Наказ цыганки

Фёдор и Джафранка не заметили, как вошли в лес и пошли по знакомой Фёдору тропинке, которая привела их к охотничьему домику.

– Отец оставил мне эту землю, – рассказывал Фёдор, пока они шли, – в этом доме останавливались его друзья, которые приезжали к нему из города поохотиться. Я редко здесь бываю.

Они вошли в дом, и Джафранка сразу принялась ходить по комнатам и с интересом рассматривать коллекцию охотничьих ружей и ножей, рога лося на стене. Фёдор разжег огонь в камине, в маленьком домике быстро стало тепло. Джафранка погладила чучело куницы.

– Её убил твой отец?

– Нет, один из его друзей. Оставил ему на память.

– Ты не убивай их, барин, – опять повторила Джафранка, – нельзя зверей убивать.

– Так что же мне делать? – спросил Фёдор. – Развлечений здесь немного.

Джафранка медленно подошла к нему и обвила руками шею, прижалась всем телом и прошептала горячо в ухо:

– Люби меня… Фёдор.

***

Джафранка вернулась в табор уже затемно и сразу пошла к Василю. Самому старому и мудрому цыгану было 92 года, он почти не выходил из своего шатра. Когда табор переезжал на другое место, Василя клали в кибитку, и с ним всю дорогу находилась одна из цыганок, которая помогала ему в пути.

Джафранка нашла его сидящим в подушках, ноги Василя были укрыты пледом.

– Здравствуй, дочка, – Василь сразу заулыбался, увидев Джафранку, – мне уже рассказали о вчерашнем. Да будут благословенны все люди, которым ты спасла жизнь. Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, Василь, спасибо. Я хотела спросить тебя, когда мы тронемся в путь?

– То же самое меня уже спрашивали другие цыгане. Наши мужчины хорошо поработали в соседних деревнях, больше здесь работы нет до тех пор, пока не стает снег. Крестьяне готовятся к посевной, а мы тем временем поедем дальше. Скоро во всех деревнях будет много работы, как для мужчин, так и для женщин.

– Спасибо, Василь. Тогда пойду собираться. Когда мы выезжаем?

– Завтра скажу Рамиру, чтобы оповестил людей, и дам им день на сборы. Послезавтра с утра тронемся.

Джафранка обняла старика и вышла из его шатра. Она не направилась к себе, где её ждала начинающая стареть Ида, которая заменила ей мать. Девушка пошла искать Рамира. Он был одним из троих мужчин, сидевших у костра в тот день, когда в табор приходил Фёдор. Рамир должен будет остаться за старшего в таборе, когда не станет Василя.

Джафранка нашла Рамира, сидевшего у своего шатра рядом с затухающим костром.

– Рамир, у меня будет к тебе просьба: если завтра придёт барин, скажи ему, что меня нет.

– Как скажешь, дочка, – Рамир обеспокоенно взглянул на неё. – Не обидел ли он тебя? Если что, мы ведь не посмотрим, что барин.

– Нет, нет, не волнуйся, просто скажи, что меня нет. Спокойной ночи, Рамир.

– Можешь не сомневаться, он ни до чего не дознается. Спокойной ночи.

Джафранка забралась в свой шатер, где Ида уже лежала, закутанная одеялами.

– Где ты была, дочка? Я поесть тебе оставила.

– Я не хочу, Ида. Ты спи, спи.

Девушка улеглась на своё место и укрылась с головой. Для всего табора она была «дочка» – как общее и любимое дитя. После гибели родителей не было ни одного человека в их маленькой общине, кто бы не заботился о ней. А после того, как Джафранка научилась пользоваться своим даром и помогать людям, весь табор стал ещё и гордиться ею, как собственной дочерью.

