Академия Хозяйственной Магии

Анчутка – помощник банника, с которым у нас установились прекрасные отношения, похихикивая, рассказал, что Мила с этой мукой проделывала. Я, разумеется, передала это Смеяне (по доброте душевной пирог она согласилась испечь), после чего подруга, брезгливо фыркая, выкинула муку в огонь, а Миле заявила, что с таким грязным материалом не работает.

Впрочем, Милица не растерялась и испекла пирог сама, при этом она даже выложила на нем тестом узор в виде улыбающегося солнца. В процессе выпекания радостная улыбка солнца превратилась в зловещий оскал, но, как рассказывают очевидцы, Мерсер, даже не обратив внимания на страшную рожу пирога, съел его, запил молочком, после чего сказал «Спасибо, эээ… как вас… Мира» и пошел развлекаться с симпатичными пятикурсницами. Нет, по идее он их как бы опрашивал, но, судя по смеху и томным взглядам девушек, опросом там и не пахло. Оставшись в дурах, Мила ходила зелёная от злости. Мне даже жаль ее стало, грешным делом подумала – может дать ей рецептик приворотного зелья из моего «Варения элексиров», которое я тогда с Митрофаном на ней опробовала?

Так прошло несколько дней. Гелдрик смотрел все откровеннее, улыбался все наглее, и я чувствовала, что вскоре он обнаружит свою поганую сущность и попытается, как и много лет назад, зажать меня в каком-нибудь укромном месте.

Хуже всего было то, что я знала – в магическом плане он достаточно силен, и ему вполне хватит подлости применить ко мне эротическую магию, например заклинание Желание Животного Жара или Сласти Страстного Совокупления. Тот, кто подвергался первому, начинал дико желать того, кто подверг его такому заклинанию. Как действовало второе, я точно не знала, но, судя по названию, ничего хорошего оно явно не предвещало.

Но если быть честной, все это было лишь фоном, на котором разворачивались главные события моей жизни.

Главным событием моей жизни стал Фил Шепард. Мои мысли были о нём, только о нём – все время, постоянно, всегда. Стоило только увидеть его – как дыхание сбивало и до сладостной дрожи хотелось прикоснуться к нему, вдохнуть его… Колени предательски подкашивались, и я еле сдерживала себя, чтобы не бежать к нему со всех ног.

Мы с ним мало говорили в эти дни. Это было какое-то помрачение, сумасшествие, то, что не укладывается ни в какие рамки – заумный Фил Шепард и я – та, кто меньше всего ему подходит… Но оттого острее стали чувства, оно было великолепным, потрясающим, упоительным это помрачение, оно дарило мне столько ощущений, расцветив мою жизнь яркими красками… Не знаю, как он, но я никак не могла осознать, что со мной происходит – действительно ли так на меня действует завет Одно Дыхание, или я наконец-то смогла дать волю желанию, которое зрело во мне давно, еще с того дня свадьбы его сестры, и в котором я просто не отдавала себе отчета.

Мы набрасывались друг на друга в темных переходах, на опустевшей спортивной площадке, за старой голубятней, улучая редкие минуты, когда могли побыть наедине и никак не могли надышаться. Я никогда бы не подумала, что он может целовать так горячо и страстно, так нежно гладить мои запястья, заводя их себе на плечи, и я обнимала его, льнула к нему всем телом, мысленно умоляя, чтобы его поцелуй не прерывался никогда.

Мы скрывались – от Томрола, от Власа, который отошел на второй план и перед которым я чувствовала какую-то смутную вину, от любопытствующих взглядов, и это подстёгивало сильнее, заставляя с каждым разом заходить все дальше, и чем дальше мы заходили, тем труднее было оторваться друг от друга.

Я ночей не спала, воскрешая в памяти ошеломляющие ощущения его мягких губ, ласкающих мои соски, его пальцев у меня между ног. Больше всего на свете я хотела ощутить Фила Шепарда в себе, одновременно слившись с ним в поцелуе. Он хотел меня, хотел так же страстно – я видела это в его зелёных глазах, выражение которых можно было теперь назвать каким угодно, но не спокойным и отстранённым.

Он смотрел на меня среди толпы, и я видела в его глазах, как он входит в меня, и наши дыхания смешиваются, и мы становимся единым и целым и нет этого слаще, правильнее и красивее.

Фил Шепард и я… Я и Фил Шепард… О боги, кто бы мог подумать!

