Ледяная арфа гангаридов

Тепеpь Илдан догадался, почему Тайвел, получавший приличное жалование на службе у его отца, вечно сидел без денег.

– И скольких же ты содержишь?

– Шестерых. У четверых моих подружек даже по двое потомков. Они вообще не хотят выходить замуж – говорят, что любят только меня.

– Как же тебе хватает денег? – изумился Илдан.

– Когда не хватает, я прошу у отца. В конце концов, я беру у него не больше, чем идет на содержание его любимой кобылы.

– Ну и ну! – Бристен наконец переварил слова Тайвела. – А сколько у тебя мальчиков и сколько девочек?

– Это уже сложный вопрос. Какая разница – все равно потомок, все равно нужно кормить.

– А подружки твои не ревнуют?

– А что им ревновать? Они понимают, что меня на всех хватит. Я же не отношусь хуже к одной оттого, что есть другая.

– Ну ты даешь, Тайто! – восхитился Бристен. – Но после женитьбы ты так не поскачешь – жена живо тебя стреножит.

– Что-то я плохо представляю себя женатым. Остальные мои подружки огорчатся, если я предпочту одну, а я не люблю огорчать их. У меня слишком мягкое сердце.

Илдан допил кружку. Он забыл сегодняшнее поражение, дивясь на Тайто, который, как оказалось, полностью принимал на себя ответственность за плоды своей резвости. Тот сидел и рассеянно грыз баранье ребрышко, бархатные карие глаза ласково поблескивали из-под приспущенных ресниц.

– Может, ты еще успеешь на свое свидание, Тайто?

– Пожалуй, – согласился он, видя, что Илдан повеселел. – Оставляю тебя на Бристена.

Тайвел ушел. Допив данорнское и обсудив подробности сегодняшних боев, разошлись и Илдан с Бристеном. Илдан уселся на гостиничной койке и подпер голову руками, прицелившись хандрить над своим поражением, но вместо этого рассмеялся – ай да Тайто! Несмотря на годы близкого знакомства, он, оказывается, совеpшенно не знал лучшего друга своего старшего брата. Илдан все еще сидел, улыбаясь, когда тихий стук в дверь заставил его поднять голову.

– Войдите, не заперто! – крикнул он, подумав, что это кто-то из гостиничной прислуги.

Дверь отворилась, и в комнату вошла девушка, одетая прилично, хоть и неброско. Ее голова была обвязана темно-зеленым платком так, что были видны одни черные глаза под резкими полосками бровей.

– Вы – Илдан из Лимерии? – вполголоса спросила она.

– Да.

– Это вам.

Девушка шагнула к нему и вложила в его руку небольшое, запечатанное красным сургучом письмо. Не успел Илдан открыть рот, как она уже исчезла за дверью.

Он взглянул на печать. Там был изображен прыгающий барс – герб правителей Саристана – но оттиск был слишком мал для государственной печати. Письмо было запечатано личной печатью или кольцом. Взломав печать, Илдан развернул листок и увидел короткую, в пару строк, записку.

Доблестный воин, в вашем поражении нет вашей вины, я это знаю. Надеюсь на вашу удачу в поединках соискателей.

Касильда.

Илдан вспомнил, что дочку Тубала, действительно, звали Касильдой. Значит, она поняла, что он споткнулся из-за нее, и почему-то решила сообщить ему об этом. Если это извинение, то наследнице, конечно, незачем извиняться перед кем бы то ни было. И почему она надеялась на его удачу? Если ей была нужна его победа, то зачем – он же не был претендентом на ее руку. Илдан долго еще сидел на кровати с письмом в руке, но так и не надумал, почему удостоился внимания дочери Тубала.

