Академия Хозяйственной Магии

Хотя стоп, почему не знала? Нас же на занятии по грязи ему учили! Немного поколдовав над своей обувью, я окружила ее специальной грязеотталкивающей защитой, которая вышла вполне приличной, так что о жидко-песочном месиве под ногами я могла больше не беспокоиться. Вот бы ещё как-то сделать, чтоб дождик меня не мочил! И плащ грел получше!

Кстати, Фил Шепард такими вещами, похоже, не заморачивался. В одной тонкой черной рубашке навыпуск и черных штанах, плотно облегающих икры, он сражался с самым крайним манекеном, которому неизвестный шутник приделал острые рога, нос, размером с баклажан и вампирские клыки. Сапоги Фила были заляпаны грязью, а на висках выступили бисеринки пота (хотя, может, это были капли дождя), но он, похоже, решил, что не успокоится, пока не разнесёт весёлый манекен в щепки.

Моего появления Фил не заметил. Или сделал вид, что не заметил. А я… Я почему-то чувствовала себя до крайности неловко.

Тренируется человек, и чего я приперлась?

Полюбоваться его четкими красивыми движениями, блестящей то ли от пота, то ли от дождя кожей, мокрыми взъерошенными светлыми волосами… кубиками на прессе, проступающими сквозь рубаху, услужливо подсказал внутренний голос.

И совсем не за этим!

Мне показалось, что сигла, нацарапанная на моей груди, как будто обрадовалась Филу. В самом ее центре зародилось какое-то сладкое тепло, которое словно обещало, что будет ещё слаще, если я приблужусь к Филу Шепарду максимально близко.

Если солью своё дыхание с его…

Я одернула сама себя и, подойдя к Шепарду сбоку, проговорила:

– Я пришла поблагодарить тебя, Фил! Если не ты, я была уже мертва…

Он повернул в мою сторону голову лишь на пару мгновений. Скользнул по мне быстрым взглядом и отвернулся обратно к своему клыкастому манекену.

– Барабашку своего благодари, – молвил. – Это он меня позвал. Впрочем, если бы он позвал кого-то из преподавателей, возможно, обошлось бы без чёрного завета Дыхание…

Ну, надо же! Оказывается, Валерьян все-таки помог и как помог! Интересно, почему он об этом промолчал? Чудной какой-то…

– Я хочу, чтобы ты знал – я считаю, ты все сделал правильно, – негромко сказала я, теребя мех своего плаща.

– К сожалению, магическая полиция, представители которой скоро будут здесь, думает иначе, – отозвался Фил подчёркнуто спокойно. – Черная магия, как ты помнишь, запрещена в нашем королевстве.

– Жалеешь? – усмехнулась я.

От его холодности и какой-то отстранённости, от того, что даже не смотрел на меня, мне почему-то было горько.

Он замер.

– Ни единой секунды не жалел и не пожалею, – проговорил Фил наконец. – Даже если в тюрьму посадят.

А я вдруг подумала, что для него это конец. Он так мечтал быть полицейским магом, но стать им теперь не сможет. По законам нашего королевства, маги, имеющие даже малейшие провинности и нелады с законом, уже не имели права устроиться в полицию.

Только сейчас я в полной мере стала осознавать, чем Фил Шепард пожертвовал ради меня.

– Давай папе напишу, – жалко предложила. – Вдруг он сможет тебя отмазать?

Но Шепард поднял два пальца в жесте, призывающем меня замолчать:

– Не надо меня отмазывать. Я сам разберусь с полицией, хорошо, Фрэнни? Тебя будут допрашивать. Ни в коем случае не лги. Расскажи все, как было.

Фил машинально потер грудь, как будто у него там саднило, и я пробормотала, сделав нерешительный шаг ему навстречу:

– Фил, целитель сказал… Нам ведь надо… слить дыхания… Иначе ты будешь испытывать боль…

Бестолково получилось, глупо.

И тем независимее и отстраненнее прозвучал его ответ:

– Если ты не хочешь, Фрэн, ты не обязана. Ты мне ничего не должна, запомни это! Целитель ведь сам завету не подвергался, не так ли? Со мной все в порядке, поэтому можешь не утруждать себя этой неуклюжей заботой.

Он кивнул и пошел прочь, оставив меня под усиливающимся дождём растерянную и совершенно сбитую с толку. После разговора с Шепардом остался неприятный осадок, я чувствовала себя потерянной и слабой, как никогда.