Молодая цыганка долго лежала с открытыми глазами, прислушиваясь к посапыванию Иды и вспоминая вечер, проведённый с Фёдором. Девушка не могла разобраться в своих чувствах. Она ощущала, что он хотел еë, и она дала ему то, что он хотел. Лишëнная волей судьбы родительской ласки, Джафранка искала в Фёдоре тепла и любви, и получила это. Но она кочующая цыганка, никогда не жившая на одном месте больше нескольких месяцев. Она знала, что никогда больше не увидит Фёдора.

***

– Фёдор Аркадьевич, здоровы ли вы, батюшка? Уж полдень скоро, а вы всё ещё почивать изволите, – Семён, постучав, нерешительно просунул голову в барскую спальню.

– А? Что? – с трудом проснувшись, Фёдор силился открыть глаза. – Семён? Чего тебе?

– Полдень, говорю, батюшка барин. Беспокоюсь, здоровы ли.

– Да, да, всё хорошо, Семён, сейчас встаю. Одеваться готовь. Да Прасковье скажи, пусть самовар ставит к завтраку.

– Сию минуточку! – Фёдор услышал, как Семён шептал кому-то в коридоре: «Слава тебе, Господи, здоров барин!»

Он уснул только под утро. Вихрь мыслей и чувств бушевал у него в голове и груди всю ночь. Они расстались недалеко от табора. Джафранка выскользнула из его объятий, отбежала, затем вернулась, сама крепко обняла Фёдора. Он слышал, как сердце стучит у неё в груди. Потом, ни слова не говоря, она скрылась в темноте.

Род Фёдора был не очень знатен, но и совсем безызвестными его предков тоже нельзя было назвать. Они не были богаты, но у всех родственников его отца всегда были земли и крестьяне. И теперь Фёдору предстояло разобраться, почему его, родовитого барина, так взволновала эта простая девушка. Да что там говорить, простая, – цыганка! Таборная цыганка, кочующая в кибитке, не имеющая своего угла на этой земле.

Фёдор вспомнил вчерашний вечер. Цыганка… Стройная девушка в ярком платье с накинутым сверху лёгким пальто, улыбающаяся ему. Длинные серёжки звенят при каждом движении головы. Ожидал ли он того, что случилось в охотничьем домике? Сначала ему казалось, что он жаждал этого как ничего и никогда в своей жизни. Но всё равно случившееся стало для него неожиданностью, которая сломала все его принципы, нарушила все законы его устоявшейся жизни.

Весь день Фёдор не находил себе места. Что ему делать? Идти к ней в табор? Как она даст ему знать, когда они встретятся? Он не помнил, что ел за обедом, отказался от чаю, наконец, когда солнце стало клониться к закату, приказал Семёну подать кафтан, вышел из дому и направился к роще.

Вечер был прохладный, но Фёдор не чувствовал ни ветра, который распахивал его незастегнутый кафтан, ни луж под ногами, вода из которых разлеталась в разные стороны при каждом его шаге. Он прошёл то место, где встретился впервые с Джафранкой, даже не остановившись, и направился прямо к табору.

У костра сидели всё те же три цыгана. «Караул у них тут не меняется», – подумал Фёдор. Подошёл к костру, поздоровался.

– Здорово, барин, – сказал Рамир, одетый, как и в прошлый раз, в красную куртку. – С чем на этот раз пожаловал?

– Могу я увидеть Джафранку?

– А её нет.

– А где она?

Все трое, как и в первый раз, воззрились на Фёдора удивлëнно.

– Барин, – терпеливо стал объяснять Рамир, – я же тебе в прошлый раз сказал: если Джафранка желает кого-то видеть, она или сама к нему приходит, или приглашает. Я понимаю, что это твоя земля, но мы люди мирные, никого не трогаем. Это наш табор, это наши кибитки, и если мы не хотим, чтобы кто-то сюда входил, мы не позволим ему войти. Это понятно?

Тот, другой, подпоясанный кушаком, сказал ласково:

– Иди подобру-поздорову, барин. Сказали же тебе: нет Джафранки.

– Передайте ей, что я приходил, – только и смог произнести Фёдор, потом повернулся и, не замечая луж под ногами, побрëл к роще.

