Шестая брамфатура. Или Сфирот Турхельшнауба

Шестая брамфатура

Или Сфирот Турхельшнауба

Тимофей Ковальков

© Тимофей Ковальков, 2023

ISBN 978-5-0059-7487-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

По многочисленным просьбам друзей я наконец написал повесть о банках, но не только…

Рисунки автора.

Вторая редакция.

Посвящение

Посвящается выпускникам Московского инженерно-физического института и иным заблудшим душам этого мира.

Дисклеймер

Герои и события повести выдуманы автором из головы, высосаны из пальца и взяты с потолка. Любые совпадения с реальностью случайны, а сюжет целиком и полностью – плод фантазии. Автор может быть не согласен с высказанными героями суждениями, равно как и с мнениями, выраженными от третьего лица в контексте данного повествования. Автор ни к чему не призывает, ни на чем не настаивает и приветствует исключительно разумное, доброе и вечное. Повесть написана в год начала пандемии, что наложило неизгладимый отпечаток на ее содержание.

Стекание струй

– Какое счастье, что я не сменила фамилию! – Это была ее коронная фраза – сигнал начала тяжелой семейной сцены.

Он стоял на пороге – униженный, промокший, пахнущий коньяком, рвотой, мочой и чужой женщиной. В руках его так и осталась бесполезная связка ключей: пока он пытался просунуть нужный ключ в замочную скважину непослушными дрожащими руками, супруга открыла дверь изнутри. Она стояла в едва запахнутом халате, накинутом на голое тело, привлекательная, несмотря ни на что, вызывающая желание даже сейчас. Видимо, вскочила с постели, услышав царапание у железной двери. В глазах ее не проглядывало ни тени сочувствия.

– Кого ты на этот раз соблазнил, мразь? Отвечай! Мне осточертели твои бесконечные любовницы. Я тоже человек. Сколько ты выпил?

Насчет бесконечных любовниц она преувеличивала. Да, он чуть было не изменил ей сегодня, но ничего не вышло. Проклятое стеснение, мучившее его с самого детства. Панический страх перед незнакомым красивым женским телом возникал с того дня, как незабвенная тетя Рива из Черкасс застала его голым в спальне с журналом женской моды в руках. Сколько ему было тогда? Тринадцать лет, не больше. Он боялся прокручивать в памяти подробности, чем там все кончилось. Травма зафиксировалась на всю жизнь. С тех пор ему всегда требовался в постели особый, извращенный контекст.

– Что ты молчишь как партизан? А ну-ка иди на свет.

Она потащила его за рукав плаща в прихожую, как теленка на убой. Всмотрелась в лицо, принюхалась. Тонкие нервные выразительные черты лица ее исказилась, выдав сразу целую гамму чувств: отвращение, любопытство, страдание и даже некое восхищение собственной безукоризненной позицией объективного судьи. Недаром она в молодости подрабатывала актрисой на детских утренниках, изображая добрых фей и сказочных лошадей. Сейчас не пахло ни сказкой, ни добротой. Назревала истерика.

– Не смей трогать меня!

Она одернула его руку, потянувшуюся к ее шее. Халат окончательно распахнулся, показалась низкая правильная грудь, стройная, чуть полная в бедре нога, низ живота со шрамом от операции. На нервах она уже не могла справиться с поясом и надежно запахнуть халат. От стыда он опустил голову вниз и посмотрел на брюки: какими-то подозрительными коричневатыми струйками с них стекала вода на кафельный пол, вылизанный до блеска приходящей уборщицей.

– Что ты сопишь? Коньяка нализался? Сколько выжрал? Бутылку ноль семь? Точно, не меньше, судя по ароматам. С кем я связалась! Мои нервы! Какой идиот! Почему ты весь мокрый и грязный? В канаве валялся? Ты что, блевал?

Вопросы так и сыпались из ее рта, очерченного тонкими влажными губами, складывающимися в безупречные линии, чуть открывающие ровные острые зубы, любившие кусать плоть в те редкие моменты упоения, когда ее саркастичный ум полностью отключался. Почему женщинам надо задавать одновременно столько вопросов? Ему и на один трудно ответить. Из пересохшего горла вырываются только хрип и мычание. Да, он блевал, а сколько пил, разве упомнишь. Да и какая теперь разница?