Фил Шепард меня не хочет. Это и дураку ясно. И прояснилось это вообще-то много-много лет назад, на балу в честь помолвки его старшей сестры. Какого семихвостого мне ещё надо?

Фрэнтина Аштон, ты ли это или какая-то изнеженная барышня, которая чуть что – и в слезы?

И тогда я разозлилась. И стала похожа на саму себя.

Прошла половина зачетной недели, когда я вернулась к занятиям. Для меня она вышла даже более удачной, чем я ожидала: половина преподов выставила зачеты мне за красивые глаза (вернее, за то, что я чуть не умерла от лебена), а по другой половине за оставшиеся три дня я смогла как-то заработать зачет.

К тому же помогла десятка, выставленная мне за комнату кикиморой. В конце концов, нужно признать – в Академии Хозяйственной магии я училась довольно-таки неплохо, почти не пропускала занятий, поэтому с зачетами особых проблем не возникло.

Хоть и пришлось поднапрячься с зачетом по грязи, на котором нужно было определить состав пятнадцати видов грязи и очистить от них разные поверхности. Профессор Донатимо выглядела расстроенной и погруженной в свои мысли. Видно было, что она переживает из-за исчезновения Мартына Задоя, о котором по-прежнему не было ни слуху ни духу.

Митрофанушка, кстати, после случившегося со мной, заметно присмирел и даже ему удалось сдать зачет, хотя погодная магия у меня никогда особо не получалась. Он велел наколдовать на поле легкий дождик – с этим заданием почти все студенты, включая и меня, справились хорошо, только Милица немного перестаралась, и лёгкий дождик у нее плавно перешел в сильную бурю. Видимо, рыжая вспомнила, как кувыркалась с Митрофанушкой на кровати. Он, наверное, тоже это вспомнил, потому что, слегка покраснев, зачет ей поставил.

У меня даже получилось заклинание для поиска коз, которое было зачётным на магических способах ухода за домашней скотиной. Единственное, с чем возникли проблемы – это логистика леса, которую вел Смеянин любимый профессор Анселми.

Не знаю, что она в нем нашла! Как по мне, то он придрался: из наколдованного им иллюзорного леса-лабиринта мы вместе с Вир и Климом смогли выбраться лишь на несколько минут позже назначенного преподавателем срока, но он все равно не зачел. Зато Смеяна в положенный срок уложилась, за что и удостоилась похвалы Анселми, от которой расцвела.

Подруга здорово изменилась за последнее время. Она теперь посещала специальные занятия по кулинарной магии профессора Кристобель Эстер, которая очень ее хвалила. Смеяна и вправду стала смелее, увереннее в себе и в ответ на колкости Милицы и Хариты (для которых, кстати, практически не осталось повода – Смеяна готовила потрясающие блюда, от которых все наше крыло студенческого терема было в диком восторге) могла ответить так, что мне оставалась только мысленно поаплодировать.

В честь окончания зачетной недели подруга испекла пирог с рыбой, а потом ещё и магически увеличила его в пять раз. Хватило на все общежитие, которое уничтожило лакомство, буквально тающее во рту, в рекордно короткие сроки.

Воспользовавшись случаем, я попыталась угостить пирогом барабашку, дабы задобрить его, расположить к себе и таки вытянуть интересующую меня информацию, а заодно и поблагодарить за то, что позвал Фила. Но, к сожалению, я сделала только хуже – как выяснилось, рыбу Валерьян терпеть не может в любом виде.

У него нашлась на эту тему история из жизни и я, подперев кулачком подбородок, битых три часа в подробностях слушала, как Валерьян организовал в спальне самого герцога Мальбургского подводное царство. Попутно мне удалось узнать, что комендантша общежития кикимора, с которой у барабашки было свидание, в очередной раз отвергла его любовь.

– Тридцать лет взаимности добиваюсь, и все никак, – горестно покачал головой барабашка. – То она с лешим встречается, то вот с банником теперь… И что она в нем нашла?

– Банник брутальный. Опытный вроде такой, в летах, этим ее и привлек, – подумав, выдала я. – Попробуй зайти с другой стороны: приоденься по-другому, и веди себя понаглее. Мне кажется, кикиморе такое должно понравиться. И дохлых мышей ты ей зря подарил тогда! На кой они ей? Надо было коробку конфет или цветов каких…

Валерьян в своей обычной манере тут же безо всякого перехода начал говорить совершенно о другом, но мне показалось, что он задумался над моими словами.

