Полная версия
Ледяное проклятие
Положив небольшой кусок тяжелого металла на ладонь, я пристально вгляделся в него и, растянув губы в усмешке, пробормотал:
– Ты моя пр-рел-лесть…
Кольцо. Вернее, массивный золотой перстень с внушительной печаткой – если не ошибаюсь, именно такими вот печатями заверяют важные документы. И что самое главное: на печатке имелось рельефное изображение дворянского герба. Сам герб мне незнаком, но это уже мелочи – по внутренней стороне ободка шла вычурная надпись: «Кассиус Ван Лигас».
– Рад познакомиться, Кассиус. – серьезно кивнул я, обращаясь к скелету. – Если, конечно, ты Кассиус, а не грабитель, сорвавший перстень с мертвого тела. Хотя… – глядя на великанские размеры останков, мне пришла в голову неплохая идея.
Взяв фамильный перстень-печатку, я надел ее на указательный палец и сразу понял, что кольцо для меня слишком большое. То же самое произошло и с большим пальцем – перстень свободно болтался на нем. Нет, это кольцо, несомненно, делали по особым меркам для очень большого человека с толстыми пальцами. И слепо смотрящий в смурое небо скелет полностью отвечал этим требованиям.
– Прости, что сомневался, Кассиус. – извинился я. – Знаешь, твое имя кажется мне знакомым. Такое впечатление, что я уже слышал его однажды… вспомнить бы, где именно…
В последний раз нагнувшись над скелетом, я осторожно надел перстень обратно на его палец. Мне фамильная печатка не нужна. Надпись и рисунок герба я запомнил и мог повторить или даже нарисовать их на любом клочке бумаги. Забирать у мертвого родовое кольцо – это чересчур. А вот ворох разномастных серебряных и золотых цепочек – это совсем другое дело. Почившему Кассиусу они больше без надобности, а мне в хозяйстве пригодятся. Не знаю, правда, зачем, но я мужик запасливый. Руководствуясь этими соображениями, я без смущения снял украшения с останков и бросил их на уже припорошенную снежком куртку.
Опять начался снегопад. Вообще хорошо. С недавних пор я очень сильно полюбил снег. Да и следы наши он заметет, что тоже немаловажно. Ведь рано или поздно шурды обязательно хватятся запропастившихся сородичей, что отправились к мертвому озеру на встречу с поганым Тарисом, а вместо этого попали прямиком в лапы оголодавших ниргалов. Первый раз от шурдов была польза – хотя бы в виде корма.
Ледяные щупальца упорно не хотели отрываться от меня, ухватились намертво. Пришлось поместить кристалл в центр куртки среди прочих находок. Свернув одежду в узел и закинув его на плечо, я пошагал к краю лощины – в противоположном направлении от наваленной ниргалами груды веток и мелких бревнышек. Стоять рядом с пылающим погребальным костром у меня нет ни малейшего желания. К этому времени начался закат. До наступления полной темноты оставалось не больше часа, и я велел ниргалам разбить лагерь. Переночуем здесь.
Сам я спать не собирался. Надо разобрать все находки, определить их важность. Бережно очистить и просушить куски пергамента, постараться прочесть хоть что-нибудь. Вдруг да наткнусь на описание более чем странного куска горного хрусталя с пучком щупалец. Если я хочу понять происходящее со мной – а я хочу! – надо искать достоверные сведения. Я очень надеялся, что найду среди сгнивших остатков сумки хоть что-то полезное.
А завтра с первыми лучами рассвета мы продолжим наш путь. Путь домой. Больше мне некуда податься.
Отступление второеПодземная келья, по сути, представляла собой обычную тюремную камеру.
Толстые каменные стены, окованная железными полосами надежная дверь с массивным засовом и крошечное окошко под самым потолком, забранное крепкой решеткой. В келье с превеликим трудом поместилась узкая скамья, заняв собой большую часть пустого пространства. На выступающем из стены камне прилепился свечной огарок с крохотным трепещущим от сквозняка желтым огоньком, что отражался в неподвижных зрачках седого старика в простом белом балахоне священника. Отец Флатис давно уж сидел вот так, неподвижно словно статуя, не отводя застывших глаз от огня свечи.
