Я дома

При слове «дети» у Софии екнуло в груди.

– Я, когда на секунду задумался, нужны ли мне дети, – продолжил он, – сразу деда своего вспомнил и так живо представил, как он мне говорит, не одобряя: «Что ж ты, пес, наслаждения только пришел получать? Мы зря, что ли, все тут выживали, чтобы ты, засранец, наш род решил оборвать?»

Клим усмехнулся. София молчала. Ее сердце по-прежнему больно сжималось, а в голове пульсировали грустные и тревожные мысли. Она ехала по темной дороге с совершенно незнакомым ей мужчиной, которого видела впервые в жизни, а знала как будто уже целую вечность. Она слышала, как ее разум пытается достучаться до здравого смысла и предупредить об опасности и боли, которая неизбежно постигнет ее душу. Слышала, но никак не могла противостоять. Она чувствовала свое дрожащее сердце и понимала, что что-то в нем сейчас зарождается, что-то очень важное и хрупкое, что-то такое, чем не захочется делиться ни с кем, чтобы ни в коем случае не расплескать…

Клим сбавил скорость, внимательно озираясь по сторонам. Увидев нужный адрес, он удовлетворенно кивнул, припарковал машину и набрал чей-то номер.

– Здравствуй, ты дома? Это Клим.

Ему что-то ответили.

– Я подъехал, – сказал он тихо, но уверенно, и начал выходить из машины.

– Ты езжай пока, – бросил он Софии. – Я позвоню.

– У меня же нет с собой прав, – пролепетала она.

– Все равно езжай, не жди.

С этими словами Клим вышел, оставив ее одну в авто.

Девушка тяжело вздохнула, перелезла, не выходя из машины, на водительское сиденье и, отъехав буквально метров двадцать от дома, приготовилась ждать, а ждать она умела… Видимо она в какой-то момент уснула, потому что не сразу услышала, как кто-то стучит в окно автомобиля. Открыв глаза, София увидела Клима и его холодные глаза.

– Можешь вернуться к дому? Нужно кое-что в машину положить.

Смутившись, она завела двигатель и медленно подъехала.

Клим был не один. Рядом с ним стоял высокий широкоплечий мужчина. В темноте было практически невозможно различить черты его лица. Он вручил Климу какие-то свертки, которые тот убрал в багажник, затем пожал ему руку – уверенно и твердо и, кивнув, зашагал в сторону своего дома.

Попрощавшись, Клим сел в машину и очень внимательно посмотрел на девушку. На секунду в его взгляде что-то поменялось, словно его случайно коснулся луч солнца, на мгновенье озарив мягким светом.

– Когда я был еще мальчишкой, я думал, что люди способны полюбить лишь однажды, – произнес он тихо и задумчиво. – Я был уверен, что у меня так и будет, но ничего не вышло. Я расстроился и долго не мог с этим смириться. А потом случайно увидел один фильм – «Бронкская история». Хорошая такая криминальная драма. Там один из главных героев сказал потрясающую фразу, которая крепко засела в моей голове: «В жизни позволено иметь только трех женщин. Они появляются, как великие боксеры, раз в десять лет. Мои три были в шестнадцать. Так тоже бывает…» До сегодняшнего дня в моей жизни, София, было две женщины…

Девушка встретилась с ним взглядом и ничего не ответила. Она почувствовала, как ее тело моментально охватила странная дрожь, отчего руки начали предательски трястись, и ей пришлось поспешно сцепить их вокруг коленей, чтобы Клим ничего не заметил. Все ее сознание и последние остатки здравого смыслы разрывало от миллиона вопросов, которые она, как бы ни хотела, не смела задать этому странному мужчине с холодными глазами.

Ей было безумно интересно, кто те две и правильно ли она поняла, что, возможно, по какой-то нелепой случайности она стала той самой третьей. Она мучилась от незнания, какая у него семья, и, конечно же, понимала, что если есть дети, то обязательно должна быть и супруга. Она сгорала от любопытства, какие у них отношения, и чувствовала, как больно сжимается ее сердце от того, что, скорее всего, хорошие. Она терялась в догадках, почему он к ней подошел и имеет ли для него эта встреча хоть каплю того значения, которое имела для нее. Она корила себя за слабость в который раз за этот вечер, но так и не могла обуздать ни своих чувств, ни эмоций, потому что просто напросто влюбилась за какие-то считанные минуты, а может быть, даже за секунду. Так странно, отчаянно, безрассудно. И сейчас, сидя рядом с этим мужчиной с холодными глазами, ей больше всего на свете хотелось кричать о своем чувстве. Громко, неистово, безумно. Но вместо этого она робко спросила: «Где ты был?»

