Игрушка для Шакала

Он спятил. Точно, сошел с ума. Как это поможет? И кому я нужна, чтобы убивать меня?

– Или ты думаешь, никто не захочет прикончить наследницу Аралова?! – выдал он железный аргумент. – Без моей защиты ты не протянешь и пары часов.

Эта правда повисла надо мной домокловым мечом. Его слова звучат слишком логично, чтобы я стала делать вид, что они не достигли цели.

– Зачем же сразу невеста? – еще шаг назад, чтобы оказаться в безопасности.

Но разве это возможно в этом доме? Разве можно быть в безопасности, находясь в одной комнате с чудовищем?

– Думаешь, кто-то поверит, что я помогаю тебе по доброте душевной? – говорит мужчина, скользя взглядом по моему лицу. – Нет, принцесса, теперь ты принадлежишь мне.

И чего только уставился на меня? Зачем так пожирать глазами? Вот-вот сожрет, в качестве десерта, не иначе.

Одаевский внезапно дернулся вперед, в пару резких шагов подобрался ко мне. А, ведь, я медленно и незаметно во время разговора отдалилась на достаточное расстояние, чтобы свободно дышать, не давясь его властной аурой. И уже почти слилась со стеной у меня за спиной.

Рука мужчины уверенно легла на мою талию, крепко сжала. Второй рукой он обхватывает мой затылок и, притянув к себе, впивается в губы.

От такой наглости я смогла только замычать ему в губы и выставить руки вперед, упираясь ими в каменную грудь. Но оттолкнуть от себя эту груду мышц не получается. Тогда остается единственное. Со всей силы кусаю его губу, ощущая мстительное удовольствие, почувствовав вкус крови на языке.

Мужчина возмущенно рыкнул и дернулся назад, отрываясь от меня. На его губе видна капелька крови, а в глазах бушует буря. Черные глаза метают громы и молнии, рука на талии сжалась еще сильнее. Мы оба рвано дышим, глядя в глаза друг другу. Я – с чувством превосходства, он – со злостью.

Мужчина проводит большим пальцем по губам, смазывая кровь. А потом просовывает палец мне в рот, размазывает каплю по языку. В глазах дикий огонь, черное пламя, готовое унести меня в бездну. Привкус крови во рту и его горячее дыхание, сливаясь с моим, сбившимся, превращают весь этот абсурд в нечто по-настоящему дикое. И сейчас мужчина, как никогда, напоминает хищника. Того самого Шакала, о котором молва разнесла много жутких сплетен.

Тело налилось жаром, превратилось в напряженную струну. Каждый мускул натянут, каждый нерв на грани срыва. Кажется, что даже атомы всего моего существа замерли в ожидании удара.

Он сожрет.

Хищник.

Животное.

Шакал.

Наше уединение внезапно прерывает стук в двери. Мужчина, словно очнувшись, отпускает меня и отходит назад. Но выдохнуть я смогла, только когда он разорвал зрительный контакт.

– Войдите! – рявкнул Одаевский немного нервно.

И, хотя его вопль адресован не мне, меня подкинуло на месте.

– Шеф, он здесь, – сообщает охранник, осмелившийся заглянуть в кабинет.

– Хорошо, – говорит Одаевский, – я сейчас буду.

Охранника тут же смыло за дверь. Кажется, не одной мне присутствие рядом Шакала ощущается, как угроза личной безопасности.

– Иди в свою комнату, – а это уже, обращаясь ко мне, говорит мужчина.

Я даже рада временной свободе, смываюсь, разве что, усилием воли, не давая себе сорваться на бег. А вот по лестнице влетаю бегом. И только, оказавшись в мнимой безопасности закрытой на все то же кресло у двери, комнате, выдыхаю.

Как мне выбраться отсюда? Это все похоже на кошмарный сон, но, к сожалению, скорое пробуждение мне не светит. И нужно признать, что весть о смерти отца – не выдумка. Иначе, как объяснить все это? Похоже, я осталась сиротой, а Шакал нашел себе игрушку.