Зора, закутанная в зеленый платок, спешила во дворец доложить госпоже, что поручение выполнено. Хоть девушка и обвязала голову, чтобы не бросаться в глаза, она все же не предвидела слежки за собой. Она не знала, что утром, после разговора с дочерью, правитель отдал распоряжение следить и за наследницей, и за ее служанками, поэтому не заметила человека, кравшегося за ней от дворцовых ворот до гостиницы и обратно. В этот же вечер Тубал узнал, что его дочь посылала записку Илдану из Лимерии.

VI

По окончании третьего дня турнира Илдан с друзьями снова собрались в гостиничном трактире. Правда, сегодня утешали уже не Илдана, а Бристена. Утром жребий свел его с самим Дахатом. Брис неплохо держался против такого могучего бойца, как правитель Хар-Наира, но безуспешно – Дахат в конце концов сбил его с ног. Теперь состязания продолжал только Тайвел, выдержавший изнурительный бой с Андариеном, сыном наместника Пондума.

– Везет тебе, Тайто, – проворчал Бристен. – Легкие тебе достаются противники, не то, что нам.

Тайвел только усмехнулся в ответ:

– Поработай макушкой, Брис – разве на таком турнире бывают легкие противники?

– Завтра у тебя будет горячий денек, – посочувствовал ему Илдан. – Остались лучшие из лучших.

Действительно, из турнира не выбыли только восемь человек. В отличие от предыдущих дней, завтра предстояло два жребия – поделить на пары восьмерых, а затем четверых. Оставшаяся пара, понятно, в жребии не нуждалась.

– Да, – согласился тот. – И один-то бой будет нелегким, а последняя пара сойдется в своем третьем бою.

– Уж не надеешься ли ты сражаться трижды, Тайто? – поддел его Бристен. – Нарвешься, как я, на Дахата, или попадешь в пару с Корэмом – и сядешь отдыхать на скамеечку, как мы с Илданом.

– Как говорится, нужно надеяться на лучшее, но готовиться к худшему. Как уж получится…

– Знаешь, Тайто, – доверительно наклонился к нему Брис. – Если тебе попадется Дахат, будь с ним поосторожнее. Он ведь и убить может. Я знаю, что говорю – сам сегодня с ним дрался. Пока он сильнее, то ничего, дерется как все, но если чует отпор, то дерется не как на турнире, а на убой, как в настоящем бою. Вот, смотри!

Бристен закатал правый рукав и показал руку выше локтя. Там вздулся чудовищный синяк с рассеченной верхушкой.

– Это через кожаный нарукавник, турнирным мечом, – пояснил Брис. – Ударчик у него еще тот! Диву даюсь, как он не перебил мне руку.

– На турнирах так сражаются только трусы и подлецы, это известно всем, – заметил Тайвел, внимательно разглядывая ушиб. – Убивают на войне, а турниры – для развлечения.

– Это еще ладно, а на ребрах у меня что творится! А ты бы знал, какие я удары отражал – со стороны заметно не было, парировал вовремя. Аж жуть брала! Под конец не за славу, а за жизнь свою дрался – ну все, думал, завалит он меня поленом на празднике, при народе, как кабанчика.

– Значит, не пойдешь на бои соискателей?

– Из принципа пойду! – вспылил Бристен. – Если он опять мне попадется, я тоже буду драться на убой, не растеряюсь. Таких… – он ввернул словечко, которым никогда не называют хороших воинов и приличных людей, – надо учить, чтобы не наглели.

– Согласен. Я учту это, Брис.

Для утешения Бристен почти в одиночку осушил три бутылки данорнского. Отчасти ему помог Илдан, выпивший кружку за компанию. Тайвел, как всегда, помогал управиться только с закуской. Илдан заметил, что Тайто не выглядел счастливым победителем, хотя и оказался удачливее своих друзей. Напротив, он рассеянно хмурился, а затем, спохватываясь, сгонял озабоченность с лица. Конечно же, его беспокоят завтрашние бои – догадался Илдан и не стал донимать приятеля расспросами.