Забывшись в своей страсти к этому парню, которого я, как оказалось, совсем не знала, или знала только с одной стороны, я совсем потеряла бдительность.

А зря…

Как-то, зайдя после занятий в свою комнату, я обнаружила Гелдрика Томрола, бесцеремонно рывшегося в шкафу с моими вещами и, судя по всему, в отделении с нижним бельем.

Похоже, моя комната уже превратилась в какой-то проходной двор: приходи кто хочешь, бери, что угодно. И куда, интересно, барабашка смотрит?

У меня затряслись руки:

– Какого семихвостого милорд делает в моей комнате и роется в моих личных вещах?

Нисколько не смущаясь, Томрол повернулся ко мне и выдал лучистую улыбку:

– Я провожу досмотр места, где был совершен акт опаснейшей и ужаснейшей черной магии, милая Фрэнни…

При этом он даже не выпустил моего нижнего корсета – самого фривольного, из всех, что у меня были. Наоборот, намеренно смял в руках тончайшее лилльское кружево и черный атлас, украшенный алыми бантами.

– Во-первых, вы уже изучили обстоятельства дела и прекрасно знаете, что применение черной магии Филом в данном случае было полностью оправдано и он спас мне жизнь! А во-вторых, есть вещи намного хуже, чем черная магия. Например, то, что сейчас делаете вы! – отчеканила я, бледнея от ярости. – Вон из моей комнаты, милорд!

Но вместо того, чтобы подчиниться, Гелдрик, не сводя с меня издевательского взгляда, погладил лиф корсета с таким видом, как будто грудь мою ласкал. – Мне всегда нравились именно такие цвета – алый и черный… Так и вижу тебя в этом корсете. Ты стала ещё красивее, еще слаще… – мерзавец уткнулся носом в несчастный предмет моего гардероба и, прикрыв глаза, глубоко вдохнул. – Это запах, просто потрясающий запах… Ты пахнешь ромом и черной смородиной, знаешь об этом? Фрэнни, милая аппетитная Фрэнни, признайся, твои соски затвердели?

– Единственное, что у меня сейчас затвердело, так это желание, чтобы вы умирали в страшных муках, милорд! – сквозь зубы процедила я.

Его наглость, то, что он так запросто пришел сюда и то, что прикасается своими липкими от пота пальцами к моему нижнему белью, его похотливые фразочки бесили. Боги, в жизни теперь не надену на себя этот корсет!

Сжечь его, сжечь! Желательно вместе с Томролом!

Мелочиться я не стала: чуть пошевелив пальцами правой руки выплела заклинание оглушения, левой рукой отправила в сторону Томрола заклятье поражения глаз, а правой – заклинание окаменения.

Мысленно я уже представила радужную картину, как беру ослеплённого и окаменелого наследника герцога Томрола, несу во двор и просто-напросто выкидываю в ретирадное место, а уж он там не потонет, всплывет, как пить дать всплывёт!

Но мечтам не суждено было сбыться, на мою молниеносную комбинацию Томрол отреагировал очень сильным и сложным заклинанием, которое вытянуло из всей моей ворожбы затраченную магическую силу и отправило в его резерв, заставив меня зашипеть от злости.

Гелдрик довольно засмеялся и провел растопыренной пятернёй по своим жирно блестящим волосам.

– Детка, ты просто огонь! – восхищенно пробормотал он, после чего вдруг стянул меня магическими путами и подошел ближе. – Послушай меня, Фрэнни, милая. На кой тебе сдалась эта занюханная деревенская академия? Мало того, что отсюда выходят маги-бытовики – самая низшая каста кудесников, так тут ещё и студенты пропадают и даже на твою драгоценную жизнь кто-то покушался. Кем ты устроишься после этой убогой академии? В лучшем случае магичкой в какой-нибудь деревне или провинциальном городке. А я… я увезу тебя в столицу, но не к твоему папочке, который теперь на тебя плевал с высокой колокольни, а в свой особняк. Если станешь моей любовницей, я устрою тебя в Королевскую школу, патронаж над которой, как ты помнишь, осуществляет Его Величество. Ты же в курсе, что выпускников этой академии сразу распределяют на самые лучшие и козырные места.

Я стояла, не в силах пошевелить даже кончиком мизинца, вынужденная слушать придыхания Гелдрика Томрола и смотреть в его отвратную физиономию, которая приближалась по мере того, как он говорил. Заодно ругала себя, на чем свет стоит, что слишком поздно применила щитовые чары и ворожба этого подлеца опутала меня, сделав совершенно беспомощной.