Только он меня не знает, не понимает еще, с кем связался. Ну, ничего, еще будет время узнать. А пока… нужно спрятать зубки и продумать варианты спасения.

Глава 8

Вернувшись в комнату, я чуть не спотыкаюсь о бумажные пакеты с одеждой, которые кто-то «заботливо» поставил посреди спальни. И, уж, если занять себя пока все равно нечем, можно разобрать весь этот шмоточный хлам.

За мою недолгую жизнь я никогда ни в чем не нуждалась, и, конечно, легко узнаю логотипы известных брендов, к которым привыкла чуть ли не с детства. О, да тут еще и обувь имеется!

Только вот, все это оказалось изысканным, великолепным, но совершенно не подходящим к моим планам. Сплошные шелка и вечерние платья. Или более простые платья по фигуре. Есть и другие варианты – романтичные безобразия из воздушного полупрозрачного материала с пышной юбкой. Не гардероб, а содержимое шкафчика куклы Барби!

А обувь, черт возьми, вся, как на подбор, на высокой шпильке. Ни одних кроссовок! Или хотя бы босоножек на плоской подошве. И как с таким арсеналом планировать побег? Может, потребовать у Одаевского спортивный костюм и кеды? Как тогда объяснить ему мой закидон? Сказать, что я не выношу всей этой банальщины в классическом стиле? Или соврать, что не умею ходить на каблуках? Блин, так он же видел меня в аналогичной паре при первой встрече!

Но это было еще ничего, пока я не добралась до нижнего белья. Все сплошь кружева и полупрозрачная пошлятина. В таком даже на свидание стремно, не то, что по лесу бегать, только бы подальше от этого дома. Сплошные тесемки и стринги. Это же просто неприлично! Ну, ладно, допустим, я и сама такое себе раньше покупала. Но так, тогда я не планировала диверсию с побегом и всеми тяжкими.

И кто это все выбирал, интересно? Неужели, сам его шакальское величество рыскал по магазинам? Да уж, вряд ли. Даже во сне такое не приснится, чтобы сам Одаевский мне шмотки выбирал и по полкам с нижним бельем шарил в поисках, о, ужас!, вот такого, например, с тонким кружевом. Хоть и вещал мне о статусе невесты только что на полном серьезе.

М-да, Ника, это полное фиаско всех твоих намерений и планов! Этот демон, как знал, что я только и думаю, что о побеге. И теперь выходит, что самая удобная одежда – та, что на мне сейчас. Вот эти трикотажные штаны и футболка, явно с чужого плеча, на пару размеров больше меня, но удобная.

Сделал меня Одаевский, как дуру малолетнюю. Еще и одежду домашнюю прикупил. Но тут тоже полный треш в виде шелкового великолепия, годного только для медового месяца. Сбегать в таком точно нельзя, даже, если обмотаться шелками с головы до ног.

Влипла я, короче. По полной, блин, вляпалась в историю. В старости, если выживу, мемуары напишу.

Но делать нечего, развешиваю вещи в шкафу, раскладываю бельишко, раздумывая, что бы из этого надеть. Пожалуй, вот это платье бежевого цвета можно померить. А вот белье надеваю то, в котором была вечером.

Из большого зеркала в полный рост на меня смотрит мое отражение. Совсем не похожее на меня, впрочем. Отец не диктовал мне свои вкусы, поэтому я одевалась всегда так, как считала нужным. И такие строгие платья в перечень моих любимчиков не входили. Но тут совсем другой случай, выбора просто нет. Достаю бежевые лодочки, обуваюсь.

И куда мне так ходить? Из спальни в гостиную и обратно?

Плюхаюсь в кресло, раздумывая, чем занять себя дальше.

Мне нужна стратегия, какой-то план действий. И было бы неплохо изучить территорию. Кажется, за дверью охранника больше нет. Может, меня и не будут сторожить? А что, такое возможно. Мой цербер мог решить, что такую маленькую и беспомощную меня можно не охранять, а?