– Вот мразь! Кого на тот раз ты затащил в постель? Весь свой отдел перетрахал? Впрочем, про какую постель я говорю? Вы где развлекались, под дождем, что ли? Романтик хренов. Надеюсь, на этот раз хоть с совершеннолетней связался.

Вопрос возраста потенциальных любовниц ее волновал больше всего. На втором месте было количество выпитого. Она ценила точность. Видимо, по некой известной ей формуле вычисляя степень вины. Нет, скорее степень эмоционального накала, которую она должна будет обрушить на его голову. Сегодня формула давала сбой. Он был на корпоративе, не предупредив, не позвонив, и теперь вернулся «на рогах» в пять утра, с запахом коньячной блевотины и каких-то приторных фруктовых духов, к тому же мокрый и грязный. Тонкие брови, выведенные в идеальную дугу десятилетием труда первоклассного косметического салона, хотели нахмуриться, но это было технически невозможно.

– Марш на кухню, сволочь! Опохмеляйся, если хочешь. На этот раз ты доигрался, я собираю вещи и уезжаю к отцу на дачу. Живи один, раз тебе дороги твои шалашевки и алкоголь. Мне тридцать семь лет! Мне надоело служить тебе доброй мамочкой и психиатром в одном лице. Утешать тебя после работы, расследовать твои психозы, подставлять свое тело, как кукла, когда ты заявляешься среди ночи и тебя тянет с новенького на старое для контраста.

Упоминание возраста означало, что дело дрянь. Он огорчился, понимая, что ничего сейчас не изменишь, хоть башкой треснись о стену. На всякий случай он все-таки стукнулся лбом о дверь. Несильно: членовредительства она бы не простила. Затем зашел на кухню, достал из морозилки бутылку, выпил полстакана ледяной водки и заперся в ванной, захватив бутылку с собой. Пока он отмывался, она собрала вещи и постучала в дверь.

– Я ухожу, алкаш. Тебе повестка, кстати, пришла: вызывают как свидетеля. Доигрался со своими схемами, разбирайся теперь сам. Если посадят – поделом. Говорила, ничего не подписывай. Моцарта и Сальери не забудь покормить. Пока!

Моцарт и Сальери были двумя котами, временно отвлекавшими ее от мыслей о несуществующих детях. Первый – белый игривый пушистик, второй – черный прожорливый жирдяй. Когда он выбрался из ванной, жены и след простыл. Только халат лежал в белом кожаном кресле. Он посмотрел равнодушно в повестку:

«Следственный отдел… по делу о превышении полномочий кредитного комитета… для предварительного допроса в качестве свидетеля…»

Он накапал себе валокордину и завалился в смятую, пропахшую ее телом кровать, закутался с головой одеялом, представил себя полярным летчиком, потерпевшим крушение, в палатке, занесенной снегом, и уснул.

Ближе к вечеру он проснулся с головной болью, сварил себе куриный суп, попробовал дозвониться жене. Капитолина предсказуемо не брала трубку. За окном было мрачно и сыро. Плотный ледяной дождь окутывал улицы. Мутный тяжелый лед накапливался панцирем на автомобилях и деревьях. Прогноз погоды не обещал ничего хорошего.

В эту минуту он стал противен сам себе. В мозгу его гудело бесконечное тупое нытье. Говорят: внутренний диалог. Он ощущал по-другому: будто два актера в голове сводили счеты, словно в бездарном и бесконечном сериале. Вдобавок его душило чувство вины. Что бы там ни думала его жена Капитолина, на корпоратив он идти категорически не хотел. Зачем ему было продлять офисную каторгу? Он и так ходил на работу с настроением висельника. Понедельник растягивается сначала на неделю, а потом на год, в одну сплошную полосу мелких, ранящих душу конфликтов. Ни малейшего желания видеть своих ехидных коллег в неформальной обстановке он не испытывал. Пусть они там беснуются на дискотеках без него, как макаки в зоопарке, а он с удовольствием поваляется на диване с ноутбуком.

Однако пойти пришлось. Турхельшнаубу прозрачно намекнули, что начальство требует его присутствия. Якобы сам Витопластунский желает лично провести с ним беседу после корпоратива. И он пошел, сдерживая нервную дрожь, с перекошенным лицом. Простоял весь вечер в углу, щедро подбадривая себя марочным коньяком, благо последний лился рекой. Зайдя в туалет, он посмотрелся в зеркало, преувеличенно застеснялся своей внешности, после чего с горя нализался в хлам.

