Наследие предков. Том 1. Горы будут молчать

Самое неприятное во всей этой истории было то, что на очередном собрании «Поиска» руководитель с нескрываемой скорбью в голосе сообщил о трагической гибели «спонсора» спустя два дня после передачи им секретных документов. Как позже выяснил Саша, благодетеля «Поиска» звали Борис Хейфец.

С интересом выслушав Сашину историю, Инна без утайки рассказала о своем интересе к злополучной дате далекого года. Саша с Надеждою, раскрыв от удивления рты, слушали про загадочного странника подземки, про богомольную жену командира сводного отряда, про архивы пресловутого Хейфеца и чью-то маниакальную жажду овладения ими.

Когда, казалось бы, все интересные факты в арсенале Инны исчерпались, Саша совсем сник и еле слышно промолвил:

– А я до последнего верил, что все это просто цепочка нелепых случайностей! Столько трупов, столько искалеченных судеб, и все только для того, чтобы сохранить какие-то тайны.

До самого утра продлился Сашин монолог про загадочные смерти и исчезновения многих независимых исследователей тайн, как отечественных, так и из других стран.

Когда забрезжил рассвет, усталые, но довольные друг другом добровольные участники своеобразного конспирологического квартета твердо решили держать связь друг с другом и усилить действия по поиску всей возможной информации по теме. Гена вызвался отвезти ребят домой, а Инна решила заскочить на работу для улаживания каких-то срочных вопросов.

Сколько ни просили ребята оставить их возле ближайшей станции метро, упрямый Гена никак не хотел отпускать новых знакомых. Последствием его упертости стало полуторачасовое стояние в утренних пробках, которое, впрочем, было приятно сглажено продолжающимся ночным разговором о тайнах, загадках и прочей манящей своей недоступностью мистической тематики. Саша, казалось, мог разговаривать об этом бесконечно, не обращая никакого внимания на такие бытовые мелочи как сон, еда и прочее. Надя же, будучи не столь сильно экзальтированна конспирологией, блаженно почивала на заднем кожаном сиденье внедорожника.

Когда же они почти добрались до дома ребят, на въезде в Марьино Гену неожиданно остановил ошалелый инспектор ДПС, выпрыгнувший на проезжую часть, словно черт из табакерки. Начав что-то бубнить про ориентировку, гаишник попросил Геннадия пройти в машину, а тот из-за бессонной ночи менее всего хотел сейчас собачиться на дороге.

Совершенно без задней мысли Гена вышел из джипа и сел на переднее сиденье гаишного «Форда», за рулем которого сидел худощавый мужчина в кожаном плаще со светлыми волосами, аккуратно зачесанными назад. Его лицо и взгляд серо-голубых глаз с отражением арктического холода в них были абсолютно бесстрастны, мужчина даже не повернул головы в сторону нового пассажира.

Гена же взглянув на водителя, сразу понял, что послужило причиной нервного напряжения плюгавого инспектора: от сидевшего за рулем человека на расстоянии разило опасностью, а к правоохранителям он имел такое же отношение, как Аркаша Розенблат к честным программистам. Противное состояние необъяснимого липкого страха, когда тело парализует, бросает в пот, а все мозговые центры начинают работать рассинхронизированно, что на корню рубит даже устоявшиеся двигательные навыки, накрыло Гену. В ситуации, когда интуиция кричит нервной системе: «Беги!», а другие части мозга словно дергают стоп-кран и выключают питание тела, сильнейший когнитивный диссонанс превращает за считанные секунды здорового адекватного мужчину в центнеровую амебу, пусть и облаченную в фирменные тряпки и внешне мало отличимую от человека разумного.

– Что тебе жид передал? Где архив? – сухо и безэмоционально произнес незнакомец.

Не в силах каким-либо образом противостоять необъяснимому влиянию этого человека Гена, словно во сне, прошептал:

– В машине, внешний жесткий диск в бардачке.

– Быстро неси сюда!

