Не пожелай ни дождика, ни снега

– Леха, тебя не узнать, как будто два года не было.

– Привет, братуха, – мальчишки по-кавказски обнялись.

– Ну, давай, рассказывай, как на истребителях летал, – Иса достал из пакета трехлитровую банку с вином.

Мальчишки расположились, как обычно, на бревнах, за школьным сараем. На большом пне расстелили газету, поставили стаканы, и уже через десять минут разгоряченная молодым вином компания наперебой задавала Лешке вопросы.

– Леха, а правда, что вы с Ахмедом уже с парашютом прыгали?

– Ну да, у нас уже по десять прыжков.

– А на самолетах летали?

– Нет, пока только на тренажере.

– А это как?

– Это кабина самолета, стоит в ангаре, впереди экран, на котором снято, как самолет летит. Ты сидишь в кабине, выполняешь все действия, как в настоящем полете.

– И что, ты уже знаешь, как летает самолет?

– Да мы уже через месяц выезжаем на полеты, – разгоряченный спиртным Лешка начал все больше и больше рассказывать о курсантской жизни, привирая по мере выпитого. Мальчишки же слушали его как завороженные, и уже три раза пили тост за военного летчика Понамарева Лешку. Вино закончилось, и друзья предложили Лешке зайти в школу.

– Мы тебя здесь подождем, от греха подальше, – пошатываясь, сказал Юрка, – сам понимаешь, мы еще ученики, а ты уже защитник.

Уже стемнело, и друзья, проводив Лешку до двери школы, остались в темноте.

У дверей школы стояла большая бадья с водой для мытья обуви. Лешка тщательно вымыл обувь и зашел в помещение. Навстречу ему быстрым шагом, глядя в какую-то книгу, шла Светка Капустина. Она сильно повзрослела за полгода. Стала стройнее, еще красивее.

– Привет, кнопка, – крикнул он.

– Ой, привет. Ты на каникулы? – радостно сказала Света, увидев Лешку.

– Детсад, у нас отпуск, – Лешка по-взрослому глянул на девчонку, вернее, хотел посмотреть, но у него не получилось. На него смотрели Светкины глазища. Лешка почему-то растерялся.

– Ты куда, Свет? Постой!

– Леш, я побежала, уже звонок был, у нас еще один урок.

Лешка стоял, смотря в спину уходящей Светки, и подумал, как она повзрослела за полгода.

Он стоял на месте, забыв, что на нем форма, что он герой-курсант. Как под гипнозом стоял он, завороженный Светкиным взглядом.

– Так что за солдат у нас в гостях? – услышал Лешка за спиной голос директора школы.

– Курсант Понамарев прибыл в очередной отпуск, – отчеканил он по-военному, – здравствуйте, Иван Андреевич, – Лешкин рот расплылся в улыбке.

– Ну, здравствуй, курсант Понамарев, рад тебя видеть, – Иван Андреевич протянул Лешке руку.

– Я тоже рад вас видеть, спасибо вам за науку, только благодаря вам я поступил, – сказал Лешка.

– Благодаря всем: и учителям, и родителям, и тебе. Это совместная победа. Так, в субботу выступишь на линейке, ты у нас теперь знаменитость.

– Иван Андреевич, ну какая я знаменитость, что я буду говорить?

– Расскажешь, как поступал и как надо учиться, чтобы выдержать такой конкурс.

Неожиданно директора позвали к телефону, и Лешка опять остался один. Он медленно побрел по школьному коридору, заглядывая в щелки дверей, за которыми шли школьные уроки. Как это все знакомо: и запахи, и звуки. Казалось, что Лешка очередной раз опоздал на урок и, открыв дверь, войдет в свой класс. Прозвенел звонок, из школьных кабинетов стали выбегать ученики. Кто-то узнавал Лешку и здоровался с ним, кто-то проходил молча, с интересом разглядывая его.

А он стоял у выхода, ожидая появления Светки. Какая-то сила удерживала его непонятным желанием еще раз увидеть ее взгляд. Вот появились ученики из Светкиного класса. Мальчишки уважительно здоровались, девчонки, перешептываясь, проходили мимо Лешки, бросая на него игривые взгляды.

Вот уже все прошли, а Светки все не было. Неловкость мешала ему спросить у Светкиных одноклассников, где она. И поэтому Лешка пошел по школе, заглядывая в классы. Найдя кабинет с табличкой «8а», он заглянул внутрь. Светка стояла у окна. Короткая стрижка, школьная форма с удивительно белым фартуком, стройная фигура – все это волновало Лешку, сковывая и мысли, и поступки.