Когда в коридоре загрохотал отодвигаемый засов и заскрипели несмазанные дверные петли, старик не шевельнулся, словно и не услышал легких шагов в коридоре.
– Созерцаешь пылающий огонь, отец Флатис? – прошелестел тихий вкрадчивый голос, донесшийся из дверного проема. – Вглядываешься в пламя? И что же ты видишь в нем? Сожалеешь о безвозвратно утраченном огненном даре? Ведь обладай ты им, мог бы с легкостью испепелить дверь и вырваться на свободу…
– На свободу? Разве я в тюрьме? – с безразличием спросил отец Флатис. – На меня всего лишь наложена епитимья, отче. А я всего лишь смиренный священник, беспрекословно покоряющийся церковному уставу.
– Это так. – подтвердил голос невидимого в темноте коридора человека. – Но вот смиренный ли… Из моей памяти еще не стерлись воспоминания о пылающих развалинах твоей родной деревни… как ее там… Тихий омут кажется…
– Тихая Заводь. – тихо, почти беззвучно прошептал старик, до хруста в пальцах сжимая ладони. – Тихая Заводь.
– Ах да! Тихая Заводь… я помню языки бушующего пламени, горящие пшеничные поля, проваливающиеся крыши домов, крики сжигаемых заживо детей, женщин… помню плывущие над рекой облака черного дыма… ты устроил знатный погребальный костер для своих родителей, для Лилис и своего ребенка в ее чреве… Я все еще помню те дни… А вспоминаешь ли ты об этом? Или предпочел стереть тягостные воспоминания из памяти?
– Вспоминаю. – глухо отозвался отец Флатис. – Видит Создатель, я вспоминаю об этом каждый день. И мне никогда не искупить тяжкий грех…
– В твоем поступке не было греха, сын мой! Ты лишь выполнял приказ, сделал то, что следовало сделать. Не соверши ты этого деяния, и могильная чума распространилась бы по всей округе! Поразила бы куда больше безвинных людей… Деяния во благо не обходятся без жертв!
– …не обходятся без жертв. – повторил старик, опуская голову. – Ты же знаешь – именно мы принесли чуму в Тихую Заводь! Из проклятого Создателем нашим могильника Ашура! Из его зловонных глубин! Если б я ведал… Если б я тогда знал…
– Что сделано, того не изменить. – неизвестный ступил вперед и опустил на скамью небольшой мешок. – Ты сделал правильный выбор. Спас многих людей от ужасной участи… И самое главное – ты умеешь выполнять приказы, выполнять их самолично, не перекладывая гнет на чужие плечи. Это весьма ценное качество, сын мой!
– Своим проклятым даром я уничтожил все то, что мне было дорого в этом мире… – прошептал отец Флатис, прикрывая глаза. Из-под опущенных век скатились две одинокие слезинки, оставляя мокрые дорожки на морщинистых щеках. – Святой отец Ликар… с чем ты пришел в мою келью?
– Епитимья окончена, отец Флатис. В мешке твои вещи, немного денег и провианта. Во дворе тебя дожидается уже оседланная лошадь и три десятка умелых братьев-монахов. Тебе пора выполнить еще один приказ. И когда придет время принять решение, вспомни, как поддержала тебя церковь, не дала надломиться в столь трудный час скорби…
– Чем я могу послужить Создателю нашему?
– Найди кинжал проклятого некроманта! Найди «младшего близнеца» и доставь сюда. В целости и сохранности! В мешке найдешь ты небольшую шкатулку и несколько «вестников». Едва кинжал некроманта попадет в твои руки, сразу же помести его в шкатулку и дай нам знать.
– Это все?