Выполнение положенных действий у Гены не заняло много времени, и он снова послушно сидел на переднем сиденье служебного авто и бессмысленно смотрел сквозь лобовое стекло на яркое весеннее солнце, отраженное в сотнях маленьких капелек на капоте. Ничего иного во всем мире просто не существовало – капли, солнце – и все…

Человек в черном плаще хлопнул ладонью Гену по спине, когда тот выходил из машины. Гена почему-то сильно закашлялся от вроде несильного хлопка и шатающейся походкой пошел за руль своего «Гелендвагена». Не обратив никакого внимания на отсутствие Саши и Нади в салоне, Гена завел двигатель и тронулся с места. В это время от гаишной машины отъехал наглухо тонированный минивэн «Фольксваген», где на полу без сознания валялись чудаковатые искатели приключений с руками, скованными наручниками за спиной.

Инна все утро тщетно набирала сотовый Гены, но вместо знакомого хрипловатого баса в трубке противно пищали бесконечные гудки. Телефоны Саши и Нади вообще были выключены. Поняв к полудню, что стряслось недоброе, Инна начала звонить во все инстанции.

После ответа дежурного ГИБДД, что «Мерседес» с интересующим номером обнаружен на МКАДе, а в салоне находится неустановленный труп мужчины, дальнейшие события отражались в сознании Инны лишь фрагментарно. Выяснить, что же случилось с Геной, капитану Ланецкой в тот день так и не удалось.

Подходя к припаркованному у обочины такси, боковым зрением девушка заметила стремительно приближающийся автомобиль со встречной полосы, впрочем, осознание факта неизбежного столкновения уже никоим образом не могло повлиять на исход событий. Заместитель начальника следственного управления непосредственный начальник Инны подполковник Шаповалов, управляя новеньким «Фордом-Мондео», вместо того, чтобы сбавить скорость при подъезде к месту службы, изо всех сил надавил на газ и направил свое авто на увиденную им на тротуаре подчиненную. Удар «Форда» пришелся в водительскую дверь такси, отчего водитель совершил стремительный полет по салону, а машину бросило на тротуар метров на пять, снеся подбегающую девушку, словно кеглю.

Глава 6. «Jedem das seine»

4

Сумрак мрачного осеннего леса скрывал силуэт изможденной женской фигуры, шатающейся походкой идущей по еле видимой тропе. Вечерний туман, неясные очертания деревьев, скользкая грязь под ногами, смешанная с комьями опавших полуперегнивших листьев. «Воздух, почему же здесь такой вязкий воздух?» – единственная мысль все же нашла лазейку к сознанию Инны и вырвалась на свободу из толщи инертных пластов психики, словно героический сперматозоид, пробившийся к вожделенной яйцеклетке. Босые ноги коченели от холода и натыкались на острые камни и сучки опавших веток. Периодически накатывала тошнота, вызывая гнетущее чувство боли и безысходности. Девушка падала в грязь, устало плакала, вставала, заворачивалась в грязные лохмотья и продолжала идти.

Мысли о цели этого пути, как и о причинах, почему она здесь оказалась, даже не возникали в голове. Был только настоящий момент, наполненный страданием и безысходностью. Тело бросало в жар, потом он сменялся жутким холодом, потом все чувства перекрывала волна тошноты и так далее. Все суставы тела выкручивало. Хотелось спать, но неясное чувство тревоги и страха не давало возможности остановиться. Ни дня, ни ночи, ни каких-то иных критериев течения времени в этом месте не было.

Иногда на тропинке возникал рваный фрагментарный образ Гены, он смотрел себе под ноги. Инна кричала ему, что было сил, звала его, но он отворачивался и таял в тумане. Встречался не только Гена. Иногда рядом с тропой сидел спецназовец с четками в руках, что-то бормочущий себе под нос, или же мимо проходила супруга капитана Куренного Галина, оборачивалась и провожала Инну грустным проникновенным взглядом. В эти недолгие мгновения боль в теле проходила и ноги более не натыкались на острые камни. Подойти же к кому-то из них было невозможно – тропа сама затягивала вперед в черную бесконечную череду отчаяния, боли и безысходности.

Дни, недели, месяцы, годы, десятилетия жизни сжались до размеров нескольких десятков метров однообразной ужасающей картины, будто поставленной на функцию «repeat» в адском кинопроекторе. Только все ощущения давались не опосредованно, как отклики в теле, а напрямую отождествлялись с внутренним «я». Сознание не делало различие между категориями «мысли», «тело», «боль», «тяжесть», «холод». Это все было одно и одновременно, без конца и без начала. Тьма вокруг с каждым шагом сгущалась все сильнее, видимость становилась хуже, а неприятные ощущения в теле открывались в новых оттенках.