– Свет, ты что домой не идешь? – спросил он, боясь испугать девчонку.

Света повернулась и тихо сказала:

– Я боюсь.

Она хотела сказать: «Я боюсь тебя», но почему-то не смогла продолжить фразу. Если бы она была взрослее, она бы бросилась на шею Лешке и призналась, что он давно не дает ей покоя, что она засыпает с его именем, что для нее это все серьезно и на всю жизнь. Но она была еще ребенком, и все эти взрослые чувства, которые просыпались в ее сердце, были ей непонятны, и она совершенно не знала, как себя вести.

– Свет, ну ты бы с подружками домой ходила, что же ты осталась? – Лешка подошел к Светке. Сердце его бешено колотилось. Если бы Светка была взрослее, он бы, наверное, обнял ее и признался, что она ему нравится, что ее взгляд заставляет замирать его сердце и что он совершенно потерял голову из-за нее. Но Светка была еще ребенком, и Лешка, вздохнув, сказал:

– Ладно, придется проводить тебя домой.

Он помог собрать Светке учебники с парты, и они направились к выходу.

– Леш, а от тебя спиртным пахнет, – сказала удивленно Светка.

– Это мы с пацанами мой приезд отметили, – Лешка уже пришел в себя и уверенно шагал рядом со Светкой, неся ее портфель.

– А я еще утром узнала, что ты приехал.

– Маленький поселок, все новости разносятся быстро.

– А правда говорят, что у вас при поступлении были какие-то сложные испытания?

– Да всякого пришлось хлебнуть, – Лешка окончательно осмелел и уже говорил уверенно.

– А расскажи, как это было.

– Ну, например, было такое испытание, когда тебя сажают на тренажер, ты летишь, а в это время тебе прокалывают вену и начинают скачивать с тебя кровь, пока ты не потеряешь сознание и не отпустишь штурвал.

Светкино лицо приняло выражение, как будто это с нее скачивали кровь.

– С одного так всю кровь скачали, а он все летел.

– Как это летел? Он же без крови должен умереть? – Светка удивленно подняла на Лешку глаза.

– Сила воли, – уверенно соврал Лешка.

– А что потом с ним делали?

– А потом кровь снова закачали и отправили на новое испытание, – Лешка почувствовал себя бароном Врунгелем.

– Да ну тебя, – Светка наконец поняла, что ее разыгрывают, – так не бывает.

– Точно, признаюсь, приврал, а если серьезно, тяжело было. Сейчас даже сам не знаю, как все прошел, – ответил Лешка серьезно.

Незаметно они подошли к Светкиному дому.

– Ну вот мы и пришли, может, зайдешь?

– Нет, в другой раз, боюсь на глаза Тамаре Федоровне показаться с запахом, – ответил Лешка.

– Тогда пока, – Света зашла за калитку.

– До завтра, – сказал Лешка, и они расстались.

Только Лешка отошел от Светкиного дома, как услышал из темноты:

– Леха, ну ты даешь, мы будем продолжать отмечать твой приезд?

Оказывается, мальчишки шли все это время за счастливой парочкой. Обрадовавшись, что Лешка наконец освободился, они направились опять пить вино.

В эту ночь Лешка впервые в жизни пришел домой изрядно выпивши. Надежда слышала, как вошел сын, по качающейся походке и опрокинутой вешалке поняла, что он навеселе, но сделала вид, что спит. Про себя улыбнулась – мальчик уже стал взрослым.

Дни отпуска полетели так стремительно, что Лешка потерял им счет. Через два дня приехал Ахмед, и они загуляли на всю катушку. Встречи с друзьями, вечерние посиделки с красным вином, выступление на школьной линейке, в общем, когда наступил день отъезда, они не поверили календарю.

Все это время Лешка хотел встретиться со Светкой. Но как только он собирался к ней, всегда находилась какая-то причина, разрушавшая его планы. В результате они так и не встретились. Рано утром друзья сели на автобус, увозивший их в Минеральные Воды. Как жаль, что все хорошее так быстро заканчивается.

* * *

После приезда в училище курсанты приступили к наземной подготовке. Ежедневные тренировки на тренажере, практические занятия на аэродроме – все это говорило о приближении полетов. Все жили одной мыслью – скорее на полевой аэродром.