Крадусь к двери и выглядываю из комнаты. Пустой коридор, даже шагов и голосов ничьих не слышно. Выхожу из спальни, осматриваю коридор.

На этаже несколько дверей, и я подхожу к каждой, чтобы заглянуть внутрь. Первая же дверь, по соседству с моей, оказалась заперта. А вот следующие нет. За ними нашлись три пустые спальни, библиотека с огромным бильярдным столом в центре и ванная комната.

Ничего полезного, в общем.

Вот бы найти комнату, забитую оружием. Ну, или хотя бы удобной одеждой моего размера.

Очнись, Ника, что ты станешь делать с автоматом, даже, если найдешь его? Выстрелишь себе в голову? Потому, что расправиться с толпой здоровых мужиков, гуляющих по территории, ты все равно не сможешь. И плевать, что когда-то Иван Сергеевич научил меня обращаться с оружием. Они сильнее, и их больше.

Нужно действовать не силой, а хитростью. Наверняка же есть способ вырваться отсюда?!

Разочарованно выдыхаю, спускаюсь по лестнице.

Вокруг никого, даже та милая домработница ни разу не пробежала. А я смогла осмотреть кухню, еще одну гостиную с камином и большим уютным диваном, еще одну ванную комнату. И даже на тренажерный зал набрела. В общем, слонялась по дому, пока не решилась на совсем отчаянный шаг – заглянуть в кабинет.

Одаевского нет, можно выдохнуть. Что я и сделала.

Захожу внутрь, прикрываю двери. Тихонько подхожу к столу, на котором аккуратными стопками сложены бумаги и папки. Быть может, в них есть что-то важное?

Перебираю документы, бегло пробегаю взглядом. Какие-то договора. Боже, почему их так много? И почему я раньше не потрудилась вникнуть в дела отца? Вот у него на столе тоже вечно была кипа бумаг. И, если бы я хоть немного прониклась его делами, то, может, понимала бы теперь, что из этого вороха заслуживает внимания, а что нет. А так, это просто непонятный поток каких-то цифр и договоров.

Все безнадежно, Ника.

Стоило подумать, как за дверью раздались шаги. Сердце сделало кульбит, а потом забилось в агонии, предвкушая жестокую расправу надо мной. А в том, что она непременно наступит, сомневаться не приходится.

И надо же было решить, что мне повезет, и никто не надумает заглянуть на огонек!

Быстро обшариваю взглядом комнату, и, не придумав ничего лучше, ныряю к окну, закрываясь плотной шторой в надежде, что визитер скоро уйдет, а меня никто не приметит.

Прижимаю руку к груди, чтобы успокоить сердце, которое пустилось в галоп. Ровно в это же время открывается дверь, и в комнату кто-то входит. И, конечно, с моим-то везением!, это хозяин дома.

Так, ладно. Главное – не паниковать и просто дождаться, когда Одаевский уйдет. Он же уйдет когда-нибудь? А у меня времени свободного много. Я же не знала, как провести досуг, и вот… нашла себе занятие.

Стоять за шторой, напряженно ожидая разоблачения, оказалось совсем не весело. И даже не просто. Ноги затекли в неудобных туфлях, и ужасно захотелось есть. Вот же не вовремя! Хотя нет в этом ничего странного, последний раз я ела часов пять назад.

Зато я узнала много ненужных в моей операции сведений. Например, о том, что Одаевский строит гостиничный комплекс, и прораб на стройке – унылое чмо. Эти сведения я почерпнула из прослушанного диалога между боссом и подчиненным, который по прихоти Одаевского, проходил по громкой связи.

Потом хозяин дома долго сидел, изучая бумаги, а я старалась дышать, как можно тише. И с каждой минутой все больше проклинала свою беспечность и всю эту затею с выведыванием полезных сведений.

