почти догнали, стоит только кому-то из преследователей протянуть руку – и он сможет дотронуться до моего плеча, задержать, схватить и… что тогда?

Так страшно! Не хочу думать об этом.

«Быть может, я раз за разом ошибаюсь, выбирая не ту дверь?» – мысли о спасении – единственное, что могу себе позволить на бегу. Вздрагиваю от ужаса, понимая, что осталась последняя дверь, которую еще можно успеть открыть. Если за ней очередная лестница – быть беде.

Яркий свет бьет в глаза.

За окном, надо же! наступил день. Сетчатка адаптируется мгновенно: отчетливо вижу стоящую у окна девушку невысокого роста, она смотрит наружу. Черные как смоль волосы едва касаются плеч, несмотря на тонкую талию и хрупкую фигуру, в ней чувствуется физическая сила. Грациозные движения. Кожа медного цвета. Она поворачивается и идет ко мне. Поражают ее неестественно голубые глаза: такие глубокие, что в них можно утонуть, так и не достигнув дна, как в море; такие прозрачные, как небесная синева.

На секунду возникает ощущение миража: пустынный берег, яркое солнце и прохладная вода, по глади которой гуляет легкий ветер. Стоит лишь захотеть – и он поднимет тебя высоко-высоко в синее небо, подарив наслаждение полета.

Мне кажется, в этих бездонных глазах заключен целый мир, свободный и простой. Я в мгновение ока влюбляюсь в этот мир. И только потом замечаю, что преследователей больше нет: они утратили интерес, потому что ОНА оказалась рядом. А может, гнали меня к ней специально? Не знаю.

Все вокруг меня начинает вдруг размываться и таять, и в этот самый момент приходит осознание. Как всегда, это происходит резко и настолько внезапно, что поначалу теряешься от обилия нахлынувших мыслей.

Все вокруг сон. Нет преследователей, нет университета, нет бара и кафельного пола под ногами. Нет больше желтого света – он отпустил меня.

Все исчезло.

Но не она.

Она остается, и мне опять становится страшно. Я ведь должен уже проснуться! Предельный миг сновидения прошел, время кончилось, как кончалось до этого сотни раз! Но не сейчас. Его что-то держит и будет держать до тех пор, пока девушка не сделает то, за чем появилась.

Ее губы шевелятся в попытке выговорить одну-единственную фразу. Я вдруг понимаю, что хочу ее услышать, и она улыбается – ей становится легко от этого моего желания. С губ срывается еле слышный шепот:

– Я жду тебя…

Вот теперь – все! Это конец. Сон гаснет.

Черноволосая девушка тает в свете утреннего реального солнца из моего реального мира.

11:11

Зеленые электронные часы я забрал у отца. Им столько же лет, сколько я хожу своими ногами по этому несчастному миру, а может, и гораздо больше: знаю только, что вижу их с самого детства. Только одним мной они были сломаны сотню раз, и поэтому я чувствовал свое законное право забрать их во взрослую жизнь.

Четыре зелененькие единицы высветились на экране как раз в тот момент, когда я с трудом разлепил глаза. А ведь заводил вчера на семь ноль-ноль – опять не сработали. Однако выкинуть ставший уже родным раритет рука не поднимается, а уж чинить старую электронику тем более. Вообще, в силу моего характера в доме никогда не скапливается ненужный хлам. У меня действует усовершенствованное правило хранения вещей: то, чем не пользуешься три дня, отправляется на помойку. Радикально и честно. Люблю так.

Часами я пользовался реже, чем раз в три дня, и заводил их тогда, когда мне хотелось проспать работу. Сознательно бы я этого не сделал, а вот если не прозвенит будильник – это уже дело совершенно другое. Так совесть балансирует на ниточке между ответственностью и случайностью. Таким образом, часы стали единственным исключением среди кандидатов на выброс.

«Какой странный сон сотворило подсознание, – размышлял я, лениво валяясь в кровати. – Еще более необычный, чем все остальные, и еще более прекрасный – из-за нее…»

Ручеек спокойствия безмятежно струился по моим венам. Лишь в такие моменты, когда почти осознанно просыпаешь работу, оно и приходит. Однако сейчас на фоне умиротворения вдруг замаячила тоска по утраченному миру грез. Ее не мог заглушить даже как всегда с опозданием просыпающийся голос разума, отвечающий за мою сохранность в этом мире: выговор на работе, лишение премии и даже возможное, хотя нет, абсолютно точное, понижение зарплаты! А может быть, и…

«И что? Увольнение?» – усмехнулся я и бодро произнес вслух короткую мантру стрессоустойчивого человека:

– Пофиг!