На следующее утро одинокая мужская фигура в расстëгнутом кафтане и мокрых сапогах долго стояла на лугу под пригорком, где ещё вчера был раскинут табор. На земле осталось много следов от колёс кибиток и телег, сырая прошлогодняя трава была сильно примята, место недавно потушенного костра было заботливо присыпано землëй. Постояв так ещё немного, мужчина медленно пошёл прочь, но не к роще, а в сторону леса, к охотничьему домику.

***

Барина искали всей деревней, с фонарями и собаками, прочëсывая каждый уголок парка, рощи и леса. Нашли его в охотничьем домике, на постели, в грязном расстëгнутом кафтане, в горячечном бреду. На полу у кровати валялась пустая бутылка из-под бренди.

Фёдора погрузили на телегу и привезли в усадьбу. Сразу же послали за лекарем, который прописал давать барину микстуру каждые два часа и делать примочки из уксуса. У постели всю ночь дежурила Серафима, оставив малышей Прасковье. Семён бегал взад и вперёд, меняя уксусную воду для примочек, таская одеяла, подушки, дрова для камина. Под утро Фёдор очнулся.

– Семён, – прохрипел он, – пить.

Семён подбежал с кружкой воды, Серафима подняла барину голову и поднесла к его пересохшим от жара губам кружку. Фёдор стал пить маленькими глотками, едва переводя дух от слабости. Наконец, напившись, откинулся на подушки. Семён принялся причитать:

– Да виданное ли это дело, батюшка Фёдор Аркадьевич, ночью по лесу шастать полураздетому, а потом в охотничьем домике бренди пить! Поглядите-ка, простыли-то как! Да был бы жив батюшка Аркадий Тимофеевич, царствие ему небесное, он бы мне голову снëс начисто!

Фёдор снова закрыл глаза. Он очень устал, а от причитаний Семёна у него разболелась голова. Он не помнил, как оказался в охотничьем домике, не помнил, как пил. Вспомнил лишь, как утром после бессонной ночи пришёл на то место, где стоял табор, и не нашёл там никого. А ещё он помнил Джафранку. Теперь он понял: она околдовала его.

Да, страсть была, да такая, какой в жизни своей Фёдор не испытывал. Но она исчезла, как только исчезла Джафранка. И теперь Фёдор лежал больной и разбитый, с жестокой простудой, которую он подхватил, расхаживая по лесу в расстëгнутом кафтане. Нет, он не держал на неё зла. Фёдор знал, что никогда её не забудет, но эти воспоминания не будут жечь ему сердце.

Глава 4. Утренняя находка

Табор стоял километрах в ста пятидесяти от Сосновки. Цыгане объехали несколько деревень, и в каждой из них для кого-нибудь да находилась работа – от пахоты до сенокоса. Был июль, и табор остановился недалеко от деревни Слободки, раскинув шатры над извилистой рекой, рядом с еловым лесом.

Вечером решили устроить праздник по случаю сенокоса. Костëр разожгли огромный, в человеческий рост. В музыкантах в таборе недостатка не было, пение скрипки и звон бубнов разносились над речкой и были слышны в деревне. Танцевали все вместе: мелькали пестрые юбки цыганок, взмахивали яркими крыльями шали, звенели бусы и отбивали чечëтку каблуки цыган.

Джафранка кружилась, улыбаясь, и мягкие изгибы её тела извивались в такт музыке. Перед её глазами мелькали весëлые лица, разноцветные шатры, искры от костра. Всё быстрей и быстрей, это мельтешение слилось в один яркий хоровод, и она уже не понимала, в каком направлении кружится. Вдруг этот хоровод разорвался, ëлки взметнули свои верхушки к звëздам, которые тотчас погасли, и Джафранка провалилась в темноту.

Очнулась она в своём шатре. Открыв глаза, увидела склонëнное над ней обеспокоенное лицо Иды.

– Что с тобой, милая? Как ты меня напугала!