Внутри я тряслась от злобы, на полном серьёзе готовая убить Томрола, но вынуждена была его слушать – ни отвернуться, ни даже глаз закрыть.

– Подумай о своём будущем, детка, – Гелдрик подступил ко мне вплотную, но в лицо не глядел, сосредоточившись на области моего декольте и, в частности, медальоне, который прикрывал чёрную сиглу Открытие от любопытных глаз.

Он медленно отодвинул медальон и прикоснулся кончиками пальцев к моей коже с черным узором на ней.

– Запечатана, – выдохнул, целуя меня в шею. – Хорошо запечатана, но… Я могу попробовать ее открыть и тогда… – Томрол опускался с поцелуями ниже и ниже, а я готова была умереть от его прикосновений. Умереть от гадливости, а не желания. – Знаешь ли ты про такое заклинание, как Сласти Страстного Совокупления? Я не могу подвергнуть тебя ему просто так, оно слишком сложное и затрагивает слишком тонкие струны души и тела. Однако сигла Открытие дает мне доступ. Если бы я смог распечатать ее и наложить на тебя Сласти… Медовая, сахарная Фрэнни…

Гелдрик задрал мое платье и холодными липкими пальцами лапал меня за попу, параллельно покрывая поцелуями грудь, которую он ловко вытащил из корсажа платья, и шепча:

– Но нет, я не сделаю этого, конечно же, не сделаю… – судя по его издевательскому тону, сделает, как миленький. – У нас все будет по обоюдному согласию, не так ли? Шлюхам всех борделей от Миртона до Эрерода нравится то, что я делаю с ними. Понравится и тебе. Что ты скажешь, смородиновая ты моя? Здесь и сейчас. Никакого расследования, разумеется, не будет, Фил Шепард будет объявлен невиновным.

– К семихвостому иди! – с трудом прохрипела я.

Фил! Прикасаться ко мне позволено только Филу, а не этому мерзкому существу!

Как же все-таки это ужасно, когда внутри тебя бушует буря эмоций, а снаружи ты вынужден оставаться недвижимым. Мне казалось, что меня сейчас просто порвет на части от страстного, всепоглощающего, ослепляющего желания убить Гелдрика Томрола.

– В таком случае жаль, но ты не оставляешь мне выбора, – лицемерно вздохнул мерзавец и надавил большим пальцем на сиглу Открытие на моей груди, что-то нараспев прошептав.

В этот самый момент дверь комнаты распахнулась, или, точнее бухнулась об стену, как будто ее открыли мощным пинком. С потолка посыпалась чёрная краска, а несчастная дверь от такого повисла на одной петле.

Ну, слава богам, сладострастные сласти с Гелдриком Томролом отменяются!

Влас.

–Падаль! – хрипло выдыхает Влас. – Я же убью тебя уже за одно то, что ты к ней прикоснулся…

– Не советую, – в голосе Томрола явно прозвучала угроза. – Дотронетесь хоть пальцем, господин ректор, можете попрощаться со своей должностью!

Самое поразительное было в том, что даже в такой ситуации, можно сказать, застуканный на месте преступления, он вел себя так же нагло, как будто ощущал свою безграничную вседозволенность.

Влас не колебался ни секунды: широким шагом он пересёк комнату, и заклинание оцепенения, которым на него попытался воздействовать Томрол, рассыпалось о его мощные щитовые чары.

Влас схватил будущего герцога за грудки и отбросил от меня с невиданной силой: Томрол перелетел через всю комнату и плюхнулся на стол, сметя с него стопки тетрадок и учебников.

– Ты пожалеешь об этом, ректор! – лицо Гелдрика искривила гримаса. – Ты, деревенщина, да как ты смеешь поднимать руку на мага моего уровня и статуса? Одно мое слово – и Управление магического образования закроет твою замшелую академию, а сам ты пойдешь под суд!

– Угрожать мне не надо, – властным голосом прервал ректор. – И надеяться, что ты выйдешь сухим из воды – тоже. Я найду на тебя управу!

– Какую ещё управу? – хмынул Томрол, сползая со стола. – За моей спиной вся мощь Управления, влиятельность моей фамилии на самом высоком уровне! Не тешь себя надеждами, деревенщина! Я тебя уничтожу!

– Уничтожишь, говоришь? – рыкнул Влас и, схватив Томрола за горло, впечатал его в шкаф.