– У друга.

– У друга? – переспросила София.

– У друга, – улыбнулся Клим. – Мы просто не общались с ним раньше.

– Так бывает?

– Видимо, да.

– Ты видел его впервые в жизни? – зачем-то уточнила девушка.

– Да, – ответил он задумчиво, глядя перед собой в темное лобовое стекло. – Он мог не пускать меня к себе в дом. Мог переодеться и выйти со мной прогуляться, мог, в принципе, отказать во встрече и вообще не открыть дверь. Но он решил иначе и пригласил меня на свою территорию, потому что бесстрашен, а таких мало. А еще он нагрузил мне полбагажника каких-то солений, варенья и зелени. И это так по-настоящему, без пафоса, когда человек проявляет заботу не только о тебе, но и о твоих близких, показывая чистоту своих намерений. Словно он передал привет, сделанный своими собственными руками, в знак того, что не собирается никого обманывать.

– Чем он занимается? – осторожно спросила София, пытаясь понять, как далеко может зайти в своих расспросах.

– Он подполковник, – продолжил Клим. – Очень порядочный мужик – в баню с проститутками не ездит, откаты не берет. Участник боевых действий. Я его хотел расспросить, но он не захотел рассказывать. Обмолвился, что было ранение, контузия, смещение позвонков, грыжи… Часто приходилось с вертолета спрыгивать в полном снаряжении – автомат, бронежилет… Все тяжелое. У меня тоже есть грыжи в позвоночнике. Намучился я с ними. И вот я еду сейчас и думаю… Мне понятно, почему у этого человека – а он еще и старше меня на десять лет – проблемы со спиной. А вот что же такое тяжелое ношу я, что моя спина не выдерживает?

София промолчала, потому что понимала, что этот вопрос он задает самому себе…

– Под тебя копают? – вместо этого выдохнула она, внутренне сжавшись. Она все еще не понимала, где предел и как сильно он может перед ней раскрыться.

– Причем как-то бессовестно, – констатировал он. – Но сегодня я понял, что у них на меня ничего нет. Они пытаются впаять мне такие примитивные схемы, что мне даже смешно. Чушь полная. Это все равно что ты превысил скорость, а на тебя вешают встречку в нетрезвом состоянии и пытаются самими грязными методами найти доказательства, твоего нарушения. Эти люди могут подкинуть и оружие или наркотики, потому что они хотят говорить на подлом языке, но это же все неправильно. Так? Мы же цивилизованные люди!

София кивнула.

– Я знаю этот подлый язык лучше всех их вместе взятых, и я вижу, что мой новый друг – случайный гость в этой гнилой системе, и он не хочет никого подставить или подсидеть, потому что не знает их языка, а я знаю. Один мой хороший товарищ рассказывал, как можно заставить человека забыть про кого-то, сбив фокус внимания. Чтобы он начал думать о том, почему рано утром его жене какой-то парень на улице плеснул в лицо стакан воды с криком: «Кислота!» Либо еще раньше в подъезде кто-то схватил ее сзади за шею и выбрил полоску на голове, чтобы налысо пришлось стричься. А можно канистру из-под бензина закинуть на участок с запиской «Крепко спишь?» или ассенизаторщиков к нему отправить, чтобы слили все свое говно через забор на участок. Так, чтобы он от вони еще долго не мог избавиться. Можно из морга человеческую руку взять, срезать отпечатки и подложить ему в машину, чтобы совсем сон потерял. Да сотни вариантов! Это я еще без уголовщины говорю. Нельзя со мной на таком языке разговаривать! Они нюхом чуять должны. По-хорошему надо. Честно. Тогда и у меня рука не поднимется на подлость какую-то, – закончил он, крепко сжав руль.

Девушка заметила, как он закусил губу и как побелели костяшки его пальцев.

– Этот твой хороший товарищ ты и есть? – спросила она тихо.

Клим ничего не ответил.

– Зачем ты все мне это рассказываешь?

– Потому что знаю, что могу доверять, – произнес он чуть слышно.

– Так бывает? – прошептала она в ответ.

