Кровавая заутреня

– Да она сейчас что угодно подтвердит, выгораживая тебя! Вскружил голову дурёхе! В общем так! – Панкрат Васильевич ткнул указательным пальцем в грудь Алексея. Тот едва сдержался, чтобы не ударить отца Кати по руке, и остался стоять не двигаясь, лишь желваки заходили на скулах. – Не смей больше приближаться к моей дочери! Забудь о её существовании!

– В ослеплении гневом вы, вероятно, не поняли меня, господин подполковник. Мы с Катенькой любим друг друга.

– Чушь! Не желаю больше слышать!

– Неужели вы хотите сделать Катерину Панкратовну несчастной? – вскричал Алексей.

– Наоборот! Я желаю своей дочери счастья и не позволю загубить её жизнь! Если я увижу вас ещё хоть раз – изрублю!

Посчитав, что сказал достаточно, Панкрат Васильевич резко развернулся и зашагал прочь из садика домой. Алексей остался стоять, не в силах поверить, что всего несколько минут назад считал себя счастливейшим из людей, а теперь его жизнь вмиг разрушилась. Как же так? Разве сможет он жить без встреч с Кати? При мысли о девушке Алексей застонал и схватился за голову. «Бедная моя Катенька, – думал он, – хватит ли у неё сил выдержать все упрёки и обвинения, которые сейчас обрушатся на её хрупкие плечи. Если бы я только мог…». Но чем помочь в этой ситуации возлюбленной Алексей не знал. Сейчас, когда подполковник разъярён, бесполезно умолять его о чём-то, наоборот, можно сделать только хуже. Надо немного подождать, пока гнев отца Кати уляжется, и броситься в ноги ему и Ульяне Назаровне с просьбой не губить влюблённых и позволить им соединиться в счастливом союзе. Только как дожить до этого момента? Больше не желая оставаться в месте безобразной сцены, Алексей вскочил на лошадь и поскакал на ту сторону Вислы в казармы.

Тем временем Кати вихрем примчалась домой, взбежала по ступеням и, не раздеваясь, с плачем бросилась в свою комнату.

– Душенька, что с тобой? – окликнула её встревоженная Ульяна Назаровна. – Ты виделась с батюшкой?

В ответ она услышала только громкие рыдания, приведшие её в большое смятение.

– Что же это делается? – проворчала мать и решительно поднялась с постели.

Комната тут же стремительно закружилась, и Ульяне Назаровне пришлось схватиться за стену, чтобы не упасть. Медленно переставляя ноги, пошатываясь, она направилась в спальню дочери.

– Что произошло, милая? – Ульяна Назаровна со вздохом опустилась на кровать рядом с Кати, уткнувшейся лицом в подушку. – Да прекрати плакать и ответь по-человечески!

В это время с грохотом хлопнула входная дверь, и в комнаты вбежал Панкрат Васильевич. За ним из кухни примчалась испуганная Феоктиста, но быстро юркнула за дверь, сообразив, что сейчас начнутся семейные выяснения отношений.

– Опозорила! Мерзавка! – Панкрат Васильевич бегал по гостиной из угла в угол, потрясая кулаками. – Завтра же поедете обратно в Тополиное!

– Господи, Боже мой! Да что случилось-то? – Ульяна Назаровна с испугом схватилась за грудь.

– Что случилось? С кавалерами ваша доченька обнимается! Тайно на свидания за поцелуями бегает! – гремел супруг. – Говорил, что не место здесь юной барышне, так нет же, не послушались меня!

– Кати, душенька, неужто правду батюшка говорит?

Девушка подняла опухшее от слёз лицо:

– Матушка, милая, мы с Алексеем Захаровичем любим друг друга! Он у меня просил руку и сердце, а тут батюшка…

– С Алексеем Захаровичем? Так значит, правда? – ахнула мать.

– Вот они, нравы сегодняшней молодёжи! – продолжал отец. – Мать с отцом в грош не ставят, всё за спиной делается.

– Он хотел…

– Молчать! – топнул ногой подполковник.

Ульяна Назаровна побагровела и встала с кровати.

