Восстание

Антон посмотрел вслед удаляющемуся произведению советского автопрома, на его глаза навернулись слёзы. Он резко наклонился вперёд и с яростью стал колотить ребром ладони по креслу, крепко сжав зубы и злобно, отчаянно воя. Водитель и охранники испуганно уставились на бесноватого хозяина, приоткрыв рты. Но он обессилел так же внезапно, как и впал в припадок. Рухнул на сиденье, запрокинув голову. Несколько секунд громко и тяжело дышал, потом поднял пошедшее пятнами лицо с уже абсолютно сухими, но красными глазами и зло скомандовал водителю:

– За ними!

***

По шоссе в город шла колонна танков, они безжалостно крошили гусеницами только летом положенный асфальт. Чтобы попасть на Рублёво-Успенское шоссе, им пришлось сделать приличный крюк по дороге со своей базы в Наро-Фоминске. Судя по всему, военные решили заходить в город сразу по нескольким трассам. На броне сидели вооружённые солдаты в полной амуниции и сосредоточенно сматывали попарно автоматные рожки скотчем. По лицам без тени обычного ребячества, угадывалось, что патроны выданы боевые. Никому из проезжающих мимо не было ни весело, ни любопытно. Даже дети на руках у мамаш не дивились боевой технике, а, проникшись эмоциями взрослых, в голос ревели.

«Волга» остановилась на том же месте, где накануне Катя забрала Кирилла. Девушка нежно поцеловала любимого на прощание.

– Пока, зайчик. Я на днях окончательно на дачу переберусь, буду ждать тебя там! – она не отрываясь смотрела в глаза парня. – Очень-очень буду ждать.

Кирилл открыл дверь, но выйти никак не решался.

– Я постараюсь как можно скорее. Думаю, уже через пару дней смогу всё подготовить.

Наконец, собрался с духом, вышел, громко хлопнул дверью, не рассчитав усилия. Девушка не удержалась, выскочила следом, бросилась на шею.

Мимо медленно проплыл мини-кортеж Антона. Он сидел, сжав кулаки, напряжённый, осунувшийся.

Катя с Кириллом жадно, никого не стесняясь, целовались, будто в последний раз.

Охранник на переднем сиденье вдруг решил прокомментировать ситуацию.

– А он, оказывается, домой. Во круто! Тёлку зацепил, оттрахала его и до дому подвозит ещё, мне бы такую!

Охранник весело переглянулся с водителем, оба омерзительно, брызжа слюной, загоготали.

Антон сверкнул глазами и заговорил, цедя каждое слово сквозь судорожно сжатые от злости челюсти.

– А вас, кажется, никто не просил рот открывать.

Гогот мигом прекратился, как по мановению дирижёрской палочки в сыгранном оркестре. Охранник, желая исправиться, повернулся и с самой своей угодливой интонацией и миной на лице спросил:

– Антон Владимирович, а за ней прикажете проследить?

– Не надо. Понятно же там всё… – он ответил по-барски небрежно и презрительно.

***

Столовая была оформлена в дворцовом стиле: лепнина, огромные зеркала, белая с позолотой мебель. На краю слишком большого для одного человека стола разместился Царёв, приготовившись завтракать. Перед ним стояло несколько блюд, пузатая бутылка коньяка и пустой бокал.

Валерий Иванович нетерпеливо потёр руки, жадно бегая глазами по угощениям и не зная, с чего начать. Внутренняя борьба была недолгой, начать решил (что тут думать-то?) с коньяка. Потянулся сразу обеими ручонками, как ребёнок к понравившейся погремушке. Одной рукой – к бутылке, другой – к бокалу.

В этой позе и застал его ворвавшийся в зал злой как чёрт Антон. Приближался он к Лжеленину столь решительно и с такой гримасой на лице, будто собирался его побить. Царёв на всякий случай вжался в позолоченный стул, отдёрнув руки от вожделенного напитка. Нахохлился, как замёрзший воробей, исподлобья со страхом глядел на буйного паренька.

Антон подошёл почти вплотную, осмотрел внимательно бутылку, словно хотел прочесть весь текст на этикетке, потом перевёл мутный от злобы взгляд на Царёва и принялся орать.

– Ты, старый алкаш, когда бухать прекратишь? Ты нас спалишь! Все уже косятся. Чтобы я больше не видел!

Актёр хоть со страхом и не справился, но решился-таки ответить вкрадчиво, тихо, бегая трусливыми глазками по столу да по полу.