– У меня да, – все так же тихо молвил Клим и слегка коснулся ее колена…

…От воспоминаний о Климе у Софии навернулись слезы. Время, может быть, и лечит, но делает это крайне медленно. Она закрыла глаза, свернувшись калачиком под одеялом.

Девушка слышала, как хлопнула входная дверь. Видимо, мужчины наговорились, и скоро Олег поднимется в их спальню, и лучше ей к этому времени уже спать крепким сном, чтобы не заниматься любовью втроем: она, Олег и призрак Клима…

Глава 3

Ирина родилась в маленьком городке на берегу моря. Город был настолько мал, что Ирина могла легко его объехать на велосипеде или обойти за пару часов с друзьями. Горожане жили в одинаковых малоэтажных домах, похожих друг на друга как две капли воды, много работали, мало мечтали, а по выходным ходили на рыбалку либо бродили по окрестностям в поисках грибов или ягод. Окрестности, надо заметить, тут были на редкость живописные. С одной стороны город укрывал от внешних глаз молчаливый лес с душистыми соснами и туями и ароматным и пушистым можжевельником, а с другой стороны его охраняли вязкие болота с белоснежными кувшинками и звенящим на ветру камышом. По самому берегу моря несли караул важные и упитанные утки, которые вальяжно прогуливались по кромке воды и снисходительно принимали угощение от местных жителей.

В городе было несколько школ, пара детских садов, большой завод, на котором трудились почти все взрослые жители, и всего одна больница, где главным врачом работал отец Ирины. Его знали все. Когда маленькой Ирочке случалось прогуливаться с папой по центральной аллее города, с ними здоровался буквально каждый. К папе подходили за советом, справлялись о его самочувствии, делились последними новостями и обязательно благодарили. Он кивал, улыбался, задавал уточняющие вопросы, но никогда не выпускал маленькую ручку дочери из своей большой ладони. Ирина смотрела на отца снизу вверх и восхищенно думала, что он, должно быть, самый уважаемый в их городе человек. Его действительно все любили и уважали, а Ирочка просто боготворила.

Однажды по весне – Ирине тогда было лет восемь, не больше – все побережье моря покрылось льдом, поддавшись куда более мощным силам природы. Такое событие происходило не каждый год, и Ирина никак не могла оставить его без внимания. Наспех накинув клетчатое пальто с большими металлическими пуговицами и нахлобучив пушистую шапку с помпоном, она побежала к берегу. Море встретило ее белоснежным безмолвием. Белое поле простиралось так далеко, что Ирина совсем не видела водной глади. Подойдя чуть ближе, она заметила, что вода промерзла неравномерно и кое-где видны еле заметные прогалины, через которые можно было услышать тихие вздохи прибоя. Ирина осторожно наступила на лед. Она была обычной худенькой девчонкой, но даже ее небольшой вес для льда оказался невыносим. Лед протяжно захрустел. Ирина сделала пару шагов вперед. Лед задумался и ничего не ответил. Почувствовав себя более уверенно, девочка пошла дальше. Чем больше она отдалялась от берега, тем удивительнее становилась ледяная толща под ее ногами. Лед все чаще разбивался на большие остроугольные куски, края которых стачивались друг о друга и загибались кверху, а кое-где срастались воедино, образуя несимметричные ледяные плоты, вдоль и поперек покрытые трещинами и разводами.

Ирина не удержалась и запрыгнула на один из таких плотов. Края льдины были твердые и острые, и Ирина словно оказалась на огромном осколке разбитого зеркала. Она зачарованно присела на льдину и попыталась разглядеть сквозь многочисленные трещины и щели толщу воды, скрытую под ней. Море было на редкость темным и молчаливым, Ирина едва могла различить его тихие стоны и вздохи. Льдина тихонько покачивалась, терлась о соседние стеклянные куски и плавно уносила Ирину все дальше и дальше от берега. Когда девочка подняла глаза, она увидела, что люди, которые остались на берегу, стали похожи на маленькие разноцветные точки, неравномерно рассыпанные по всему побережью. Ирина попыталась остановить свой плот, но льдина опасно накренилась и девочка, потеряв равновесие, чуть не упала в воду. Поднявшись на ноги, она аккуратно, сантиметр за сантиметром, перешла в самый центр своего коварного судна и замерла. Ирина попыталась кричать, но быстро поняла, что ветер поглощает ее голос прежде, чем тот успевает долететь до берега. Вскоре Ирина почувствовала, что лед под ногами стал более рыхлым и начал потихоньку погружаться в воду – медленно, но верно море забирало льдину в свои объятья. Время остановилось…

