Битвы зверей. Начало

Торговец завел девицу за свой прилавок и из груды, наваленных друг на друга мешочков, выбрал один.

– Вот тот товар, который угодит изысканному вкусу нашего достославного шахриарты9. Я знаю, как взыскателен твой господин, и приберег для него то, что нужно.

Услышав о градоначальнике, Жамбо навострил уши и уже не спускал глаз с савраски.

– Вот полюбуйся, – предложил торговец и пересыпал из мешочка в ладонь. – Это настоящая хиндустанская хна. Видишь, она темная. Да, здесь на рынке все готовы поклясться своим товаром, но только я один говорю правду. У всех на руках дарианская краска, и только у меня истинно хиндустанская. Сама подумай, девочка, – предложил рассудительно торговец, – откуда взяться товару из Хинда, если уже год, как дорога туда закрыта.

– А у тебя откуда? – недоверчиво спросила саврасая.

Торговец улыбнулся.

– Я мог бы сказать, что это из старых запасов, но зачем мне врать? Ты такая проницательная и рассудительная.

– Так скажи правду, – потребовала савраска.

– За правду можно схлопотать по шапке. Тебе ведь известно, что якшаться с разбойниками, засевшими в горах, преступно.

Услышав это, девица наградила Маниаха тем самым взглядом, которым теперь оглядывала Жамбо. Она ухмыльнулась, сощурила глаза и погрозила пальцем.

– Пройдоха. Разбойники грабят караваны, а ты, значит, сбываешь краденное.

Торговец улыбнулся во весь рот.

– Я этого не говорил. Это ты сказала.

– Моли бога и пророка, чтобы я другим не рассказала.

– Целыми днями только тем и занимаюсь, что взываю к высшей силе. Ведь она поможет, верно?

– Как знать, – савраска перестала улыбаться и спросила напрямик. – Сколько просишь?

Пройдоха Маниах ответил не сразу.

– Меня так учили, – сказал он, глянув на девушку с серьезным видом, – когда имеешь дело со смышленым человеком, да хотя бы с женщиной, юлить грешно. А потому скажу тебе так: мне товар достался за полцены, значит, и я с тебя возьму лишь половину от цены на рынке.

– Это справедливо.

– А если меня кто спросит, к примеру, приказчик шахриарты, так я скажу ему, что взял с тебя полную плату.

– И это верно, – согласилась саврасая, – с чего бы тебе, уважаемый, торговать себе в убыток?

«А девка-то шустра», – подумал Жамбо, глядя на то, как она отсчитывает деньги.

– Если найдется еще что-то, в этом роде, дай знать.

– Непременно.

Мошенники подмигнули друг другу и расстались довольные собой и заключенной сделкой.

Девица побродила еще немного меж рядов, прикупила всякого и с полными корзинами покинула рынок.

Жамбо всюду следовал за ней. Проплутал по узким улочкам квартала шорников и сидельников, где пахло выделенной кожей и краской; пересек сад, где под тенистыми платанами торговали навынос снедью, и, миновав храмовую площадь, попал в квартал занимаемый знатью, и там убедился, что его савраска вошла в ворота дома шахриартры.

На следующее утро он подкараулил ее у хауса10. Жамбо знал, что последователям Зеро Аштры предписывается совершать первую молитву с первыми лучами солнца, а еще прежде – омовение. Иными словами они следуют правилу: очищать тело прежде, чем очистить душу. А потому здешние люди еще затемно, только-только забрезжит рассвет идут за водой.

Сидя на корточках у края бассейна, Жамбо черпал воду медным ведром и наполнял кумганы. «Воздастся подающему воду», – благодарили его каждый раз при этом. И Жамбо отвечал положенное: «Воздастся верующим».

Савраска узнала его еще издали. Когда подошла ее очередь, и Жамбо наполнил ее кумган, она вместо положенной благодарности сказала: «Ты вчера шел у меня по пятам. Я тебя приметила еще на рынке. Чего тебе надо, чужеземец?»

Жамбо восхитился. «Если тебе и вправду интересно узнать ответ, и при этом еще заработать денег, приходи сегодня после третьей молитвы на пустырь за рынком?» В доказательство серьезности своих слов он вложил в ладонь девушки серебряную монету. Та зажала ее и, ничего не сказав, ушла.

«Действительно смышлена», – подумал Жамбо в то утро, провожая саврасую восхищенным взглядом. И так же подумал теперь, разглядывая девушку, стоящую посреди пустыря, усыпанного конским и коровьим навозом.

