След Локи, или Необыкновенные приключения в мире информации

Борис с интересом осмотрелся по сторонам. Оказались они в темном и длинном коридоре, похожим на больничный (такие еще кое-где сохранились в старых поликлиниках, со сводчатыми высокими потолками, неровными стенами и вереницей дверей по обеим сторонам). Коридор выглядел ветхим, унылым и даже немного замшелым, этому способствовала и массивность старых дверей, покрашенных белой облупившейся краской и круглые плафоны, редко висящие на потолке. Они теплились тусклым желтоватым светом и практически ничего не освещали, да и горели через один, так что кое-где потолок и вовсе тонул во мгле. На стенах то там, то сям висели советские плакаты, на которых все поголовно призывали к молчанию, сохранению военной тайны и бдительности.

Слева на стенде висело знакомое Борису изображение, где молодая женщина со строгим лицом в красном платке, похожая на очень старомодную учительницу, прикладывала палец к губам. Под ней наискось шла строгая надпись: «Болтун находка для шпиона». Дальше висел плакат, на котором симпатичный офицер, на его поясе красовалась кобура револьвера, открывал сейф и был он какой-то взъерошенный, острожный и взволнованный. При этом надпись строго требовала: «Храни государственную тайну».

С другой стороны коридора на очередном постере пара очень несимпатичных граждан – один лысый с расхристанным портфелем, из которого беспорядочно высыпались наверняка очень важные документы, а другой с немного диковатой шевелюрой, беспечно болтали о чем-то секретном и важном. Из-за угла их подслушивал подозрительный тип в шляпе «стэнтон» с блокнотом и шариковой ручкой в руке. При этом, он оттопыривал свое неестественно громадное ухо ладонью, чтобы лучше слышать. «Болтовня, сплетни – на руку врагу» предупреждал этот плакат.

Борис болтать не с кем не собирался, тем более, кроме воронов тут никого и не было. И отлучаться здесь никуда не хотелось. Безлюден был коридор, и перспектива его нечувствительно терялась, уходя в в темноту. Гермес появился как всегда неожиданно.

– Предупреждаю сразу, ничему не удивляться и без меня никуда ни шагу, – сказал он, строго поглядывая на Бориса, будто подозревал того в склонности к побегу.

– Больно надо, – отозвался Борис, которого подобные интонации всегда раздражали, – А где это мы? Музей какой-то? Или больница?

– Пожалуй, что музей, – неуверенно ответил Гермес, – Скорее хранилище… Хранилище Вечности, сектор Информации. Здесь с начала времен хранится всё, что помогало человеку общаться, хранить и передавать знание, сведения, общаться на расстоянии и так далее..

– И что мы здесь будем искать? – поинтересовался Борис, который справедливо полагал, что приключение могло начаться и повеселее.

– След Локи, разумеется, – деловито пояснил Гермес, – Понимаешь, разрушительная сила Локи так велика, что на всём, с чем он соприкасается неизменно остается едва заметный след. Что-то вроде злой ауры, если ты меня понимаешь…

– Понимаю.

В этот момент Борис с удивлением заметил, что вокруг стало намного светлее в пустых, однотонно покрашенных стенах, стали появляться широкие окна с облупленными, но очень основательными деревянными рамами выше человеческого роста. Странно было то, что из одних окон падал яркий солнечный свет, в других алым пылало закатное солнце, а в третьих серебристо сиял лунный свет. У первого же окна Варвара застыл как вкопанный.

За окном, хотя Борис полагал, что они находятся глубоко под землей, был отчетливо виден невероятно красивый пейзаж. Поле и роща, залитые утренним светом, уходили вдаль к высоким, теряющимся в дымке и поросшим зеленью холмам. Прямо за окном возвышались руины древнего храма. Приблизившись к пыльному стеклу Варвара с удивлением увидел что тянутся они сколько хватало глаз, а вдалеке высился то ли город, то ли просто нагромождение античных строений. Там грудились нагромождения каменных лестниц, пилястров и контрфорсов, по которым неторопливо брели – непонятно вниз или вверх – вереницы людей в тогах, туниках или в мешковатых балахонах. Кроме них сновало там множество самых разнообразных существ необычайного вида – люди с головами зверей и птиц, птицы и звери с человечьими головами, и даже совсем ни на что не похожих. И все они деловито перемещались туда и сюда, явно занятые важными делами.