Ирина аккуратно села на свой зеркальный плот и сразу же почувствовала, как намокли штаны. «Видимо, льдина скоро окончательно растает и утонет», – подумала она испуганно. Ирина еще раз посмотрела на удаляющийся берег. Где-то там был ее папа. И папа обязательно придет к ней на помощь. Она ни на секунду в этом не сомневалась. Ирина закрыла глаза и легла на лед, на мгновение представив, как море накроет ее с головой и утащит на самое дно. Она чувствовала, как намокает ее спина, а папы все не было и не было…

Вдруг откуда-то справа раздалось странное урчание, напоминающее рев двигателя, и чей-то крик, словно кто-то звал Ирину. Девочка подскочила на льдине и повернулась на голос. К ней действительно приближалась моторная лодка, в которой сидел мужчина.

– Не шевелись, я сейчас! – донеслось до Ирины. – Я заглушу мотор и максимально близко к тебе подплыву. Пожалуйста, не делай резких движений, хорошо? – пробасил мужчина.

Ирина послушалась и замерла. Мужчина на лодке был крупный, широкоплечий, в синей вязаной шапочке и зеленом бушлате.

«Спасатель», – догадалась Ирина.

– Тебя же Ирина зовут?

– Ирина.

– Меня Петр. Ирина, я тебе сейчас кину веревку, крепко за нее держись. Даже если ты случайно упадешь в воду, я все равно тебя вытащу. Хорошо?

Ирина кивнула. Мужчина бросил веревку, девочка ухватилась за ее конец и уже через пару секунд оказалась в лодке. Все произошло настолько стремительно, что она успела лишь почувствовать на миг, как чьи-то крепкие пальцы сжали ее плечо и буквально втащили на судно. Лодка была старая, местами с облупившейся краской, как и ее хозяин, который сидел сейчас напротив Ирины и внимательно ее разглядывал. У него было обветренное лицо, красные и немного распухшие пальцы и темные глаза с прищуром. От мужчины пахло машинным маслом и табаком.

«Странно, что не морем», – подумала Ирина. «Ведь человек, который все свое время проводит в море, должен пахнуть морем…»

– Ну ты даешь, Ирина, – покачал головой Петр. – Всех перепугала. Отец весь город на уши поставил.

– Вас папа прислал, я знаю, – кивнула Ирина в знак подтверждения.

– Откуда? – удивился спасатель.

– Вы знаете моего папу? – ответила девочка вопросом на вопрос.

– Знаю, – усмехнулся Петр.

– Я тоже, – прошептала Ирина, поежившись.

Мокрая одежда давала о себе знать. Словно читая ее мысли, мужчина стянул себя бушлат, оставшись в одном свитере, и завернул в него продрогшую Ирину. Уткнувшись носом в теплую куртку, девочка блаженно закрыла глаза. Мужчина улыбнулся и, погрузившись в свои мысли, больше ни о чем Ирину не спрашивал…

На следующий день папа Ирины решил отблагодарить мужчину за спасение дочери, но в морской спасательной службе с прискорбием сообщили, что ночью Петр скончался от сердечного приступа. Все очень удивились этому странному стечению обстоятельств. Все, но только не Ирина. Девочка поняла, что там, на льдине, она чуть было не познакомилась со смертью, но в последний момент смерть передумала, решив, что в компании мужчины с обветренным лицом ей будет гораздо интереснее.

В следующий раз она встретилась со смертью в лесу. В то лето Ирина со своими друзьями все время проводила, рыская по окрестностям в поисках военных трофеев. Много лет назад здесь шла война, которая оставила после себя оружие, ржавые каски и заброшенные окопы. Люди находили минометные снаряды, пистолеты и винтовки, а еще осколки мин и бессчетное количество патронов.