– Это все. Долгие годы ты шел по следу убийцы и некроманта, ты воочию видел «младшего близнеца» и уже пытался его уничтожить – твой опыт неоценим, и было бы грешно держать тебя в келье, когда кинжал неизвестно где и вот-вот обретет нового повелителя! Помолись Создателю, испроси его благословения перед тем, как выступить в путь, и приступай к выполнению возложенной на тебя священной миссии! Да не медли!
Взмахнув полой плаща, собеседник развернулся и покинул келью, оставив старика в одиночестве.
По-прежнему не сводя глаз со свечи, отец Флатис накрыл ладонью огонек и резко сжал кулак. В воцарившейся темноте послышался тихий голос:
– Доставить в целости и сохранности, в целости и сохранности… вы играете с огнем, святые отцы… – слепящая вспышка озарила келью, изгнав тени из самых темных углов. Отец Флатис поднес к лицу ярко пылающий кулак, всмотрелся в огонь, сложил губы трубочкой и одним дуновением затушил пламя, вновь погружая келью во тьму: – …а с огнем шутки плохи…
Глава третья
Хитрость, граничащая с наглостью
Когда через густые сплетения кустарника до меня донеслась чья-то перебранка, я остановился как вкопанный и с неверием прислушался.
Эти голоса… Я определенно знал, кому они принадлежат. Но этого не могло быть! Несколько недель назад я самолично отправил их… Да нет… невозможно… Очередная злобная шутка Диких Земель…
– А я говорить – каша делать! Офисяный! Уммм! Вкусный!
– Вот ведь дурная голова! Какая каша?! У нас овса пару горсточек осталось, да и те для господина приберегаю! Как придет он замерзший и голодный, так мы его сразу горячей кашей с пылу с жару и накормим! Понял?!
– Нет понял! Один горстка для друг Корис, другой горстка для голодный гном!
– А рыло не треснет?! А ну убери грабли от мешка! Кому сказано?! Пока я тебя валежиной поперек спины не приложил!
– Молоток в лоб дам!
– Я те дам! Я тебе так дам, склирс коротконогий! И молотком ворованным у меня перед носом не маши! Не шибко-то и страшно!
Продолжая прислушиваться к перепалке, я несколько отклонился в сторону и быстрым шагом направился к виднеющейся среди деревьев поляне, откуда доносились голоса. Ниргалы столь же молчаливо пристроились следом.
– Голодный гном – оченно страшный гном! Не подходи!
– Нет, ты только глянь на него, а?! Не тронь мешок! Вон заяц есть, его и лопай, прорва ты ненасытная!
– Позавчера – заяц! Вчера – тоже заяц! Каждый день – заяц! Я ненавидеть заяц! Хочу каша офисяный! Отцепись от мешок!
– Не отцеплюсь! – пропыхтел задыхающийся от усилий голос. – Убери руки, кому сказано! Ах ты скотина жадная! Вот тебе! Снег тебе в пасть, а не кашу господина нашего! Вот тебе сосулька в зубы!
– Тьфу! Отдай мешок! Каша хотеть! Тьфу!
К этому моменту я выбрался на открытое место и обнаружил, что оказался на достаточно большой поляне. Шагах в десяти от меня по земле катались два сплетенных тела, с ожесточением вырывая друг у друга тощий заплечный мешок. В запорошенных снегом фигурах я безо всякого труда опознал обросшего рыжей бородкой Лени и ничуть не изменившегося Тиксу. Оба драчуна были настолько заняты друг другом, что не заметили ни меня, ни трех ниргалов и лошадь.
– А-а-а! Ухо! Ухо не грызть! – взвыл рыжий, и замолотил ногами по снегу. – На, забирай мешок! Чтоб ты подавился этой кашей!
– Давиться? Нет-нет! Вкусный каша нельзя давиться! Вместе кушать! Горстка офисяной каши, чуть-чуть заяц и два ветка от вон тот куст! М-м-м оченно вкусна! – поделился Тикса рецептом будущего обеда. – Вместе кушать!