Однако, вскоре он убедился в своей полной неспособности угадывать чужие мысли. Когда Бристен вышел на гостиничный двор отлить выпитое данорнское, бархатные карие глаза Тайвела обратились к Илдану.

– Илдан? – нерешительно позвал он. – Ты можешь одолжить мне денег? До возвращения в Илорну?

«До получения жалования», – мысленно сделал поправку Илдан, – «и не ближайшего, а хорошо, если следующего».

– Сколько? – спросил он вслух.

Тайвел назвал сумму.

– Сколько?! Опомнись, Тайто, здесь же не Илорна. Где я тебе их возьму?

– Да? Я думал, ты привез с собой больше. Может, у тебя хоть столько найдется? – Тайвел назвал сумму поменьше.

– Разве когда доспехи продам, – с сомнением сказал Илдан. – Не таскаться же с ними после турнира.

– Замечательно! Я сам пойду с тобой продавать – ты продешевишь.

Илдан в изумлении уставился на приятеля.

– А мне что, матросом наниматься, чтобы вернуться в Илорну? Кроме того, я и не собирался домой так быстро.

– Видишь ли, тут такое дело… – Тайвел замялся. – Нужно быть бессердечным, чтобы не помочь… – он увидел подходившего к столу Бристена и оборвал фразу. – Я тебе потом все объясню. Значит, договорились?!

Тайвел стоял на поле, дожидаясь команды к бою. Он выглядел так, словно оказался здесь по случайности – в небрежном подобии боевой стойки, расслабив плечи и любовно охватив пальцами рукоять «щепки». Красивое лицо Тайвела казалось благодушно-спокойным, по губам скользила чуть заметная улыбочка, забытая хозяином, одни лишь светло-карие глаза горели холодным, бдительным огоньком, как у затаившегося перед прыжком барса. В десяти шагах перед ним стоял противник – ничего лишнего, показного в стойке, тот же холодный, бдительный взгляд – Корэм.

Предыдущий бой Тайвел выиграл не то чтобы легко, но без особых трудностей. Как и Корэм, он попал в четверку, победители которой выходили в последнюю пару жребиев турнира. Вторую пару составили Дахат и Кеннет, военачальник хар-наирской пограничной крепости Кай-Кенор. В исходе этого поединка можно было не сомневаться, потому что Кеннет был в подчинении у своего правителя. Впрочем, никто не сомневался и в исходе поединка Корэма с Тайвелом – трудно было представить воина, способного противостоять победителю двух предыдущих турниров Дня Звездочетов. Зрители разделяли мнение Бристена об успехе Тайвела, высказанное накануне за бутылкой, – этому парню, затесавшемуся в компанию трех маститых воинов, в течение всего турнира до неприличия везло с соперниками.

Церемонимейстер выкрикнул команду, объявляя начало боя. Корэм мгновенно перешел в атаку, надеясь застать противника врасплох.

– Как резво начал… – сквозь зубы шепнул Илдан.

– Знает, что Дахат выйдет из боя свеженьким, – тоном знатока отозвался Бристен. – Торопится свалить.

– Тайто, пожалуй, попроворнее будет, – заметил Илдан, увидев, как легко тот ушел от броска Корэма и сделал пробный выпад снизу. – Я слышал, что Корэм, как и ты, привык драться тяжелым оружием, а с ним не побегаешь. Просто неоткуда взяться навыку двигаться быстро.

– Не побегаешь, зато какой удар! – привычно возразил Бристен. – Таким гораздо легче выбить меч, чем этой «щепкой».

Они оба замолчали и чуть не вскочили со скамейки – Корэм снова атаковал. Зрители взревели от восторга, поощряя своего любимца. Тайто отскочил и закрылся, приняв удар на лезвие, меч Корэма прошел мимо его локтя. Тайто мгновенно перешел в нападение, заставив Корэма попятиться, чтобы отразить удар.