В кабинет шефа он вошел, что называется, «на бровях», но вошел твердо, переступая одеревеневшими ногами по ковру без посторонней помощи. Достижение, достойное продвижения по службе. Какая ирония судьбы: возможно, шеф вызвал его именно с целью сообщить ему о грядущем повышении. В последнее время за Турхельшнаубом числились два или три неподписанных документа, а именно в них был кровно заинтересован один акционер по фамилии Боговепрь, чиновник из министерства. Визировать этот документ было опасно, да и уровень ответственности был не его. Речь шла о банальном выводе активов куда-то на острова Вануату. А вот если Вениамина приподнять на ступеньку, тогда все встанет на свои места. Таков был расклад, к тому же он ранее выказал лояльность и одну стремную бумажку все же подмахнул. Поэтому теперь и валялась у него дома смятая повестка.

Он робко втиснулся в кабинет и увидел легендарного Боговепря, лысого господина, загорелого до черноты в круизах по тропическим морям. Из расстегнутого пиджака Боговепря торчало аккуратное круглое пузо, которое тот поглаживал маленькой жирной ручкой.

– Здрасте. Вызывали?

– Заходите, заходите, Вениамин, мы вас с нетерпением поджидаем.

Витопластунский плеснул подчиненному от барских щедрот полный пузатый бокал коньяку. Турхельшнауб послушно чокнулся и выпил залпом, перебарывая нервную дрожь. Дальнейших слов начальства он уже не слышал. Наступил провал памяти, чернота.

Очнулся он уже под утро, на подземной стоянке, на заднем сиденье собственного автомобиля. Очнулся и не поверил глазам: рядом с ним дышало жаром обнаженное влажное от пота тело, принадлежащее сотруднице подчиненного ему отдела, по имени Наталья Поперхон. Уши его тем временем, наряду со вздохами и стонами, ловили слова, которые женатый мужчина слышать не желает даже на пьяную голову:

– Ко мне переедешь, дочку родим. Крохотную такую, будет бегать и кричать: «Папа, папа…»

Ему хотелось самому кричать: «Мама, мама!» Обоняние портило дело больше всего: изо рта Поперхон разило как из бочки, причем каким-то сладким пойлом, что вливают в себя молодые, очень здоровые женщины на корпоративах. Картину запахов довершал приторный аромат духов в сочетании с едким духом секреций возбужденного тела. Трахать собственную сотрудницу – он всегда считал это низкопробным инцестом. Его начало тошнить. Он попытался набрать воздуху в легкие и задержать дыхание, но не смог.

Оттолкнув партнершу, Вениамин открыл дверцу, вывалился из машины, добежал до темного угла и начал с облегчением выливать из себя накопившееся за ночь безобразие. Потом он вышел на улицу и принялся ловить такси, прикрывая голову перчатками от ледяного дождя. Очень хотелось отлить, но было негде. Плюнув, он полез к фонарному столбу через сугроб и провалился по колено в коричневую жижу. Вот, собственно, и все приключения. Ничего особенного. Незачем Капитолине было переживать.

Помучавшись вдоволь угрызениями совести и опустошив кастрюлю жирного куриного супа, он протрезвел и в ночь на воскресенье уснул здоровым и освежающим сном. Приснилось ему пророческое видение. Будто бы понедельник – это демоническое чудовище на шкале времени был кем-то отменен. На стеклянной двери офиса банка, как это давно следовало сделать, повесили ржавый замок и табличку «Опечатано в связи с утратой доверия». Веня мчался на поезде, а впереди вырисовывались берег моря, закат и обнаженная всадница неописуемой красоты, мчавшаяся галопом на белом коне. Всадница была почти так же красива, как тетя Рива из Черкасс, в которую юный Веня навсегда влюбился в тринадцать лет.

Деменция Карловна

Разбудил его дверной звонок, заливавшийся соловьиными трелями. Турхельшнауб, наполовину парализованный сном, натянул тренировочные штаны, засунул ноги в резиновые шлепанцы и посмотрел на будильник: пять утра. Кряхтя, как старик, он поплелся открывать дверь.

– В ваших трубах протечка! Вы нас затапливаете!