Все попытки разузнать, кто принёс в мою комнату книжку со смертоносным лебеном, были тщетны – расстроенный неудачами на личном фронте барабашка эту тему в упор игнорировал. Мне вообще пришла в голову мысль, что это могло быть случайностью – никто на мою бренную жизнь не покушался – тот, кто вложил в книгу лебен, просто не знал о его свойствах, а узнав, к чему это привело, испугался и стер с книжки всю информацию о себе. Хотя это сложная ворожба – уровень не студента, а дипломированного мага.

За прошедшие пару дней я несколько раз сталкивалась с Власом. Выглядел он довольно мрачным и кажется, сожалел о том, что произошло (или, наоборот, не произошло!) в лазарете. Но уж когда смотрел, у меня подкашивались колени, в голову тут же лезли подробности из снов, от которых я тут же предательски краснела. Самое ужасное, что он, наверное, понимал, о чем я думаю…

Влас тоже думал об этом. Он хотел меня. Я видела – хотел, хотя и тщательно пытался скрыть свое желание.

Зато Фил Шепард вел себя совершенно обычно, как будто между нами вообще ничего не произошло. Наверное, так для него и было. Он сдал все зачеты с блеском, вызвав явную зависть и в тоже время восхищение Милицы. Рыжая пыталась с ним кокетничать – довольно-таки, на мой вкус, грубо и неуклюже, но, как ни странно, вместо того, чтобы с треском прогнать ее, Шепард вел с рыжей длинные беседы, а в воскресенье я даже застукала их вернувшимися с совместной прогулки. Не знаю почему, но это разозлило меня чрезвычайно, и остаток дня я пребывала в весьма дурном расположении духа.

Семихвостый, как будто это с Милой Фил совершил завет Одно Дыхание на Двоих! Как будто на ее обнаженной груди нацарапал интимную сиглу! Как будто на ее губах запечатлел пламенный поцелуй!

Каникул после зачетной недели несчастным, измученным студентам никто предоставить и не подумал, поэтому утро понедельника началось очень рано и оттого не особо радужно – огородной практикой в одной из теплиц.

Немилосердно штудируя теорию – какую ворожбу применять, чтобы всякие огурчики-помидорчики лучше росли, одновременно каждый из нашей группы работал над своим собственным проектом – выращивал свое растение, у которого непременно должны были быть какие-то полезные свойства. Чем полезнее, тем лучше.

После того, как я чуть не умерла от смертоносного лебена, находиться в теплицах среди растений, некоторые из которых так же были очень опасны, у меня особого желания не возникало. Но было интересно взглянуть на то, что же у меня такое произрастает, если оно, конечно, не зачахло к семихвостому. Профессор Хаваль выдала нам Неясные семена – то есть такие особые семечки, из которых в зависимости от того, когда и как их посеять и как ухаживать за ними, может вырасти что угодно.

Изнутри теплица академии больше напоминала какие-то чудесные и малопроходимые джунгли: стойкий аромат цветов, балки под потолком перевиты лианами, полумрак влажной тишины и слабый туман, подрагивающий в воздухе. Впрочем, с нашим появлением полумрак и тишину сменили мягкий свет, который зажгла профессор Хаваль, и хор возбужденных голосов моих сокурсников, которым, так же, как и мне, не терпелось посмотреть на результаты своего труда.

Под табличкой «Фрэнни» рос невзрачный цветочек – этакая сочно-зелёная долька на тонком-претонком стебелёчке. Украдкой взглянув на соседний участок, принадлежащий Миле, я увидела, что рыжая вырастила ни много ни мало – дерево завтрака почти в мой рост, на котором росла яичница, бекон и чашечки с какао, аромат которого заставил меня сглотнуть – завтрак я сегодня проспала. Климентий вырастил пивной куст, Виринея – какой-то суперлечебный мох, а Смеяна – виноград, надолго утоляющий жажду.

– Миленько, – ухмыльнувшись, заметила Милица, пренебрежительно дотронувшись до моего бедного цветочка.

Я испугалась, что цветочек ту же секунду завянет – до того он выглядел слабым, почти прозрачным. Но вместо этого цветочек раскрыл широченную пасть, полную острых розоватых зубов и цапнул рыжую за палец. Она взвизгнула и, отпрыгнув обратно к своему дереву завтраков, принялась громко возмущаться, потрясая укушенным пальцем. От всех этих телодвижений я увидела, как на шее под ее платьем что-то блеснуло. Что-то знакомое… Кусочек черной ленты и камешек горного хрустался…

Ах ты, бесстыжая воровка! Так вот, что пропало у Жуля! Ожерелье, которое он привез из ВИМП!