– Ну знаете ли, Панкрат Васильевич, тут вам не казарма, чтобы такие команды отдавать! – произнесла она твёрдым голосом, полным решимости. – Здесь надо спокойно разобраться, без спешки. Ежели Кати виновата – будет наказана.

– Что тут разбираться? – начиная остывать под взглядом супруги, произнёс подполковник. – Я всё видел собственными глазами. Целовались с наглецом капралом и за ручки держались.

За дверью тихо прыснула Феоктиста, а Ульяна Назаровна продолжала наступать:

– Об этом поговорим позже, а сейчас вы, голубчик, можете на построение опоздать. Главнокомандующий будет недоволен.

– Верно! – спохватился подполковник.

– Давайте свой мундир! – велела жена.

– Так у вас же голова кружится.

– Вылечилась голова! – отчеканила Ульяна Назаровна, выхватывая из рук мужа злосчастный мундир и усаживаясь шить у окна. – Спасибо мужу и дочери! И доктор не нужен, чтоб кровопускание делать. Родные сами кровушки выпьют сколько потребуется!

Она быстро наметала обшлаг, укрепила пуговицы и помогла супругу одеться. Всё это время Кати пролежала у себя в комнате, боясь пошевелиться. Лишь когда подполковник покинул жилище, и с улицы послышался удаляющийся топот копыт, она выбежала из спальни и бросилась в ноги матери.

– Ох, Кати, Кати, – прошептала та, гладя её по голове. – Ну, рассказывай всё, да без утайки…

Скандал у Кайсаровых не прошёл незамеченным матерью и дочерью Рапацкими, работавшими в саду. Пани Катаржина впервые слышала, чтобы подполковник так громко кричал. Она всегда считала его очень спокойным и была крайне удивлена доносящимися громовыми раскатами его голоса.

– Что его могло так вывести из себя? – недоумевала женщина. – Яся, ты проводила его к дочери? Он ни с кем не ссорился по дороге?

– Нет, мама, – Яся пожала плечами. – Кати мы не встретили, я только подсказала ему заглянуть на соседние улицы и сразу вернулась к тебе. Сама удивлена. Он был очень приветлив.

На самом деле Яся ликовала. Гнев подполковника означал, что он застал свою дочь в объятиях того красавчика кавалериста. Что ж, маленькая месть за пренебрежение удалась. Никому не позволено безнаказанно не замечать Ясю. Девушка улыбнулась и продолжила обрезать отмершие за зиму ветки поречки.

Часть вторая. Восстание

Глава 1. В разлуке

В пятницу известие о провозглашении восстания в Кракове достигло Варшавы. Король Станислав был вынужден отменить увеселительный ужин, а вместо него созвать совет, на который спешно прибыли командующие королевской гвардией и генерал-аншеф Игельстром. Новости из Кракова, безусловно, оказались неприятными, но не вызывающими тревогу. Королевская гвардия надёжно охраняла короля, командующий гарантировал её верность. Но с краковскими бунтовщиками нужно было поскорее разобраться. В том, что Тадеуш Костюшко – опытный боевой генерал, пользующийся влиянием и авторитетом, сомневаться не приходилось. Король Станислав сожалел, что ему так и не удалось привлечь его на свою сторону после окончания русско-польской войны. Под руководством Костюшко у восставших из разрозненных полков будет сформирована действующая армия, а вот это уже никак нельзя допустить. Игельстрому предстояло решить, какими силами в ближайшее время подавить восстание, а пока он поспешил срочно известить обо всём императрицу Екатерину II. И Станислав, и генерал Игельстром прекрасно понимали, что весть о мятеже в кратчайшие сроки дойдёт до ушей Екатерины. Да хоть от того же прусского Фридриха, вдоль границ которого прошёлся с войском Мадалинский. Поэтому оба, прежде всего, отправили нарочных с письмами в Санкт-Петербург, где, сообщая о событиях, уверяли императрицу о незначительности произошедшего в Кракове, советовали не придавать этому особого значения и утверждали, что всё держат под контролем.

Совсем иначе восприняли эту новость сторонники восстания в Варшаве. В тот же самый вечер, когда проходил совет у Станислава, в доме Яна Килинского то и дело открывались двери, впуская и выпуская посетителей.