На тропе возник черный силуэт высокого худого блондина с ледяным взглядом, и все пространство вокруг начало медленно плыть и исчезать в нем, словно в черной дыре, и чем ближе к нему притягивало девушку, тем сильнее и болезненней становилось переживание реальности. Собственный слух даже не уловил истошный вопль из пересохшей глотки – все стремительно затягивалось в силуэт черного человека.

Внезапно движение пространства прекратилось. Девушка увидела согбенного старика с белоснежной бородой в черном одеянии с капюшоном, расшитым какими-то белыми письменами и знаками. С противоположной стороны вдруг появился еще один старик в высокой бараньей шапке с посохом в руках, завернутый в серый плащ. А между ними стояли знакомый спецназовец с женой пропавшего капитана Куренного. Темнота вокруг начала таять, переливаясь различными оттенками, а потом появился ослепительный свет, который стремительно наполнил все вокруг. Из этого света подошел Геннадий, обнял девушку, поцеловал и исчез. И тут вдруг все тело пронзило болью.

Глаза долго не могли привыкнуть к яркому свету. Когда же, наконец, удалось раскрыть слипшиеся ресницы, в поле зрения возникли очертания светлого помещения, где она находилась. Попробовав пошевелить конечностями, девушка ощутила дикий болевой импульс сразу во всем теле, сразу осознав, что далеко не все так гладко, как хотелось бы. Потом взору предстали очертания блестящей металлической конструкции, в которой была зафиксирована ее левая нога. Повернуть голову не получилось. Исследовать окружающее пространство она могла только глазами и правой рукой. Тактильные ощущения дали понять, что вся грудная клетка до самого подбородка вместе с отведенной в сторону левой рукой закованы в холодный белый монолит гипса. Ощупав правой рукой лицо, надежда умерла нерожденной – без бинта были только отверстия для глаз.

– Инна Валерьевна! Пора возвращаться! – голос из другого конца больничной палаты исходил от сидящего на стуле знакомого мужчины.

Еще раз осмотрев сквозь красную пелену пространство вокруг себя, Инна заметила кучу всяких проводов и трубок, подходящих к ее телу. Еще сутки ушли на периодические включения и отключения сознания от реальности.

– Инна Валерьевна, вы меня узнаете? – снова обратился знакомый мужчина в белом халате.

Понять, кто к ней обращается, Инна смогла не сразу. Только через несколько минут рассудок наконец сопоставил облик стоящего перед ней мужчины с имевшемся в базе данных памяти файлом «полковник ФСБ», тот который замял дело про исчезновение из отдела полиции спецназовца. Вот только вспомнить фамилию полковника она никак не могла.

Первая попытка акустического взаимодействия провалилась, так как вместо речи послышались лишь хрипы и шипение. Ну, еще бы! Пересохшее горло и воспоминания о красивых передних зубах явно не в лучшую сторону отразились на дикции. После нескольких попыток воспроизвести что-то более или менее благозвучное, Инна все же смогла поговорить с посетителем.

В процессе беседы, когда сознание продолжило планомерно разгребать накопившиеся завалы памяти, в глазах Инны все более выразительно прорисовывался ужас. Наконец черед дошел и до вопроса о Гене. Человек в белом халате поведал все как есть.

Следующий разговор у них состоялся только через сутки, после того, как успокоительные позволили девушке адекватно вести беседу.

– Александр Иванович, сколько уже я здесь лежу?

– Семнадцать дней, Инна. Сегодня восемнадцатый. Кома, тяжелая черепно-мозговая травма, пришлось делать трепанацию черепа, плюс множественные переломы конечностей, смещения позвонков, переломы и ушибы грудной клетки. Но, в общем и целом, вы везунчик. От такого удара обычно мгновенная смерть наступает, а вы остались живы.