Он держал наследника герцога на вытянутой руке, явно не испытывая при этом особой тяжести. Лишь напряглись мускулы бицепса, проступив сквозь закатанный до локтя рукав рубахи, а я подумала, что и не подозревала, насколько Влас физически силен… и неуправляем. Гелдрик задыхался и хрипел, пытаясь произвести какие-то магические пассы и высвободиться из унизительного положения, но куда там!

– Это я тебя уничтожу, наследник Томрола, – тихо и яростно произнёс Влас, глядя Гелдрику прямо в глаза. – Ты хотел совратить студентку моей академии, юную девушку, хотел, воспользовавшись сиглой Открытие, получить доступ к ее душе и телу и сделать из нее свою рабыню. Ни Управление, ни связи вашего рода не помогут! Ты предстанешь перед судом!

– Не… докажешь, – просипел Томрол и с кривой усмешкой, которую очень странно и страшно было наблюдать у человека в его положении, добавил. – А ты ведь и сам не прочь… сорвать эту… ягодку… Не так ли, ректор?

Влас яростно полыхнул глазами и с размаха припечатал Гелдрика о шкаф, после чего сжал его горло ещё сильнее, так, что глаза Томрола закатились.

– Влас! – закричала я. – Не надо! Не марай об него руки! Он же провоцирует тебя, специально провоцирует!

– Я знаю, – негромко выдохнул Влас и на секунду закрыл глаза, а когда открыл, прежней всепоглощающей ярости в них уже не было. – Но сдержаться слишком сложно…

Он сделал плавный шаг назад и легко разжал руку – Томрол мешком с картошкой бухнулся на пол и часто-часто задышал, вращая глазами. Немного придя в себя, он с трудом принял сидячее положение, облокотившись об стену и скрестив руки на коленях.

– Вот что, господин ректор, – глухим голосом проговорил Томрол наконец. – Сегодня вечером я уеду из этих мест, и вы никогда больше не увидите меня, а я не увижу вас. В Управление магобразования я напишу отчёт о том, что Фил Шепард применил к Фрэнтине Аштон чёрную магию обоснованно, целесообразно и на добрых началах. Вы оба никому не скажете о том, что я чуть было не сделал, а я никому не скажу… – Томрол взглянул Власу прямо в глаза, – о том, что вы больше жизни любите свою студентку, которая вдвое моложе вас. Ваши чувства к этой девушке преступны, но… – Гелдрик усмехнулся, – пожалуй, мое чисто физическое желание обладать ей ещё преступнее.

Томрол и Влас смотрели друг другу в глаза со смесью совершенно противоречивых чувств. Несколько мгновений назад лютые враги, но сейчас между ними мелькнуло что-то, что их примирило, и инициатором этого выступил Гелдрик Томрол. Я не верила, что после всей своей подлости он на такое способен, и не могла избавиться от чувства какого-то подвоха.

– Я завидую тебе, ректор, – вдруг сказал Томрол просто. – Я всегда мечтал о любви к такой вот юной и красивой девушке, и чтобы она ответила мне взаимностью… Чтобы любила меня и чтобы хотела меня. Чтобы у неё были длинные волосы цвета орехового дерева и алые губы, и чтобы она трепетала под моими поцелуями… Но такой девушки я так и не встретил, наверное потому, что не достоин ее любви. Ты счастливчик, Властимир, и поэтому я, честно говоря, больше не могу на тебя смотреть.

Наверное, я бездушная тварь, но на меня тирада Томрола впечатления не произвела. Хотел настоящей любви – нечего было молоденьких девочек по углам тискать. Это я себя имею ввиду. Хотя, кто его знает, может у Гелдрика было тяжелое детство. Если верить слухам, старый герцог Томрол – тот еще жук. Но это все равно не оправдывает поведение его сына.

Зато вот Влас, по-моему, проникся.

– Все в твоих руках, Гелдрик, – впервые обратился к Томролу по имени он.

– Спасибо на добром слове, но боюсь, ты ошибаешься ректор, – горько произнёс тот. – Мы не выбираем, кем нам суждено родиться, какие унаследовать склонности, предрасположенность к добродетели или греху… Если вы вырежете червоточину из яблока, плод уже не будет целым.

– Человек сам делает выбор, кем быть, – перебил Влас. – И ответственность за это несёт тоже сам.

Но Гелдрик только головой покачал. Он задержал свой взгляд на мне, но лишь на пару мгновений, чтобы негромко, как бы через силу, произнести:

– Я был ослеплен вашей красотой и живостью. Простите…

После чего отвернулся и стремительно вышел вон.