«Добрая половина женщин, получив приглашение на первое свидание, сочла бы, что с ними строят шашни, и принарядилась бы для первого раза. Другая половина решила бы тоже самое и вовсе не явилась бы на встречу – из страха или стыдливости. А эта пришла, но даже не подумала наряжаться. Смышлена, смышлена. И к тому же не знает страха».

– Ну, хватит глазеть-то. Заворожить, что ли, хочешь? – нетерпеливо крикнула савраска. – Если есть, что сказать, говори, а то я пошла. Что надо?

На всякий случай Жамбо решил испытать ее по части шалостей.

– А сама ты не догадываешься, что может потребоваться мужчине от красивой девушки? Это же очевидно.

Савраска хохотнула.

– Куда это ты клонишь?

Жамбо с довольным видом отметил: «Девчонка совершенно не обучена кокетству. Фауны – ценители любовной интриги – от души посмеялись бы над ней».

– Если у тебя на уме одни глупости, то тебе следует знать, что я честная девушка и в такие игры не играю. Да и тебе не советую.

– Отчего так?

– Ты когда в последний раз смотрелся в зеркало?

– Не далее, как сегодня утром. Я со всей ответственностью готовился к свиданью.

– Плохо смотрелся, и напрасно тратил время. Соблазнитель из тебя никакой.

– Это почему?

– Рожей не вышел.

Жамбо рассмеялся.

– Неудачный день. Ты не первая, кто сегодня пеняет мне на мою наружность.

– Значит, она того заслуживает.

«Этой палец в рот не клади, по локоть откусит. Но ничего».

– Разве ты не знаешь, савраска, что в кругу воспитанных людей не прилично говорить в лицо все, что приходит на ум. Так можно и обидеть, верно?

– Я знаю, что такое приличия. Это когда черное называют белым, – заявила девица, – и наоборот. Хочешь, чтобы я сказала, что ты красавец?

– В тех краях, откуда я родом, меня именно за такого и держат. Смею тебя уверить, я пользовался успехом у многих женщин.

– Что-то не верится.

– А это от того, что ты не видела ничего, кроме этого города и его окрестностей. А вот я много попутешествовал и смог убедиться, что в разных странах по-разному смотрят на вещи, в том числе и на то, что считать благовидным и приятным взору. Есть, например, земли, где за первых красавиц держат тех, у кого на лице имеется родимое пятно или большая бородавка. А есть страна, где особо почитают косоглазых.

– Ага.

– Скажу тебе больше, в одном городе мне как-то сватали хромоножку, и очень удивились, когда я отказался от нее. Это потому, что хромота и сухорукость там считаются проявлением высшего совершенства. Многие женщины и девицы в том городе специально калечат себя. Как видишь, представления о красоте – одна условность. Взять хотя бы тебя. Здесь ты, положим, красавица, а попади ты в наши земли, и от тебя будут шарахаться.

– С чего бы?

– А с того, что таких белолицых, как ты, у нас считают хворыми. А кому нужна больная баба?

Девица скривила рот и отмахнулась.

– Хворая, так хворая. Это даже хорошо, когда от тебя шарахаются.

– Так и я о том же, – заверил Жамбо с видом преданнейщего друга. – Не важно, как ты выглядишь, важно, что у тебя внутри. Только не каждому дано умение видеть внутренности.

Получив наглядный пример вопиющей неграмотности и косноязычия чужеземцев, девушка позволила себе легкую ухмылку.

– А вот мне дано. Я смотрю в тебя, как в воду, и вижу всю тебя насквозь.

– Мои внутренности?

– Твое нутро.

Жамбо прищурился и сказал с видом провидца:

– Я вижу девушку, преисполненную всяческих достоинств. Честную, смелую, решительную, наделенную жизненной силой. Иметь такую женой – величайшее счастье. Да только она сирота и не знает родни – бесприданница, одним словом. А кто возьмет такую в жены? Никто. Вот она и ходит в девках, хотя ей давно пора познать мужчину и завести детей.

Девушка перестала ухмыляться. Нахмурилась.

– Откуда ты это знаешь?

Жамбо жестом призвал ее к молчанию.