– Эй! Орлы! – зло рявкнул я, окончательно убедившись, что это не галлюцинация, а пусть необъяснимая, но все же реальность. – Какого…. Вы что тут делаете, а?! Я вас куда посылал?!
Мой злобный «рявк» подействовал на еще возящихся в снегу драчунов так быстро, что я чуть было не приписал своему голосу магические способности – гном и рыжий подлетели с земли как от мощного пинка под зад и, суматошно протерев запорошенные снегом глаза, пристально уставились на меня. Молча. Да и особой радости в их взглядах я что-то не заметил.
Проломив кустарник, на поляну вывалились ниргалы. Последний из троицы вел в поводу лошадь.
– Что молчим? – рыкнул я, угрожающе делая шаг вперед. – Жду объяснений!
Дальше все пошло наперекосяк. Я ожидал увидеть покаянные морды и услышать не менее покаянные речи, а вместо этого узрел направленный на меня меч, топор и молоток – Тикса отличился и здесь. На меня смотрели две пары расширенных глаз, в которых с каждой секундой прибавлялось ужаса и отчаянной решимости обреченных.
И только сейчас я осознал свою оплошность. Понял, что именно они видят перед собой – закутанную в промороженный дырявый черный плащ мрачную фигуру, лицо скрыто рваным капюшоном, а над плечами извивается с десяток полупрозрачных ледяных щупалец – непонятный кристалл я поместил в заплечный мешок, пропустив пучок отростков через его горловину. Не подмышкой же тащить.
Я запоздало попытался втянуть прозрачные кисти рук поглубже в рукава, но это уже ничего не решало – рыжий Лени ухватился за меч обеими руками и с нечленораздельным воплем бросился в атаку. Следом кинулся Тикса, правда, он оказался несколько умнее Лени и первым делом швырнул молоток в одного из ниргалов. Раздался громкий лязг металла. Я понял, что молоток нашел свою цель – врезался в ниргала и безвредно отскочил от его несокрушимой брони.
– Лени! Тикса! – поспешно завопил я, отступая назад. – Это же я! Я! Ваш господин! Ниргалы, стоять! Приказ!
Тщетно… меня просто не услышали. Вернее, ниргалы меня как раз услышали и вернули мечи обратно в ножны, а вот Тикса и Лени поступили иначе.
– Бей тварь! – заорал рыжий.
Одним прыжком оказавшись рядом со мной, Лени обрушил меч на мою голову.
– Ир рис Коллейн! – еще громче закричал гном, опуская лезвие топора на мою коленную чашечку.
На этом бой закончился.
Я неспешно отступил в сторону от двух живых статуй – живущие своей жизнью щупальца сильно заинтересовались замершими в необычных позах недотепами и все норовили попробовать их на предмет съедобности.
Скептически оглядев весьма абстрактную скульптурную композицию, я вздохнул, сокрушенно покачал головой, обернулся к стоящим полукругом ниргалам и зло буркнул:
– Прошу вас не обделить вниманием эту весьма живописную скульптуру времен позднего Дикоземелья. Оцените изящность линий, взгляните на этот яростный напор и реалистичность, которыми пропитана каждая из фигур. К моему глубокому сожалению, медную табличку с названием отнесли на реставрацию, но, к счастью, я помню его наизусть. Вот оно – «глупцы идут в атаку». Как вы видите, сие название взято не с потолка. О нет! Неизвестный скульпт…
Закончить я не успел. Практически одновременно оба горе-воина рухнули на землю, словно подрубленные деревья и затряслись в конвульсиях, взрывая сапогами снег и колотясь затылками о мерзлую землю.
– Г-гос-сп-под-дин пр-росстите м-еня. – содрогаясь в судорогах, выдохнул Лени, стараясь нащупать меня взглядом закатывающихся под лоб глаз.
– Г-госп-подина! Ли эс грам мира! – это уже Тикса выдавил из себя причудливую смесь гномьего и человеческого языков.