– А что это ещё за дела? Почему ты меня учишь? Кирюшу вот я с детских лет знаю, а ты просто с ним. Не надо на меня орать, я всё же…

И только было он раздухарился, чтобы поднять глаза и посмотреть на Антона, как тот, услышав имя Кирилла, ещё больше распалился и резко оборвал пьянчужку, нависнув теперь уже над ним всем телом.

– Ты! Запомни! У Кирилла свои дела завертелись, ему не до нас и не до общего дела. Теперь слушать будешь только меня! Только! Меня!

Антон развернулся и походкой триумфатора отправился к двери. На середине пути остановился, обернулся и заговорил уже без истерики и рыка, чеканя каждое слово:

– Я тебя на крючке держу, я тебя создал, я! Понял? Я тебя и уничтожить смогу в любой момент, дорогой ты наш Владимир Ильич. Вникаешь?

Царёвская спесь окончательно испарилась, видимо, в ожидании скорого ухода непрошеного гостя и предвкушении коньячка. Он суетливо закивал.

– Ты никто тут. По любому вопросу сначала ко мне обращайся, ясно? Много языком вообще не мели, а то выкупишься вмиг со своим куриным интеллектом! – Антон скользнул по Царёву презрительным взглядом. Продолжил, уже окончательно успокаиваясь. – А если вдруг к тебе Кирилл с какими-то бреднями подойдёт, сразу беги ко мне, ясно? Тебе же нравится всё это?

Он взглядом обвёл комнату и уставился на псевдовождя, а тот ещё раз угодливо и мелко затряс головой, соглашаясь.

– Вот и не дури. Будешь слушать меня – всё получится. Ясно?

Парень вернулся к столу, забрал коньяк и направился к выходу. Подойдя к дверям, он аккуратно, взяв двумя пальцами за пробку, бросил бутылку в одну из двух огромных золочёных ваз, стоявших по бокам от дверей, словно привратники.

– А вот с этим надо завязывать. Юрий Алексеевич уже неоднократно обращал внимание. Не губи себя так явно!

Антон бросил последний осуждающий взгляд, буркнул под нос (но акустика была чудеснейшая): «Актёришка!» – и вышел.

Царёв немедленно вскочил из-за стола, несколькими скачками подлетел к вазе и, не думая, сунул в узкое горлышко руку. Повезло: извлеклись без приключений на божий свет и рука, и бутылка в ней.

Фантастическим образом уже через пару секунд он оказался на своём стуле с бокалом в дрожащей руке.

Вынул зубами пробку, налил граммов сто, влил в себя коротким жестом, не выпуская из второй руки чуть было не потерянную и потому ставшую вдвое дороже ему бутылку. Налил ещё и теперь уже спокойно поставил на стол и бутылку, и бокал с приятно преломляющей свет жидкостью.

Посидел немного в задумчивости, болезненно скривился, вспомнив последнюю антоновскую фразу, плюнул на пол.

Решительно встал, подошёл к одному из зеркал. Внимательно оглядел себя с головы до ног. И внезапно стал декламировать Шекспира. Сначала тихо и грустно, но быстро входя в образ Гамлета, что со стороны, конечно, смотрелось бы очень смешно, появись тут зритель. Особенно трогательно выглядел красный бант на груди, порядком засаленный, но приобретший оттого большую революционность.

Быть или не быть, вот в чём вопрос. Достойно ль

Смиряться под ударами судьбы,

Иль надо оказать сопротивленье?

На спектакль и зритель бежит: в дверном проёме появился Зверев и тут же встал.

Застыл и Царёв в гамлетовской бунтующей позе у зеркала.

Неловкая пауза длилась какие-то мгновенья: прыть свою Валерий Иванович не растерял. Он вернулся в шкуру Ленина, необычайно сильно закартавил и движения производил раза в полтора резче, чем требовалось для похожести.

– А-а-а, это вы, голубчик! Заходите-заходите, милости прошу! – он жестом пригласил Зверева присесть за стол.

Но тот ещё не очухался.

– Я н-на минутку! – заикаясь, произнёс коммунист.

Царёв глянул на него с фирменным ленинским прищуром, скопированным из советских кинофильмов, взялся обеими руками за лацканы пиджака. Головой кивнул на зеркало, возле которого только что декламировал.

– Это я так, упражняюсь в риторике. Очень пригождается, голубчик, в работе с народом! – от количества «р» у него чуть не свело скулы.