– Ещё не время для радости, – не уставал повторять всем сапожник. – Краков далеко, и пока это только разговоры. Нам нельзя выдать себя раньше времени. Крепитесь и готовьтесь. Пресекайте любые попытки ликования, чтобы не вызвать подозрений у русских. Они должны видеть в нас друзей и доверять нам.

Все соглашались, но шляхта начинала точить ножи и сабли. Ксёндзы готовили воззвания к пастве, а владельцы печатных станков закупали бумагу для манифестов. Всё проходило в строжайшей тайне, как и велел Килинский.

А тем временем среди приближённых короля никто не сомневался, что мятеж в Кракове будет подавлен в самом зародыше. Присутствие русской армии вселяло уверенность в том, что об этой неприятности можно будет вскоре забыть. После недолгих раздумий генерал-аншеф Игельстром приказал разобраться с повстанцами армейскому корпусу генерал-майора Александра Тормасова, находившемуся неподалёку от Радома. Получив приказ из Варшавы, войско выступило по направлению к Кракову.

В субботу вечером изнывающий от тоски и тревоги за Кати Алексей встретил братьев Авиновых, стоявших на карауле у входа в казармы недалеко от Саксонского сада. Алексея всегда поражало внешнее сходство братьев. Разница в возрасте у них была в год, но с первого взгляда их принимали за близнецов. Всё у них было большое, богатырское. Оба широкоплечие, оба сероглазые, с пухлыми, словно немного обиженными губами и широкими носами. Отличались братья только цветом вьющихся крупными кудрями волос. У Александра – тёмно-русые, а у Сергея – светло-русые. Но когда волосы убирались под парики и треуголки, то различать братьев могли только близкие друзья. Остальные же, чтобы не ошибиться, обращались к ним по фамилии. Авиновы славились весёлым характером, балагурили всегда без меры, поэтому их мрачный вид удивил Алексея.

– Здоров, Алёшка, – буркнул старший, Александр.

Младший, Сергей, только кивнул и продолжил хмуриться, глядя в сторону.

– А у вас что случилось? – удивился Алексей.

– Да вот, стоим тут, как статуи. Будто поважнее дел нет, – ответил Александр. – А в это время другие в поход выступили доблесть показывать.

– Ты о чём вообще? – не понял капрал.

– Не слышал, что ли? Тормасов на Краков пошёл, а мы тут… Тьфу, – Авинов сплюнул, поправил ружьё и демонстративно выпятил грудь.

– Да от батюшки новое письмо пришло, – пояснил Сергей. – Спрашивает, дескать, как проявляете доблесть в служении Отечеству? Какие подвиги совершаете на поле брани, сыны мои дорогие? А нам что писать? Жрём, пьём, панянок молодых щупаем? Иногда в карауле стоим, скучаем.

– Ах, вот оно что! – улыбнулся Алексей. – Не всем же с Тормасовым в поход идти. Караул – тоже дело важное. Напишите батюшке, что отбили несколько попыток проникнуть в казармы дерзких лазутчиков, переодетых барышнями.

– Тебе бы всё шутки шутить, – нахмурился Александр, – а у нас батюшка знаешь какой. Ух, кремень! – Он сжал огромный кулак и потряс им в воздухе.

О батюшке Авиновых Алексей был наслышан. Его всегда удивлял тот трепет, с которым оба брата-богатыря говорили о своём родителе. Совершенно бесстрашные удальцы Александр и Сергей, с которыми опасались связываться даже командиры, становились похожими но овечек, лишь заходил разговор об отце. Тот считал, что главное предназначение мужчины – подвиги во славу Отечества, и отправляя сыновей на военную службу, строго-настрого велел им не срамить честь фамилии и без доблестных дел домой не возвращаться. А какие же тут дела, если русско-польская война закончилась раньше, чем им удалось вступить в бой, а сидение в Варшавском гарнизоне вообще не сулило участия в сражениях. Каков же должен быть отец этих двух молодцов, если вызывал такое уважение у сыновей? Алексей представлял его здоровенным крепким мужчиной под стать Авиновым, со свирепым выражением лица и огромными кулачищами. Силищи у него должно быть немеряно, а один взгляд наверняка приводит в трепет домочадцев. Своего отца Алексей почти не помнил. В памяти мелькал высокий мужчина, от которого пахло табаком и псиной, когда он изредка брал Алёшку на руки. Матушка говорила, что заядлым был охотником. Раз попал глубокой осенью под сильный ливень и промок до нитки. А тут ударил морозец. В общем, застудил отец грудь и помер дома в горячке и в бреду. Остался на память только плохонький портрет с потускневшими красками. Да ещё большой крест нательный серебряный старинной работы. Матушка надела его на Алексея с благословением, провожая сына на военную службу. Так и не снимал его капрал никогда, кроме походов в баню.