Словно не услышав мольбы, я прошелся перед распростертыми телами и задумчиво произнес:
– Господин, говорите? Хм… сомневаюсь, что я ваш господин. Приказы мои вы не выполняете, с оружием кидаетесь…
– Гос-спод-дин, прос-стите м-еня!
– Госп-подина, пр-ростить меня. – тонко заверещал Тикса, наконец выудивший из памяти человеческое слово «простить».
– Вот и еще один пример! Перебиваете меня! – повысил я голос. – Разве господина можно перебивать? Можно с мысли сбивать? А? Где смиренное послушание, где почтительность и уважение? Где, я спрашиваю?!
– Г-гос-сподина… – уже изнемогал коротышка, кося на меня неестественно выпучившимся глазом.
– А, к черту! – выругался я. – Тикса, я прощаю тебя! Лени, я прощаю тебя!
Как и памятным днем в разоренном шурдами поселении Ван Ферсис мои слова подействовали мгновенно. Оба несчастных вояки с облегчением распластались на взрытом снегу и хрипло задышали, бездумно таращась в низкое зимнее небо. Решив, что следует выждать несколько минут, пока к ним не вернется дар речи, я отошел на пару шагов. Щупальца так и не успокоились, хищно вытягиваясь к лежащим на земле телам. Ниргалам безразлично все, кроме моей безопасности. Ну а я с интересом огляделся по сторонам. Здесь было на что взглянуть.
Узкая поляна надежно скрыта за плотно растущими деревьями и зарослями кустарника – даже зимой, когда вся листва облетела, это укромное место практически невозможно увидеть со стороны. Под склоненными к земле лапами большой ели обустроено нечто вроде загона для лошадей – в землю попарно вбиты толстые колья, а между ними углом навалены мелкие бревнышки, палки и нарубленный лапник, образуя непроницаемый для ветра барьер. С другой стороны загона высится толстый древесный ствол, у входа пылает жаркий костер, над головами лошадей медленно колышутся пушистые еловые лапы, надежно защищая от снегопада. Животные укрыты попонами, на расчищенной от снега земле лежат охапки жухлой травы и тонких веток. Лучшего походного укрытия для лошадей и не придумать.
Задумчиво хмыкнув, я повел глазами в сторону и остановил взгляд на непонятном сооружении, больше всего напоминающего бесформенную кучу веток. Однако, стоило присмотреться внимательней, и я заметил в его основание темное отверстие входа, а перед ним еще один, едва тлеющий костерок, лижущий дно закоптелого котелка с закипающей водой. На земле пара ободранных заячьих тушек… в общем, мне все стало ясно.
– Да вы тут, никак, зимовать собрались, а? – не оборачиваясь, поинтересовался я, услышав невнятное кряхтенье и бормотание. – И какого лешего? Я же сказал – прямиком домой!
– Г-г-господин? – раздался робкий голос рыжего. – Вы?
– Что г-г-г? – передразнил я начавшего заикаться Лени, окуная ладони в наметенный ветром сугроб. – Я, конечно! Или вы другого кого ожидали увидеть?
– Г-господина?! А?! – теперь, от ступора очнулся Тикса. – О-о-о…
– А, чтоб тебя! – не выдержал я, с хрустом сжимая снег в ладонях. – Да! Это я! Еще раз спрашиваю! Какого лешего здесь делаете? Вы уже должны были оказаться у Асдоры! Причем на ее противоположном берегу!
– Господин! Живой! – в голосе рыжего отчетливо слышалась искренняя радость, и мой гнев начал утихать. Как можно сердиться на того, кто столь искренне рад вновь тебя видеть?
– Живой! – вновь воскликнул Лени, все еще сидя в снегу и не пытаясь подняться, словно у него в одночасье отнялись ноги. – Слава Создателю! Не попустил! Живехонек господин наш! Счастье-то какое!
Вздохнув, я развернулся к друзьям и, разведя руками, признался:
– Да живой я, живой.
– Иса во риз! Пачиму змея над головой?! А?!