Наконец, Одаевский отложил бумаги и, откинувшись на спинку кресла, взял в руку мобильный. Набрал какой-то номер из справочника контактов, приложил трубку к уху.

– Принесите в мой кабинет ужин на две персоны, – приказал он строгим тоном. Отключил звонок и положил телефон на стол.

– Выходи, принцесса, – произнес громко, не поворачивая головы. – Ужинать будем.

Глава 9

Марк.

Ее запах я почувствовал, как только вошел в кабинет. Тонкий, едва уловимый, тот самый, от которого в нашу прошлую встречу у меня срывало крышу. От которого и теперь по телу проносится жар. Хреново это, мешает думать. А с ней нужно быть начеку. Бойкая, слишком отважная для женщины.

И что только забыла в моем кабинете? Принцесса решила поиграть? Или надеется найти тайный лаз из особняка? Наивная!

Первой мыслью было вытащить нахалку из укрытия и выпороть. Прямо по ее упругой заднице. От одной мысли об этом в паху больно заныло и захотелось разорвать мелкую за то, что воспоминания об упругой попке не дают покоя. Так и вижу свои руки на ее ягодицах, дурея от собственных фантазий.

Нет, пожалуй, нужно успокоиться, выпустить пар на ком-то другом. Звоню прорабу и матерю его, на чем свет стоит. Краем зрения улавливаю едва заметное шевеление шторы, с трудом сдерживая улыбку. Забавная малышка. Верит в то, что меня можно провести. Детский сад.

Даже интересно, сколько времени ты выдержишь за этой чертовой шторой? Может, прекратить твои мучения? Или нет? Думаешь, что провела меня? Постой-ка еще, милая. Чтобы наверняка усвоила, что со мной лучше не играть.

Изучаю договора, которые нужно подписать. Вернее, пытаюсь изучать. Девочка в одной со мной комнате, эта мысль не дает покоя. Хочется вытащить ее из укрытия, посмотреть в напуганные глаза, уловить быстрое биение пульса на венке запястья, услышать сбившееся дыхание. Чеееерррт…

Убираю бумаги в сторону, беру телефон. Все, с меня хватит, пора заканчивать эту комедию.

– Принесите в кабинет ужин на две персоны, – приказываю в трубку.

Телефон опускаю на стол, устало тру глаза.

– Выходи, принцесса, – подавляя смешок, говорю, – ужинать будем.

Никакой реакции. Малышка замерла, продолжая делать вид, что ее тут нет. Как маленький ребенок, блять! А я не умею возиться с детьми.

– Долго тебя ждать? – рычу настойчивее.

Все, терпение лопается. Встаю и подхожу к окну, одергиваю штору.

Девочка стоит, вжав голову в плечи. На меня смотрит сначала с опаской, потом, будто вспомнив, что она принцесса, выпрямляет плечи и вздергивает подбородок. Глаза блестят с вызовом. Охренеть, блять! Я же тебя растопчу, дурочка.

– Какого хрена ты тут делаешь? – спрашиваю, нависая над ней. Такой близкий, ее запах наполняет легкие. Он слаще нектара, вкуснее самого изысканного вина.

Девочка вздрагивает от моего резкого голоса, во взгляде мелькают тысячи мыслей, главная из которых – помогите!

Ну же, милая, удиви меня. Ты же у нас принцесса! Еще и бойкая такая, руки так и чешутся поставить тебя на место. А лучше, нагнуть к подоконнику, задрать платье и… Стоп, она что-то говорит.

– Я любовалась садом, – выдумывает на ходу, – и не заметила, как ты вошел в кабинет. А потом не хотела тебе мешать.

И ресницами так невинно хлопает. И даже голос ни разу не дрогнул. Пиздец, актриса! Мастерица не только по раздаче побоев моим охранникам. Слаженно так врет, мне даже поверить ей хочется. Губы в улыбку растягивает.

Это нокаут, брат. Сделала тебя маленькая сучка.