После этой фразы полковника Субботина у девушки снова началась дикая истерика. В этот раз полковник не стал прибегать к услугам медсестер с успокоительным. Он спокойно подошел к кровати и тихонько сжал пальцами правую ладонь девушки, отчего она в скором времени закрыла глаза и провалилась в сон.

Разговор на следующий день получился более предметным и содержательным.

– Вы интересовались причиной смерти Гены. Официальную версию я вам озвучил еще вчера: острая сердечная недостаточность. Так вот, Инна, чтобы понять, что на самом деле произошло, мне придется вам многое рассказать, а эта информация не просто секретна – о ней в стране знает не более пары десятков лиц. И здесь передо мной стоит дилемма: или же вас вербовать к сотрудничеству, или придется подчистую лишить вас воспоминаний последних месяцев.

– Зачем я вам нужна? Да еще в таком состоянии, – обреченно прошептала Инна.

– Ну чего греха таить, специально бы вас никто и никогда не стал приглашать к сотрудничеству, несмотря на ваши аналитические способности и профессионализм. Но так как жизнь тем не менее сплела нити наших судеб, то этим стоит воспользоваться, как вам кажется?

– Вы верите в судьбу?

– Смотря, что под этим подразумевать! Если бы у людей была бы возможность сейчас обработать на компьютере весь конгломерат генетических данных, приобретенных навыков, психологических установок, подсознательных программ конкретной личности, то результат взаимодействия всех этих разнородных факторов в данной конкретной точке времени можно бы смело было называть судьбой.

– Интересно, никогда об этом не думала.

– У вас еще будет много времени подумать, что к чему. Насчет своего здоровь не беспокойтесь – все заживет. Да, в общем-то, нам нужны как раз ваши интеллектуальные способности, а не спортивно-прикладные навыки, а с головой, несмотря на сотрясение, у вас, кажется, все в порядке, – рассмеялся полковник, но поняв, что собеседнице сейчас явно не до смеха, он продолжил уже серьезно. – Все заживет как на собаке, уж поверьте, мы это умеем делать. В данный момент мы с вами подошли к поворотной точке в наших отношениях. Только вот в случае вашего согласия сотрудничать, вам придется умереть. Да, да, почти во всех смыслах этого слова, не удивляйтесь. С похоронами и памятником на кладбище. Сейчас вы официально находитесь в коме в критическом состоянии и возможный негативный исход никого не удивит. Но должен вам сказать, что ни прежней жизни, ни связей, ни даже внешности у вас не останется.

– Александр Иванович, я даже думать не буду. Я согласна. А от меня прежней на данный момент только правая рука осталась нетронутой. Я думаю самое время меня обновить. – Инна грустно хмыкнула и добавила, – А вот грустить по мне вряд ли кто-то будет!

– Зря вы так, Инна. Ваш отец очень переживает.

Но девушка бесцеремонно и решительно прервала полковника на полуслове:

– Отец?! О чем вы? Он даже забыл меня поздравить с тридцатилетним юбилеем! Он в это время со своей любовницей на Майорке телеса прогревал. Я с двадцати лет одна, совсем одна.

– А ваша мама?

– А моя мама в 99-м году психанула на папу, собрала вещи и вышла в дверь. Ее после этого никто и никогда не видел. Так что насчет организации пышных поминок можно не заморачиваться. Что, кстати, будет с моим «убийцей»?

– Подполковник Шаповалов сам сейчас в реанимации. Если он придет в себя, то будет уволен из органов, получит, скорее всего, условный срок и будет тихонько спиваться дома, не понимая, кто на самом деле сыграл с ним такую злую шутку.

– Не поняла я что-то.

– Расскажу, все расскажу, но постепенно. О Шаповалове особо не сожалейте, это он сливал все ваши «косяки» в отдел собственной безопасности и копал под вас по указке генерала Соловьева. Видать, сильно вы запали в душу генерала!

– Ах, вот откуда ноги росли у всех этих игр в «чистку рядов», – у Инны в голове пробежал видеоряд контактов с приснопамятным моложавым генералом, который одно время очень сильно подбивал к ней клинья.

– Не понимаю, но зачем Шаповалову надо было убивать меня.

– Не ему, Инна, не ему. Он даже не был в курсе, что будет так злодействовать.

– Но тогда кому я понадобилась и зачем?