Влас снял с меня магические путы и прижал к себе, выдохнув мне в волосы: «Моя маленькая». Он был большой и сильный, и после перенесённого стресса единственное, чего мне хотелось – это уткнуться в его грудь и закрыть глаза. Что я и сделала.

Но кое-что все-таки не давало мне покоя.

– Зря ты ему поверил.

– Нет, – твердо отозвался Влас. – Он сделает так, как сказал.

– Почему ты так уверен? – я подняла голову.

Мне действительно было интересно услышать ответ.

– Человек, находящийся под заклятием Повеления просто не способен поступить иначе, – усмехнулся Влас.

Я отстранилась, не в силах поверить в услышанное. Такого я от Власа не ожидала… Это было неприятно, подло и… совсем не похоже на Власа.

– Повеление? – переспросила и даже на пару шагов отступила назад. – Так ты к нему Повеление применил?

– Видела бы ты сейчас свое лицо, – засмеялся он и привлёк меня к себе. – Нет, Фрэн, ничего я с Томролом не делал… э-э-э… по крайней мере, магией… Но мне почему-то кажется, что наследник Томрола был вполне искренен. Я рад был бы, если это оказалось так, и не потому, что он может наделать кучу проблем тебе, мне и моей академии в целом, а потому что я люблю ошибаться в людях.

На мою вопросительно поднятую бровь Влас добавил: «В обратную сторону».

Гелдрик Томрол действительно покинул академию на закате, но, что интересно, Дарен Мерсер не уехал вместе с ним. По какой причине – непонятно, так как толку от его пребывания в академии было, как от козла молока.

Насколько я могла судить, расследование полицмагистр не вёл, никакой сыскной ворожбы не творил, только расхаживал по академии с таким загадочным и самоуверенным видом, как будто уже нашел Мартына Задоя, арестовал того, кто его похитил, и параллельно походя раскрыл убийство короля Карла Великолепного (дед Карла Серого, что правил в нашем славном королевстве сейчас, выдающаяся личность и реформатор, который в числе прочих весьма смелых своих реформ предлагал открывать порталы в иные миры; увы, его деятельность кому-то здорово помешала, и властитель был найден мертвым в собственной постели, причем половина его тела отсутствовала; это убийство у нас считается одним из самых страшных и загадочных, а убийца, разумеется, до сих пор не найден).

За Дареном постоянно следовали стайки его вдохновенных обожательниц из числа студенток академии и полицмагистр частенько останавливался, чтобы поболтать с ними о нравах в столице, о том, с какими высокопоставленными чинами он на короткой ноге, но больше всего, конечно, о том, сколько опаснейших магов-преступников он поймал, о том, что имеет орден имени самого Рондендриона Корнивона и о том, что бывал в Ледяной тюрьме, где допрашивал самого Кейлора Ролейка и знаменитый преступник трепетал перед ним.

По моему скромному мнению, достаточно было бы и того, что Дарен видел Кейлора, с трепетом он явно перегнул палку. Ибо мы Ролейка проходили на занятиях в институте, и преподаватель нам рассказал, что Кейлор Ролейк ни перед кем не трепещет. Это перед ним трепещут, даже несмотря на то, что он сидит в тюрьме. История его жизни похлеще романа ужасов будет!

Но провинциальные поклонницы Мерсера, раскрыв рты, слушали про его встречу со знаменитейшим преступником нашего времени, и даже не думали усомниться хоть в одном слове.

Само собой, девушки пытались очаровать столичного красавчика, в ход шли заклинания из косметической магии, а уж платья себе студентки творили одно замысловатее другого, благо как раз этому в Академии хозяйственной магии учили на занятиях по магическому прядению.

И да, кстати, и я теперь сама могла создать себе одежду, правда, самую простую, но зато она не рассыпалась бы в воздухе, как то платье из занавески прямо на глазах у моего отца. Хотя, конечно, созданные мной наряды ни в какое сравнение не шли с теми шикарными платьями, которые умели делать девушки в академии.

Смеяна рассказала мне, что многие после академии идут в портнихи или магошвейки и это считается самой престижной специализацией во всей академии.

Милица тоже была из числа тех, кто вел охоту за Мерсером. Но, мне кажется, в отличие от большинства девчонок, о любви тут речь не шла. А если и шла, то она была явно не на первом месте. А на первом месте у рыжеволосой бестии стоял трезвый расчёт: с таким мужем, как столичный полицмагистр, ее ожидает большое будущее – он увезёт ее в столицу и там она заживет совсем иной жизнью.