В один из дней ребята случайно наткнулись на останки погибшего в бою человека. Он лежал прямо на земле под тонким слоем листвы и мха в грязной гимнастерке и кирзовых сапогах. Увидев его, ребята в ужасе отпрянули, а Ирина осталась. Она уже встречалась со смертью тогда, в детстве, на льдине. Так близко, что слышала, как смерть дышит ей в затылок. Ирина осторожно сунула руку в карман полуистлевших брюк и обнаружила завернутую в кусок старой советской газеты медаль. Она поначалу даже не поняла, что это такое, и потерла грязный металлический кругляш о край футболки. И вдруг увидела проступившую на нем красную надпись «За отвагу», три самолетика и один большой танк. В тот же вечер ребята обменяли эту медаль на бутылку портвейна, который, морщась и передергиваясь, распили по очереди прямо из горла на берегу моря. Всю ночь Ирину страшно мутило и буквально выворачивало наизнанку. То ли от портвейна, то ли от мыслей, что, возможно, у этого солдата остались родственники, для которых эта медаль имела куда большую ценность, чем бутылка дешевого портвейна…

В тот же год отца Ирины повысили, и они, собрав все свои вещи, навсегда уехали из маленького городка на берегу моря.

Окончив школу, Ирина поступила, естественно, в медицинский институт и, будучи студенткой первого курса, познакомилась с веселым старшекурсником Сашкой, который несмотря на то, что был уже давно женат и даже имел маленького сына, питал особую слабость к женскому полу и поэтому пригласил Ирину на свой день рождения, и там она встретила его младшего брата и своего будущего мужа – Володю. Сашу и Володю знали все в институте – врачи в третьем поколении, прекрасная интеллигентная семья, светлые головы и мужественные лица. С ними хотели дружить все парни, о них мечтали все девчонки и их уважали все преподаватели. Ирина не была исключением.

Что могла знать о превратностях судьбы юная и неискушенная восемнадцатилетняя девчонка? Разве могла она предположить, что красивые и видные парни влюбляются по сто раз на дню, а на день рождения зовут каждое приглянувшееся милое личико? Как она могла догадаться, что после второй бутылки портвейна любые глаза кажутся самыми выразительными и яркими, а всякое признание чистосердечным и искренним? Володя подсел к Ирине, когда допивал третью. Он был высокий, самоуверенный и очень пьяный. На нем были модные вельветовые джинсы в рубчик и белоснежная водолазка с высоким горлом.

– Вот скажи мне как будущий врач, в чем наша миссия? – спросил он ее, вопросительно заглянув ей в лицо своими карими глазами. Его волнистые темные волосы небрежно падали ему на лоб и он время от времени взъерошивал их еще больше, пытаясь убрать с лица.

– В охране человеческого здоровья? – неуверенно предположила Ирина.

Она не стала объяснять этому хоть и красивому, но все-таки незнакомому парню, что не очень понимает, как человек добровольно связывает свою судьбу с медициной. Она чуралась человеческих страданий и до судорог в животе не переносила вид и запах чужой боли, а в медицинский пошла исключительно по воле отца, который на тот момент уже стал деканом лечебного факультета.

– А что насчет высоких этических и моральных принципов? Когда чтобы добиться прорыва в медицине, нужно проделать миллионы опытов и экспериментов, создать сотни сывороток, которые могут вызывать боль, испытать их на людях и только потом увидеть результат… Ты же понимаешь, какой огромный прогресс в медицине стал возможен благодаря подобным экспериментам? – Володя сделал большой глоток портвейна из стакана и зажмурился.

– Но это же неотъемлемая часть любого клинического исследования, – промямлила Ирина.

– Будешь? – перебил он ее, протягивая свой стакан с алкоголем.

Ирина хотела отказаться, сославшись на то, что пить из чужой посуды негигиенично, но тут же передумала. Ей захотелось и дальше сидеть и слушать странные рассуждения этого парня, поэтому она взяла протянутый стакан и тоже сделала глоток.

– А что, если человек сможет обходиться без лекарств, добившись самосовершенствования на всех уровнях – нравственном, интеллектуальном, физическом? – продолжил он с мечтательным взглядом. – Если мы научимся быть лучшей версией самих себя, мы сможем контролировать свой разум и тело, научимся диагностировать душевные расстройства и посредством гипноза и медитации сможем сами себя исцелять! Я вот прямо уверен, что самопознание и самосовершенствование – ключи к созданию человека будущего.

Ирина судорожно сделала еще один глоток, испугавшись, что незнакомец сейчас опять спросит ее мнение, потому что ни слова не поняла из того, что он пытался донести до нее.

– Мы слишком впали в мещанство. Наши ценности – это автомобиль, персидский ковер или диван, а наша цель – служить Родине, перевыполнять план и поднимать целину, – парень грустно улыбнулся и, забрав у Ирины стакан с портвейном, допил его залпом.