Наконец настал день отъезда. Еще с утра все были заняты получением летной формы. Комбинезоны выдавали старенькие, но это были настоящие летные комбезы, выдержавшие ни один выпуск курсантов. Счастливые мальчишки примеряли шлемофоны, кислородные маски, летные ботинки. Все это пахло удивительным запахом неба и самолетов.

– Леха, неси фотоаппарат, сними меня, я родителям пошлю, – Ахмед гордый ходил в полной летной экипировке.

– Еще успеешь, ты лучше вещи упаковывай, через час отъезжаем на вокзал, – сказал рассудительный Мишка.

– У меня уже все на два раза собрано, дорогой. Я всегда в полной боевой готовности.

– Пацаны, самое главное, чтобы нас в группу к одному инструктору взяли, – сказал Лешка.

В казарму вошел командир роты капитан Варан.

– Рота, смирно, – скомандовал дневальный.

– Приготовиться к отъезду, через тридцать минут подадут машины, – приказал командир.

Курсанты стали собирать чемоданы с вещами, летное снаряжение и выносить все это на плац перед казармой. В назначенное время пошли машины, и все поехали на железнодорожный вокзал.

В поезде друзья сели в одно купе. Мишка достал из чехла привезенную из отпуска гитару и начал перебирать струны.

– Ты, оказывается, на гитаре играешь? – удивленно спросил Ахмед.

– А еще на пианино, я семь лет в музыкальную школу ходил, – ответил Мишка, продолжая что-то напевать себе под нос.

– Тихо, пацаны, Миха поет, – крикнул Лешка.

Мишка тронул струны гитары и негромко запел:

Не пожелай ни дождика, ни снега,А пожелай, чтоб было нам светло,Полглобуса локаторное небо,Полмира проплывает под крылом…

Мишка пел песню про подвиг летчика, и все слушали его, затаив дыхание. Прозвучали последние аккорды, и наступила тишина.

– Сильная вещь, – первым сказал старшина курса Тремов, – кто написал?

– Музыка народная, слова народные, – ответил Мишка.

Он опять тронул струны и запел очередную песню.

Через три часа поезд прибыл на станцию Добрянка. Дальше с вещами курсанты пошли пешком и уже к вечеру обустраивались в бараке. Полевой аэродром располагался на границе соснового бора.

Ближайшая деревня в трех километрах. Вокруг только леса и поля. На следующий день курсантов начали распределять по экипажам и звеньям. Мальчишкам удалось упросить старшину включить их в один экипаж.

Старшина стоял перед строем и сначала выкрикивал фамилии курсантов, а затем называл фамилию инструктора. Наконец назвали их фамилии:

– Понамарев, Мишин, Шарипов – инструктор старший лейтенант Карцев.

После построения курсанты построились по экипажам и стали знакомиться с инструкторами. Карцев подошел к подчиненным:

– Старший лейтенант Карцев, военный летчик, инструктор второго класса. Буду обучать вас на самолете Л-39. Обещаю всех выпустить самостоятельно при условии крепкой дисциплины и большом трудолюбии. Все выбросить из головы. Никакой личной жизни. Сейчас только одна цель – полеты. Ничто не должно отвлекать вас от полетов. Обращаю внимание на соблюдение режима. За любое нарушение буду отстранять от полетов.

Инструктор был старше мальчишек лет на шесть. Но для них он был сейчас богом. Они смотрели ему в рот, боясь пропустить малейшую деталь его указаний, как будто от этого зависела их летная судьба.

– Вопросы есть? – строго спросил офицер.

– Никак нет, – громко ответил Ахмед.

– Вот ты и будешь старшим в экипаже, – сказал Карцев.

От этого назначения у Ахмеда как будто крылья выросли.

– Есть, – радостно ответил Ахмед.

– Ну, а теперь давайте знакомиться.

Инструктор со своими подчиненными расположился в курилке и стал по очереди внимательно слушать каждого из своих курсантов. Когда он выслушал всех ребят, уже более мягким голосом сказал:

– Я не привык плестись в хвосте, поэтому наша задача не просто вылететь самостоятельно, но и сделать это в числе первых. Я хочу научить вас быть первыми.

Лешка смотрел на своего инструктора завороженными глазами. Для него этот совсем молодой парень был богом, примером во всем, образцом мужества, гордости, чести. Этот незнакомый человек сразу стал старшим братом, другом, начальником, наставником. Можно применить еще тысячу эпитетов, но не выразить того чувства, которое испытывает курсант к своему первому инструктору. Лешка еще не знал, что пройдет много лет, и он пронесет все эти чувства к своему первому инструктору с собой. И всегда будет произносить его имя с гордостью и уважением.