Единственное, что удержало меня от того, чтобы вцепиться ей в волосы, то, что я все-таки не до конца была уверена…

– Профессор Хаваль, цветок Аштон на людей бросается! Чуть полруки мне не оттяпал! – тут же пожаловалась эта бестия преподавательнице. – Чем он вообще может быть полезен?

– Как чем? – Хаваль внимательно рассмотрела мой цветочек, который за примерное поведение я тут же щедро полила подкормкой. – Это же марник! Он питается марами – демонами, которые садятся спящему человеку на грудь и вызывают у него кошмары. Обычно марник ставят на прикроватную тумбочку. Конечно, это хищное растение, потому обращаться с ним надо осторожно, но его польза несомненна! Умница, Фрэнни! А у тебя, Мила, дерево завтраков. Тоже отличный результат! Дай-ка я попробую какао…

Профессор сорвала кружечку с дерева, сделала большой глоток, но поперхнулась и выплюнула остатки.

– Неплохо… Но… нужно… Нужно поработать над вкусом, – с трудом вымолвила Хаваль, отчего Милицу всю перекосило. – Так, Фил, а у тебя… Ого! Потрясающе! Элеутероккус! Очень редкая трава, капризная, но отвар из нее имеет свойство залечивать душевные раны. Фил! Фил! Что с тобой? Тебе нехорошо?

Он стоял, схватившись за грудь, бледный, как полотно.

– Да, профессор… – прохрипел Фил с трудом. – Мне нужно выйти. Не беспокойтесь, это сейчас пройдет…

Фил, пошатываясь, вышел из теплицы.

– Ой, профессор, я посмотрю, все ли с ним в порядке! – тут же влезла Милица. – А то он так плохо выглядит, так плохо выглядит! Надо к целителю его проводить!

Решение созрело мгновенно и я резко отпихнула рыжую бестию в сторону:

– Отдыхай! Я сама.

Оставив изумлённую Милицу (толкнула я ее сильно, сильнее, чем это того требовало), профессора и внимательно наблюдающих за всем этим одногруппничков за спиной, я уже спешила вслед за Филом.

Он шел по садовой дорожке, согнувшись в три погибели.

– Фил! – громко позвала я. – Фил!

Обернулся.

Не знаю, чего он от меня ожидал, но уж точно не этого. Не колеблясь ни секунды, я догнала его, положила кончики пальцев на скулы, прижалась к его губам в долгом поцелуе, вложив в него всю страсть, на которую я была способна. Он ответил мне с первой же секунды, крепко обнял меня, вдохнул меня, а я вдохнула его, и только в этот момент по-настоящему поняла, что значит одно дыхание на двоих. Только сейчас я ощутила себя… дышащей полной грудью.

Целитель был прав. Нам с Филом Шепардом просто жизненно важно обмениваться дыханием. Иначе будет плохо нам обоим.

Или потрясающе хорошо. Так хорошо, что я бы целовала и целовала его.

В губы, на которых растаял ледок пренебрежительных фраз. Ниже – там где нацарапана сигла Открытие, такая же, как и у меня. Еще ниже…

– Потрясающе! – колючий голос, лениво растягивающий гласные, обрушился на меня, как ушат дурно пахнущей воды. – А я, признаться, и не подозревал, что в этой академии царят такие распущенные нравы. Чувствую, лорд Мерсер, не зря мы приехали в сей отдалённый край, обо академия отчаянно нуждается в наведении порядка.

Знакомый голос. Хотя я бы предпочла никогда его в своей жизни не слышать. С меня хватило того, как его обладатель тискал четырнадцатилетнюю меня в темном переходе замка отца Фила Шепарда.

Неподалёку от нас с Филом стоял Гелдрик Томрол собственной персоной и улыбался так, что мне тот час же захотелось врезать ему по физиономии.

ГЛАВА 23

Не сказать, что за прошедшее время наследник герцога Томрола изменился в лучшую сторону. Несмотря на дорогую одежду и богатые украшения, Гелдрик все так же не утруждал себя мытьём головы – жирные пряди были гладко зачесаны назад, а коричневые глаза все так же маслянисто блестели, обшаривая мою фигуру. Увы, платье, надетое мной сегодня, скорее открывало достоинства, нежели скрывало их, и я могла поклясться, что при одном взгляде на мое декольте сын герцога чуть ли не облизнулся.

Но было и кое-что похуже. Приглядевшись, я обратила внимание на массивную золотую брошь, приколотую к дорожному плащу Томрола. Это был пеликан, заключенный в пятиконечную звезду – эмблема Управления Магического Образования.