– Смотри, держится! – восхитился Бристен, не сводя глаз со сражающейся пары. – Оказывается, и Тайто кое-что может! Учись, Илдан – вот как надо защищаться!

Он привстал и подался вперед, потому что Корэм резко перенес тяжесть тела с одной ноги на другую, проводя обманный выпад. Но Тайвел был слишком быстрым, чтобы попасться на эту уловку. Он отвел удар и шагнул вперед, делая вид, что проводит ответный выпад в плечо. Корэм замахнулся в ответ и на миг потерял равновесие, не встретив меч соперника.

Зрители, видя, что Корэму попался непростой противник, разрывались от криков. Корэм тоже это понял и стал держаться осторожнее, уже не стремясь скорее завершить схватку. Тайвел нападал редко, но с легкостью парировал любые наскоки Корэма и, похоже, не уставал, хоть и не отличался силой. Илдан с Бристеном уже не переговаривались, они напряженно следили за схваткой и гадали, долго ли еще Тайто продержится против Корэма.

Противостояние продолжалось. Корэм проводил атаку за атакой, но ничего не мог поделать со своим подвижным соперником. Тайвел тоже несколько раз пробовал атаковать, но добился не большего успеха, чем если бы пытался пробить кулаком железную стену. Вдруг он, словно растерявшись, отступил на на шаг, другой, третий, приоткрываясь для удара.

– Куда же он, разиня! – лихорадочно вскрикнул Бристен.

Корэм мгновенно воспользовался промашкой Тайвела. Он рванулся вперед, чтобы свалить зазевавшегося противника с ног. Тот резко отскочил назад, крутанулся на обеих ногах – и воздух завыл от знаменитой вертушки-тайто, прославившей Тайвела на всю Лимерию. Меч Тайвела словно бы растворился в воздухе, с немыслимой скоростью устремляясь к мечу Корэма. Мечи встретились, грохнул удар, дождем разлетелись искры, синеватый осколок мелькнул над соперниками и шлепнулся в пыль. Корэм ошеломленно остановился, глядя на оставшуюся в руках половину меча.

Над полем пронесся стон разочарования – зрители были потрясены поражением своего любимца. Илдан и Бристен в восхищении лупили друг друга кулаками по плечам, не меньше других потрясенные невероятным ударом товарища. Их чувства, казалось, разделял и сам Корэм, с уважением глядевший то на обрубок меча, то на воина, который нанес такой удар. Тайвел отвесил ему быстрый поклон, прощаясь с побежденным соперником, и пошел к скамье.

– Тайто, ну ты даешь! – Дружеский кулак Бристена переключился с Илдана на Тайвела.

– Везёт, ты так говорил, кажется. – Знакомая улыбочка скользнула по губам Тайвела, но глаза еще были чужими, отсутствующими, в них еще тлел холодный огонек.

– Беру назад, – покаянно мотнул головой Бристен. – Такого я еще не видел. Что ж ты раньше так не бил?

– Незачем было.

– Покажи меч, – потребовал Илдан. – Как только он выдержал?

– Работа Тингрема.

На притупленном лезвии турнирного меча оказалась вмятина там, куда пришелся удар. Тайвел провел по ней пальцами.

– Не беда, не боевой. Дома отдам выправить.

На поле вышла вторая пара – Дахат с Кеннетом. Тайвел сел на скамью, облокотился на колени и подпер подбородок руками, пристально наблюдая за боем. Ничего неожиданного не случилось – красивый показной бой двух мастеров, затем Кеннет довольно ловко, без нарочитости, поддался своему повелителю, позволив выбить у себя из руки меч. Остались двое претендентов на победу в жребии – Дахат и Тайвел.