– Ух ты! – закричал восхищенно Борис, – Что это?

– Это то самое, во что ты категорически верить не хочешь, – пояснил Гермес, – Мир древних богов, мой мир, если тебе это интересует…

Варвара повернулся на его голос и вдруг понял, что Гермеса рядом уже нет. Зато он оказался там, за окном у развалин. Теперь Гермес сидел на каменной балюстраде древнего храма, в широкополом петасе10 и талариях на босу ногу (сандалии при этом довольно лениво хлопали крыльями), с жезлом-кадуцеем11 в левой руке, на котором переплелись и тянулись друг к другу два извивающихся змеиных тела, а на его плече, вцепившись в неизвестно откуда взявшуюся на нем белоснежную тунику сидел Хугин и довольно ухмылялся. За колоннами храма по балюстраде важно расхаживал антрацитовый Мунин.

Гермес помахал Борису и, явно чувствуя себя в своей тарелке, обвел руками безбрежное пространство мира богов. Он с наслаждением вдыхал кристально чистый воздух.

Борис закрыл глаза, потряс головой, а когда открыл их, Гермес уже оказался рядом и с удовольствием разглядывал пейзаж за окном, облокотившись на широкий подоконник. Почему-то он больше не торопился.

– У каждого человеческого деяния всегда были свои боги, – с ностальгией сказал он, – Были боги-лекари и боги-ремесленники, боги войны и боги земледелия. Искусства и науки, зодчество и поэзия – все что требовало порядка, организации, развития и было необходимо людям управлялось особыми богами…

– И информация? – спросил Борис.

– И информация… Боги, управлявшие информаций, очень и очень древние, возможно, древнее всех остальных… Мы тысячелетиями выстраивали всё так, чтобы вы научились познавать окружающий мир и запоминать информацию, записывать ее, хранить и передавать из поколения в поколение. Мы учили вас обращаться с информацией уважительно и аккуратно, доверять ее только надежным и проверенным людям. Мы учили вас писать письма и летописи, научные трактаты, мудрые книги, поэмы, хроники, хранить в памяти ваши ошибки и достижения, рассказывать о самом важном, избегая преувеличений, домыслов и лжи…

Он помолчал немного, покачивая головой, а потом с ностальгией продолжил:

– В целом, у нас долгое время это получалось неплохо, пока информация была лишь одной – важной, но не основной частью вашего мира…

– Так вы тут, получается, не один с информацией работаете? – растерянно вымолвил Варвара, показывая рукой на божественный город.

Гермес утвердительно кивнул.

– Ну, разумеется, не один. Как ты полагаешь, можно ли доверить такое серьезное дело как информация, кому-нибудь одному… Конечно нас было очень и очень много, даже больше, чем ты можешь себе представить. И без дела никто не сидел, у каждого много смежных специальностей, но информация – это самое увлекательное занятие даже для богов…

– И они тоже? – с любопытством спросил Борис, кивая на воронов, которые, расхаживая по подоконнику, важно поклонились.

– Ну, они-то – в первую очередь, – охотно пояснил Гермес, – Наверное, они первые профессионалы в нашем нелегком деле.

– Ага, – догадался Борис, с уважением глядя на воронов, которые внимательно прислушивались к словам Гермеса, – это вроде божественной пресслужбы?

– Гораздо, гораздо важнее! Они летали над всеми существовавшими тогда мирами и каждый день возвращались в Асгард к Одину, садились ему на плечи и рассказывали все что видели или слышали, ну а он уже принимал соответствующие решения… За это Один их оберегал и наградил способностью говорить…12

– Да, – каркнул в ответ Хугин, – работенка была, не соскучишься… Зато хозяин хороший, авторитетный, и покормить никогда не забывал…

– И что же, вы так и летаете до сих пор? Сейчас ведь уже беспилотники есть, да и возраст у вас…почтенный… – озадаченно и как-то некстати брякнул Борис.

– Так и летаем… – скосил на него глаза Мунин.

Гермес пояснил:

– Почти у каждого верховного божества был личный бог-вестник, а как же иначе, как узнать, что происходит в мире или отдать людям указания и приказы, а когда случится, то и покарать виновных? Вот и я тоже…

–Ну да, – не удержался от сарказма Варвара, – К папе пошли работать…

Гермес пожал плечами, но промолчал, и они пошли дальше. Шли они долго вдоль нескончаемых стен, иногда останавливаясь у больших окон. Вот в одном из них пролетела легко одетая девица с красивым, но лукавым лицом и приветливо помахала Гермесу. Тот помахал ей в ответ.