– А что, дорогой наш Юрий Алексеевич, не организовать-ка нам пролетарский театр? А я в нём буду играть главные роли.

Зверев нервно сглотнул.

– Как скажете, Владимир Ильич!

Лжеленин медленно пошёл к своему стулу, на ходу тихо и серьёзно проговаривая под нос, безо всякой «ленинскости» в голосе:

– Вот именно. Так, как я скажу.

Уселся, взял нож и вилку и указал приборами на яства перед собой.

– Не желаете ли разделить трапезу?

– Нет, спасибо. Владимир Ильич, я зашёл пригласить вас на чрезвычайное и неотложное совещание в моём коттедже. Если вы не против.

Царёв тем временем уже запихивал в рот яичницу с беконом, сразу всю, собираясь потом уже не спеша пережевать (дурацкая привычка осталась с голодных лет, когда ели с одной сковородки с собутыльниками). Не поднимая головы, он промычал:

– Ну я доем?

– Конечно, конечно, Владимир Ильич, ждём вас.

Царёв с досадой посмотрел в спину удаляющемуся свидетелю своих театральных опытов, проглотил через силу непрожёванную толком еду, бросил на тарелку приборы, взял салфетку, вытер лицо. Выпил налитый давеча коньяк и вернулся к зеркалу, продолжив декламировать как ни в чём не бывало:

И в смертной схватке с целым морем бед

Покончить с ними? – он замер, довольно разглядывая себя в зеркале. Концовку как-то смазал, увлёкшись самолюбованием и размышлениями. – Умереть. Забыться.

Глава XiI

В увешанной трофеями гостиной Зверева пахло смертью и нафталином.

Компания собралась внушительная. Было несколько суровых мужчин с угадывающейся военной выправкой, были обрюзгшие, но преисполненные значимости лица из депутатской фракции коммунистов и молодые, пышущие здоровьем люди, судя по всему, боевики революционной партии. Завершали композицию седовласые функционеры с пузатыми кожаными портфелями на коленях, одетые столь старомодно, что в них сразу же угадывались региональные представители зверевской шайки заговорщиков.

Все расселись на шкуры, покрывающие диваны и кресла, свободным оставили лишь белого медведя, предназначенного для главного участника совещания.

Он вошёл быстрым шагом, чуть наклонив корпус вперёд, засунув пальцы рук в жилетные карманы. Мужчины вскочили, и все, кроме Кирилла, Антона и Зверева, принялись аплодировать, пожирая вождя революции восторженными взглядами.

Лжеленин слегка поклонился присутствующим, уселся в кресло и только тогда вынул пальцы из карманов для того, чтобы перецепить их на лацканы пиджака.

– Ну что-с, слушаем вас, товарищ Зверев.

Все сели, не сводя глаз с вождя и не касаясь спинок кресел, наклонившись вперёд и сложив руки на коленях. «Ну чисто детский сад», – подумал Кирилл, вслух чуть слышно ехидно хмыкнул.

Зверев обошёл своё кресло, встал точно под лосиными рогами, чуть не упёршись в них макушкой. Выглядел он, конечно, оригинально, но никто даже ухмыльнуться не посмел, поскольку его сообщение было действительно важным и тревожным.

– Товарищ Ленин, товарищи! Ситуация неожиданно изменилась. Трусливые власти испугались всплеска народного движения, вылившегося на улицы! – тут заготовленные пафосные фразы в лексиконе зампреда Ревсовета закончились, и он, чуть снизив накал, продолжил уже по-деловому. – Судя по всему, режим смог раскрыть наш план. Мы немного недооценили их решительность и скорость реакции. Президент подписал указ о введении чрезвычайного положения, и его уже направили в Совет Федерации, буквально с часу на час одобрят. Сейчас по направлению к Москве движутся войска. Они займут город через пару часов. А через три часа начнётся экстренное заседание Госдумы. По нашей информации, там будет поставлен вопрос о лишении депутатской неприкосновенности меня и наших молодых товарищей, Матвеева и Фомина. Вменяют попытку насильственного изменения конституционного строя Российской Федерации. Арестовать планируют немедленно после принятия решения.

Юрий Алексеевич убрал руку со спинки кресла и теперь, сильно нервничая, не находил ей места: то сжимал в кулак до белизны, то хватался за ремень. Наконец, он сложил руки за спиной и начал вышагивать вдоль стены.