– Я ж предупреждал, что тут на пару дней баек наберется, но если коротко: ты помнишь человека, который забрал того спецназовца из райотдела?

– Помню, только вот лица вспомнить не могу.

– Так лица его ты и потом не вспомнишь. В общем, это он поработал с подсознанием Шаповалова, причем абсолютно без ведома последнего.

– Что еще за чертовщина?

– Это для вас смертных чертовщина, – улыбнулся полковник. – Для спецслужб подобная кодировка мозга вполне обыденная вещь уже много десятилетий, и вскрыть подобную программу бывает крайне сложно.

– А как человеку помимо его воли можно загрузить подобную команду в мозг? Гипнозом?

– Если рассматривать совсем на примитивном уровне, то что-то в этом духе. Правда, люди под гипнозом в большинстве своем отказываются выполнять аморальные и противоправные поступки, несмотря на директиву гипнотизера, так как в психике все равно стоят глубинные ограничители. А вот если человеку загружается иная личность, в которой вообще может не быть и намека на какие-то рамки, то в данном случае открываются куда более широкие возможности.

– А как же тогда уживаются в человеке две личности?

– Запросто. И не только две, попадались перевербованные агенты иностранных спецслужб, у которых в глубинах психики выявляли по три-четыре личностных слоя, причем пробраться в самые нижние слои нам так и не удавалось. Человек после подобного «апгрейда» вполне остается обычным человеком, но если ему в жизни вдруг встречается ключевая кодовая фраза, символ, номер, то, словно по щелчку, основная личность замещается иной, которая на автомате начинает выполнение ранее заданной миссии.

– Но как такое можно сделать с человеком? Сколько для этого нужно времени?

– Не так уж и много. Достаточно похитить человека на сутки и потом вернуть его домой. Все. Человек будет годами жить спокойно и счастливо, потом поднимет трубку телефона и с улыбкой шагнет в окно. Так, кстати, многих неугодных политических деятелей убирали в Союзе. Правда, наблюдались и более естественные причины смерти вроде сердечных приступов.

– Гену он так же убил?

– Нет, не совсем. Гена, безусловно, был в трансовом состоянии и практически не владел собой. Но смерть наступила от сильного энергетического дисбаланса в организме. Здесь был применен один из самых секретных приемов восточных боевых практик. Путем нехитрых манипуляций специалист нарушает правильный ток течения энергии в теле. А потом как в забитой канализации происходит засорение трубы с последующим разрывом, так подобную аналогию можно смело перенести и на человеческий организм. У Гены отказало сердце за рулем. Он успел остановить машину, обнял руль и тихо умер.

Инна, не сдерживая слез, продолжила расспрос собеседника:

– А пассажиры в машине были? С ним ехала молодая пара.

– Нет, Инна, даже если кто и был с ним, у них тоже незавидная участь. Мы нашли гаишный экипаж, который останавливал машину Гены, но инспектор даже и вспомнить не мог, что кто-то еще был в салоне Гениного внедорожника.

Здесь Александр Иванович умолчал о своем методе получения информации из недр памяти путем прямого сканирования, хотя именно этим способом был исследован куцый мозг плюгавого гаишника из Марьино. Тот был искренне убежден в том, что к нему в машину с проверкой явился сам начальник собственной безопасности ГИБДД Москвы и захотел лично общаться с остановленными водителями. В его-то чистые руки и передал слуга закона ничего не подозревающего Гену за сорок минут до смерти последнего.

На следующее утро в Следственном управлении с самого утра перед входом висела огромная фотография капитана юстиции Ланецкой Инны Валерьевны, перечеркнутая траурной каймой. Похороны состоялись через два дня, и вопреки прогнозам «покойной» собрали несколько сотен человек. В основном это были коллеги, но пришло огромное количество поклонников, однокурсников и даже школьных друзей.

Хоронили Инну в закрытом гробу, потому как всем сообщили, что привести покойную в приемлемый вид не удалось. Папаша раскошелился на роскошный памятник с фотографией в полный рост, что немало повеселило «новопреставленную», с большим интересом просматривающую подробную запись «торжества» на ноутбуке. Ее родитель периодически демонстративно всыпал в рот таблетки и пускал сопли в роскошный бюст столь же сильно скорбящей молодой жены. А каких только речей не довелось послушать! Ужравшийся в хлам генерал Соловьев чуть ли ни в любви клялся в траурном зале и так расчувствовался, что стал прилюдно просить прощения у безвременно почившей сотрудницы.