Церемонимейстер объявил участников заключительной схватки жребия, а затем вызвал их на поле – и схватка началась. Массивный Дахат выглядел вдвое крупнее своего соперника. В кованых доспехах, в бронзовом, закрывающем пол-лица шлеме, из-под которого виднелись только мясистый нос и квадратная челюсть, с тяжелым, широким хар-наирским мечом, он подавлял силой и мощью, способными подвинуть в сторону любое мастерство. Первый же его удар мог бы развалить Тайвела надвое, если бы тот не успел уклониться – не спасли бы и легкие латы, которые тот надевал на турнир.

Илдан понял, что имел в виду Брис, говоря, что Дахат дерется на убой. Тот не пытался выбить меч или заставить противника потерять равновесие, как было принято на турнирах, а, словно в настоящей битве, наносил противнику удар за ударом, не заботясь о последствиях. Тайвел уворачивался, отступая по полю, Дахат продвигался за ним, стремясь единственным ударом закончить схватку. Над полем повисла могильная тишина – слишком было очевидно, каким способом хочет выиграть жребий правитель Хар-Наира. Очередной удар Дахата, целящий в шею, неминуемо снес бы Тайвелу голову, того спасла только непревзойденная быстрота, не раз выручавшая на турнире.

Публика запоздало ахнула от ужаса. Илдан похолодел, уже приготовившись увидеть катящуюся по полю голову друга. Было что-то противоестественно-жуткое в том, что жизнелюбивый, любвеобильный Тайто в долю мгновения может стать обезглавленным трупом. Видимо, так же подумал и сам Тайвел, потому что он отскочил назад и с презрительной усмешкой бросил меч на землю. Он не был, как Корэм, предан только мечу, он любил жизнь и намеревался еще долго любить и приумножать ее. Он считал, что даже самая выдающаяся победа на турнире не стоила жизни.

– Хватит! – Негромкий голос Тайвела ударом гонга разнесся в застывшей над полем тишине. – Зазорно сражаться с таким… – он швырнул в лицо Дахату слово, которым никогда не называют хороших воинов и приличных людей, подобрал меч и пошел прочь с поля.

Дахат свирепо глянул ему вслед. Казалось, он вот-вот сорвется с места и всадит меч в спину уходящему Тайвелу. На поле поспешно вышел церемонимейстер.

– Победителем жребия турнира Дня Звездочетов объявляется Дахат, сын Дакана, правитель Хар-Наира!

В этот вечер Касильда не вышла к ужину. Сославшись на нездоровье, она потребовала еду к себе в комнату. Дахат был мрачен и за столом не разговаривал с Тубалом, едва отвечая на вежливые попытки поддержать разговор. После ужина он закрылся в своих покоях с наложницей, одной из шести, привезенных из Хар-Наира.

Не один Дахат был вне себя от брошенного Тайвелом оскорбления. Шеба, словно ужаленная змеей волчица, металась по просторной, роскошной комнате, куда ее поселили из уважения к правителю Хар-Наира. Вцепившись в рукоять висящего на поясе кинжала, она ходила взад и вперед по мягкому ковру, не в силах заставить себя присесть на кресло или улечься на кровать. С каким наслаждением она выследила бы мерзавца, посмевшего прилюдно опозорить ее повелителя, и всадила бы в него кинжал, как не раз случалось по приказу Дахата, но в таких делах ей было запрещено своевольничать.

Вдруг раздался стук в дверь. Шеба открыла ее и увидела слугу из свиты Дахата Поеживаясь под гневным взглядом воительницы, он сообщил, что правитель требует ее к себе. Шеба поспешила к Дахату, надеясь на желанный приказ. Она была безоговорочно, безгранично предана своему повелителю. На ходу она сдерживала себя, чтобы появиться перед ним хладнокровной и собранной, ее правильное лицо успокаивалось, затуманенные гневом глаза приобретали привычную презрительную зоркость. Впрочем, Шеба была красивой и в гневе – сколько она помнила себя, она всегда была красивой.