На какое-то время воспоминания и Авиновы отвлекли Алексея от мрачных мыслей о Кати, но тут Сергей спросил:

– А ты чего нос повесил? Опять беда на любовном фронте?

Алексей кивнул:

– Крупный конфуз у меня с подполковником в четверг вышел. Чуть не побились с ним. Не хочет меня даже слушать старый чёрт. К Катеньке и приблизиться не могу.

– А пробовал?

– Ездил к ним домой вчера вечером, думал, подостыл подполковник. Надеялся, что супруга его образумила.

– И что?

– С порога выпустили на меня денщика Елизара с ружьём. «Убирайся, – кричал, – охальник, пока грех на душу не взял!»

– Во как? – Александр приподнял бровь. – Э-э, брат, так это они цену набивают. Видать, хотят девицу свою под венец поскорее, а не просто так… Жениться тебе придётся, чтобы к Катеньке приближаться, – хмыкнул он.

– В том-то и дело, что я просил руку и сердце Кати, а отец словно белены объелся! Орёт, слюной брызжет, чтоб я и думать забыл.

– Так может, у неё жених есть? – поинтересовался Сергей.

– Нет никого, она сама сказала, – вздохнул Алексей. – Мы любим друг друга, а тут… Жить без неё не могу!

– Слушай, ты только не раскисай, – старший Авинов неожиданно посмотрел на Алексея с сочувствием. – Погоди немного, не лезь на рожон, пусть всё утрясётся. Вам с твоей Катенькой, может, препятствия только на пользу пойдут. Заодно чувства проверите. Скоро Страстная седмица, в строгий пост страсти поутихнут, подполковник подобреет. А после Воскресения Христова на праздничной неделе в самый раз бухнуться ему в ноги и просить руки дочери. Кто ж в такой светлый праздник откажет?

– Сашка, дай я тебя расцелую за хорошие мысли! – Алексей с благодарностью посмотрел на друга.

– Но-но! С караульными не балуй! – Тот снова выпятил грудь и подмигнул Алексею. – С тебя завтра по кружке пива нам с Серёжкой.

Алексей не преувеличивал, когда говорил, что накануне вечером у дома Кайсаровых его встретил вооружённый Елизар. Разгневанный Панкрат Васильевич строго-настрого приказал денщику не пускать капрала Громова даже на порог и пригрозить оружием, если тот будет настаивать.

– Неужто прям стрелять в него? – выпучив от страха глаза, спрашивал старик. – Что ж он за злодей такой?

– В него не надо, – подполковник спохватился, что в желании уберечь дочь от кавалера, может зайти слишком далеко. – Так, пальнёшь в случае чего в воздух для острастки.

Кати в это время находилась в своей комнате и, к счастью, не слышала этот разговор, иначе у неё бы точно остановилось сердце от страха за любимого. На вчерашнем семейном совете, где Кати присутствовала в качестве обвиняемой без права оправдания, было решено, что до самого отъезда в Тополиное она больше не ступит ни шагу из дома одна. Только в сопровождении матушки или в крайнем случае Феоктисты. Дышать воздухом в одиночестве девушке разрешалось только в саду пани Рапацкой, да и то потому, что он хорошо просматривался из окон. Поначалу Панкрат Васильевич требовал, чтобы супруга с дочерью покинули Варшаву как можно скорее. Но Ульяна Назаровна быстро остудила пыл мужа, заявив, что не собирается увязнуть где-то на раскисшей дороге.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.