В казарме вечером царило оживление. Все курсанты делились впечатлениями от знакомства с инструкторами.

– Нет, ты видел, видел, какой нам достался шеф? – Ахмед взахлеб обратился к Лешке и Мишке. – Ты видел, какой у него строгий взгляд? Точно, есть аллах на свете, нам достался самый лучший инструктор.

– Ты что распетушился, – ответил Мишка, – посмотрим, как он сам летает и как нас выпустит самостоятельно.

– Миха, ты хоть и среди летчиков вырос, а в людях ни черта не понимаешь. Ты посмотри, какой он, такой, такой…

– Слышь, ты что заладил: такой, такой. Нормальный мужик, как все. То, что он для нас царь и бог, это понятно, только не от него все зависит. Сейчас надо все бросить и готовиться к первому самостоятельному вылету. На первом курсе главное вылететь самостоятельно, – ответил Мишка.

– Мих, мне он, честно говоря, тоже понравился, – сказал Лешка. – А то, что готовиться надо, это понятно. Короче, мужики, один за всех и все за одного. Вместе учим, вместе летаем.

Среди курсантов то тут, то там возникали споры, чей инструктор лучше. Каждый из них принял своего учителя, как лучшего, и полюбил. Иначе быть не могло. Инструктор среди летчиков – учитель, своего рода святой. Какой бы он ни был внешне, он самый лучший. Инструктор остается на всю жизнь для летчика уважаемым человеком и, несмотря на то, как сложится летная карьера, какого он достигнет звания, своего инструктора летчик всегда будет называть по имени отчеству и на вы.

* * *

Началась наземная подготовка. Каждый день выезды на аэродром. Инструктора обучали курсантов, как надо запускать двигатель, затем порядок руления по рулежной дорожке и полосе, и, наконец, наступил день первых полетов. В пять утра подъем, завтрак и отъезд на аэродром. Все ужасно волновались. Пугали друг друга разными случаями, неизвестно кем рассказанными, о том, что в первом полете обязательно стошнит, что становится так плохо, что не сможешь выбраться из кабины.

– Так, пацаны, выбросить из головы всю эту хрень. Будете себя настраивать, точно обрыгаетесь, – поучал ребят рассудительный Мишка. – Главное, сосредоточиться на полете. Делать все, как на тренажере.

– Легко тебе говорить, а у меня со вчерашнего вечера коленки трясутся, – испуганно проговорил Ахмед.

– Да я тоже плохо спал, – признался Лешка.

– Вы что носы повесили? Мы ведь на полеты едем. Подумайте, мы ведь полгода пахали, чтобы оказаться здесь. Ведь это праздник, – восторженно проговорил Мишка.

«Да уж. Полгода. Я всю жизнь к этому готовился», – подумал Лешка.

На аэродроме день начался с разведки погоды и тренажей.

Пока разведчик погоды уточнял погоду по маршруту и в зонах, курсанты с инструкторами около самолетов повторяли порядок действий в полете.

– Предупреждаю, – строго говорил инструктор, – в первом полете за ручку управления держаться мягко. Ваша задача – контролировать режим полета, знакомиться с районом полетов. Первым, согласно плановой таблице, полетит со мной Понамарев, затем Шарипов и крайним – Мишин.

После разведки погоды командир полка подполковник Кравченко приступил к предполетным указаниям. Разведчик погоды доложил погоду в районе полетов, начальник метеослужбы – прогноз погоды на период полетов, и так, по заведенному со времен фанерных И-16 порядку, летчикам давали предполетные указания. Торжественность первых полетов отошла на второй план. Весь летный состав внимательно слушал указания начальников всех обеспечивающих служб. Началась обычная работа летчика, которая требует большого внимания и сосредоточенности. А места романтике, волнению и прочим сентиментальностям в ней, летной работе, как правило, не остается. Все это приходит позже, после полетов, когда сидишь в курилке, глубоко затягиваясь «Беломорканалом», когда все тело ломит от перенесенных перегрузок, когда с улыбкой вспоминаешь, как на вираже ты «держал» на ручке многотонную махину, и всю мощь форсажей давил перегрузкой, от которой темнело в глазах. И ты очередной раз с силой напрягаешь пресс, чтобы сохранить контроль над зрением. Это борьба человека и самолета. И не удержи эту громадину в режиме, мгновенное нарастание скорости, и ты вынужден отключить форсаж. Все, ты проиграл. Но когда вся власть над машиной в твоей руке, когда мощи форсажей не хватает, чтобы вырваться, ты чувствуешь себя победителем, наездником на необъезженном жеребце, крутой нрав которого у тебя в туго натянутом поводке. Это уже потом вспоминаешь красоту лесов и полей, яркость заоблачного солнца, причудливые формы облаков, ночное небо и россыпь звезд. А полеты – это прежде всего работа. Это когда пот ручьем и кровь из носа, когда мысль работает на опережение действия, а действия отточены до автоматизма. Когда в условиях предельных перегрузок ты решаешь сложные логические задачи, не обращая внимания ни на отливающую от головы кровь, ни на свинцовость рук и ног.