На пороге стояли две возмущенные соседки. Голос одной хрипел басовой трубой, а другая выпускала из бледных губ звуки флейты-пикколо.

– Мы с двух часов ночи слушаем, как струи стекают. Безобразие!

В лицах визитерш он уловил едва заметное сходство. Одной на вид было лет под семьдесят, другой от силы сорок пять, как и ему. Мать и дочь, наверное, с нижнего этажа. У дочери жиры свисали складками, как у борца сумо. Махровый костюмчик розового цвета только подчеркивал полноту. «Вот ведь фыфра, – подумал Веня, – засадит кулаком в глаз, и свезут меня в морг». Старшая дама, напротив, была с виду безобидна: запущенная какая-то, иссушенная и затертая годами.

– Не может быть, – сказал он, зевая, – у меня сухо. Если хотите, взглянем на трубы.

Он провел их в ванную и продемонстрировал сухие, аккуратные и чистые поверхности. Проверили туалет, открыли дверцу в стояк – ничего подозрительного. Раз уж разбудили в такую рань, он решил спуститься к соседкам, чтобы оценить ущерб. Дамы не возражали, все гуськом пошли вниз по лестнице.

Своей ванной дамы, видимо, пользовались редко: на кафеле был заметен слой пыли. Никаких следов залива не наблюдалось. Он всмотрелся в лица соседок с удивлением.

– Вот, видите, нас систематически подтапливает, – настаивала басом младшая.

– Ровно с двух часов ночи дежурим, – добавила старшая.

– Ничего я такого не вижу, – промямлил он и решил уйти подобру-поздорову.

В прихожей Веня случайно скосил взгляд на боковую глухую стену. Там висела необычная картина. В черном звёздном небе плыли маленькие цветные шарики планет. Только сгруппированы они были необычно: не по кругу, а составляя сложный многоугольник. В центре сверкало лучами красное солнце, под ним, на одной оси, располагались бледная желтая луна и голубая Земля. Над Солнцем на той же оси были нанизаны неизвестная Вене девятая планета, а еще выше над ней Уран. Сатурн, Марс и Меркурий парили слева, а Нептун, Юпитер и Венера – справа. А вокруг комплекса планет был изображен символический силуэт светящегося космической плазмой человека с расставленными в сторону руками.

– Что у вас такое нарисовано? – Спросил Веня.

– Не обращайте внимания, это пустяки, – ответила старшая соседка.

Картина притягивала взгляд против его воли. Как ни противны были в эту минуту соседки, он задержался и рассмотрел ее получше. Веня заметил, что у каждой планеты на картине обозначено второе название. Солнце называлось «Тиферет», Луна – «Йесод», Земля – «Малхут» и так далее. Эти названия упорно напомнили ему что-то. Он изучал каббалу на пятом курсе, потому что в их институте ввели модную тогда теологию. Но он отнесся к этому предмету небрежно, глубоко не полез, сдал зачет кое-как.

– Вениамин, если вам любопытно, я вам поясню, – сказала младшая дама, – Перед вами дерево сфирот или «дерево жизни». – Здесь изображены девять сфирот и не-сефира Даат. Каждая сефира означает небесный сосуд и свойство мироздания. Например, Тиферет символизирует красоту и любовь, а Йесод – основание. – Соседка показала пальцем на два центральных кружка. Малхут – царство.

– Гвура означает строгость и суд, она соответствует планете Марс, – добавила старуха.

И вдруг случилось совсем несуразное: в руках младшей соседки неожиданно появился пистолет: черный, небольшой с глушителем. Дуло смотрело прямо на Веню, у которого от страха затряслись коленки.

– Я вас должна предупредить, – сказала изменившимся голосом соседка. – Никуда в понедельник не ходите! Возьмите больничный, отгул, что хотите. Вас хотят втянуть в одно очень опасное мероприятие!

Веня в растерянности взглянул в лицо старухи, как бы прося у нее помощи. Но та стояла спокойно. Но через минуту, как бы опомнившись, она подошла к дочери и зашептала строго:

– Убери оружие, дура! Ты все испортишь.

Веня воспользовался моментом и, протиснувшись бочком в открытую дверь, выскользнул на лестничную площадку. Перепрыгивая через две ступеньки и спотыкаясь, он понесся на свой этаж.