– Ну что ты пудришь девочке мозги? – весело спросил его подсевший к ним Саша. – Пристает к тебе? – тут же обратился он к Ирине, подмигивая.

– Нет, – смутилась она. – Мы даже не знакомы.

Сашка заливисто рассмеялся.

– Вова – мой младший брат, а это… – начал он неуверенно, пытаясь вспомнить имя девушки, с которой познакомился на днях.

– Ирина, – подсказала она ему и протянула руку.

Володя улыбнулся, взял протянутую кисть и поцеловал ее. Ирина почувствовала его влажные губы на тыльной стороне ладони и смутилась. А он, как ни в чем не бывало – подумаешь, поцеловать женскую руку! – продолжил разговор, словно в этом жесте не было ничего необычного. Девушка неловко убрала руку и неуклюже положила ее на подлокотник дивана, на котором они сидели. Кисть все еще была влажной в том месте, где он ее поцеловал, и она не знала, как поступить, – вытереть или ждать, пока сама высохнет. Володя был слишком увлечен своими мыслями, поэтому совсем не заметил ее переживаний.

– Сань, вот ты же тоже мещанин, – усмехнулся Володя, окинув комнату печальным взглядом. – Зачем тебе это застолье, алкоголь, какие-то малознакомые люди в ярких тряпках? – спросил он, в очередной раз взъерошив свои непослушные волосы.

– Потому что это весело, братишка! И можно официально собрать толпу девчонок и выбрать лучших! – Саша опять подмигнул Ирине.

– Так ты же женат! – вырвалось у Ирины.

– И очень счастлив, – обезоруживающе улыбнулся Сашка. – Особенно когда моя супруга и сын уезжают к бабушке в деревню аккурат в мой день рождения.

Ирина улыбнулась, продолжая зачарованно разглядывать Володю. Он ей казался самым необычным и интересным парнем из всех, кого она знала.

– Почему мы не можем жить в обществе, где зрелая женщина способна не скрывать своего интереса к молодому мужчине и наоборот? Почему нам непременно нужен алкоголь для сближения, вместо того чтобы вместе попить горячего чая и влюбиться друг в друга без памяти? И почему мы не можем свободно говорить о музыке, литературе и искусстве вместо никчемных разговоров о наших знакомых и вообще незнакомых людях? Да плевать, Сань, на них! Я не хочу копить полжизни на вожделенный ковер, я хочу вместо этого с неописуемым счастьем потратить все свои сбережения на отдых с любимым человеком…

Володя грустно вздохнул и встал.

– Пойду принесу еще выпить. Не уходи, – кинул он то ли брату, то ли Ирине.

– Потерянная душа, – констатировал Саша, когда они остались вдвоем.

– Не обращай внимания. Он вчера всю ночь Ефремова читал. Видимо, еще не отпустило.

– Кого? – переспросила Ирина.

– Ефремова, «Лезвие бритвы», – пояснил он, как будто говорил об очевидных вещах.

Ирина сделала вид, что поняла. Она догадалась, что речь идет о каком-то писателе, но, к своему великому стыду, никогда о нем не слышала. Она вообще не очень любила читать и делала это последний раз в школе, и то исключительно только для того, чтобы не получить двойку за домашнюю работу по литературе.

Володя вернулся через несколько минут с еще одной бутылкой портвейна и по-прежнему одним стаканом. Саша отпустил в его адрес какую-то нелепую шутку и ушел, а они, опять оставшись вдвоем, еще долго о чем-то говорили, вернее, говорил Володя, а Ирина преимущественно слушала и периодически кивала в знак согласия.

Затем Володя вызвался проводить Ирину до дома, и они долго брели по пустынным ночным улицам, и он продолжал ей рассказывать о человеческом подсознании и предрассудках общества, о древних инстинктах и наследственной памяти. Он делился своим представлением о женской красоте, проводя большим пальцем по ее длинной шее. Восхищался ее гибкостью и стройностью, опускаясь прямо посредине улицы перед ней на колени и обхватывая руками ее тонкие щиколотки. Он давал высокую оценку ее большим и широко расставленным голубым глазам, сравнивая ее с древнегреческими красавицами. Володя поднимал ее, как пушинку, и хвалил за врожденное чувство меры и маленький вес, потому что единственно совершенная возможность отдать должное женской красоте – это носить свою женщину на руках. Ирина хохотала, визжала и очаровывалась им все больше и больше.