Этот самый «пофиг» разогнал сонную одурь, за что ему глубокий респект. «Только что лишился черноволосой красавицы с голубыми глазами и, скорее всего, больше никогда ее не увижу, какая уж тут работа», – окончательно обнаглев, мысленно проворчал я. Если когда-нибудь у меня появится вероятность променять все зарплаты в жизни на возможность вечно бродить по лабиринтам снов – встану в очередь за ней первым, а конкурентов просто уничтожу.

Тапочки лежали под кроватью, прямо у ног, – отшвырнул их подальше и ощутил ступнями приятную прохладу, накопленную деревянным паркетом за ночь, пусть даже он был усеян песком и мелким мусором по углам. Время генеральной уборки еще не наступило. Это не главное. Это мелочи, которые меня никогда особо не заботили. И даже когда мать, считавшая меня недостаточно чистоплотным, однажды собрала нанесенный ботинками песок и высыпала его на мою простыню, это мало что изменило в моем воспитании. К тому же за столько лет жизни в отдельной квартире привычка убираться тогда, когда этого пожелает душа, пустила корни аж до самого первого этажа и дальше – в землю. Квартира была крепостью, убежищем и оплотом, где имели право на существование исключительно мои правила. По крайней мере, уверенность в этом меня никогда не покидала. Здесь я мог уединиться от неприятностей, наслаждаясь тишиной и спокойствием.

Собственные мысли меня не пугали, как это часто бывает со многими жителями земного шара. Наоборот, я любил их и не смел заглушать бессмысленным шумом телепрограмм (мой телевизор, естественно, уже давно разобрали на запчасти бомжи и отволокли на радиорынок), а одиночество делало их только ярче. Тишину стоит ценить всегда, она мой самый верный товарищ, который непременно укажет на истинные желания. Жаль только, что моим в этом мире сбыться не суждено.

На кухне встроенные в холодильник часы, светящиеся синим цветом, на несколько минут отставали от зеленых; я как раз уловил тот момент, когда они сбили гармонию четырех единиц, заменив последнюю двойкой.

Все мои сборы закончились за полчаса. Залпом проглотив кофе и наскоро почистив зубы, я подумал, что успею на работу как раз к концу обеда. Первый послеобеденный час потрачу на объяснения с начальником. День пролетит быстро, и это, честное слово, не может не радовать.

Выскакиваю из подъезда и тут же краем глаза подмечаю маршрутку.

Несмотря на то что водитель ставшей уже привычной для нас неславянской внешности всем своим видом показывал, будто опаздывает: яростно тыкал указательным пальцем в убитый временем циферблат поддельного ролекса, изображая негодование, и энергично матерился на своем наречии, тем самым подгоняя меня, – маршрутка терпеливо дожидалась пассажиров еще минут пять после того, как я расплатился за проезд и плюхнулся на свободное место.

Набралось человек десять. Все, конечно же, спешили и, рассаживаясь, бестолково суетились, как муравьи на куче сосновых иголок. Молодая мамаша с ребенком на руках, который, судя по его виду, был готов в любую секунду взорвать ором и без того шумную маршрутку, была напряжена и явно пребывала в предвкушении этого момента. Наверное, где-то в подсознании она раз за разом прокручивала мольбу, уповая на то, что та сработает как стоп-кран и ее (и нас всех, соответственно) минует эта участь. Лицо ее чем-то напоминало лик мудрого и уставшего от своих предсказаний пророка: видно, по ее ощущениям, вопль отпрыска все-таки был не за горами.

Следующим, на кого упал мой взгляд, был бизнесмен, ну, или он очень хотел им казаться: наглаженный костюм, смартфон последнего поколения, в трубку которого он орал, с каждой фразой повышая децибелы. Наверное, оставил машину возле дома или еще не заработал на нее, зато на модные побрякушки денег вполне хватило.

Нет, я вовсе не недовольный жизнью скептик, готовый ворчать по любому поводу, – я человек, в принципе недовольный этим мирозданием. Мои суждения и замечания проистекают из ежесекундно терзающего меня ощущения какой-то неправильности всего вокруг происходящего. Суетливость рода человеческого скорее накаляет внутренний мир, чем умиляет. Тут важно понимать, куда тебя самого клонит, и быть честным. Я вот понимаю. А выдавать колкости в ответ на то, что происходит вокруг, – это моя собственная защитная реакция, которая хоть как-то уравновешивает психику. Короче говоря, стратегия «будь честен по отношению к самому себе» работает: я все еще на плаву и могу как-то сосуществовать с этим мирком.