– Всё хорошо, Ида, не волнуйся.

– Да как же хорошо? Ты никогда раньше в обморок не падала! Надо показать тебя доктору, дочка. Завтра скажу Янушу, чтобы отвëз тебя в больницу.

– Нет, Ида, не надо, у меня уже всё прошло, – Джафранка попыталась встать, но Ида удержала еë.

– Нет, нет, не вставай, ты совсем больна!

– Я не больна, Ида.

– Ну как – не больна? Вон, бледная какая!

– Я не больна, Ида! Я беременна…

Ида замерла, изумлëнно глядя на Джафранку. Открыла было рот, но тут же закрыла его рукой. Наконец, произнесла шëпотом:

– Беременна… Да как же… Да когда же…

– Ида, помнишь, я в одной деревне, в Сосновке, помогла людей спасти в грозу? Дом у них сгорел, помнишь?

– Ну, помню. Барин ещё тот приходил к нам…

– Тот барин ко мне приходил, – Джафранка помолчала, потом продолжила: – Ходил он за мной, искал повсюду. Я подумала: ну, пофлиртую я с барином, всё развлечение. А оно вот как вышло. Я с тех пор его больше не видела.

– Так он не знает?

Джафранка покачала головой.

– Ну, ничего, милая, – Ида быстро вернулась в свое обычное невозмутимое состояние. – Ребёночка мы вырастим, в таборе всем места хватит! Рамир тебе отдельную кибитку даст, будешь как барыня разъезжать.

И она сама засмеялась над своей же шуткой:

– Вот уж точно, барыня!

Джафранка улыбнулась, но ничего не сказала. Она задумчиво слушала болтовню Иды и думала о маме. Как ей не хватало её все эти годы. Сколько важных решений ей пришлось принять самой, не спрашивая ни у кого совета. Сколько раз она сомневалась, правильно ли поступает, но всегда шла туда, куда её звало сердце. Вот только сейчас сердце молчало. Она носила под ним дочку, Джафранка это знала. Она знала даже день, когда девочка должна была родиться – 2 января. Молодая цыганка лишь надеялась, что после этого сердце ей подскажет, что надо делать. Сердце или мама.

***

Фёдор, как и обещал, выстроил новый дом для семьи Степана. Оправившись от продолжительной простуды, он нанял лучших плотников, и к Троице Серафима с ребятишками перебралась в новую избу. Во время болезни Фёдора она не отходила от его постели и слышала, как в первую ночь в бреду он повторял: «Джафранка… Джафранка». Проницательное женское сердце быстро смекнуло, в чëм заключалась причина ночного шастанья барина по лесу.

«Эх, горемычный, – думала добрая женщина, – обвела тебя вокруг пальца шальная девка! Ну, да ничего, мы тебя, неприкаянного, поставим на ноги!»

С тех пор жизнь в Сосновке потекла своим чередом. Прошло лето и наступила осень. Фёдор не охотился и не наведывался больше в охотничий домик. Он и сам не знал, почему. То ли воспоминания ещё были слишком свежи, а может, потому, что Джафранка запретила стрелять зайцев. Сила этой девушки всё ещё была рядом с ним. Любви не было, страсть пропала, а сила осталась. Как будто его дом и вся его жизнь были чем-то отмечены, а чем – Фёдор и сам не понимал.

Прошли осень и зима. В одно ранее утро в конце апреля, когда солнце ещё только поднималось над горизонтом, усадьбу разбудил истошный крик вышедшей на крыльцо Прасковьи, заставив замолчать испуганных петухов:

– Да что же это делается-то, батюшка барин Фёдор Аркадьевиииииич! – причитала Прасковья. – Ой, помогите, святые угодникиииии!

На крик выскочил Семён в одном исподнем.

– Ты что орешь как оглашëнная?! Барин ещё почивать изволят!

Прасковья, белая как полотно, с вращающимися глазами, указала на ступеньки крыльца. Семён взглянул вниз и стал креститься.