– Это юная Гна, – пояснил он, – богиня-посланница любимой супруги Одина Фригг, девица с таким острым язычком, что довести могла кого угодно. Как и Локи, она умеет всё так повернуть, что черное примешь за белое, а белое за черное, мастерски владеет искусством иллюзии, но чаще всего лукавой, чем злой…

– Харрр, – неожиданно перебил Мунин, и показал через стекло клювом на какую-то огромную птицу, похожую на собаку-мутанта, что сидела на огромном дереве у самого горизонта, – Смотрите – Симург13! Вот кто всегда был порядочный парень. Недаром его звали вещая птица справедливости и счастья…

– Ага, – поддакнул Хугин, – Только выглядит как-то неважно – не то сокол, не то пес.

У очередного окна Борис невольно остановился и приник к стеклу. Там занималась утренняя заря. Мимо него неслась на сияющих крыльях прекрасная – другого слова и не подберешь – богиня в розоватой, цвета утренней зари тунике, золотоволосая и с необыкновенно одухотворенным лицом. В её руках золотом блестел небольшой жезл с переплетенными змеями, точь в точь похожий на кадуцей Гермеса.

– Родственница нашего Трикефала, Ирида… – пояснил Мунин, – Весьма добродетельная девушка, да еще и красавица…

– Ирида… Богиня-радуга… – улыбнулся Гермес, вспоминая коллегу с явным удовольствием, – Вестник моей приемной матушки Геры… Зевс ее очень ценил, частенько и сам давал поручения и даже подарил ей такой же как у меня кадуцей… Мы долго работали вместе, потом как-то разошлись…

Борис понимающе закивал.

– Тогда многие меняли профессию, – пояснил Гермес, – Время было интересное, человечество стремительно развивалось, нужно было поднимать образование и науки. Некоторые коллеги стали богами мудрости, познания, ну и так далее, хотя по сути дела – это та же самое…

Они остановились возле очередного стрельчатого окна, за которым простирался величественный город с белоснежными храмами и площадью, выстланной огромными мраморными плитами, отполированными до зеркального блеска.

Гермес показал на благородную женщину в длинной тунике, ниспадающей волнами до самой земли. Она держала в руках пергаментный свиток и что-то втолковывала толпе слушателей, которые благоговейно ей внимали и непрестанно записывали услышанное в длинные свитки и восковые таблички.

– Вот, к примеру, моя вечно воющая сестренка – Афина – прокомментировал сцену Гермес, – Однажды взяла и бросила войну, всю эту свою стратегию и тактику, перестала общаться с грубыми солдатами, постоянно размахивающими мечами, сняла бронзовый шлем и стала покровительствовать искусствам и ремеслам… Правда не в одиночку – образование требует, как ты понимаешь, системы и профессионального педагогического коллектива14.

– Понимаю. Педагогический коллектив. Очень понимаю! А Локи тоже работал с вами? – вернул Гермеса поближе к теме Варвара, которому хотя и импонировали подобные корпоративные воспоминания, поскольку мало отличались они от воспоминаний родителей, но дело было прежде всего.

– Да, к сожалению… Правда не долго и довольно скверно – кивнул головою Гермес, – Впрочем, Локи и без того успевал буквально везде, особенно там, где можно было смошенничать, обмануть или разбогатеть.

– Личные счеты? – язвительно поинтересовался Варвара.

Гермес едва не поперхнулся и энергично отмахнулся.

– Вовсе нет, мне лично он ничего плохого не сделал. Мы даже не пересекались, поскольку в ту пору, когда он появился на свет, я информацией уже не занимался. Меня тогда интересовали алхимия и астрология. Впрочем, я о нем много слышал. Все без умолку рассказывали о том, что Локи со своими пакостями и проделками основательно всем надоел. С ужасом вспоминаю, чем все это закончилось!

– Чем?

– Ничем хорошим, можно сказать трагедией… Локи сумел обмануть весь мир и всех богов разом, включая Одина.