Ситуация с ребенком и «бизнесменом» в кавычках была похожа на динамит, фитиль которого благополучно поджег обладатель навороченного флагмана в тот самый момент, когда дьявол бизнеса, проявив свою волю, направил его в эту маршрутку.

– Да! Максим Львович, да! Документы подписаны, все готово, везу, везу! Да, до связи! – В деловых переговорах невольно принимали участие все пассажиры маршрутки.

Мамаша с ребенком искоса неодобрительно поглядывала на отрастивший себе ноги «галстук», едва только он появился в святой обители транспортного средства. Ей явно не нравился нарастающий громкий и напористый голос «бизнесмена». Глушилки что ли стали ставить в маршрутках? Ума не приложу. Но, по всей видимости, помехи в эфире становились все сильнее, поэтому парню приходилось орать. А девушке, наоборот, хотелось того, чем я обладал в избытке, – тишины. С удовольствием поделился бы с ней, если бы мог или если бы захотел. Еще не знаю. Моя жадность на этот товар не знает границ…

Девушка с облегчением едва заметно улыбнулась, когда человек в костюме наконец перестал кричать, но телефон зазвонил опять – и это послужило тем самым детонатором, перед которым фитиль обычно догорает до своего положенного конца.

– Извините, не слышно, ребенок кричит! Перезвоню! – «бизнесмен» скорчил жуткую гримасу, выражающую лютую неприязнь к орущему созданию и его мамаше.

Надо сказать, девушка прекрасно все понимала, но деваться ей было некуда. Наши взгляды случайно встретились. Поняв, что я уже давно наблюдаю за происходящим, она сочувственно улыбнулась. Я ответил ничуть не менее искренней всепонимающей улыбкой. «Бизнесмен», однако, тут же вписался к нам, образуя запутанный треугольник сочувствующих. Его глаза вроде бы смотрели на меня и в то же время косили в сторону девушки. Одним словом, они выражали что-то в духе: «как же задолбал орать этот ребенок, нельзя, что ли, было дома его оставить! Ну хоть ты-то меня понимаешь, братан?»

Скажу честно: я понимал.

И даже немного разделил с ним негодование. Я вообще сочувствую всем: и матери, и бизнесмену, и ребенку, которого выволокли из дома и запихнули в вонючую машину, да еще и в больницу, скорее всего, везут – делать первые в его жизни прививки от чего-нибудь мерзопакостного. А самое главное, я сочувствую этому унылому и скучному миру, в котором все живут по шаблонам, навязанным поп-звездами, миллиардерами, законами высокой моды и до зубовного скрежета надоевшей всем рекламой на баннерах, экранах телевизоров, радио и уже далеко не свободных просторах Интернета. И себе я тоже сочувствую, потому что купаюсь в этом великолепном дерьме информационного века и как-то совсем не рвусь уехать в дикую тайгу.

Да, я не могу этого сделать. Барахтаюсь в собственной паутине так же, как и другие, потому что… потому что…

Маршрутка доставила мое бренное тело к входу в метро. На прощание, видимо, в благодарность за понимание происходящего, а может, просто из-за собственного смущения девушка вполголоса сказала: «Везет вам».

– И вам в какой-то мере тоже повезло, – ответил я, взглянув в сторону притихшего ребенка.

Девушка тут же повеселела и согласно закивала головой. Всегда бы так.

Тоска, похоже, сегодня заняла первое место в длинном параде моих крохотных приключений. Глядя на всех этих людей, я думал: «Чем они живут? Куда стремятся? Ведь у каждого есть своя цель, и в основном ее можно сформулировать одним словом – деньги. Разве бизнесмен стремится заработать деньги для развития науки? Вряд ли. Деньги ради денег. Вот простая истина и закон нынешнего века, да и любого века, уже прожитого человечеством». Это тот самый идеалистический взгляд на мир, от которого мне никуда не деться. Короче, печаль да тоска для меня, а кому-то вполне нормально.

Ныряю в поток хаотично перемещающейся людской массы, который меня проглотит, а потом нас всех еще раз проглотит железный вагон. Этакий извращенный – нелепая метафора! – каннибализм, заканчивающийся жестокой рвотой и последующим высвобождением на поверхность.

А потом… может быть, удастся вынырнуть другим человеком. Еще хуже. Или лучше. Не знаю. Люди ведь меняются, как одиночество с его тишиной сменяется шумом и гамом. И вовсе не обязательно для привлечения перемен совершать ритуалы представителей древнего племени Майя или их невежественных соплеменников. Хотя не мне их судить. Были времена – были дела, которые канули в лету: вымерли деловые аборигены с их слепой уверенностью в непогрешимости собственных деяний.