Откуда ты взялась мне на погибель? Отмахиваюсь от нелепой мысли, как от неудачной шутки. Какой только бред не придет в голову?! Меня злит в ней все – от упрямо сжатых губ до идеального тела. Слишком идеального. Почти нереального.

– Повернулась к окну, – командую.

Малышка замерла, даже дышать перестала. Глаза испуганные.

– Зачем? – уже тихо, почти шепотом, спрашивает.

– Повернулась, живо! – рычу, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться.

Девочка медленно поворачивается ко мне спиной. Обхватываю ее бедра, сжимая их, не давая вырваться. Несмотря на ее протест и резкие движения, фиксирую тело, она замирает. Скольжу рукой по платью, сжимаю талию.

– Нравится сад? – спрашиваю осипшим голосом, дурея от ее запаха. Меня ведет и ломает, я почти за гранью, а ведь это всего лишь маленькая девочка.

Зарываюсь пальцами в шелковые волосы, сжимаю, заставляя наклонить голову на бок.

– Чего молчишь, м? – мой голос звучит хрипло, будто я только что скурил пачку сигарет. – Смотри!

В голове клубится черный туман, он застилает разум, нашептывает мне самые развратные фантазии. Наклоняюсь к открытой шее, веду по ней носом. Снова вдыхаю ее запах. Член наливается и больно упирается в ширинку. Хочу сожрать ее. Нагнуть и трахнуть. А потом снова трахнуть. Пока мне не надоест, буду ее иметь.

Она рвано дышит, на шее истошно пульсирует венка. Впиваюсь в нее губами, провожу языком по гладкой коже. Малышка шумно выдыхает, плавится в моих руках. А меня сносит, будто ураганом. Мозг вырубает напрочь. Хватаю край ее платья, тяну вверх.

– Не надо, – хнычет, обхватывая мои запястья, не давая довести до конца начатое.

Ее голос врывается в сознание, возвращая в реальность. Всего на мгновение. Но этого хватило, чтобы я смог услышать стук в двери.

Ужин! Черт!

– Войдите! – рявкаю, отпуская девчонку. Она облегченно выдыхает, а мне хочется крушить все вокруг.

Домработница заходит в кабинет с подносом в руках. Я никогда не ем в кабинете, так уж повелось. И Валентина Степановна вопросительно смотрит на меня, спрашивая взглядом, куда ставить. Машу в сторону небольшого стола возле дивана, и она расставляет на журнальном столике тарелки, раскладывает приборы. Выметается из комнаты со скоростью звука, знает, что я не люблю неловких расшаркиваний.

Сажусь на диван, подавляя в себе раздражение. Сам же хотел ужинать, а теперь уже и не знаю.

– Иди сюда! – говорю, не поворачивая головы.

Девчонка так и стоит у окна, боясь пошевелиться.

– Или ты струсила? – подначиваю ее.

И это работает. Девочка не хочет показывать мне свою слабость, отрывается от подоконника, подходит и опускается на диван, закидывая ногу на ногу. В голове мелькает картинка, как я закидываю эти ножки себе на плечи. Сжимаю зубы и сглатываю.

В платье и туфлях на каблуках она выглядит по-другому, совсем не так, как простых штанах и футболке. От нее веет деньгами и внутренним достоинством. Моя помощница не подвела, выбрала для этой принцессы гардероб ей под стать. И в моем вкусе. Удобно иметь рядом выдрессированных людей, которым не нужно долго объяснять, что нужно делать.

Девчонка разглядывает еду на тарелке, берет вилку, пробует. Она не скулит, что на диете, не старается выглядеть сексуальной, изысканно отправляя в рот каждый кусочек. Нет в ней пока всей этой пошлости. Девочка совсем еще. Маленькая, вкусная девочка.

Пожираю ее глазами, сам забывая поесть. Сейчас я уверен в том, что вкуснее этой малышки блюда не придумаешь.