– Вопросы есть? – строго спросил командир полка. – Если вопросов нет – по самолетам.

Летчики направились к своим шкафчикам с летным снаряжением.

– Ты, главное, делай все, как на тренажере, – поучал Лешку Ахмед, – не волнуйся, представь, что ты на пассажирском самолете.

– Ладно, хватит пугать, – сказал подошедший Мишка, – беги к самолету, а то шеф уже там.

Лешка поправил ЗШ и побежал на стоянку самолетов.

Инструктора стояли недалеко и о чем-то переговаривались друг с другом. Старший лейтенант Карцев выделялся среди своих товарищей высоким ростом и строевой выправкой. Наутюженный комбинезон сидел на нем безупречно, короткая военная стрижка и голубые глаза – благодаря этому он имел большой успех среди женщин. Среди командования он тоже пользовался авторитетом за хорошие летные данные и инструкторский талант. Его курсанты вылетали самостоятельно в числе первых, уверенно продвигались вперед по летной программе и. как правило, без предпосылок к летным происшествиям. Проходя мимо инструкторов, Лешка лихо козырнул и отметил про себя: «Да, наш и правда лучше всех!»

Когда Лешка подходил к самолету, навстречу к нему вышел техник самолета и доложил:

– Товарищ курсант, самолет к полету готов. Техник самолета прапорщик Загорулько.

Лешка важно принял доклад и направился осматривать самолет. Техник шел рядом с ним. Он был намного старше и годился Лешке в отцы. Идя за ним, он тихо подсказывал:

– Сынок, здесь обрати внимание на давление воздуха в системе, а на пневматике следи за износом, посмотри, чтобы кран кислородный был открыт.

Следуя за Лешкой, он старался не мешать, одновременно акцентировал внимание на главном.

Закончив осмотр самолета, Лешка расписался в журнале приемки и принялся еще раз продумывать полет. Он водил ладонью в воздухе, бормоча про себя порядок действий в полете. Со стороны он выглядел смешно, но это был важный ритуал перед полетом. Заметив подходящего инструктора, Лешка строевым шагом направился навстречу.

– Товарищ старший лейтенант, курсант Понамарев к полету готов.

– Так, тебе все понятно?

– Так точно.

– Ну, тогда полетели.

Лешка отработанным движением стал садиться в кабину.

– Стой! – вдруг остановил его прапорщик. Взяв обувную щетку, он аккуратно вытер песок с Лешкиных ботинок.

– У меня в кабине, как в операционной – стерильно, – сказал он и затем чуть тише добавил: – Ты, сынок, главное, не волнуйся, учитель у тебя хороший, летать научит.

– Спасибо, – смущенно ответил Лешка и почувствовал, как заботливо техник самолета поправлял подвесную систему на нем.

Закончив помогать курсанту, прапорщик перешел ко второй кабине и стал помогать инструктору.

– Семеныч, я тебя знаю уже пять лет, и все курсанты называют тебя «батя». Поделись секретом, за что они тебя любят?

– Секрет простой, Витя, дети они для меня. Мой-то Петька обязательно летал бы. Вот только не судьба, – Семеныч нахмурился, снимая чеки с катапультного кресла: – Убили моего Петьку пьяные подонки. За семьдесят копеек убили. Шел с тренировки вечером, боксом он у меня занимался, в подворотне пьяная шелупонь стала деньги требовать. Ну, он двоих положил, а третий ножом в бок. Так и пришел с ножом в боку. Пока врачей вызывали, истек кровью он. Жена шестой год лежит, а я вот с ними душу отвожу.

– Извини, Семеныч, не знал.

– Ничего, Витя, давай, с богом.

– Запускаем, – скомандовал Лешка и приступил к запуску двигателя.

Волнение практически исчезло.

– Воронок-старт, 34-му запуск, – запросил он командный пункт.

– 34-й, запускайте.