Она никогда не стремилась быть красивой и не заботилась о своей красоте, но та всегда была ее несчастьем. Еще девочкой Шеба постоянно чувствовала на себе взгляды мужчин, жадные, бесстыдные, откровенные, после которых, казалось, невозможно было отмыться. В четырнадцать лет она убежала из своей деревни после того, как покалечила сына местного богача, поймавшего ее у речки, и ей стало опасно оставаться дома. Шеба была рослой и сильной девушкой, она всегда любила оружие и сражалась на палках с соседскими мальчишками, поэтому она срезала волосы, переоделась юношей и поступила в войска к Дахату, который постоянно набирал молодежь для обучения.

Разоблачили ее не сразу – она выучилась владеть оружием и делала успехи. Но с возрастом ее сложение из подросткового превратилось в девичье, и чей-то глаз углядел наконец правду. Шеба не успела даже удивиться, как быстро она превратилась из своего парня в военную добычу, как быстро вчерашние приятели накинулись на нее, чтобы завалить и поживиться редким в армии удовольствием. Но выхватить меч она успела.

Парни, разъярившись, тоже схватились за мечи. Отскочив в угол, чтобы не напали сзади, Шеба вступила в бой за себя, не сомневаясь, что он окажется последним. До сих пор она помнила то яростное упоение, тот смертельный восторг, вскипевший в ней при мысли, что она погибнет в бою. Но когда трое из нападающих упали, а еще несколько отбежали прочь, зажимая раны, кто-то догадался позвать в казарму начальника отряда.

Вместе с начальником на скандал пришел и Дахат, ежедневно заходивший в войска для проверки. Увидев забившуюся в угол Шебу и выяснив, в чем дело, он оставил ее в войсках и сказал, что лично убьет каждого, кто прикоснется к ней. На безопасность Шебы не меньше повлияло и то, что один из упавших от ее меча был убит на месте, а второй умер к вечеру. Она радовалась разрешению, потому что больше не нужно было стричь волосы и затягивать грудь. Меч всегда оставался при ней – залог ее силы, безопасности и независимости. Шеба стала упражняться с удвоенным рвением и вскоре оказалась в числе лучших воинов. Дахат, проявлявший некоторое любопытство к девушке-воину, взял ее в личную охрану.

Шеба знать не хотела никаких богов, кроме Аргиона. Изо дня в день, каждое свободное мгновение она повторяла упражнения с оружием, называемые молитвами Аргиону, и сердце ее пело от любви и благодарности грозному богу. Арнора, Неотвратимая, была для нее всего лишь матерью Аргиона, Гангар – младшим братом, хотя впоследствии ей случалось выполнять дела, проходящие и по его ведению. Дахат – мощный, воинственный, беспощадный – был для нее Совершенным Воином, олицетворением Аргиона. Шеба презирала чувство, называемое другими людьми любовью, чувство, к которому ее незрелому телу успели внушить омерзение до того, как оно стало телом женщины, но, преклоняясь перед Совершенным Воином, рядом с которым и за которого она радостно отдала бы жизнь, она точно знала, что это восторженное поклонение было любовью.

Дахат оценил преданность Шебы и постепенно приблизил ее к себе, давая сначала мелкие, а потом и важные поручения. Не раз ей с небольшим отрядом отборных воинов случалось усмирять строптивых подданных, недовольных военным налогом, а порой и в одиночку, с кинжалом в руке подстерегать неугодных повелителю. Ее стали бояться, даже прозвали «Местью Дахата», и она гордилась этим прозвищем.

«Месть Дахата» постучалась в его покои и, услышав приглашение, вошла. Тот, раскинувшись, лежал в постели, рядом одевалась наложница. Шеба и бровью не повела – она давно привыкла не обращать внимание на подобные картины. Увидев воительницу, Дахат приподнял волосатый торс и уселся на постели, прикрывшись до пояса простыней. В его глазах зажегся одобрительный огонек – для Шебы он был равносилен широчайшей из улыбок.