Глава 10

Вероника в какой-то момент замирает, отрывает взгляд от тарелки, смотрит мне в глаза. Без страха смотрит, что, само по себе, странно. Я не привык есть таких малышек на ужин, особенно, когда они бросают мне вызов.

– Ты не будешь есть? – спрашивает она, чуть меняя положение тела, закидывая ногу на ногу.

Ее платье немного задралось, обнажая красивую линию бедра. Ножки, упакованные в брендовые туфли, выглядят изящными, зазывающими и, пиздец, какими сексуальными. Захотелось облизать ее щиколотки, а потом закинуть их себе на плечи. А платье… нахрен это платье!

– Я не голоден, – отвечаю.

Вру! Чудовищно голоден, аж скулы сводит от напряжения. Но этот голод содержимым тарелки не утолить.

Девчонка хмыкает, опускает взгляд, берет в руку стакан с соком. Я вижу, чувствую, что она совсем не хочет привлечь мое внимание, девочка совсем не старается выглядеть изящно и привлекательно. Пьет большими глотками, как школьница во время большой перемены. С громким стуком ставит стакан на место.

Мне нравится наблюдать за ней. Все, что она делает, как бы не старалась, выглядит грациозно и величественно. А дерзость, вместо желаемого эффекта, делает ее неповторимой. До нее ни одна женщина не решалась вести себя со мной так нагло, и в этом есть некая прелесть. Я почти ликую внутри, представляя, как сладко будет ломать эту строптивую принцессу.

Дерзкая малышка. Видно, папаша тебя совсем не воспитывал. Неужели, тебя не учили, что таким поведением ты только распаляешь хищника, подогревая в нем азарт?

– Спасибо за одежду, – вдруг говорит она, глядя мне прямо в глаза. Не ожидал от нее. Совсем. – Это ты ее купил?

– Нет, – отвечаю сухо, – для этого есть специально нанятые люди.

Ее глаза чуть заметно сверкнули. Но она тут же опустила взгляд. Что-то задумала? Наверняка. Судя по тому, что скрыть эмоции у нее так и не получилось.

– Можешь сказать специально нанятым людям, чтобы привезли мне удобную обувь и брюки? У меня нет ни одних!

И так трепетно ресницами хлопает. Охренеть, актриса!

– Нет! – заключаю.

Тянусь к бокалу, делаю глоток вина. Приятный вкус, он растекается во рту сладковатым послевкусием.

– Почему? – наивно спрашивает принцесса. – Тебе жалко, что ли?!

С грохотом ставлю бокал на стол.

– Я предпочитаю женщин в платьях и на каблуках, – закрываю тему.

– Я не твоя женщина, – тут же парирует она.

И глазами в меня сверкает. Дерзкая, вкусная. Обязательно ее попробую.

– Ошибаешься, – делаю резкий выпад в ее сторону, – ты принадлежишь мне.

Она дергается, пытается встать. Но я сильнее и быстрее. Перехватываю ее за руку, дергаю на себя, заставляя упасть на диван. Не давая девчонке опомниться, подминаю ее под себя, наваливаясь сверху. Она пытается сопротивляться, но все бесполезно. Осталось только дождаться, пока птичка перестанет метаться и отдастся на милость победителя.

– Пусти, – шипит словно кошка мне в лицо.

Вот наивная!

– Я буду кричать! – пытается мне угрожать.

Угрожать?!? Мне?!? Совсем охренела мелкая!

– Будешь, – шиплю ей в лицо, – обязательно будешь.

В ее глазах мелькает испуг. Но девочка не из пугливых, и все еще пытается вырываться. Точно дикая! Вкусная до боли в паху, пиздец, просто! Наклоняюсь к ее шее, пробую на вкус. Помню, какая она. Но меня, все равно, прошибает. Будто жаркой волной окатывает.

И ты говоришь, что не моя?

Ты только моя. Никому не отдам эту прелесть.