Укуси меня семихвостый! А ведь давно отец говорил, что наследника герцога Томрола по великому блату устроили в Управление и сразу же благодаря влиятельному папеньке стали продвигать по службе…

Н-е-ет… Не укуси меня семихвостый… Загрызи меня семихвостый! А лучше прямо сейчас явись из-под земли и утащи в свои владения Гелдрика Томрола, будущего герцога Томрола, наместника Перидмуртского. Потому как он и есть тот самый проверяющий, которого прислали в Академию Хозяйственной Магии для разборок!

А стоящий рядом с Томролом молодой человек с длинными волосами цвета пшеницы, убранными в высокий хвост, перевитый белой лентой, и ясными голубыми глазами – не кто иной, как лорд Дарен Мерсер серебряные галуны на тёмно-синей форме которого свидетельствовуют о том, что он занимает весьма себе немаленькую должность полицмагистра и, следовательно, обладает ого-го какими полномочиями.

За спинами у вышеозначенных господ незаметненько так притулились шестеро полицаев-рядовых, как бы прозрачно намекая, что весь этот отряд прибыл в наши края с серьёзными намерениями.

И во всем этом не было никаких сомнений, кроме одного – каким образом Дарен Мерсер сумел дослужиться до чина полицмагистра?

Был он старше меня на пять или шесть лет, но я прекрасно помнила, как стонал от него папенька, когда лорд Дарен учился в магполице. Вроде отпрыск знатнейшей семьи королевства, просто так не выгонишь, но магией Мерсер был одарен весьма и весьма скромно, точно так же, как, к сожалению, и умом.

После того, как, проучившись год, он не сдал ни одного экзамена, папа хотел с легким сердцем отчислить лорда, но вмешался сам король, которому за Дарена ходатайствовали его могущественные родственники, и в частности, дядя, бывший в то время у короля в фаворе.

Скрипя зубы, папе пришлось смириться (думаю, в этом не последнюю роль сыграла красотка сестра Дарена Анабель, которая выдвинула свои аргументы в виде груди пятого размера и прочих прелестей) и оставить Мерсера в институте. До третьего курса дела шли очень грустно, ибо Дарен на занятиях блистал такими выдающимися аналитическими способностями, что преподаватели тихо плакали, будучи вынужденными терпеть его и ставить ему сносные оценки.

На зельеварении, например, у Мерсера вместо зелий и элексиров каким-то неведомым образом получалась ненамагиченная абсолютно бурда одного и того же коричневого цвета, с таким отвратным запахом, что профессор Чортрис однажды, не выдержав, вылила ее лорду на голову. Чортрис тогда чуть не уволили, но папа вступился за нее горой и смог отстоять.

На боевой магии Дарен тоже отличался, частенько обстреливая огненными пульсарами и ледяными дротиками своих одногруппников и преподавателя, а сочинения, написанные им по разновидностям темных сущностей и теории физической магии преподы частенько зачитывали на своих кафедрах в качестве анекдотов.

Один раз я даже присутствовала и помню что-то в таком роде: «Вампиры очень плохие. У них есть длинные зубы. Ими они кусают всех. Спасти от вампиров может чеснок и святая вода. Живут они на могилах. Если увидел вампира, лучше бежать подальше».

Но с третьего курса сочинения и рефераты Дарену Мерсеру стали писать щедро одаренные его дядей самые знаменитые маги и кудесники нашего королевства, а насчет диплома дядя договорился с самим профессором Леграном, дипломным руководителем Мерсера. Легран написал диплом и сам же поставил за него высший балл, и Дарен Мерсер наконец-то выпустился из ВИМП, после чего дядя тут же устроил его к себе. А мой отец с горечью сказал, что такой специалист, как Дарен – несмываемое пятно на репутации магполица.

Даже и не знаю, что хуже – что лорда Дарена Мерсера прислали, чтобы расследовать исчезновение Мартына Задоя или Гелдрик Томрол в роли проверяющего правомерности применённой Филом черной магии?

Наверное, все-таки второе. Хотя разницы между первым и вторым особой не было, так как эти двое шли в комплекте.

– Уж кому-кому, а вам, милорд, о распущенности лучше помолчать! – тоном, далёким от любезного, заявила я, глядя в мутные глаза Томрола.