– Не акай! Тикса, вот ты лучше пока помолчи, не трави душу! – фыркнул я и отступил на шаг, почувствовав исходящую от рыжего Лени волну неприятного тепла. Словно острыми коготками по коже прошлись.
– Нет, но пачиму змея над голова бултыхаться?! Много змея!
– Тикса! – уже в два голоса рявкнули мы с рыжим. Не удовлетворившись одними словами, Лени пихнул коротышку ногой в бок.
– Ой! Что Тикса?! Что?! – возопил гном и, с размаху залепив Лени оплеуху, ткнул дрожащим пальцем в меня. – Не видеть?! Ослеп рижий, глупый, дурной?! Я же говорить – змея над голова бултыхаться! Змея! Не понимать?!
– Это я рыжий, глупый и дурной? – взъярился было Лени, но тут же опомнился и, позабыв о гноме, вскочил на ноги: – Простите, господин! Нет, ну радость-то какая! Живехонький!
– Все обошлось. – улыбнулся я промерзшими губами, чувствуя, как трескается покрывающая мои щеки ледяная корка. – И все же, как вы здесь очутились? Или по дороге что случилось? Заболел кто? Может, лошади обезножели? Ну? Чего молчите, словно язык примерз?
– Спасибо за заботу, господин. – рыжий неуклюже поклонился и шмыгнул простуженным носом. – Здоровы мы, слава Создателю…
– И великому Отцу! – вставил свое словечко гном.
– … и ему тоже. – согласился Лени. – Лошади в порядке, дорога и вовсе спокойная была, словно не в Диких Землях тайком пробираемся, а по наезженному тракту на ярмарку в соседнюю деревню направляемся.
– Ну и почему вы тогда здесь? – вопросил я, несколько растерявшись.
Мой, казалось бы, обычный вопрос заставил недавних драчунов опустить головы к земле и промычать что-то абсолютно невнятное. Я хотел было еще раз рявкнуть, но тут Тикса наконец решился и, первый раз взглянув мне в глаза, на одном дыхании выпалил:
– Друг Корис! Ты говорить – идти домой! Карта давать, книжка давать и рукой махнуть – быстро домой идти! А как?! Как домой?! Что Койн сказать, когда нас без тебя видеть?! А?! Что Рикар говорить?! Как всем в глаза смотреть?! Два здоровый воин как трусливый склирс обратно домой прибежать, за стол сесть и каша трескать, а господина в лесу на смерть бросать, да?!
– Правильно он говорит, господин! – поддержал гнома Лени. – Как есть правильно! Как нам домой возвращаться?! Сами целые и без единой царапинки, а раненого господина тварям отвратным на растерзание оставили! И как на людей смотреть, как оправдываться?! Мы же не дураки совсем, понимали, что вы на смерть собрались и поэтому нас домой отправляете! Мы с Тиксой сели тогда на лошадей, едем, а у самих слезы на глазах, душа волком воет, в ушах крик стоит – «назад, назад коней разворачивай!», а не можем! Приказа вашего ослушаться как можно?! Вы уж простите, господин, но не дело это! Видит Создатель, не для того мой отец роду вашему клятву крови приносил, чтобы родной его сын господина в беде бросил! Не для этого!
– Нет, не для этого! – кивнул Тикса, в подтверждение своих слов топнув ногой. – Тикса тоже клятва давать! Рука резать, кувшин крови проливать, целый день тот длинный клятва учить! Для чего?! Чтобы потом на лошадь сесть и раненый друг бросить?! Плохо, друг Корис! Оченно плохо ты делать!
Почти утонув под обрушившимся на меня водопадом гневных слов, я замахал руками, останавливая разошедшихся обвинителей, и буркнул:
– Ишь, разговорились! Говорите, приказа моего ослушаться не можете? Но ведь ослушались же! Ослушались!
– Нет, господин. – мотнул рыжей головой Лени, стряхивая с прядей налипший снег – Как можно? Все, что вы наказали, в точности выполняем! До последнего словечка!