– В том, что Дума одобрит лишение иммунитета, сомнений уже нет. В этот момент туда деньги таскают натурально мешками! – Зверев окинул пузатых депутатов пустым взглядом. – Как видите, здесь мы собрались очень тесным кругом: только члены и кандидаты в члены революционного совета. А причина этому простая – предательство. Некоторые из этих мешков предназначаются и многим нашим бывшим товарищам, членам фракции коммунистов, они тоже проголосуют «за».

По гостиной пошёл ропот. Особенно негодовали депутаты, переглядываясь и размахивая пухлыми кулаками. Сила их возмущения должна была подчеркнуть их честность, хотя на самом деле до многих просто не дошли кремлёвские переговорщики.

– Более того, – продолжил Зверев, проигнорировав поднятый шум, – бойцы центра специального назначения МВД, «краповые береты» так называемые, уже сосредоточились в районе деревни Раздоры. Ждут только сигнала о лишении нас иммунитета. Вооружены до зубов. После получения приказа, не позднее чем через час, будут штурмовать нашу резиденцию.

А вот теперь депутаты и некоторые региональные представители встрепенулись неподдельно. На лбах появилась испарина, на лицах – жалостливое выражение, словно репетировали сдачу властям. Другие регионалы наоборот воинственно подбоченились, с надеждой и гордостью поглядывая на крепкую молодёжь и немного с опаской на никому не знакомых мужиков с военной выправкой. Последние сидели всё время с каменными лицами. Казалось, появись сейчас во дворе танк, – они и глазом не поведут.

Зверев подошёл к Лжеленину, встал напротив, словно обращаясь только к нему.

– Таким образом, наш мирный план захвата власти проваливается. Мы должны немедленно, сразу после совещания, перейти на нелегальное положение. Будем уходить в Питер. Там уже развернулась наша ячейка, есть силовая поддержка, готовится штаб. Тамошние военные, которые, как вы уже все знаете, отказались выполнять преступные приказы Кремля, обещали не вмешиваться и даже, в случае крайней необходимости, защитить, – оказавшись рядом с креслом вождя, Зверев, преисполненный нахлынувшей сентиментальности, погладил голову белого медведя, свисающую позади спинки. Обернувшись к слушателям, он продолжил. – А планы насчёт нашего вождя и вовсе ужасны, мы их знаем давно. Поскольку официально Владимира Ильича как бы не существует, они и не собираются церемониться: расстреляют без суда и следствия во время штурма, а тело потом сожгут.

Пьяные глаза Царёва, до того выглядевшего совершенно спокойным (он-то нисколько не сомневался, что его защитят), вдруг суетливо забегали. Ему, наконец, открылась полная картина во всех красках, во что на самом деле он ввязался и чем придётся отплатить за французский коньяк, свежие простыни и безграничное уважение лебезивших вокруг него в последние дни людей. Он отпустил свои измятые уже порядком лацканы пиджака и сложил руки на коленях. Затем непроизвольно и довольно громко икнул.

Зверев выдержал паузу, ожидая, пока в гостиной стихнет возмущённый гул.

– Не мы на это обострение пошли. Это увидит и народ, и вся прогрессивная мировая общественность. Да народ и без того поддерживает нас, вдохновлённый возвращением товарища Ленина. Свидетельство этого – многочисленные массовые митинги по всей стране.

Юрий Алексеевич подошёл к шкафу в углу комнаты, внутри оказался сейф с кодовым замком. Прикрыв от ближайших сподвижников сейф спиной, он защёлкал колёсиками механизма, открыл дверцу. Сунул руку между хранившимися там ружьями и извлёк чёрную кожаную папку. Дунул на неё и протёр рукавом, будто лежала она там много лет, хотя на самом деле никакой пыли на ней не было. Прижал к груди, словно икону.

– Но мы предвидели коварство антинародного режима, у нас заготовлен план «Б»… – молчаливые неизвестные с выправкой, наконец, оживились, что выразилось в слегка задвигавшихся бровях. Стало очевидно, что незнакомцы к папке имели самое непосредственное отношение. Зверев открыл её. Внутри лежали несколько исписанных от руки листочков и большие конверты, запечатанные сургучом. Конверты он тут же раздал избранным. Большинство досталось стройным суровым мужчинам, пара – пухлым депутатам, и ни одного – регионалам.