– Как это? – поинтересовался Варвара, а, Гермес, посмотрив на часы, вдруг заторопился и увлекая спутников вперед на ходу пояснил:

– Однажды верховный бог Один послал своего вестника Хермонда на волшебном коне Слейпнире в Хельхейм, царство мертвых, чтобы спасти оттуда своего сына Бальдра, которого незадолго до этого убили как раз из-за очередного обмана Локи. Разумеется, чтобы оживший Бальдр не раскрыл, как Локи привел его к смерти, обманщик увязался вслед за гонцом. Локи во что бы ты ни стало нужно было сорвать затею Одина и миссию его посланца. Живой Бальдр был для него смертельно опасен. Представляешь, какую изобретательность проявил Хермонд, чтобы убедить злобную Хель, повелительницу подземного царства, вернуть Бальдра в мир живых?! Договорились, что если Бальдра станет оплакивать весь мир, то Хель отпустит его к отцу. Сделать это было несложно, поскольку покойного Бальдра все любили и без того горевали о его смерти. И что, ты думаешь, сделал Локи? Пока все живые существа на Земле скорбели по погибшему Бальдру и плакали, он прикинулся великаншей (он вообще легко перевоплощался в женщин) и со смехом отказался горевать!!! Договор оказался не выполнен, и Хель оставила Бальдра в царстве мертвых…

– Вот ведь изворотливый тип! – искренне возмутился Борис. – И что было потом?

– Потом обман раскрыли, Один жутко разгневался, а Локи попытался скрыться. Но его успели поймать, выгнали с позором из небесного города Асгарда и навечно приковали к скале, приставив к нему в качестве дополнительного наказания здоровенную змею, чтобы та вечно терзала предателя своим ядом…

Гермес помолчал и с горечью добавил:

– На какое-то время всем стало спокойно. Можно сказать, все вздохнули с облегчением. Но вот сравнительно недавно Локи сумел сбежать, и, сам понимаешь, теперь есть о чем теперь беспокоиться уже вам… Такому манипулятору и обманщику, как Локи, в вашем мире есть, где проявить свой криминальный талант…

Коридор, наконец закончился и в конце него возникла гигантская дверь. Гермес остановился.

– Постарайтесь поменьше болтать! – предупредил он всех строгим тоном и особо добавил для воронов, – А вы вообще сделайте вид, что вас не существует… А то все так затянется, что и до скончания века закончить не успеем…

И он изо всех сил налег плечом на створку двери. Краем глаза Варвара увидел, что в самом низу, у её основания чем-то острым был нацарапан знакомый символ – словно из каменных плит пола выпирали острые сучья старого корня. Это была перевернутая руна Ансуз, знак Локи. В этот момент, створки, скрипя, распахнулись и Гермес, не дав Борису сказать ни слова, увлек спутников в черноту, открывшуюся впереди.

Глава 11. Загадки сфинкса

в которой Борис понимает, как важно уметь разгадывать загадки, особенно если знаешь ответ

Перед ними предстало огромное, уходящее в бесконечность пространство, не зал и не холл, а какое-то невероятно просторное помещение, то ли вытесанное из камня в гигантской скале, то ли древняя пещера необъятной величины, то ли сложенное исполином из огромных камней жилище. Казалось оно необозримым, больше любого авиационного ангара. Перспектива его терялась в дали, и ощущалась в нём невероятная древность.

Под ногами путников простиралась огромная лестница, по которой без особого труда могли бы спуститься вниз лишь слоны Ганнибала. Сложили ее из тщательно обтесанных валунов, гладких, потемневших, выщербленных во многих местах, подогнанных так плотно, что даже граница между ними казалось неразличимой. Вороны, почувствовав свободу, хлопнули крыльями и взлетели ввысь, а Гермесу с Борисом пришлось спускаться, с трудом преодолевая высокие каменные ступени.

На одной из ступеней было что-то разлито – так ничего особенного, просто небольшая флуоресцирующая алым отблеском лужица. Гермес невольно наступил в неё, чертыхнулся, отдернул ногу и тщательно вытер таларии носовым платком. Борис даже не обернулся, не придав этому значения, да и лужица как-то незаметно пропала, то ли испарившись, то ли ее впитал пористый камень. Не задерживаясь, путники спустились вниз.

Внизу у основания гигантской лестницы дремал, уткнувшись подбородком в могучие лапы, довольно реалистичный Сфинкс, но не каменный, а настоящий – с телом огромного льва и человеческой (не женской, а, почему-то, мужской) головой, старческой и немного грубоватой. Был он отдаленно похож на охранника 232-го лицея, который всегда дежурил по четвергам и неустанно разгадывал кроссворды.