– Слушай дальше. Девчонка служит у шахриарты, а тот известный пакостник. Как говорится, петушок, из тех, кто наскакивает на все живое. Саврасая шахриарте приглянулась сразу, но оказалась к его досаде недотрогой. Пробовал подлец подольститься, пробовал купить, да все никак – девка не дается. Вот шахриарта и осерчал на нее. Изводит теперь ее придирками, а чуть что не так – охаживает плетьми. У девчонки вся спина исполосована, и если принюхаться, то можно учуять запах горной смолы. Мумиё называется. Она им залечивает раны.

– Тебе служитель бассейна проболтался? – догадалась девица. – Смолу я у него покупала. Сколько ты потратил, чтобы развязать ему язык?

– Поверь, мне это почти ничего не стоило. Кувшин вина, круг сыра, и сердобольный старик с радостным сердцем рассказал о печальной участи несчастной сиротки.

Девушка долго смотрела на странного собеседника, так долго и пристально, что Жамбо начал беспокоиться, как бы она взором не просверлила в нем дыру.

– Сначала я решила, что вижу болтуна и бахвала, – проговорила девушка, наглядевшись на чужеземца, – уж больно ловко ты начал хвастать и складно привирать. Но теперь я вижу, что ты темная лошадка. Темный, почти что черный, и весь в подпалинах. И впрямь буланый. Как тебя зовут?

– Я Жамбо. Из рода Тома.

– Откуда ты, Жамбо?

Жамбо отмахнулся:

– Не важно, – он выждал паузу и предложил. – Поговорим о деле?

Девушка смерила собеседника мрачным взглядом.

– Давно пора.

– Хотела бы ты отыграться за все свои обиды, – поинтересовался Жамбо. – И заодно заработать денег?

Девушка не ответила.

– Меня интересует все, что происходит в доме твоего господина. Кто его посещает? О чем он беседует со своими гостями? Я хочу, чтобы ты навострила ушки. Запоминала все, что услышишь и передавала мне. В особенности меня интересуют те беседы, которые проходят за закрытыми дверями.

– Ты любишь чужие тайны?

– Я люблю мясо, женщин и лошадей. А знать чужие тайны – мое ремесло.

«Кажется, я превзошел самого себя. Эта птичка будет петь для меня самые замечательные песни».

Жамбо достал из-за пояса кошель и, перегнувшись в седле, протянул девице.

– Здесь пятьдесят васпров11. Плачу вперед. Это чтобы ты знала – я не обманщик.

– А откуда тебе знать, что я не обману?

Жамбо ухмыльнулся.

– Ты честная – сама так сказала. А потом, я знаю, как сладко бывает досадить хозяину, которого хочется убить.

Жамбо дернул за поводья, и чубарый снялся с места.

– Будет что сообщить, ищи меня в храме просветленных. Я там пропадаю всякую ночь.

Девица крикнула вслед:

– Ты не спросил мое имя!

– Я знаю, – ответил Жамбо, пуская лошадь рысью. – Тебя зовут Роксан!

глава IV

Свами Шарма Триведи

Обосновавшись на равнине между Небесными горами и Крышей Мира, восточные дари создали четыре своих государства. По причине хорошего климата и прочих благоприятных условий население этих стран стало быстро разрастаться. Когда оно сделалось таким огромным, что перестало вмещаться в границах государств, часть дари отыскала в горах проход, впоследствии названный Гиндукуш, и перебралась с севера на юг. Там переселенцы нашли обширный, не занятый ни кем полуостров. Особенностью его являлось то, что там полгода царит невыносимая жара, а другую половину года – мокрота и слякоть. Одним словом, климат на полуострове оказался нездоровый, и таким же нездоровым пошло потомство переселенцев. Мужи дари в сердцах прокляли ту страну и дали ей имя «Хинд», что в переводе с древнего языка означает «недуг». Правда, некоторые знающие люди утверждают, что название произошло от старо-дарийского «худо», что значит бог. Но, как бы там ни было, с тех пор и до сего времени страна носит имя Хинд, а население ее – хинди или хиндустанцы. Особенной стороной образа жизни хиндустанцев является их приверженность к так называемым духовным практикам. Что это такое понять невозможно, но с помощью этих самых практик они пытаются восполнить недостаток в силе и здоровье, в том, в чем природа обделила их от рождения.

Гэсер Татори. История от начала времен.

Браговат Асора уверял, что поводов для беспокойства нет. Он уверял, что в горах безлюдно, и даже звери там большая редкость. Самое страшное в горах это холод, но от его натисков легко спасут теплая одежда и огонь. За перевалом, на северных склонах чуть-чуть похуже, предупреждал Браговат Асора. Там попадаются лихие люди. Но и они не так опасны, как может показаться. Пять лет назад, когда Браговат Асора проходил здесь в первый раз, разбойники только обобрали его и отпустили, даже оставили немного еды в дорогу. Правда, в горах случаются обвалы, но эту напасть можно переждать. Главное следить внимательно за облаками, и их движение предупредит о приближении ненастья.

Браговат Асора рассказал о многом, что может подстерегать в горах. Но он не сказал о главном. О том, что на подходе к перевалу стоит застава. Что держат ее неведомые люди. У этих людей белые волосы и синие глаза. Они хватают всех, кто хочет пройти из Хинда в северные земли, и держат у себя в плену. Браговат Асора не сказал, что эту заставу надо обойти.

Браговат Асора обманул. И что теперь делать трем неопытным юношам? Если бы он оставался с ними, он бы что-нибудь придумал, уж как-нибудь вызволил бы своих товарищей из плена, ведь он происходил из касты воинов (на это указывало его второе имя). Его отличали редкостное мужество, решительность и талант находить выход из самых, казалось бы, безнадежных ситуаций. К тому же Браговат Асора прекрасно владел мечом и умел метко стрелять из лука. Он один разделался бы с десятком белобрысых. Разделался бы, если бы оставался с ними. Но он покинул своих товарищей еще в низине. Он умер от ужасной болезни, которую подхватил на болотах среднего Хинда. Он оставил их, не пройдя с товарищами и четверти пути. Кем возродится Браговат Асора к новой жизни? Даст Господь, и его душа взойдет на ступень выше по лестнице совершенствований.

Браговат Асора скончался, оставив карту, и напутствие: «Идите и ничего не бойтесь. Будет непогода – переждите в пещере (там их много в горах). Попадете в руки разбойникам – отдайте серебро и золото, главное – сохраните книги. Собьетесь с пути – смотрите в карту». Браговат Асора дал много полезных советов, и трое неопытных юношей послушались его. Они последовали дальше по намеченному пути, хотя могли повернуть назад. Они поднялись в горы, и за два с половиной йоджана12 до перевала были схвачены дозором неведомого племени и доставлены в их лагерь, расположенный в узком месте между Крышей Мира и Драконьими горами (так указывала карта).

Это был именно лагерь, а не селение. Склон горы там занимали лачуги, но большинство людей жило в шалашах и палатках. На зеленых лугах в пойме речки паслись козы, попадались куры и утки, даже огороды были устроены на богаре. Но чувствовалось, что люди здесь недавно. Все, что они успели поставить и обустроить, было сделано на скорую руку. Однако, чувствовалось и другое: откуда бы ни пришло сюда это племя, оно решило закрепиться здесь надолго – вокруг лагеря спешно возводились стены.

Эти люди не знали языка вед, и лишь немногие из них кое-как изъяснялись на дари. Они не были особенно злыми, и не были добрыми. Их отличала холодность. Они были равнодушны к нуждам тех, кто их слабее. А равнодушные, как учат «Три корзины», самые опасные из всех людей. От таких надо держаться подальше.

Первые три дня было жарко. На четвертый внезапно набежали тучи, как это часто случается в горах, и небо пролилось слезами. А вечером пятого дня слезами пролился Свами Шарма Триведи, прячась под днищем повозки от снега. Прежде он только читал, что есть на свете места, где выпадает снег – белые хлопья наподобие пуха, которые сыплются с неба. Теперь он в этом убедился воочию.

Пленников вначале держали вместе, привязанными к стволу одного дерева. И это было не так уж плохо – товарищи по несчастью, по крайней мере, могли общаться. А потом с запада пришел большой отряд белобрысых и старший над ним – седой, но еще в силе старик – захотел узнать, кто они и откуда. За всех ответил Рамчандра Чукла. Он был самым бойким из троих и находчивым на слово. Рамчандра сказал: «Мы родом из Хинда и проживаем в городе Ченнаи. Мы направлялись в земли Согда, а оттуда к Драконьей гряде, чтобы, перевалив через нее, попасть в Поднебесную». Седой старик засмеялся и, сказав что-то на своем непонятном наречии, прочертил пальцем в воздухе дугу. Другой чужестранец, тоже в годах, знающий немного дари, объяснил:

– Отменный крюк. Вы собрались обойти все известные страны, – и поинтересовался. – Стало быть, вы купцы?

– Мы проповедники, – ответил Рамчандра.

Мужчина не знал этого слова и потребовал разъяснений. Рамчандра растолковал, как мог, что значит проповедовать.

– Зачем нести свет истины, и кому он нужен? Все равно не понимаю.

Седовласый старец оборвал переводчика и пророкотал что-то невразумительное.

– Кем бы вы ни были, – последовало разъяснение переводчика, – но, если вы ищите дорогу в Син, мы можем указать короткий путь.

Рамчандра выразил общую признательность:

– Это было бы весьма любезно с вашей стороны.

– Никакой любезности. Речь о золоте. Найдется ли у вас достаточно золота, чтобы купить проводника? Мы предоставим самого толкового.

Рамчандра рассказал о том, что в Ченнаи самая большая община просветленных во всем Хинде, что там самый большой храм приверженцев срединного пути, и о том, что есть среди общинников много богатых и знатных людей, которые не пожалеют денег, чтобы узнать дорогу в Поднебесную. Он сказал, что, если ему дадут резвого коня, он обернется всего за одну луну.

Лошадь Рамчандре дали и отпустили, а двух его товарищей оставили заложниками. Вериндара Кумара забрал старик, а Свами – переводчик.

С того дня Свами стали использовать на работах. Делать что-либо руками он не умел, поэтому его заставили таскать с гор камни и подавать на леса рабочим.

Никогда прежде до этого дня Свами не утруждал себя физически. Вся работа, какая ни наесть, в доме отца выполнялась слугами, а усилия Свами направлялись только на то, чтобы изучать веды и упанишаду и на духовную гимнастику.

В первый же день Свами до мяса истер ладони. К вечеру тело ломило так, что больно было пошевелиться. Оживила бы хорошая гороховая похлебка с бараниной и перцем, но на ужин дали толокняную болтушку, и это было первое, что он увидел за последние три дня. В довершении всех огорчений, ночью снова выпал снег. Укрыться было нечем, и Свами продрог до костей. Так что ночь не пошла на пользу, и утро следующего дня он встретил совершенно разбитым.

К тому же с утра обнаружилось, что раны на руках начали гноиться. Работать такими руками было невозможно. Но так думал только Свами. Беловолосые только посмеялись над его жалобами и погнали на работу.

Чтобы не беспокоить раны, Свами наловчился поднимать камни без помощи ладоней. Он брал их, подцепив локтями, и прижимал к груди. Однако нести ношу таким манером было куда сложнее, камни часто выпадали из рук. За одну ходку Свами уставал так, как за три прежде. Чтобы хоть как-то восстанавливать силы, Свами стал проделывать обратный путь без спешки. По сути, он брел от стены, еле переставляя ноги. Да только эта хитрость не укрылась от чужих глаз. «Эй, парень, – крикнул ему на дари каменщик со стены, – так не пойдет! К вечеру я должен поднять кладку на четыре пада13. Как же я успею, если ты отлыниваешь?» Свами показал свои израненные руки, и каменщик, сжалившись, кинул ему свои рукавицы. «Только начни работать».

В полдень во время перерыва Свами подсел к сердобольному каменщику и спросил:

– Вы ведь не принадлежите к этому народу? Вы дари?

Вопрос был глупый, не требующий ответа. Каменщик, как большинство рабочих на стене, был черноволос, кареглаз, имел мясистый нос и смуглую кожу. Тогда как стражи все до единого были белобрысы или рыжеволосы, глаза имели синие или зеленые, носы высокие костистые, часто с горбинкой, и были настолько белокожи, что казались призраками. Каменщик и его товарищи в большинстве своем обладали средним ростом, а беловолосые выглядели точно великаны и стояли на таких длинных ногах, что можно было подумать, к ним прикреплены ходули. По части одежды также наблюдалось полное отличье. Первые ходили в кожаных штанах, как это заведено у наездников дари, а на плечах носили полотняные рубахи, обувались в сапоги или кожаные колоши. Вторые же одевались в козьи шкуры, на голове носили шапки из тех же шкур (женщины еще зачем-то цепляли к ним рога), ноги обматывали опять же шкурами, а подметками их обуви служили несколько слоев воловьей кожи.

– Здесь прежде стояла наша деревня, – сказал каменщик и указал на каменные хижины. – Мы племени белых баранов, в прежние времена пасли свои стада на горных пастбищах возле Анахиты. Жили сами по себе, никого не трогали. Но когда согдийцы пожелали сделать нас своими данниками, мы поднялись выше в горы и пробрались с севера на юг, в эти самые места. Это случилось, когда я был еще мальчишкой. Земли здесь, как видишь, скудные, мало чем привлекательные, поэтому нас никто не трогал. Не трогал, пока не появились эти белобрысые.