– Фрэнтина Аштон, вы забываетесь! – ядовитым голосом прошипел мерзавец. – Вы всего лишь студентка, в отношении которой будет проведено расследование, я же, ни много ни мало, представитель государства. И не надейтесь, что положение вашего отца как-то вам поможет. Я проведу дознание со всей беспристрастностью и принципиальностью, на которую способен!

На слове «всей» Гелдрик сделал какой-то особый акцент, в котором мне почудилось недоброе.

– Это радует, – проговорил Фил негромко, но все присутствующие повернули к нему голову. – Так как если нам покажется, что пристрастие имеет место быть, мы потребуем повторного рассмотрения всех обстоятельств нашего дела.

– О, милый мальчик Фил, – усмехнулся Томрол, показав мелкие, но чрезвычайно острые зубы. – Я уверен, что, учитывая опыт нашего прошлого общения, Фрэнтина Аштон расскажет мне все, как своему исповеднику.

В этих словах явно был какой-то скрытый и непонятный мне подтекст. Видно было, что Томрол задел Фила, но чем?

– Так, ну хватит тут болтать и тратить время! – внезапно подал голос лорд Мерсер. – Гелдрик, нам нужно найти и допросить юношу и девушку, которые сотворили чёрную магию!

Томрол закатил глаза.

– Ну, вообще-то, Дарен, мой друг, это как бы они и есть, – по большому секрету сообщил он свежую новость полицмагистру.

– Хм… – озадачился Мерсер. – Интересно! Они, получается, специально вышли нам с вами навстречу? Устроили спектакль с поцелуями? Это весьма подозрительно, Гелдрик, весьма и весьма!

– Может быть… – задумчиво протянул Томрол.

Было видно, что подозрений Дарена Мерсера Томрол не разделяет, просто подыгрывает ему, и даже чуть-чуть с издёвкой. Гелдрик откровенно, без стеснений разглядывал меня, и на его лице было написано мечтательно-похотливое выражение, а еще чувство явного превосходства и того, что сейчас он хозяин положения. Он не забыл тех жарких летних дней в поместье Шепардов, не забыл, как целовал меня и лапал, как просовывал язык мне в ухо и как я шарахнула его молнией. Гелдрик Томрол был из таких людей, которые никогда не забывают нанесённую обиду, даже самую пустяковую, и при удобном случае жалят больно и остро, спустя хоть год, хоть двадцать лет. У злой памяти нет прошедшего времени.

Проверяющие шибко взялись за дело. Трясли нас с Филом знатно, водили на допросы и вместе и поодиночке, по тысяче раз заставляя рассказывать одно и то же. Гелдрик Томрол таскался за нами даже на занятия, и сидел в последних рядах с ленивым и скучающим видом, приводя в душевный трепет преподавателей, к которым редко залетала такая важная птица. Но я-то знала, что его равнодушный вид – лишь маска, он внимательно наблюдает за всем, что происходит на занятиях, подмечает, как они ведутся и соответствуют ли учебным программам, предписанным Управлением образования.

А ещё наблюдал этот подлец за нами с Филом, но, конечно, больше за мной. Я постоянно чувствовала на себе этот липкий тяжёлый взгляд, под которым становилось страшно неуютно и хотелось тот час пойти помыться.

Власу явно были не по душе гости, ведущие себя, как хозяева. Пару раз я видела, как он разговаривал с Томролом. Воздух между ними искрил, Влас явно едва сдерживал себя, чтобы не наброситься на этого подлеца, но до драки, благодарение богам, не доходило. Наверное, Влас понимал, что стоит ему хоть пальцем прикоснуться к Гелдрику, как он даст ему в руки мощное оружие против себя.

И если Гелдрик Томрол вроде как занимался проверкой – то есть тем, ради чего его сюда собственно прислали, его коллега Дарен Мерсер, по-моему, расследованием обстоятельств пропажи несчастного Задоя себя не утруждал.

Он с удовольствием гулял в окрестностях академии, благо, в начале месяца грудня настали, хоть и морозные, но погожие и солнечные деньки, с интересом общался с женским полом, в основном, студентками, которые тут же окружили столичного гостя своим вниманием, и пил парное молочко, которое ему прямо в комнату стала каждое утро носить Милица. Рыжеволосая, казалось, забыла обо всем на свете – и о своем интересе к Филу Шепарду, и о ненависти ко мне, о своих верных другах Харите и Климентии и даже о учебе. Повсюду, где стоило только появиться Дарену, слышался ее елейный голосок. Рыжая дошла до того, что пришла к Смеяне и напрямую попросила ее испечь яблочный пирог и даже предоставила для этого какую-то странную муку.