Подхватываю край ее платья, тяну ткань вверх, пока вещица не оказывается скомканной гармошкой на уровне талии. Девчонка еще дергается, но это бесполезно. Я намного сильнее ее, ей не вырваться. А мне хочется поиграть с ней перед тем, как сделать своей.

Протискиваю колено ей между ног, не давая девчонке сжать бедра.

– Тихо, – шепчу ей в ухо, сжимая ее волосы в кулак, – ты все равно будешь моей, ни к чему сопротивляться. Только хуже себе сделаешь.

– Да пошел ты! – шипит она в ответ, распаляя интерес еще сильнее.

Глупенькая малышка, не играй с хищником, – это плохо кончится.

Обхватываю ртом мочку ее ушка, всасываю. Она снова вздрагивает, дергается. Рвано дышит. Сама не понимает, как сексуальна сейчас. Ее сердце судорожно бьется в груди.

Веду языком по ее скуле, перемещаюсь к губам и провожу по ним языком. Рана от ее укуса еще не зажила на моей губе, но сдерживать себя невероятно сложно. Обхватываю ее скулы, заставляя открыть рот и впиваюсь поцелуем, сразу проникая глубоко языком.

Девчонка что-то невнятно мычит мне в губы. Но все это меркнет на фоне захлестывающей все тело горячей волны. Она слишком яркая и вкусная, чтобы я мог остановиться.

Просовываю руку ей в трусики, касаюсь складочек. И чуть не схожу с ума, ощущая, как мои пальцы скользят во влаге. Без труда нахожу самую чувствительную точку, надавливаю, потом заглаживаю грубость. Пальцы легко скользят в податливой теплоте.

А говорила, что не будет, не хочет. Мелкая ты врушка, принцесса!

Отпускаю ее рот, заглядываю в опьяневшие от страсти глаза. Она завелась так быстро, так чувственно смотрит на меня затуманенным взглядом, что я почти простил ей все ее выходки. Как одержимый, наблюдая за ее реакцией на мои ласки, будто от этого зависит благополучие мира, как минимум.

Девушка выгибается в спине, чутко реагируя на движения моих пальцев. Размазываю влагу по клитору, а она начинает стонать. Да так сладко, что в паху сводит от боли. Надавливаю на чувствительный бугорок, и она вскрикивает, кончает со стоном, дрожит в моих руках.

Такой чувственный оргазм, вкусный. До дрожи в коленках возбуждающий. На миг замираю, собирая в кулак всю волю, чтобы не кончить вместе с ней. Она открывает глаза, смотрит недоверчиво. А мне не хочется слышать ее возмущение, и сопротивление ее сейчас мне не нужно. Сжимаю в кулак кружево, срываю с нее трусики.

Мне нужно ее попробовать. Прямо сейчас. Терпеть нет больше сил.

Тянусь к ширинке, чтобы снять штаны. Но девочка, воспользовавшись заминкой, изворачивается и сильно бьет мне коленом в пах. От боли не то, что слезы, искры из глаз посыпались.

– Сука! – рычу хрипло, хватаясь за больное место. Там все слишком чувствительно сейчас. И невероятно больно.

Вероника, не мешкая, выбирается из захвата и, одернув платье, выбегает из комнаты.

Убью эту стерву!

Как же больно, блять!

Перекатываюсь на диване, стараясь принять положение, в котором не так больно. Но это, сука, ни хрена не получается. Кое-как доползаю до мини бара, хватаю ведерко со льдом и прижимаю к паху.

Бляяяять!

Пиздец тебе, девочка!

Сижу на диване, прижимая к паху лед и поскуливая, как побитая собака. И в какой-то момент мне становится смешно. Начинаю тихо посмеиваться над самим собой и над ситуацией в целом.

Грозного шакала одолела маленькая вкусная принцесса.

Зашибись, анекдот! Кому скажи, не поверят. Да и не расскажу я никому об этом позоре. И смех, и грех, ей-Богу! Как в дешевом кино! В пылу страсти он не подумал спасти причиндалы.