***

Табор ехал по заснеженной дороге, лошади с трудом тащили тяжëлые кибитки, в которых цыганки кутали своих малышей, а цыгане курили трубки, чтобы согреться. В своей кибитке на толстых одеялах лежала Джафранка, укутав большой живот старым тулупом мужа Иды. Был вечер первого дня января, цыгане отметили Новый год на ярмарке в одной из деревень и продолжали свой путь.

– Ида, – попросила Джафранка, – не могла бы ты сказать Рамиру, чтобы он зашёл к нам?

– Сейчас, милая, – тут же подхватилась Ида, – мигом его приведу.

В таборе привыкли: если Джафранка что-то чувствует, надо относиться к этому серьёзно. И даже Рамир, оставшийся за старшего после смерти Василя прошлой осенью, приходил на зов Джафранки без вопросов. Это была последняя воля Василя, который разговаривал с ней в день гибели её родителей. Перед смертью он сказал Рамиру: «Эту девочку береги. Да научи цыган всегда слушать, что она говорит».

Рамир выпрыгнул из своей кибитки и бегом по снегу догнал ту, где ехала Джафранка. Сзади за ним семенила Ида, путаясь в длинных юбках.

– Что, дочка? Ты хотела меня видеть, – сказал вожак, как только опустился на колени перед беременной девушкой.

– Рамир, могли бы мы остановиться завтра на денёк?

Рамир просиял лицом:

– Никак приспело тебе?

– Приспело, Рамир, – улыбнулась Джафранка. – Но ты не волнуйся, завтра к утру, время ещё есть. Скажи цыганам, чтобы костры развели и воду согрели.

– Ох, голубушка ты моя, – закудахтала Ида, – пойду Саре-повитухе скажу.

На следующее утро Джафранка проснулась от боли в животе. Боль была не сильная и быстро стихла, а потом вернулась через довольно продолжительное время. Тогда девушка разбудила Иду:

– Ида, пора.

Заполыхали костры, загремели чаны. Воду запасли заранее в больших бидонах, её возили на телегах из колодца за семь километров от стоянки табора. Деловая Сара расхаживала среди кибиток, покрикивая:

– Так, ромалэ, идите-ка вы все в лес, нечего вам тут делать. Хворосту наберите и разожгите шесть костров вокруг кибитки Джафранки. Останутся только женщины – греть воду и стирать полотенца. Роза, ты собери всех ребятишек, отведи их в мою кибитку да пригляди за ними.

Из-под Джафранки убрали все одеяла, оставили только одно, самое старое. Ида заботливо укрыла её тулупом своего мужа.

– Вот и малыш не замëрзнет, а я его сразу в покрывальце заверну.

– Малышка, – поправила Джафранка, немного задыхаясь.

– Да неужто ещё одну девчушку подаришь бабке на старости лет? Вот радость-то!

Наконец Сара выгнала и Иду из кибитки, от той всё равно было мало толку. Она слонялась вокруг, заламывая руки и слушала стоны Джафранки да крики Сары:

– Воды! Полотенец! Нож прокалите на костре!

Громкий натужный крик Джафранки сменился плачем новорождëнной девочки. Послали в лес за замëрзшими цыганами, которые, разведя костры, снова ушли, чтобы не мешать женщинам. Дружной гурьбой расселись у огня, отогреваясь и с нетерпением ожидая, когда выйдет из кибитки Сара и расскажет новости. Та, закончив последние процедуры с мамой и малышкой, вышла, послав вконец измученную неизвестностью Иду побыть с роженицей.

– Всё, ромалэ, у нас новая цыганочка!

Дружный хор огласил лес. Побежали за скрипками и гитарами, женщины, воспользовавшись большим количеством огня, принялись готовить еду. Все хотели есть, устав за день, и все хотели праздника.

Ида крепко обняла Джафранку, держащую девочку на руках.

– Милая ты моя! Как ты? Устала, настрадалась! Дай дочурку-то посмотреть. Красавица! Настоящая цыганка!