Правитель Хар-Наира, как всегда, невольно залюбовался Шебой. Он относился ко всем женщинам одинаково, презирая этих корыстных, мелочных, суетных человеческих самок, но тем не менее требовал их и использовал, никогда не щадил – их и так было слишком много вокруг. Однако, Шеба была исключением – она была воином, в этом она была равной ему, а значит, неприкосновенной. Он даже в мыслях никогда не делал Шебу игрушкой своих мужских прихотей, считая ее слишком ценной для того, на что годится любая женщина.

– Пришла? Хорошо, – кивнул он ей. – А ты – вон отсюда, быстро! – рявкнул он на наложницу. Та схватила остатки своей одежды и полураздетой выскочила в коридор.

Дахат указал Шебе на кресло:

– Садись и слушай – есть дело.

Сидеть в присутствии правителя было большой привилегией, но Шеба давно пользовалась ею. Между ними издавна установилась некоторая непринужденность, вызванная доверительным характером поручаемых воительнице дел.

– Вы хотите, чтобы я убрала этого лимерийца? – Шеба в нетерпении нарушила этикет, заговорив с правителем. – Его непросто разыскать ночью, но я постараюсь, повелитель.

– Нет, обойдемся – пока, – охладил ее рвение Дахат. – Я не хочу ненужных разговоров до конца турнира. Оставим его на потом, когда я женюсь на этой саристанской гадюке.

– Он уедет в Лимерию, повелитель.

– Значит, я разделаюсь с ним вместе с Лимерией. Пока это – неприятная, но мелочь. Есть дело поважнее.

– Я слушаю, повелитель.

– Для моих планов важно, чтобы я победил на турнире Дня Звездочетов.

– Вы победите, повелитель.

– Корэм – мощный противник. Мне хотелось бы иметь некоторое… хм, ручательство своей победы. Вот что мне пришло в голову, Шеба – люди уже видели, что у Корэма никудышный оружейник.

– Даже вам, повелитель, будет трудно нанести такой удар, какой нанес этот лимериец. Это прием для легкого меча, да и Корэм теперь наверняка не попадется в ловушку.

– Именно. Нужно, чтобы его меч сломался от обычного удара.

– Но это должен быть очень некрепкий меч. Таких не делают даже самые плохие оружейники.

– Можно и крепкий меч сделать некрепким. – Дахат помедлил, дожидаясь, пока воительница вникнет в его намек. – Открой.

Он кивком указал на верхний ящик прикроватного шкафчика. Шеба открыла ящик и увидела, что там нет ничего, кроме крохотного стеклянного пузырька с притертой пробкой. Не притрагиваясь к пузырьку, она вопросительно взглянула на повелителя.

– Возьми его, только осторожнее, – предупредил ее Дахат. – Ты догадываешься, что там?

– Да. Слезы винны.

Винной называли улитку, живущую на скалах, богатых железной рудой. Едкая жидкость, добываемая из винны, не действовала на стекло, но быстро и незаметно разъедала любое железо.

– Этой ночью ты должна пробраться к Корэму, разыскать его новый турнирный меч и помазать слезами винны. Проведи узкую полоску там, где лезвие сочленяется с рукоятью.

– А если мечей будет несколько?

– Помажь все.

Шебе не понравилось поручение. Оно не относилось ни к ведению Аргиона, ни Гангара, а скорее подошло бы Ликене, которой днем молились купцы, а ночью – воры. Однако, воительница беспрекословно подчинилась Дахату.

– Я это сделаю, повелитель.

Последний день турнира был днем поединков соискателей. В этот же день победитель среди соискателей и победитель жребия должны были встретиться в схватке, решавшей судьбу приза, поэтому Священный Меч Арноры был принесен из храма на турнир. Он лежал на парчовой подушке, положенной на невысокую подставку перед Тубалом, и сверкал драгоценной отделкой под лучами знойного саристанского солнца.