Лешка уверенно выполнял необходимые действия, и скоро двигатель начал набирать обороты. Когда установился режим малого газа, техник самолета закрыл фонарь кабины и принялся жестами показывать летчику о готовности систем.

– 34-му вырулить.

– Выруливайте, 34-й, – дал разрешение РП.

Лешка увеличил обороты двигателя, и самолет медленно покатился по рулежной дорожке.

– 34-му разрешите на полосу.

– 34-й, на взлетную, – ответил руководитель полетов.

Вырулив на взлетную, Лешка услышал спокойный голос инструктора:

– Плавно за ручку держись, в полете я дам тебе порулить.

– 34-му взлет.

– 34-й, взлет разрешаю.

Лешка почувствовал, как под рукой плавно стал перемещаться РУД (рычаг управления двигателем) и самолет задрожал, удерживаемый тормозами.

– Ну, поехали, – сказал инструктор и отпустил тормоза, – в первой половине держим направление, смотрим скорость.

Самолет так быстро набирал скорость, что Лешка не успевал отслеживать действия инструктора.

Через несколько секунд самолет оторвался от земли и стал набирать высоту.

– Убираем шасси, так, хорошо, теперь закрылки, молодец, прибираем оборотики. Все, взлетели. Взлет опасен, полет прекрасен, посадка трудна, запомни, Понамарев, – инструктор уверенно пилотировал самолет, одновременно давая указания курсанту.

– Берем курс в зону пилотирования и плавно набираем высоту, – продолжал Карцев.

Лешка был в полнейшем цейтноте. Он старался следить за режимом, одновременно рассматривал наземные ориентиры, контролировал работу двигателя и систем самолета, но он явно не успевал.

Через пять минут полета первые капли пота потекли из-под защитного шлема. Он судорожно бросал взгляд то на приборы положения самолета, то на приборы контроля двигателя, в это время инструктор показывал ему характерные ориентиры на земле. В общем, Лешка хронически не успевал.

Он не успел заметить, как они набрали высоту 4000 метров и заняли зону пилотирования.

– 34-й зону занял, задание, – запросил вместо Лешки Карцев.

– 34-й, задание разрешаю, – ответил РП.

– Смотри, Понамарев, вираж, плавно вводим, ножкой скольжение убираем, добавляем обороты, запоминаем курс ввода. Плавно выводим и теперь пикируем.

Самолет устремился к земле. Скорость нарастала, а высота стремительно уменьшалась.

На заданной высоте инструктор взял ручку на себя, и самолет стал плавно выходить из пикирования. Лешка почувствовал, как перегрузка сдавила все тело и в глазах стало темнеть.

– Прессом работай, напрягай мышцы живота, – услышал он голос инструктора, как будто тот мог знать, что чувствует Лешка.

Он напряг живот, и зрение восстановилось.

– Переводим в набор, горка, – комментировал полет инструктор.

Лешка почувствовал, как самолет понесся к солнцу. И в этот момент он вспомнил, как лежал на теплой земле, а в воздухе маленькой мушкой самолетик выписывал виражи.

«Неужели это я?» – восторженно подумал он.

Он почувствовал те же ощущения, что тогда, на земле. Он опять стал самолетом. Он слился с ним в одно целое. Незаметно для себя он пытаться пилотировать самолет.

– Не спеши, сейчас выйдем в горизонт, я дам тебе управление, – услышал он в наушниках, – вот горизонтальный полет, бери управление.

Лешка взял ручку управления и сразу почувствовал, что инструктор не держит управление. Самолет стал плавно увеличивать крен. Лешка убрал крен, но в это время увеличился угол пикирования. Дернув ручку управления на себя, курсант перевел машину в набор.

– Понамарев, скорость, – беспокойным голосом сказал инструктор.

Бросив взгляд на скорость, Лешка ахнул, она отличалась от расчетной на сто километров в час. Он резко увеличил обороты двигателя, и самолет начал разгоняться. В это время Лешка заметил, что опять заваливается крен и тангаж самолета. Начав выравнивать самолет, он не заметил, как скорость увеличилась выше расчетной. В этот момент курсант почувствовал, как инструктор взял управление на себя. Казалось, самолет моментально застыл на месте. Как молодой скакун, почувствовав руку хозяина, перестает показывать свой норовистый характер, самолет вмиг стал покладистым и послушным. И, кажется, чего сложного, ручка застыла на месте, и самолет застыл в воздухе без движения. Но нет, это не движения рулей, это силой мысли летчик подчинил крылатую машину.