– Возьми ее, Ида, отнеси Саре, я отдохну немного.

– Конечно, конечно, родная, – женщина взяла малышку. – А как мы её назовем?

– Не время пока, Ида.

Той показалось, что она ослышалась.

– Как – не время? Как же девочка без имени… Да и твоя правда, подумаем об этом завтра, отдыхай.

На следующий день табор тронулся в путь. Джафранка не захотела отдельную кибитку и осталась с Идой. Вот только девочку она всё время отдавала Саре, та приносила малышку только покормить. Обеспокоенная Ида предложила Джафранке сотню имён для новорождëнной цыганочки, но та лишь твердила: «Не время».

В таборе хоть и обсуждали эту историю, но вполголоса. Рамир велел всем молчать и ждать решения Джафранки, да и остальные привыкли, что таборной ведунье надо доверять. Так прошло почти четыре месяца.

Однажды Джафранка попросила двоих цыган отвезти её на телеге в одно место. Это было привычно, потому что её часто возили по близлежащим деревням, когда у неё случались видения. Но в этот раз Джафранка взяла девочку, завëрнутую в тëплое одеяло. Мужчины удивлëнно переглянулись, но ничего не сказали. Значит, так надо. Она сказала им, куда ехать.

***

Ранним утром, ещё затемно, молодая женщина в ярких одеждах с большим свëртком в руках тихо пробиралась к барской усадьбе в Сосновке. Она вошла в ворота, подошла по дорожке к крыльцу и села на ступеньки. Откинула одеяльце и поцеловала маленький лобик. Девочка спала. Женщина прошептала малышке:

– Будешь ты, моя дорогая, оберегать всех женщин твоего рода вплоть до пятого колена, на этом свете и на том. Будешь ты отгонять от них беды, как только они поставят под угрозу их жизни. Да хранит тебя Господь и весь род твой!

Женщина положила девочку на ступеньки и ушла. Через час крик Прасковьи поднял на ноги всю деревню.

***

Свëрток развернули в столовой прямо на столе. Маленькая новорождëнная девочка с едва пробивающимися чёрными кудряшками на голове была одета в крошечное розовое платьице, её ножки были обвëрнуты простым холщовым покрывальцем. На вид ей было месяца четыре. Проснувшись, девочка тихонько захныкала.

Вокруг стола молча стояли и смотрели на малышку Фёдор, Семён, Прасковья и Серафима, пришедшая, как всегда, рано утром, чтобы помочь на кухне. Первой нарушила молчание мудрая не по годам Серафима:

– Фёдор Аркадьевич, девочку-то надо бы одеть да покормить. Если позволите, я мигом сбегаю домой. Хоть у меня и мальчишки, но в этом возрасте им ещё всё равно, а у меня от моих ребятишек осталась кой-какая одежонка. Прасковья, согрей-ка молока.

– Серафима, я… Ведь это, – Фёдор был в таком шоке, что не мог говорить. Всё в этой малышке напоминало ему Джафранку. Те же огромные глаза, милый овал личика, чёрные кудрявые волосы. Ошибся бы только слепой. Он вспомнил их встречу в охотничьем домике, прикинул по времени. Сомнений не было: это его дочь. Его и Джафранки.

– Ну, что вы, Фёдор Аркадьевич, – вздохнула Серафима, – дело-то житейское. Цыганочка ваша, думаю, не вернётся. Не в их это правилах, такой уж они народ. Но не пропадать же девчушке. Что ж делать, раз так случилось.

– Так ведь я ни разу в жизни ребёнка на руках не держал. Что ж я с ней делать буду? – промямлил Фёдор.

– А вы не волнуйтесь, Фёдор Аркадьевич! – оживилась Серафима. – Я двоих вынянчила, вынянчу и третью. Я вам помогу! Вы только скажите, как мы поступим: взять мне её себе на воспитание? Только мне кажется, что должна она в барском доме воспитываться. Как-никак, маленькая барышня.