Впрочем, было немало людей, искренне сокрушавшихся о потере. Усатый богатырь Юрченко плакал у гроба, как маленький ребенок, и растерянно смотрел по сторонам, словно ища ответа в глазах окружающих. Опер Громов стоял черный как тень и, несмотря на мокрый снег с дождем, так и остался сидеть у могилы с бутылкой водки до самого вечера.

На записи в пестрой толпе людей Инна заприметила даже супругу капитана Куренного, которая, судя по выражению лица, наотрез отказывалась верить в происходящее. Женщина с болью смотрела на гроб и отрицательно крутила головой, словно произнося: «Нет. Нет, не верю!» Вот именно ей Инна очень захотела помочь.

– Александр Иванович! Я же ее последняя надежда была. Как она теперь будет?

– Не волнуйся, она двенадцать лет верила своим старцам и не сдалась. Будет ей по ее вере! Теперь уже точно. Глеб вернется домой в ближайшие дни. Ты лучше собирайся с силами – впереди множество операций. Себя прежнюю ты теперь увидишь только на фотографиях.

Глава 7. Преображение

2 сентября 2015 года, г. Москва

В теплое сентябрьское утро серебристый внедорожник «БМВ» остановился возле зеленого сквера. За рулем авто сидел наголо бритый крепкий парень с виду типичный представитель колоритной плеяды братков из девяностых. По факту же это был не кто иной, как Володя Меренков, к этому времени дослужившийся до звания майора ФСБ. Правда, кроме пары десятков сослуживцев о существовании Володи не знал никто. Да и вообще об отделе «Зет», возглавляемым полковником Субботиным, были в курсе лишь несколько высших чинов госбезопасности, которые, впрочем, и сами находились под незримым чутким контролем отдела, основная функция которого состояла в слежении за сверхсекретными объектами и материалами, а также в наблюдении за умами высших лиц государства.

Последняя функция, как правило, выполнялась посредством специального учреждения экспериментальной медицины, скрытого за вывеской «Госпиталь восстановительных инновационных технологий», где еще с незапамятных советских времен концентрировались лучшие умы и технологии по вопросам «мозговедения». Здесь помимо плановых профилактических госпитализаций проходили самые рискованные и опасные эксперименты над организмами подопытных пациентов, в роли которых в советское время выступали в большинстве своем приговоренные к высшей мере наказания преступники.

В настоящее же время подопытный материал, как правило, представлял собой «отработку». Это были захваченные в плен боевики, преступники и прочие нежелательные с точки зрения безопасности государства элементы, которым после полной выдачи всей имеющейся у них информации, Родина в принудительном порядке давала шанс более полно искупить свою вину, отдав бренное тело в руки затейливых ученых-экспериментаторов.

Доктор Менгеле умер бы от зависти, если бы узнал, каких технологических высот в медицине удалось достичь за полвека русским ученым. Когда организм и психика испытуемого уже утрачивали способность адекватного функционирования, то и здесь у него оставалось как минимум два варианта судьбы. Если человек сильно «засветился» по уголовным делам, или же имелась вероятность поисков его со стороны родственников и друзей, то тело, как правило, находили в реке после схода льда со следами насильственной смерти. Ну, а если же необходимость в предоставлении трупа общественности отпадала, то бренные останки либо сжигали в крематории, либо растворяли в кислоте и сливали в канализацию. Курировал это медицинское учреждение как раз полковник Субботин, являвшийся главным специалистом в области суггестии и управления психическими процессами.

Рядом с Володей на переднем сиденье немецкого внедорожника развалился черноглазый хипстер, как прозвала его в свое время капитан Ланецкая. Через некоторое время к машине подошла высокая стройная девушка в светлом спортивном костюме и бейсболке, немного прихрамывающая на левую ногу и опирающаяся на трость. Девушка села на заднее сиденье, сняла очки и головной убор, улыбнулась и хрипловатым голосом спросила: