Одна из шестнадцати

Полет их продолжался.

Шлепенков пытался засекать время на своих наручных часах, сначала это помогало, пока он не заметил, что в разное время часы идут с разной скоростью, то секундная стрелка наматывала круги, как бешеная, но вот она уже ползет медленней улитки, а потом снова тикает, как подобает. Можно решить, что часы сломались, однако его догадку подтвердил каменный капитан. Можно было утверждать одно – на корабле они находились больше недели. Космонавт фотографировал отведенный им зал во всех подробностях, делал письменные заметки, пока не сели батареи их телефонов. Талгат пел заунывные казахские песни, немного танцевал, когда же все развлечения иссякли, он решил пройтись по кораблю, хотя Кон Ги настойчиво просил этого не делать.

– Ты где был? Целый день тебя не было! – ругался Сергей Сергеевич.

Талгат пожал плечами, виновато прищурился, сел на скамейку, прикрывшись курткой.

– А ну говори, чего натворил?!

Они склонились над стеклянным столом, как дети в летнем лагере, космонавт приготовился слушать, как вдруг в зал влетел Кон Ги.

– Я не потерплю такого на своем корабле! Это бесстыдство! Если бы не моя миссия, я бы никогда по доброй воле не полетел бы даже в сторону вашей тухлой планетки!

– Что случилось? – Шлепенков прикрыл съежившегося Талгата плечом.

– Я же просил вас не покидать вашу территорию! Неужели это так трудно? Стоило только мне…

– Уважаемый Кон Ги, прошу вас, успокойтесь. Могу я сам поговорить с моим спутником? Уверен, я-то смогу повлиять на него.

– Будьте так добры! – Кон Ги удалился, сыпя инопланетными ругательствами.

– Ну! – Шлепенков был зол.

– Чего «ну»? Иду по коридору, смотрю комната пустая. Зашел. Смотрю валун стоит у стены. Вокруг тихо. Тут вода такая, знаешь же, привкус странный…

– Что натворил?

– В туалет приспичило… У нас вон тоже не туалет, а каменное ущелье какое-то в стене! Мне все кажется, что сейчас оттуда кто-то выскочит. Так вот… смотрю там стоит писсуар. Каменный. Форма точь-в-точь…

– Ты на него…

– Помочился. – Талгат схватился за голову и тихо смеялся.

По прошествии еще недель трех Талгат, наконец, заслужил одобряющего тона Кон Ги. Его изменчивая натура то впадала в гнев от одного только вида землян, то заводила жалобные часовые монологи на пороге комнаты. Иногда перед отходом ко сну сопровождающий присоединялся к вечерним разговорам в зале землян.

– …там у одного трещина в резервуаре, так я ее устал чинить. А там, знаете ли, не вода. Кислота, мда. Мхатабельштувата к таким подпускать нельзя, он, как и вы, органика. Проку от вас мало в таких делах, конечно.

– Кон Ги, вы о человеке-ящере? – Сергей Сергеевич доедал порцию красных плодов.

– О нем, о нем.

– А в резервуаре-то, кто? – спросил Талгат.

– Оооо, – протянул Кон Ги, – я не могу вам сказать об этом! Хотя, вы же все равно столкнетесь с ним на совете…

Оказалось, что на корабле находятся еще пассажиры, но из-за особенностей их природы одни находились в изоляторах, другие в аквариумах, третьи тел почти не имели.

– У нас есть теории о кремневой форме жизни, ее даже пытались получить в лабораторных условиях, но, увы, мы еще не доросли до этого. Наши знания так ничтожны, если смотреть на это в масштабах вселенной. – грустно вздыхал Сергей.

– Я знаю обо всем этом, гость, – в голосе капитана чувствовалась ностальгия. – Я прожил на вашей планете некоторое время, не очень долго по вашим меркам. Наш народ живет значительно дольше, раз в триста. Сами понимаете, мне спрятаться у вас проблем не составляет – лег на обочину и все. Мне выпала честь быть учеником одного замечательного профессора, меня послали вместе с отрядом таких же неокрепших камней, как я. Совсем не многие желали налаживать контакт, все больше чурались нас. Вы, должен сказать, то есть ваша планета, совершенно не гостеприимны. Вы вот обрадовались бы каменной многоножке у себя в огороде?

– Даже не передать, как я счастлив, видеть такое! – подскочил Шлепенков. – Для меня, как для биолога, это, пожалуй, сравнимо с постижением смысла жизни! Или как-то так.

– Ох, что вы. Я рад иметь причастность к вашему озарению, но я это всего лишь я.

– Моя родная планета похожа на звезду, она расплавлена, но звездой не является. Мои земляки выходят из ее лона и живут на поверхности, но могут и вернуться обратно, стать частью планеты снова, чтобы позже родиться еще раз. – Кон Ги водил двумя парами толстых каменных рук из стороны в сторону, как оперная дива, голос его убаюкивал. – Мы живем очень долго, за это время мы успеваем пожить на всех обитаемых планетах, много знаем, много умеем. Поэтому очень часто в экспедиции снаряжают именно нас. Мы незаменимы.

– Кто снаряжает? – напрягся Шлепенков.

–Совет, конечно… Ох и засиделся я у вас, пора проверять трещину.

Кон Ги ушуршал по своим делам, оставив Шлепенкова с глупейшей улыбкой на лице, чего нельзя было сказать о Талгате.

– **аный булыжник, только зубы заговаривает. – фыркал Талгат.

– Чего бухтишь? Вы, кажется, поладили.

– Он тебе на уши сел, а ты и обоссался от радости.

– Никто тут не ссытся! – возмутился Сергей, напуская на себя самый серьезный вид.

– Он все говорил и говорил, кажется, что по делу. А ты скажи, что ты узнал из его разговора? – Талгат встряхнул свою кожаную потрёпанную куртку.

– Ты про планету не слышал, что ли?! Да ты хоть понимаешь…

– А ты скажи-ка, как она называется? – прищурился Казах.

– Так… Он же сказал… – Шлепенков потер подбородок. – Не сказал.

– Вот-вот! У меня прораб такой. Спросишь, мол, когда зарплата? А он наплетет про формы жизни с три короба… Они наверно родственники. Даже мордой похожи. – Талгат накинул куртку на плечо, укладываясь спать, бросил через плечо, – Ты, Сергей Сергеевич, вроде образованный, все знаешь, а натуральной жизни и не нюхал еще.

Корабль летел. Шло время.

Сергей и Талгат стали своими на корабле, практически частью команды. Теперь им разрешалось разгуливать где хочется, трогать и глазеть, что хочется, даже заглядывать в залы других «гостей», но только издали. Чтобы хоть чем-то занять себя, и не сойти с ума, они выполняли разные поручения Кон Ги и человека-ящера. Правильно произнести его имя на человеческом языке не представлялось возможным, поэтому Талгат звал его просто Саня. Сергей Сергеевич нашел себе занятие по душе: растения, что оплетали корабль изнутри, несли понятную функцию кислородообогащения, как оказалось, им не требовался грунт, все необходимое для синтеза они брали из воздуха и из смеси, которой обрызгивал их Саня. Шлепенков охая и ахая, ползал по кораблю взад и вперед, нюхал стебли, пробовал на вкус, растирал в пюре листья вьюна. Каково же было его удивление, когда он обнаружил тончайшие ветви металлической сетки внутри некоторых растений.

– Можно ли было предполагать, что я найду подтверждение своих догадок именно сейчас!? В тело растения вживлена микросеть компьютера, и благодаря этому можно контролировать его деятельность! Я гений! Нет, они гении! – прыгал Шлепенков. – Я создавал проект подобного организма еще в прошлом году, и вот теперь я держу его в руках! Газ, испускаемый зеленой массой вьюнов, перерабатывают водоросли, что живут в этих настенных трубках, и пускают в ионный двигатель. Ты понимаешь, насколько это важно?! Это шедеврально!

Если Сергей Сергеевич с каждым днем становился все активней, Талгат, напротив, будто угасал понемногу с каждым днем.

– А я вот не вижу ничего радостного. Знаешь, Сергей, сколько бы я себя не убеждал, что все это супер, у меня счастья в штанах не прибавляется. А знаешь почему? Мы летим очень долго, и еще столько же будем лететь назад. У меня нет никакого образования, но даже я понимаю, когда мы вернемся, меня уже никто не будет ждать. Сын отвернется от меня, жена будет пилить пуще прежнего, а с работы меня уже давно уволили. Самое обидное, что никто не знает, что я этого не хотел.

Талгат отвернулся.

– Я бы посмотрел на это иначе, – в задумчивости отвечал Сергей, – нас увезли у всех на виду, генерал, который сопровождал меня, всю жизнь посвятил космосу, стольких парней подготовил… Да и много ли нашего брата? Тех, что летали так далеко, кроме нас двоих, никого! Нас не оставят в покое до конца дней. Ты будешь занят, уверяю тебя. Мы будем ценным лотом на ярмарке вакансий! А вот на счет жены и сына… Ты, я полагаю не в курсе устройства пространства-времени.

– А это что за шайтан?

– Талгат, послушай, только держи себя в руках. Талгат, когда мы вернемся, наши родные будут в преклонных годах, скорее всего. По моим подсчетам мы болтаемся в космосе несколько месяцев, но это в космосе, на световых скоростях, а на Земле наверно наши внуки нянчат своих внуков. Время здесь течет иначе. На практике, конечно, этого никто пока проверить не мог. Мы будем первыми.

Ответом Шлепенкову было серое перекошенное лицо казаха.

Долгое время Талгат ни с кем не разговаривал, целыми днями сидел один, пялясь в стену, в беседах не участвовал, плохо ел. Однажды Сергей заметил, что его друг стал покидать камеру каждые два часа; куда он ходил и чем занимался, Сергей выяснять не стал, он тихо радовался, что Талгат, наконец-то, ожил. К тому же молчаливый Ящер Саня приглядывал за ним иногда.

Однажды корабль остановился. Это стало ясно по тому, что все корабельные шумы вдруг затихли, и воцарилась небывалая тишина, можно было услышать, как течет кровь по венам.

Вместо обеда началась суета в коридорах, вместо блюд с плодами Саня переносил из зала в зал металлические детали.

– Надо вытащить пассажиров на палубу, скорее идите к выходу! – Кон Ги был явно возбужден. – Нет! Земляне, помогайте! Выйти все успеем.

Впервые за долгое путешествие им было дозволено перешагнуть оградительные огни камер пассажиров и пройти к их хранилищам. В первой комнате стоял ледяной зеленый куб высотой метра три, он стоял на такой же летательной платформе, на какой их забирали с набережной. Саня нажал несколько кнопок на панели в стене, платформа вздрогнула и поплыла за ним. Пока Саня размещал замороженного в трюме, Талгат и Сергей с недоумением осматривали вторую камеру: внутри большой продолговатой колбы летал светлячок.

– Я теряюсь в догадках. – промычал Сергей Сергеевич.

– А уж я-то! – подхватил его Талгат.

Саня бесшумно приблизился к их спинам, страшный частокол его зубов оголился. Непонятно, что могло бы произойти, если бы с криком и руганью в комнату не ворвался Кон Ги.

– А этого очень осторожно выносите. Если разобьется барьер, мне придется лететь за новыми землянами. Осторожно!

Сергей и Талгат нервно сглотнули.

Третью комнату Кон Ги освободил сам, в последнем аквариуме, где в кислоте плавала антропоморфная игуана, вместо жидкости оказался густой сероватый гель. Саня не приближаясь к контейнеру, осмотрел место трещины, моргая тремя кожистыми веками рыбьих стеклянных глаз.

Толгат тронул Шлепенкова за плечо, тот обернулся. Из-за прозрачного овального окна в коридор им светил оранжевый бок огромной планеты. От вида черного космоса воздух будто стал прохладней и свежее.

– Это она? – обомлел Сергей.

– Она. – Кон Ги носился по капитанскому мостику, шурша своим голубым покрывалом. – На месте, как и всегда. Ох, вот! Нашел! Шевели конечностями, котлетка, у нас много дел!

Планета была немного больше Земли, над ее поверхностью кольцами кружили желтые, словно песчаные, плотные облака, вокруг нее вращались четыре небольших спутника желтого, розового и коричневого цветов. Далеко от границы с атмосферой располагался пограничный досмотр, на котором должны были присутствовать все пассажиры и вся команда корабля. Ящер Саня накинул золотой блестящий чешуйчатый жилет, встал на площадку у главных ворот, отряхнул ледяные колбы с пассажирами, Кон Ги вышел из каюты в серебряной мерцающей шапочке на макушке. Талгат небрежно накинул потертую куртку на плечи.

– Дрес-код, однако. – Мычал Сергей Сергеевич, поглаживая отросшие усы и бороду.

Корабль на автопилоте проследовал в жерло трубы, его немного тряхнуло. Вскоре ворота распахнулись. Внутрь вошли существа очень схожие по внешности на человека-ящера, те же лапы и хвосты, у патруля не было лишь шипованной спины и мелкие зубы из челюсти смотрели не так кровожадно. Они брезгливо окинули взглядом землян, приняли документы от Кон Ги, перекинувшись на местном бурлящем диалекте парой слов, Саня послушно подставил морду, и досмотрщики шумно обнюхали ее, словно страстные любовники.

Вдруг затеялся спор.

– Что их не устраивает? – спросил Талгат.

– Они не довольны тем, что пассажиры заморожены, – бубнил Кон Ги. – Сами-то они не представляют, каково это вести эмпирианцев в живом виде. Я бы тогда с планеты взлететь не успел, они бы весь корабль исслюнявили.

Досмотрщик вернул Сане документы.

– То есть, как не пропускаете?! Я везу их на Совет Шестнадцати! Он не состоится без этих, как их… Персон! Хорошо, хорошо! Я сейчас же разморожу их! Без подобающей подготовки они сожрут половину вашего персонала и корабль мне разнесут! А кто будет его восстанавливать? Не вы ли?

– Таможенный досмотр – проктология вселенского размаха. – Скривился Талгат.

В тепловой камере колбы стояли не меньше пяти часов, это время команда сидела в капитанской рубке. Точнее сказать находилась, так как сидеть можно было лишь на полу – капитану не нужны были стулья, а Саня просто оперся на свой хвост.

Талгат заметно нервничал.

– Ты чего ногами дробь отбиваешь? Озноб? – спросил Шлепенков Талгата.

– Ага, – бросил тот.

– А ну, выкладывай, пока поздно не стало.

Сергей наклонился к уху друга, и тот неохотно сказал:

– У меня на трубах тепловой камеры трава сушится.

– Какая трава?

– Такая. Трава.

Шлепенков не верил ушам.

– Все это время, целых полгода, ты сушил траву? Что ты с ней делал?

– Курил, – по-детски пожал плечами Талгат. – Что же с ней еще делать? Гербарий собирать?

– Где ты бумагу брал? Во что закручивал? – лицо космонавта побагровело.

– Берешь самый большой лист, суешь его между трубочек, их тут на каждой стене полно, но только в тепловой камере они горячие. Листик высыхает и сам закручивается. Потом берешь сухие листья, мелко-мелко нарубаешь, они крошатся хорошо, и аккуратно так засыпаешь… Махорка выходит годная, как у моего деда!

– Ты мне эти методики тут брось! Чему ты меня учишь?! Кон Ги, ты знал, что он делает? Знал, чем занимается?! – Кон Ги моргнул в знак согласия. – Что ж ты мне не сказал?

– А для чего? Что бы ты сделал?

– Я? Я… – Шлепенков осекся.

– Сане нравится, мне нравится. Никого не трогаю. Все заняты делом! Что ты хочешь от меня? – скривил губы Талгат.

– Ты… ты ящера научил курить сигареты?

– Он сам прикуривать не может. Когти крючковатые – неудобно.

Сергею сказать больше было нечего. На лице его вселенская скорбь оставила печать виде складки между бровей и поджатой нижней губы.

Куб оттаял.

Внутри находились две зеленые человекоподобные рыбы, с руками и ногами, все как полагается, только выпученные глаза наполовину морды, да рот от уха до уха, а невероятные когти на пальцах наводили немыслимый ужас. Вынимать их из стекла Кон Ги не торопился, их так и оставили до самой выгрузки.

Корабль пропустили. Чем ближе становились они к желтой поверхности планеты, тем большее оживление можно было заметить на ее поверхности.

– Мы полетим прямо на Совет, пристыкуемся к обители, подождем один оборот, и… Да, так и сделаем.

– Кто будет на совете? – спросил Талгат.

– Представители шестнадцати рас. Все они достопочтенные главы планет, попытайтесь их не обидеть. Хотя, вас спрашивать особо не будут. Вы, я извиняюсь, жители даже не второсортной планеты. Вы для них, скажем, как содовые слизни: вроде бы есть, но постоянно помнить про вас нет необходимости.

– Любят нас здесь. – усмехнулся Сергей.

– Нет. С чего вы взяли? Эти ваши… Волосы… Нет! Шерсть. Шерсти нет ни у кого, вы единственные имеете подобную растительность. И, к слову сказать, вам лучше ее убрать перед выходом на планету… Ох, это был сарказм? Что ж, неудобно вышло.

– Почему другие планеты представляют правители, а от Земли первые попавшиеся люди? – опомнился Талгат.

– Действительно, – подхватил Шлепенков, – очень легкомысленно хватать первого прохожего. А вдруг попался бы злодей или душевнобольной?

– Что ж, раз вы ждете откровений… – Кон Ги соединил три пары рук перед собой. – Ваше существование – ошибка. Путь развития, который вы выбрали тому доказательство. Вы чрезмерно большого о себе мнения – не узнав других миров, мните себя жемчужиной в океане. Приготовьтесь к тому, что считаться с вами здесь никто не будет. Правило Совета Шестнадцати гласит, что должны присутствовать представители тех рас, которые смогут решить задачку о том, где можно гадить, а где нет. Так вот, на ваш счет очень много сомнений.

Кон Ги поспешил выйти.

С корабля всю команду перевезли в гостиницу (назовем это гостиницей) в закрытой большой капсуле без окон, поэтому оценить местную жизнь они не смогли. Когда дверь открылась, они оказались в пустом холодном холле с одной овальной дверью, на которой красовалось запыленное изображение Земли.

Аскетичный интерьер этой комнаты был приближен к земному: скамейка, стол, кровать без матраса, почти настоящий туалет и раковина. Так же здесь Сергей нашел принадлежности для бритья и пушистые полотенца. Пустые серые стены помещения, его ровный пол и потолок наводили такую тоску, что хотелось выбежать отсюда поскорее и не возвращаться. Перед большим приемом земляне плотно поели осточертевших фруктов, побрились, помылись, Саня вычистил им одежду и обувь, которую они износили так сильно, что на воротнике Сергея Сергеевича не осталось целого места, а черная футболка Талгата походила на рыбацкую сеть.

– Скоро назад. – Сказал Талгат.

– Пусть пройдет все гладко. – Кивнул Сергей Сергеевич.

Они крепко пожали друг другу руки.

Впереди шел Кон Ги, он явно волновался. Его твердые тяжелые пористые руки совершали множество беспричинных суетных действий, следом шел Талгат, спина его за этот год изрядно осунулась и похудела. За ним следовал Шлепенков, озираясь по сторонам, как школьник на экскурсии, он пытался разглядеть всех чудовищ, населявших планету, и подслушать их речь. Но к его несчастью, как только они приближались, все вокруг прекращали свою деятельность, расступались, раскрыв свои отверстия, смотрели на проходящих.

Космонавт не сразу понял, что эта планета находилась слишком близко к своей звезде, и по этой простой причине вся ее жизнь была сосредоточена под землей.

«Та труба, в которую они залетели, вела из космоса под поверхность, поэтому здесь нигде нет окон!» – догадался Сергей. Хорошо освещенные коридоры напоминали родное метро, здесь даже имелось некое подобие рельсов, только у этих была форма опасных лезвий. В конце коридора их ждала летающая платформа, не такая, как у того черного робота, что забрал их с Земли, эта была отполирована до блеска с красивой оранжевой подсветкой.

Когда платформа тронулась, Кон Ги повернулся к спутникам и заговорил таким серьезным голосом, какого они от него еще не слышали:

– Совет Шестнадцати может продлится очень долго. Ни при какой нужде, повторяю, ни при какой! Нельзя уходить, садиться, смеяться, шуметь. Будет присутствовать глава планеты, название которой вам ничего не скажет. Не смейте даже смотреть в его сторону! Слышите? – Кон Ги сделал выпад в сторону Шлепенкова. – Если все пройдет гладко, и они договорятся, пусть так и будет, о, великая тьма, обойдемся без повторного голосования. Если голосования не избежать, ваша задача принять такое же решение, какое примет Главный Держатель.

– Как мы узнаем его из шестнадцати? – спросил Талгат.

– О, поверьте, у вас не останется сомнений, кто тут главный, когда вы его увидите.

– А что будет, если кто-то не согласится с ним, проголосует против его воли? – Сергей Сергеевич потер вспотевший лоб. Положение дел его не радовало.

– Держатель тоталитарен. Его единственное мерило – его железная воля. Если на секунду допустить, что кто-то из вас опростоволосится и проголосует против, то эта секунда и будет вашим остатком жизни. – Кон Ги издал звук, кажется, это был смех.

Платформа состыковалась с порогом следующего пустынного коридора. Кон Ги велел Сергею и Талгату следовать за ним, Саню он отослал куда-то одним только жестом. Не нужно было долго идти, потому как это был выход на большую арену каплевидной формы. Зал колоссальных размеров вместил бы в себя все население Земли. Там, где замыкался потолок, светил яркий синий прожектор, подсвеченные сиреневым светом узкие балконы сверху до низу тянулись вкруг зала по спирали, в центре парила другая платформа – черная блестящая раковина, на глянцевой поверхности этой раковины размещались специальные места для посланников с других планет, они представляли собой помосты с двумя большими шарами на высокой тонкой ноге. Разумеется, таких пар насчитывалось пятнадцать штук.

– Как на матче Аргентины с Англией, – протянул вслух Талгат, поглядывая на присутствующих инопланетян, – только солнца меньше. Там, кстати, тоже было много синих лиц.

Снизу шел сильный поток холодного воздуха, Сергей Сергеевич прикрыл глаза от удовольствия и чуть не рухнул в пропасть с балкона.

– Не надо помирать сейчас! Представителей планеты должно быть двое, а так как вы запасного не прихватили, будьте добры, повремените с кончиной! – Кричал Кон Ги. Земляне заметили, что по прибытию на место назначения, у Капитана сильно изменился характер, если в полете он олицетворял само спокойствие, то теперь дергался и кричал по любому поводу.

– Хорошо. – Согласился Шлепенков.

К их ногам приблизилась очередная пустая платформа, они переместились на нее и поплыли к центральному помосту. У одного из столбов уже крутились двое ящеров, они пихали, кусали друг друга, с их морд капала темная жижа, когти скрипели о глянцевый пол.

– Животные. – Небрежно бросил Кон Ги. – Не обращайте внимания, это местные.

– А где же те рыбоголовые попутчики? Разве их не для этого сюда везли? – Вдруг вспомнил Талгат.

– Их чуть позже привезет Хишиха, то есть Саня. Им не стоит разгуливать без намордников на такой густонаселенной планете. Они хоть и разумны, но их голод неутолим, даже стыдно показывать их и перед Главным Держателем. Клетка должна сдержать их.

Между тем со всех сторон начали подтягиваться представители других планет. То были человекоподобные существа с небольшими отличиями – хвосты, ласты, горбы, торчащие зубы, маленький и большой рост. Были и те, которые от людей и не отличались вовсе.

– А зеленых человечков нет, – заметил Талгат, – нас всю жизнь обманывали.

– Вот те, что слева от вас, могут принимать зеленый цвет, но только на свету. Все логично. – отозвался Кон Ги.

Вдруг все стихло. Из одной из коридорных нор вылетела огромная посудина.

– А у этого тарелка, как из игр компьютерных. Я видел такую, когда…

– Уже можно молчать. – Перебил его Кон Ги.

Не составляло труда догадаться, что это прибыл Верховный Держатель. Его платформа и вправду представляла собой нечто фантастическое, как если бы это была декорация к кино, или платформа с фестиваля в Рио-де-Жанейро. По бокам и по брюху платформы в стороны разлетались перепончатые золотые веера, будто это были крылья гигантского дракона или паруса средневекового судна, обод, что окружал эту люльку представлял собой скрученный золотой канат толщиной в слоновью ногу, к его краям крепились отполированные до блеска украшения с камнями. Все в ней кричало: «Я тут самый главный!». Сам Держатель был необычайно огромного роста, что сравниться с ним могла бы только египетская пирамида; упакованный в металлические космо-доспехи, в руках его светился холодным светом массивный обруч. Присоединившись к собранию последним, он, не слезая из своей люльки, издал хриплый вопль.

В центр вышел головастый фиолетовый жаб в черном костюме. Кон Ги взял со столба небольшой комок грязи и прилепил к себе на шею. Глядя на него, Сергей Сергеевич проделал то же самое, за ним Талгат. У Кон Ги внутри что-то захрустело, он сорвал с шеи Шлепенкова эту штуку и сунул в ухо, землянин понял, что это наушник, когда услышал в нем голос.

– Я судья, приветствую вас на Совете Шестнадцати. – Заговорила дребезжащим бульканьем фиолетовая жаба. – Рад видеть, что все успели к сегодняшнему моменту. Перейдем сразу к делу. На наш альянс надвигается темным фронтом враг, мы должны немедленно ему ответить.

– Враг? – Произнес мягкий женский голос с волнением. – Сбор на совет был объявлен давным-давно, а вы говорите это только сейчас?!

Шлепенков нагнулся немного вперед и увидел прекрасное светящееся создание, смесь человека, птицы и медузы, оно излучало мягкий оранжевый свет словно изнутри себя, как ночник. У космонавта екнуло в груди.