Вблизи Сфинкс оказался не такими огромными, как можно было ожидать – ростом он не превышал африканского льва, а голова, покрытая наполовину львиной гривой, была немногим больше головы обычного человека. Достиг он, судя по внешности, очень преклонных лет: гриву сплошь покрывала седина, шерсть на спине, там, где у львов проходит черная полоса от шеи до самого хвоста, была не черной, а пепельно-серой, а кисточка на хвосте какая-то куцая, словно ее основательно поела моль. Однако крылья оказались великолепны – могучие, покрытые палевыми, с дымчатым отблеском древнего потускневшего золота перьями, на таких крыльях легко бы взлетел даже тучный бегемот или носорог. Сфинкс дремал, и его огромные лапы с устрашающих размеров когтями вздрагивали, скребли по каменному полу и подергивались, словно в его загадочном сне шла какая-то особая жизнь, наверное, очень непростая – изредка он тяжело вздыхал, подергивал полузакрытыми веками, раздувал ноздри, и даже рычал.

– Спит как наша собака Зинка, – прошептал Варвара, обращаясь к Гермесу, – Та тоже все время сны видит и лапами шевелит, гоняется за кем-то…

Гермес зашипел, приказывая помолчать, но тут Сфинкс рывком раскрыл глаза и уставился на посетителей туманным со сна взором. Потом он приподнял плечи, потянулся всем телом и, с трудом приволакивая задние ноги, сел на манер старого сторожевого пса, которого не вовремя разбудили.

– Путь закрыт, вы опоздали…– равнодушно сказал Сфинкс, голос его оказался не громким, но зато очень убедительным.

– У меня разрешение… – твердо сказал Гермес и вытянул руку, как бы предъявляя пропуск, и в воздухе вдруг появился светящийся огненный знак, похожий на молнию, на фоне которой сама собою нарисовалась женская голова со множеством змей вместо шевелюры.

Сфинкс посмотрел на тающий в воздухе знак Гидры, но тот его не убедил. Он прокашлялся, так что внутри его заклокотало, а на глазах выступили слезы. Он вытер глаза лапой и довольно буднично сказал, что время посещений сегодня закончилось и вообще, нечего шляться в Хранилище толпой когда попало, тем более с животными и детьми… «Здесь не зверинец и не детский сад, чтоб вы знали, а серьезное научное учреждение», – сурово добавил Сфинкс.

До сих пор молчавший Мунин, который до этого откровенно скучал, недобро посмотрел на стража, а Хугин спикировал вниз и хрипло каркнул:

– Про зверинец я бы помолчал… Некоторым, не буду называть имён, не в зоопарке, а в кунсткамере самое место, хрррра!…

Гермес яростно показал Хугину кулак, но было уже поздно. Обиженный Сфинкс с трудом поднялся на все четыре лапы и упрямо уставился на посетителей. Борис понял, что теперь уговаривать его – дело безнадежное. Впрочем, он плохо знал Гермеса, который чем-то напоминал Д’Артаньяна, который никогда не сдавался.

– Но ведь всегда есть выход, какое-то решение проблемы…, – с нажимом, явно намекая на что-то хорошо известное стражу сказал он, – Думаю, мы сможем договориться…

– Тогда тебе придется пройти испытание, – легко согласился, Сфинкс, и воодушевившись, иронично посмотрел на компанию посетителей, – Только есть одна существенная проблема… Видишь ли, правила таковы, что если ты не пройдешь испытания, я должен буду тебя убить… И этих, пожалуй, тоже…

Борис, на которого в упор смотрели желтые кошачьи глаза с узкой полоской черных, как бездна, зрачков от этого взгляда вздрогнул. Ситуация казалась диковатой, хотя он начал догадываться, что на его глазах разыгрывается некий древний ритуал.

– Харррр! Началось! Сейчас загадки начнет загадывать…– провозгласил Хугин, а Гермес поспешно согласился.

– Испытание, так испытание, – с притворной обреченностью сказал он, – Как в добрые старые времена…

– Отгадывать будешь, или еще поболтаем? – ворчливым тоном спросил Сфинкс, хотя по всему было заметно, что все это доставляет ему огромное удовольствие.

– Отгадывать буду, – спокойно согласился Гермес.