– Большинство инструкций уже отправлены с посыльными непосредственно в наши ячейки, – отвечая на немой вопрос обделённых, сказал Зверев, – нынче, сами понимаете, нельзя доверять никаким интернетам и телефонам. Все указания написаны от руки, никаких компьютеров и даже печатных машинок! – депутат явно гордился этим фактом. – Вскрыть по условленному сигналу, после прочтения сжечь. Нет надёжней методов, чем старые, придуманные давно и опробованные в подпольной деятельности!

Юрий Алексеевич заискивающе посмотрел на Лжеленина, тот важно кивнул. Зверев зарделся, довольный.

– Товарищи, наши партийные ячейки готовы к вооружённому выступлению. В последние дни мы приобрели тысячи и тысячи новых сторонников, благодаря сайту, созданному нашими молодыми друзьями.

Коммунист показал глазами на Кирилла с Антоном, мужчины в зале зааплодировали. Антон чуть привстал и кивнул с высокомерным видом. Кирилл воровато прятал глаза.

– Аналитический отдел революционного совета не тратил время зря, – на этот раз Зверев показал на незнакомцев, те вытянулись в спине ещё более, хотя, казалось, куда ещё. – Откровенно говоря, все эти письма на сайт перехватывались и властями, но они прошляпили работу, как обычно. Пока они там комиссии создавали и выявляли причины недовольства, наши ребята всех адресатов определили, проверили и с самыми верными и надёжными из них наладили контакт.

Юрию Алексеевичу нестерпимо захотелось выпить. Неожиданно и остро. От нервного напряжения затряслись поджилки. Он сейчас позавидовал Ильичу, привычно пахнувшему чем-то дорогим из бара. «Ну да, понятно, что ж я про него всё время думаю гадости. Он сколько таких моментов в жизни пережил, каково ему?!» – мысленно Зверев реабилитировал вождя, и как-то самому тут же сделалось легче. «Ничего, подождёт до вечера. Или перед эвакуацией, всё равно потом в машине трястись семьсот километров», – он окончательно справился с порывом и продолжил выступление.

– К нам по сигналу вождя готовы примкнуть целые воинские части, организации ветеранов афганской и чеченских войн, частные охранные организации, просто добровольцы с оперативным, боевым или… э-э-э… спортивным опытом.

Он достал из папки свои исписанные от руки листки и победно потряс ими перед слушателями.

– Готовы списки складов оружия, которые мы можем захватить в первые часы восстания. Для успешного выступления у нас готово всё. Как в семнадцатом по гениальному плану вождя захватили сначала телефон, почту и телеграф, мы первым делом возьмём под контроль телевидение, провайдеров Интернета и мобильных операторов. Управляя информационным пространством везде, где только возможно, мы уже будем в шаге от тотальной победы. Но начнём пока с регионов, поскольку в Москве режим опередил нас на один шаг. Колыбелью революции вновь станет Питер. Я думаю, мы его в Ленинград переименуем, как считаете, товарищи?

Пропахшая нафталином гостиная бодро и воинственно загудела. Кириллу показалось, что злобно заблестели даже стеклянные глаза хищных шкур.

Как всегда безошибочно сориентировавшись в ситуации, вскочил с кресла Царёв, занял обыкновенную свою позу «Ленин на броневике» и картаво проорал:

– Революция в опасности, товарищи! Промедление смерти подобно!

Зал тоже встал и опять зааплодировал, подкрепляя рукоплескание выкриками: «Давно пора!», «Ура!» и кто-то даже, особенно проникшись историчностью момента, кричал «Даёшь!»

Зверев просветлел и, стоя в центре бушующей гостиной, пытался утихомирить собравшихся, подняв кверху руки.

– Товарищи, товарищи! Тихо, товарищи! Ждём условленного сигнала. Уже скоро, с часу на час! Это будет знатный Первомай.

***

Во дворе особняка царили оживление и суета. Делегаты чрезвычайного совещания спешно рассаживались по своим машинам и отъезжали один за другим к местам своей дислокации ожидать сигнала к восстанию. Вместо них во двор съезжались грузовики и внедорожники, молодые парни плотного телосложения грузили в них тёмно-зелёные ящики из подвалов особняков. Погрузка шла таким темпом, что позавидовал бы любой логистический центр.

Прибыли три автобуса, под завязку забитые людьми в военной амуниции без опознавательных знаков и с покрытыми маскировочной раскраской лицами. Бойцы оцепили формирующуюся колонну и начали раздавать водителям какие-то указания. В кузова нескольких пикапов они принялись монтировать станковые пулемёты.