Однажды я случайно подслушала ее разговор с Харитой, в котором рыжая прямо заявила, что ей «надоело коровам хвосты крутить, хочется настоящих балов и шелковых платьев».

– Да ты же можешь прямо сейчас себе хоть шелковое платье намагичить, хоть бархатное, – не сразу дошел до Харитиньи посыл подружки.

– Вот дура! – рыжая выразительно постучала подругу кулаком по лбу. – Головой подумай! Намагичить-то я его себе намагичу, но куда я в нем пойду? На скотный двор на практику по обращению с животными? Или в Таинственный Лес? Дарен Мерсер – это мой шанс на красивую и безбедную жизнь!

Но пока что ей не везло. Мерсер к Милице особого внимания не проявлял и упорно звал ее Мирой. Гораздо больше ему нравилась красотка Павлина Павнер с четвёртого курса, именно с ней Мерсер проводил больше всех времени – то есть рассказывал о своих заслугах и подвигах, а Павлина зачарованно слушала.

Он живописал, как сражался с монстром Хьюгом – злым духом, поселившимся в Васаломейском соборе столицы, в таких красках, что ко мне закралась мыслишка о том, что Мерсер – не тот, за кого себя выдает. Усыпляет бдительность потенциальных врагов, а на деле действительно занимается расследованием, отсюда его интерес к Павнер, у которой был повод извести Задоя.

То есть Мерсер, изображая самовлюблённого болвана, на самом деле разыгрывает хитроумную комбинацию… Но, глядя на то, как лорд Дарен разыгрывает между девушками право расчёсывать его чудесные волосы (ну, для кого-то чудесные, мужчины с длинными волосами не в моём вкусе), верилось в это с трудом.

Как ни странно, счастливый билет выпал не Павнер, как всегда, а Милице. Она подступила к красавчику, держа в обоих руках по черепаховому гребню с таким воинствующим видом, что на месте Мерсера я бы бежала подальше. Но полицмагистр не бежал, даже более того, когда рыжая закончила с его прической, он впервые внимательно посмотрел на нее и даже поблагодарил, при этом произнеся ее имя правильно.

Это стало началом большой любви. Милица все-таки добилась своего – Павлина Павнер была забыта, и теперь полицмагистр проявлял свое внимание к ней и только к ней. Буквально за неделю они превратились во влюбленную парочку, Мерсер осыпал Милу комплиментами и подарками, а она благосклонно их принимала.

Разумеется, такой резкий поворот не мог не вызвать подозрений. Девчонки, и особенно отвергнутая Павлина Павнер проверяли ее на привороты и любовные заговоры, но как ни странно, оказалось, что Мила кристально чиста и никаким магическим образом к себе Мерсера не привораживала. Тогда завидующая женская часть академии попыталась нейтрализовать соперницу – подмешивали ей в еду Зубоскальные таблетки, от которых человек начинает болтать всякую чепуху и глупо себя вести, Чесночное зелье, вызывающее стойкий запах, который ничем нельзя было нейтрализовать, и даже Уродящий порошок.

Но Мила почему-то ловко обходила все расставленные на нее ловушки: коварные добавки на нее никак не действовали и рыжеволосая, с уст которой не сходила торжествующая улыбка, продолжала радоваться своему обретенному с Дареном счастью. Скорее всего, она пила какой-то мощный нейтрализатор враждебных организму зелий.

А вскоре счастья стало еще больше: полицмагистр лорд Дарен Мерсер сделал Милице предложение руки и сердца. Поздним вечером, когда обитатели общажного корпуса готовились отойти ко сну, с улицы раздалась на редкость отвратительная и громогласная мелодия. Я была в числе тех, кто подошел к окну узнать, кому, собственно, неймется.

Как выяснилось, Мерсеру. Под переливчатые трели гномьего оркестра он стоял под окнами на одном колене, протягивая обоими руками красную бархатную коробочку с кольцом. Над ним в окружении пурпурных роз горела надпись: «ВЫХОДИ ЗА МЕНЯ, МИЛИЦУШКА!!!». Я даже ради интереса распахнула свое окно и высунула голову, чтобы посмотреть на реакцию Милицушки.

Рыжая стояла с прислонёнными ко рту ладонями и отыгрывала глазами и бровями: «О, боже, это так неожиданно, какое счастье, конечно, я согласна, дорогой!».