Сфинкс встрепенулся, принял такой особо торжественный вид (он даже закатил глаза), что стало ясно – для него загадывание загадок служило любимым развлечением, которое разнообразило его долгую, но скучную жизнь.

– Слушай меня, о путник…– торжественно заговорил он голосом диктора Левитана.

– Давай без преамбул, – перебил Гермес, который уже торопился заняться делом, – Излагай суть…

– Стоят два кола, на кольях бочка, на бочке кочка, на кочке дремучий лес… – торжественно продекламировал Сфинкс, не обращая внимания на пренебрежительный тон.

– Человек, – быстро ответил Гермес, и пока Сфинкс хлопал глазами, поторопил, – Давай следующую…

Сфинкс встряхнул гривой, словно вымокший пес, и торжественно начал:

– Назови две сущности, что ходят одна за одной, но….

– День и ночь!15 – быстро, не дожидаясь окончания загадки ответил Гермес и Сфинкс ошарашенно замолк, потер нос и, очень по-собачьи, с обидой присел на задние лапы.

– Ты меня обманываешь! Ты просто жулик, – огорченно сказал Сфинкс и отвернулся. При этом он так сгорбился, что Борису стало его немного жаль.

Гермес сделал невинное лицо и стремительно потащил Варвару вглубь темного коридора, похожего на предверие преисподней.

– Только не вздумай бросаться со скалы в море, – насмешливо бросил Сфинкусу через плечо Гермес, увлекая своих спутников прочь от стража, – Учти, что пока ты еще на работе! Вот сдашь смену через пару тысячелетий, тогда и бросайся себе на здоровье…

Вороны стремительно прянули в темноту и пропали. Борис же не удержался, чтобы последний раз не взглянуть на обманутого стража, которому искренне сочувствовал. Он обернулся и едва не упал от неожиданности. Сфинкс выпрямился во весь рост, уперев могучие лапы в плиты ступеней и пристально смотрел им в след желтым немигающим взором. Взгляд это был подозрительно торжествующим и на лице стража, древнем, как камни, читалось откровенное злорадство. Гермес настойчиво дернул Бориса за рукав, и тот поспешил ему во след, в полумрак каменной арки, но успел заметить, что Сфинкс взмахнул крыльями, словно стряхивая тысячелетнюю пыль, и в воздухе перед ним огненным вихрем нарисовалась зловещая руна Ансуз. Она какое-то время мерцала, острым двузубым крюком, потом растаяла, словно ее и не было вовсе…

Путники вошли в длинный зал, базальтовые стены которого тянулись ввысь и смыкались, как в глубоком каньоне, только вверху вместо полоски неба была кромешная темнота. Борис, которому от взгляда Сфинкса и сияния таинственной руны стало немного не по себе решил о происшествии промолчать, но все же не удержался от вопроса:

– А вы, выходит, все ответы заранее знали? Вы его обманули?

– Конечно знал, – равнодушно ответил Гермес, – Этот Сфинкс такой старый, что теперь у него в голове полный сумбур. И загадки его довольно однообразные…

– Он что же, все время одни и те же загадки задает? – наивно спросил Варвара.

– Ничего подобного, – весело ответил Гермес, – загадки-то у него как раз всегда разные, в фантазии и эрудиции ему не откажешь, а вот ответы на них всегда одинаковые. Так в жизни часто бывает…

Глава 12. Каменный эпос

Борис изучает древние рисунки, а Мунин находит портрет двоюродного прапрадедушки

Путники вошли в необозримое пространство, что простиралось на многие километры вдаль, словно бесконечная экспозиция, в которой безумный коллекционер не без хвастовства выставил на всеобщее обозрение свои сокровища. Справа и слева от них в этом невероятном хранилище высились до самого потолка (а тот терялся в сумрачной вышине) полки, стеллажи, витрины, шкафы, ниши и выгородки – все, что способно хранить на себе бесчисленное множество вещей. И вещи здесь были самые удивительные.

– Что это такое? – спросил Борис торопящегося Гермеса, за которым едва поспевал – Хлам какой-то, вообще непонятно что…

Непонятно чем оказалось сотня грубых глиняных сосудов, которые мог вылепить только совершенно безрукий воспитанник гончарного кружка для дошкольников, по которым были разлиты маслянистые разноцветные жидкости. Одни сияли бирюзой, другие охрой, третьи были черны, как бездна, четвертые отливали невероятно насыщенным багрянцем, пятые – идеальной индиговой синевой.