Вернувшись в квартиру, Веня выругался и попытался вспомнить имена странных соседок. Младшую вроде бы звали Виолеттой, а старшая носила какое-то смешное доисторическое имя, наподобие Деменции Карловны, по крайней мере, ее так называли жильцы дома. Соседки, похоже, были психически больны, причем серьезно. Веня решил не связываться с ними и выкинуть из головы произошедший инцидент.

Он принял душ, покормил котов, соорудил крепкий кофеек, подогрел ватрушки, нарезал бутербродики с сыром. Он вообще с детства обожал сыр, была у него такая слабость. Только вот купить приличный продукт теперь стало сложно из-за продуктовых санкций. В магазинах за бешеные продавали какие-то опасные для здоровья суррогаты из пальмового масла. Однако покупатели брали их безропотно и никто, кроме Вени, не жаловался. В данном случае сыр не выдерживал никакой критики. Пришлось отправить бутерброд и всю упаковку сыра в мусорное ведро. Вот досада! К тому же сливки закончились: их запас обычно пополняла Капитолина.

От скуки Веня включил телевизор. На одном из аналитических каналов, со странным названием «3К», работал режиссером и ведущим его друг Олег Сергеев. Однако сегодня вещание канала было почему-то приостановлено. Веня подумал, что надо будет расспросить Олежку при встрече. А пока, хочешь не хочешь, Вене предстояло полазить по соцсетям, напрячь извилины и составить дайджест новостей. Это было одной из его обязанностей, как члена кредитного комитета, к тому же он любил находить необычные новости, меняющие жизнь людей на планете. Это было одним из его хобби. В последнее время у него появилось ощущение, что каждая новость в отдельности и все они вместе создают некий фон, который вот-вот ворвётся в привычную жизнь и разрушит ее.

Ах, если бы Турхельшнауб знал, что его ощущение окажется пророческим! Если бы он знал, что его ежедневник вскоре попадет в руки людей, ведущих за ним наблюдение.

Вот, что написал Турхельшнауб 13 февраля (курсивом выделены его личные комментарии):

«Смертоносный вирус продолжает гулять по миру.

ВОЗ объявила вспышку нового легочного вируса чрезвычайной ситуацией международного значения. Однако не все люди верят в существование этого вируса. Распространились разного рода конспирологические теории и дезинформация о возникновении, лечении и профилактики вируса. Самыми популярными стали версии, что вирус является биологическим оружием Билла Гейтса, придуманным для того, чтобы регулировать численность населения или чипировать людей с целью контроля их поведения. Кроме того, имеются сообщения о том, что определенные травы, настойки или отвары спасут этой болезни.

Пометка: узнать, помогает ли облепиха и настойка боярышника, которую мне предлагал недавно Сергеев. Спросить, по каким симптомам можно отличить больного человека. Влияет ли вирус на психику?

Зафиксированы первые случаи заражения в нашей стране. Исследователи отмечают, что хотя и существуют доказательства того, что источником вируса могли быть летучие мыши, однако нельзя быть уверенными относительно именно этого варианта происхождения.

Пометка: хорошо, что в Москве не водятся эти твари! Все же виноваты ли в эпидемии китайцы или летучие мыши?

Обнаружена девятая планета Солнечной системы. Майкл Браун, автор книги «Как я убил Плутон», совместно с выходцем из России Константином Батыгиным завершил теоретический поиск девятой планеты, которая существенно превосходит Плутон по своим размерам и массе. По одной из гипотез масса этой планеты так велика, что она может представлять собой черную дыру. Предположительно девятая планета – это захваченная в притяжение Солнца планета-сирота, ранее одиноко путешествовавшая без выраженной орбиты в межзвездном пространстве. Из-за своей огромной массы она вызывает серьезные аномалии в орбитах других планет Солнечной системы, в том числе нарушения гравитационных полей Земли.

Пометка: прекрасно! Не та ли это планета, что я видел на картине у соседок? Если так, какие практические последствия это может вызвать? Не связано ли это с эпидемией?

Начало эпохи массового вымирания. Глобальное потепление является наибольшей отдельно взятой угрозой в сфере здравоохранения. Его последствия, в том числе волны жары, засухи и наводнения, оборачиваются гибелью и болезнями людей, вспышками инфекций и голодом, массовыми психическими заболеваниями.