Фёдор подошёл к девочке и осторожно потрогал её ручку. Она схватила его за палец. Он вздрогнул, засмущался, хотел отдëрнуть руку, но малышка не отпускала. Все весело засмеялись, улыбнулся и Фёдор.

– Да, ты права, Серафима, оставим её в доме. Но ты будешь приходить?

– Ну, конечно, буду, Фёдор Аркадьевич!

– Ей надо бы кой-чего купить, да я ничего не понимаю в детях. Не могла бы ты, Серафима, поехать со мной в город? Ты ведь знаешь, что нужно детям.

– О чём разговор, Фёдор Аркадьевич! Непременно съездим!

Серафима сбегала домой, принесла девочке одежду, Прасковья приготовила молоко. Фёдор смотрел, как Серафима умело кормит малышку, переминаясь с ноги на ногу.

– А какое у неё имя, Серафима?

– Вот этого я не могу знать, Фёдор Аркадьевич.

– Семён! Прасковья! Не было ничего рядом с девочкой на крыльце? Записка, может?

– Не было, батюшка Фёдор Аркадьевич! Вот те крест, выходим мы с Прасковьей на крыльцо – кулëк лежит! И ни души кругом!

– Надо бы ей имя дать, Серафима.

– Непременно надо, Фёдор Аркадьевич. Окрестить надо девочку. Батюшка в церкви и даст ей имя.

– Это надо в Кошкино ехать, – сразу стал деловым Фёдор, – завтра же поедем, Семён, приготовь упряжку. Серафима, ты согласна стать крëстной матерью девочке?

– Ой, батюшка Фёдор Аркадьевич, – расчувствовалась Серафима, – честь-то какая! Я её как родную любить буду! Хорошенькая какая девочка-то!

– А ты, Семён, крëстным будешь? Мне, право, некого больше просить…

– Непременно буду, Фёдор Аркадьевич, – принялся кланяться Семён, – непременно буду!

Глава 5. Неожиданное знакомство

Джафранка вернулась в табор к обеду следующего дня. Накануне вечером Сара хватилась девочки, но ей сказали, что малышку забрала мать. Сара удивилась: Джафранка никогда не брала девочку, повитуха всегда сама носила её кормить. Она пошла к Иде.

– Ида, где Джафранка?

– Она попросила Януша и Фрола отвезти её куда-то.

– А девочка где?

Ида испуганно взглянула на неё.

– А разве она не с тобой?

Сара покачала головой. Женщины молча смотрели друг на друга расширенными глазами.

Ида не спала всю ночь, всё утро не находила себе места. Наконец после полудня увидела Фрола и Януша с каменными лицами, возвращавшихся на телеге в табор. Ида бросилась к ним.

– Где Джафранка и девочка?

Мужчины переглянулись.

– Она сошла недалеко отсюда, сказала, что хочет прогуляться, – сказал Януш.

– Куда она пошла?

Фрол указал в сторону реки. Ида побежала по тропинке и вскоре увидела Джафранку, которая сидела на берегу, обхватив колени руками и глядя на воду. Она подбежала к ней.

– Дочка, что случилось? – Ида тяжело дышала от бега. – Где девочка?

– Я отвезла её отцу.

Ида присела на корточки перед Джафранкой и заглянула ей в глаза.

– Как отвезла? Насовсем?

– Насовсем.

Лицо Иды болезненно исказилось. Она полюбила девочку, часто ходила к Саре, чтобы поиграть с ней. Теперь она всё поняла. Джафранка с самого начала знала, что отдаст дочку. Вот почему она не выбрала ей имя, вот почему отказывалась проводить с ней много времени – чтобы не привыкнуть. Но она знала: материнское сердце всё равно болело.

– Там ей будет лучше, Ида. Станет барышней, получит образование.

Ида обняла Джафранку, уткнулась ей в плечо, заплакала.

– Горемычная ты моя, – она снова заглянула ей в глаза, прошептав: – Но почему?