– Откуда они? – поинтересовался Свами.

– Я не знаю. Свалились, как снег на голову и захватили нас.

– А много их?

Каменщик пожал плечами. Поковырялся в носу, извлек козявку, глянул на нее и сказал со скучающим видом:

– Не знаю. Сюда постоянно приходит кто-то из них. Сотня человек, иногда больше, иногда меньше. И снова уходят. Должно быть их много, а может быть, и нет. Но они отчаянный народ, и все головорезы.

– Это видно, – согласился Свами.

– Они себя называют серы, что по-ихнему означает «человек». Понимаешь, они вроде бы, как люди, а другие по-ихнему – зверье. И еще у них нет бога, – сообщил каменщик. – Вместо него они чтят своих героев. Но самое необычное это то, что они пользуют своих баб сообща.

– Это как?

– А так. На одну женщину у них приходится по несколько мужей, и женщины этим сильно гордятся.

Свами посмотрел на каменщика с недоверием. Тот снова принялся ковырять в носу и спросил:

– Скажи, зачем их бабы носят на голове рога?

Свами не знал.

– Рога указывают на количество мужей, – каменщик выковырял новую козявку и принялся разглядывать ее с тем же вниманием, что первую. – И чем рогов больше, тем женщине больше почета.

Свами не знал, как отнестись к услышанному. Даже смутился.

– Быть может, это от того, что у них мало женщин?

Каменщик опять пожал плечами.

– Может быть поэтому, а может быть просто от того, что эти люди дикие и не умеют отличить доброе от злого, – каменщик досадливо отмахнулся и встал на ноги. – Ну ладно, довольно болтать, пора приниматься за дело.

Этого Свами хотел меньше всего. Он готов был болтать о чем угодно и с кем угодно, только бы сидеть и ничего не делать.

– А куда торопиться? – спросил он с невинным видом. – Никто ведь не гонит.

– Когда мы закончим стену, – разъяснил каменщик, – белобрысые примут нас, как своих. Мы сможем остаться в крепости, а если захотим, вступить в их войско. Так нам было обещано.

– И вы поверили?

– Поверили или нет, какая разница? Закончим стену, а там будет видно. Так что, давай, поднимайся и живей неси камни.

Пришлось возвращаться к работе.

Так прошел месяц. Стена выросла на дханус14 и достигла в высоту одной гаруты15. А Рамчандра, который обещал обернуться за одну луну, как в воду канул.

Не вернулся он и через неделю, и к концу другой. «Он никогда не вернется, – заявил старейшина, явившись к Свами. – Он обманщик. Он нарушил клятву и должен быть наказан. А так как он далеко отсюда, за обман ответишь ты. С этого дня, носастый, твой паек станет вдвое меньше. И мы забираем у тебя одежду».

К тому времени ночи сделались морозными, и что ни день валил снег. Оставшись в одном льняном хитоне красно-желтого цвета, какие носят приверженцы срединного пути, и на голодном пайке, Свами неминуемо должен был погибнуть.

Прошло еще две недели. За этот срок Свами сильно исхудал. Руки и ноги у него покрылись язвами, а в груди поселился кашель.

Если вначале Свами еще надеялся на возвращение Рамчандры, то к концу второго месяца пришел к убеждению, что рассчитывать на избавление, по меньшей мере, глупо. Рамчандра не соврал, когда сказал, что в Ченнаи много богачей, и что многие из них приверженцы срединного пути. Правдой было и то, что первейшая задача всех просветленных и самое их горячее желание – это отыскать дорогу в Поднебесную. Никто из тех, кто избрал срединный путь, не поскупится, когда речь зайдет о такой желанной цели. «Но богачи – просветленные или нет – все одного сорта, – вынужден был признаться сам себе Свами, размышляя о своей участи. Ночь тогда выдалась особенно морозной, а болтушки налили меньше обычного. – Всех богачей отличает рассудительность, иначе они не сумели бы обрести богатство. А какой рассудительный человек поверит обещаньям дикарей, народа, как известно, вероломного и не знающего чести? Я бы на их месте не поверил. Так что не добудет Рамчандра золото. А без золота зачем ему возвращаться. И по сему выходит, что пропаду я здесь зазря, не успев сделать ничего достойного». Сказал так себе Свами Шарма и заплакал.