С крыльца за действом наблюдали Зверев и Царёв. Чуть поодаль, растерянно озираясь, стояли Кирилл и Антон, переживавшие очередной крутой поворот в своей судьбе. Антон при этом демонстративно встал спиной к Кириллу, который никак не мог уяснить причину резкого изменения в поведении друга.

От группы военных отделился спортивный седеющий мужчина в строгом костюме. Он уверенным шагом прошёл к Звереву с Лжелениным.

Юрий Алексеевич оживился, дёрнул вождя за рукав.

– Товарищ Ленин, разрешите представить одного из ценнейших наших руководителей. Он так же, как и я, заместитель председателя Ревсовета…

Царёв не дал договорить:

– А председатель кто же у вас, я его ни разу не видел.

– Владимир Ильич! Дело в том, что организация у нас сверхсекретная… – коммунист замахал рукой, опасаясь, что может быть неправильно понят. – От вас, конечно же, секретов никаких. Но просто вот люди… Сами же видели: бах, и предательство в ответственный момент. Кроме меня, все члены Ревсовета засекреченные. Сегодня многие впервые появились и друг друга увидели. Вот товарищ генерал Новиков, – он указал ладонью на подошедшего мужчину, таким неловким способом его заодно и представив, – вообще, как видите, даже на совещании не присутствовал, поскольку является начальником ГРУ Минобороны до сих пор…

– Уже вряд ли, – сухо заметил Новиков. – Мне позвонили, едва я только до вашего расположения добрался. Отследили. Раскрыли. Этого стоило ожидать, конечно. Так что начальником ГРУ я последние час-два являюсь. Ну да основные-то дела уже сделаны. Ребята со мной, – Новиков кивнул на замаскированных, – обеспечат силовое прикрытие. Два подразделения сейчас в Москве, готовы к спецоперации.

Зверев довольно кивнул, Новиков щёлкнул каблуками, не имея возможности отдать честь, без фуражки-то.

– Новиков Владимир Валентинович, – отрекомендовался он Лжеленину. – Прибыл в распоряжение революционных сил.

Царёв кивнул в ответ и протянул руку для пожатия.

– Я счастлив, Владимир Ильич, этому… этой… возможности под вашим руководством… этот исторический момент… Честь имею! – неожиданно для всех генерал закончил этот поток красноречия старорежимной офицерской фразой, так и не сумев выразить переполнявшие его чувства.

Лжеленин глазел на него с любопытством, но слегка испуганно. «Раскроюсь если, такой бить не будет даже, пулю в лоб враз пустит, не раздумывая. Вот же я влип!» Обернувшись к Звереву, он спросил:

– Ну-с, так и что с руководством?

– Товарищ Ленин, вы как вождь революции непременно будете познакомлены с нашим руководителем, – выпалил собравшийся с мыслями Зверев, – но это состоится в момент нашего торжества, когда всё будет завершено. Такова ситуация сейчас. Прошу понять, товарищ Ленин, конспирация на высшем уровне, нет никакой возможности даже видеоконференцию организовать.

– В конце концов, вы сейчас убедились, как быстро я раскрылся, только решив лично с вами познакомиться, – заступился за Зверева Новиков.

– Ну да, ну да… – задумчиво произнёс Царёв, – так вы, батенька, стало быть, Чрезвычайную комиссию возглавите?

– Так точно, товарищ Ленин, – ответил Новиков, – разумеется, если у вас нет возражений.

– Нет-нет, откуда ж, с чего у меня возражения будут?

Новиков вежливо покряхтел в кулак. Он, наконец, привёл мысли в порядок и теперь испрашивал разрешения высказаться.

Лжеленин посмотрел на него пристально, разрешая.

– Товарищ Ленин, – голос бывалого вояки слегка дрожал, – это самое важное событие в моей судьбе. Совсем недавно я не мог об этом и мечтать. Я готов служить верой и правдой, приложить все свои способности и умения для достижения победы истинной народной власти. Я присягал действующему режиму как представителю воли народа, но я многократно убедился в его антинародном хищническом империалистическом характере, в его преступности…

Зверев неожиданно улыбнулся и на правах старого ленинского знакомца встрял в разговор, испортив заранее подготовленный генералом спич.

– Не надо оправдываться, товарищ Новиков, никто вас не обвинит в нарушении присяги. Дни преступного коррупционного режима сочтены. А мы знаем, что вы человек чести и очень ценим в вас это качество. В своё время товарища Ленина также поддержали лучшие кадры царской армии, так называемые военспецы. И вы – лучший в наших рядах военспец.