– Что? – опешил я. – Лени! Побойся Бога! Да вы здесь настоящую зимовку обустроили! Почитай, целую конюшню выстроили, себе хижину отгрохали! Ты меня совсем за дурака держишь?
– Как можно, господин! – повторил Лени. – Как мы с вами прощались в тот день проклятый, вы нам наказали: «отправляетесь домой, как доберетесь, отдадите сумку с бумагами Рикару, теперь он становится старшим в поселении. А я пока здесь задержусь. Как с делами разберусь, так сразу за вами следом». Я каждое ваше слово наизусть помню!
– Тикса тоже помнить! Навизусть! – коротышка плутовски ухмыльнулся в еще больше отросшую бороду. – Каждый словечко!
– Но вы же не сказали, как быстро мы должны ехать! Вот мы и едем, потихонечку-полегонечку, лошадей бережем, по сторонам поглядываем. – закончил речь Лени и на всякий случай отступил назад, спрятавшись за спиной коротышки.
– И как много за день проходите? – вкрадчивым голосом поинтересовался я, придвигаясь к двоице друзей.
– Оченно много проходим. – уверил меня Тикса, в свою очередь, пятясь назад. – Устаем!
– Сколько лиг за день вы проходите?! – уже в голос рявкнул я, заставив обоих хитрецов подпрыгнуть на месте. – Отвечайте!
– М-м-м… шаг, господин. – еле слышно ответил рыжий, косясь в сторону заснеженного кустарника, что начинался в пяти шагах от нас.
– Сколько?!
– Д-делаем один ш-шаг, господин…
– Ба-альшой, ба-альшой шаг, друг Корис! Устаем шибко! Оченно…
Дальнейшие слова гнома потонули в моем разъяренном рыке. Словно почувствовав мое настроение, щупальца одновременно взвились в воздух и неистово затрепетали. Парочка самых длинных и толстых ледяных отростков с пронзительным свистом рассекла морозный воздух стегающими ударами.
– А-а-а! – завопили оба хитреца и, будто заранее успев договориться, одновременно кинулись к кустам. Мгновенно преодолев поляну, рыбкой нырнули в густые заросли, обрушив с ветвей водопад снега с черным вкраплениями мертвой листвы.
– А ну идите сюда! – рявкнул я. – Один шаг?! Я вам покажу, сколько лиг в день надо проходить! Я вас научу!
– Господин, вы же сами сказали, что нагоните нас, как с делами разберетесь! – отозвался из-за кустов голос Лени. – Вот мы и не торопились, ждали вас! Правда же, Тикса?
– Правда! Честная правда! – отозвался гном, на миг высовывая хитрую физиономию из кустов.
– Я кому велел?! А ну идите сюда!
– Господин, не серчайте вы так! Видите, как Создатель судьбами нашими распорядился – не разминулись в пути, встретились вновь. Это знак, господин! Ведь вы могли и мимо пройти!
– Лени, что ты плетешь? – крикнул я кустам, чувствуя, что начинаю остывать. – Да шум вашей драки за десять лиг слышно было! Глухой бы услышал! Ладно… выползайте из кустов пока как я в ледышки не превратились. Живо!
Ветки затряслись и через мгновение передо мной появился облепленный коркой снега Лени, улыбающийся до ушей.
– Слушаемся, господин!
– Слушаются они, как же. – уже беззлобно проворчал я, переводя взгляд на застрявшего в переплетении ветвей гнома, никак не могущего выбраться. – Вон, иди друга своего распутывай.
– Тикса сам! – возразил мне гном, остервенело дергаясь в растительных путах. – Друг Корис! Ты скажи – вот пачиму над голова…
– Тикса! – Лени поспешно перебил коротышку. – Вы уж простите его, господин! Спрашивает, что не попадя. Ну, появились эти ледышки страшенные, змееподобные и ладно – в жизни всяко бывает. Главное, что живы остались!