Уже через несколько десятилетий чашка кофе на завтрак может стать роскошью, как и бокал вина на ужин. А некоторые города и вовсе исчезнут из-за глобального потепления – таково мнение ученых. По оценкам экспертов, уровень Мирового океана значительно поднимется.

Пометка: может они преувеличивают? С другой стороны, достаточно ли средств выделяется правительством для освоения Арктики? Что если американцы опередят нас? Не забыть уточнить сумму, выделенную из бюджета, и какие банки будут допущены к освоению средств (обсудить с Витопластунским). Повлияло ли потепление на последние наводнения в Иркутской области?

Юная активистка Грета Тунберг произнесла обличительную речь на конференции ООН. «Вы украли мои мечты и мое детство», – заявила она. Активистка также добавила: «Началась эпоха массового вымирания».

Пометка: а разве у моего поколения не украли детство? Ведь все рожденные при СССР лишены элементарных навыков выживания при капитализме! Не нужна ли специальная пенсия? А нам, наоборот, продляют пенсионный возраст! Безобразие!

Растет волна громких коррупционных скандалов. За последние пять лет были задержаны девять бывших и один действующий сенатор. Трое из них были приговорены к лишению свободы, при этом один – условно. Двум экс-сенаторам назначено наказание в виде штрафа, еще двое находятся в розыске. Кроме того, уголовные дела были возбуждены в отношении тридцати четырех глав регионов, включая девятнадцать действующих губернаторов, из которых виновными были признаны девять человек: шестеро получили реальные сроки заключения, трое – условные.

Пометка: не докатится ли эта волна до нашего бедного банка? Обсудить с коллегами.

Прокуратура начала расследование растраты значительной суммы средств при строительстве космодрома «Восточный». Обвиняемым грозит до пяти лет лишения свободы. Арестованы также топ-менеджеры банка «Траст» по подозрению в нечистоплотных сделках.

Пометка: совсем близко подобрались!!! А все же обидно, не потому ли мы отстаем от американцев по программе покорения Марса?»

Дальнейшее стекание

В ночь на понедельник выпал обильный снег. Машины во дворе едва угадывались, погребенные в толстых слоях сошедшей с небес стихии. Дороги, конечно же, никто не почистил. В последнее время дворники таинственно испарились из московских ЖЭКов. Дело было то ли в новом вирусе, то ли в кризисе экономики. Автомобиль Вени так остался на офисной парковке. Надо было ехать на метро. При нормальной погоде пробежка до метро заняла бы у Вени минут десять. Но сейчас ноги по щиколотку застревали в сугробах, ботинки зачерпывали холодную мокроту и с трудом выдергивались. В нескольких метрах от дверей метро Турхельшнаубу преградил путь тощий волосатый бомж. Он был одет в грязную хламиду, пропахшую мочой и помойкой.

– Командир, постой, у тебя не б-будет… это, как его… – поначалу робко замычал бомж.

Он протянул вперед грязную руку. Все его тело тряслось, а ноги были словно деревянные: они не гнулись, и он волочил их одну за другой, как протезы.

– Не будет, не будет, – буркнул Турхельшнауб, брезгливо поморщившись.

– Мужчина, погоди! Постой, пожалуйста, минутку! Я тебя не отпускал! Ты в курсе, что наша Земля была задумана Богом как рай? – этот бомж, видимо, учуял в лице Вени легкую добычу.

– Ну что вам от меня надо? Мне некогда! Я на работу опаздываю.

– Знаешь, какой грех наказуется превыше всего? Самый тяжкий грех – беспокоиться по поводу б-будущего.

В этом месте бомж икнул, распространяя тяжелый пряный запах перегара.

– Ты меня хорошо понял, командир? Беспокойство – есть путь уныния, а этого мы, брат, не можем себе п-позволить.

– Понял, понял. Дайте пройти, я опаздываю.

Веня стеснялся взглянуть в глаза собеседника.

– Не, я тебя не отпускал, командир, – сникнув на последнем слове, продолжал бомж.

Дальнейшая речь его сделалась бессвязной и произносилась шепотом, напоминавшим бульканье жидкости в стояке канализации.

– Понимаешь, командир, под нашими с тобой ногами, – он показал пальцем в землю и его зашатало, – есть целый город. И в нем полно счастья. Понял?