Все-таки надежда на перерождение глубоко засела где-то внутри меня. Теплый ветер подземки успокаивающе подействовал на мои нервы, раздув это ощущение до нескромных пределов и превратив его в нестерпимое желание выбраться из этой железной кишки другим человеком. Меня не смущало даже то, что подобные желания моментальных перемен приходят в мою голову по нескольку раз в день. Чихать я хотел на явную тщетность предыдущих стремлений, поэтому просто отдался во власть нахлынувшему чувству.

Нырнув в вагон одним из первых, я огляделся: забавных престарелых существ с бело-розовыми кудряшками, которым полагается по всем законам морали и нравственности уступать место, о чудо! не было. Беременных в пределах видимости также не наблюдалось. Толстые и ленивые пусть стоят и дальше – им полезно.

Совесть была спокойна, а посему ничто не помешало незаметно и быстро подкрасться сладкой дреме. Мне тут же привиделась ночная гостья. В мыслях мелькнули воспоминания об утреннем сне: как тяжело ей давались слова, пока я сам не пожелал ее услышать. И пусть это наваждение долго собиралось с силами, чтобы произнести одну-единственную фразу, зато как я был удивлен после этого! Как ни странно, но, придя в форму после изнурительного побега от преследователей, мне удалось быстро привыкнуть к этому чуду, которое несколько отличалось от других сновидений тем, что… хмм… задержалось? Наверное, так.

И вот выпадает второй шанс. Теперь это событие можно смело назвать невероятным.

В этот раз черноволосая красавица тоже не спешила заговорить: ее губы, шевелящиеся все медленнее и медленнее, так и не смогли произнести ни слова. Она словно находилась на глубине в воде под высоким давлением, секунду спустя ее тело окончательно оцепенело и совершенно перестало двигаться. Передо мной стояло живое изваяние с застывшим, измученным от внутреннего напряжения лицом. Но даже в таком состоянии я смог разглядеть физически крепкое строение ее тела. Сразу было видно, что девчонке многое пришлось вынести на своих худеньких плечах, прежде чем они налились силой. А в невероятно голубых глазах, на самом дне, покоилась та часть ее души, которая полностью приняла свою нелегкую судьбу, даже более того, осознанно выбрала ее среди прочих других жизненных дорог и была этому рада. Я вовсе не хочу сказать, что ее фигура стала со временем мужеподобной, нет, просто она обрела внутреннюю ответственность за саму себя, как это часто случается с детьми переходного возраста. Это неуловимое для неопытного глаза качество делало ее образ сильным и выносливым, при этом, однако, сохранившим грациозные женственные очертания талии и бедер. Словом, если в кого и влюбляться, так только в эту девушку! И это опять было то самое разочарование, которое посетит меня по возвращении в мир реальный из мира не совсем реального.

Как хочется порой поменять вещи местами, слов нет!

Даже находясь в полном оцепенении, она боролась изо всех сил. Мне вдруг стало ясно, что ей стоило многих трудов встретиться со мной.

Когда спишь, всегда все понятно и у тебя не возникает вопроса, зачем делать то или это. Во сне ты всегда просто знаешь, что должен, например, собрать сотню сырков, выпавших из твоего холодильника, не спрашивая себя, зачем их, собственно, нужно собирать, и уж тем более не думая о том, что ты их вообще не особо любишь. А уж задаваться вопросом, откуда такому количеству взяться в твоем холодильнике, – об этом я вообще молчу. Собственно, примеров может быть миллион: тебе надо убежать или спрятаться, даже если никто за тобой не гонится, украсть что-то из опустевшего вдруг до полного безлюдства магазина или приютить у себя под кроватью малайзийского крокодила и так далее…

Чего только не происходило со мной по ночам, и я никогда не интересовался: почему, откуда, зачем? Вот и сейчас я просто знал: она пришла ко мне, ей надо что-то сказать, и пока я сам этого не позволю, у нее фиг что получится! И все это потому, что она в данный момент на моей территории.

Подобные умозаключения крепко сидели в моей голове, деваться от них было некуда, да и не хотелось, если честно. Чего я действительно желал, так это умереть прямо в этом грешном вагоне, и пусть мое ментальное тело навсегда останется с ней, хотя бы ради простого разговора.

Весь этот расклад я осознал за долю секунды, интуитивно захотелось «разрешить» ей разговаривать. Мне даже не надо просить об этом вслух, необыкновенно мощное желание овладело мной: я дико хотел услышать ее – и точка!

Улыбка на лице девушки сама по себе стала наградой за мою сообразительность. Но то, что случилось потом, было похоже на какое-то дурацкое кино.