Дневник из преисподней

Но когда-то все было по-другому. И я думаю, что Король Орлов сделал нечто удивительное, потому что его дар позволил мне и Алексу стать частью единого целого, позволил полюбить друг друга.

Невозможно кого-то любить, не завладев при этом его душой. И мы оба слишком легко раскрыли свои души, словно каждый из нас владел ключом от подвала, где они были заперты. И каждый из нас позволил другому достать этот ключ и отпереть замок. Ни сомнений, ни колебаний, ни раздумий – это было так легко и так прекрасно.

Алекс дал мне то, чего никогда не дал бы милорд. Он заставил меня почувствовать себя живой, помог принять происходящие со мной перемены, дал понять, насколько счастливым может стать человек. Алекс объяснил мне, что счастье – это нормальное состояние души, которое не нужно завоевывать. Благодаря ему я поняла, что означает любовь и каким бесценным даром любви наделена моя душа. И я знаю, что только Алекс способен был наделить мою душу светом, который все еще живет во мне, не позволяя отречься от прошлого и собственного выбора.

И я всегда буду это помнить, потому что помню, как выжила после смерти своей мамы. Я выжила потому, что все внутри меня замерзло и превратилось в непроницаемый алмазно-ледяной панцирь, сковавший все чувства и мысли. Мы разделились – я и мой мир. И я существовала отдельно от всего, что меня окружало, не способная чувствовать ни гнева, ни боли, ни радости, ни любви. Само слово жизнь перестало существовать для меня.

А потом появился новый мир и Алекс. И я перестала выживать, осознав, что снова могу жить, а надежда не покинула мое сердце. Я смогла подняться с колен, несмотря на судьбу и брошенный ею вызов. Благодаря Алексу, я смогла дойти до конца, хотя судьба не оставила мне ничего взамен, кроме этой книги и возможности написать ее.

Я помню, как вернулась к Алексу, и очертания его фигуры нарисовались сквозь пелену моих слез. Я почти не плакала после смерти мамы, ибо слезы не приносили мне облегчения, но сейчас я плакала слезами боли и очищения. Король Орлов ушел, а мои слезы избавляли меня от страданий.

Когда мы возвращались, оцепенение, владевшее мною, стало проходить, словно внутри меня понемногу разжималась пружина, когда-то сжавшаяся от страха перед собственными эмоциями. Я перестала бояться своих чувств и того, что другая моя половина, когда-то сгоревшая дотла и заснувшая навсегда, поглотит меня саму. Она словно слилась с моей новой нечеловеческой сущностью, и я уже не могла разделить их. Став единым целым с чем-то, что было сильнее меня, опытнее и мудрее, я повзрослела и осознала, что утратила навсегда наивность своей юности, но не почувствовала никаких сожалений. Мне было горько, но одновременно легко и свободно, как будто открылись окна и двери, и впустили в темную комнату яркий солнечный свет. И сейчас я признаю, что дар Короля Орлов помог мне выжить в этом мире и не сломаться в первые годы. Он позволил мне полюбить этот мир и наделил силой, которая напугала милорда. А еще я не могу сдержать злорадной улыбки, вспоминая об этом. Не только ему удавалось смеяться последним…

Мы вернулись в дом принца Дэниэля и Алекс остался со мною. Пережитые эмоции вызвали болезненную лихорадку, напугавшую не только Алекса, но и Мастера. Я не просто заболела, я впала в какое-то забытье – в долгий сон без сновидений, не приносящий облегчения, а лишь усиливающий состояние слабости. Мастер и Алекс по очереди поили меня горькими отварами из трав, но облегчения не наступало. Я помню, как Алекс рассказывал мне о своем народе, и я засыпала под звуки его голоса, продолжая слышать его даже через пелену своих снов. Мастер тоже рассказывал мне о войне, о победах и поражениях принца Дэниэля. Он рассказывал мне о Магистре, имени которого не знал никто. А еще он рассказывал мне о Ночных землях, где жил и правил отец милорда и принца Дэниэля, и я могла слушать его истории бесконечно долго, несмотря на слабость и мучительную головную боль.

Мне стало легче лишь через пару месяцев, и в один из дней я наконец-то смогла самостоятельно выбраться на свежий воздух и устроиться в саду за домом. Добравшись до деревянной беседки с помощью Дэниэля, я почти рухнула в приготовленное им кресло, ощущая, как мелко и противно дрожат собственные икры ног, и успокаивающе улыбнулась принцу, чьи глаза не сумели скрыть тревоги и озабоченности. Он присел возле меня, и мы долго молчали, слушая птиц, распевающих свои чудесные песни.

Принц явно беспокоился обо мне, но не решался заговорить первым, и тогда заговорила я:

– Король Орлов передал мне очень важную вещь – символ, наделяющий его владельца большой властью. Почему он не отдал его вам, мой принц?

Дэниэль не смотрел на меня, глаза его были обращены к верхушкам деревьев, которые качал невидимый и чуточку ленивый ветерок. Он ответил мне после нескольких минут раздумий, и лишь закончив фразу, посмотрел прямо в глаза:

– Несмотря на официальный статус, мы не были друзьями, хотя и относились друг к другу с большим теплом и уважением, как равные и в чем-то очень похожие. Но каждый из нас отвечал лишь за свой народ и за свой дом. Он не мог отдать Годертайн мне, потому что его народ никогда бы не стал моим. Я не чувствую и не несу ответственности за орлов, Лиина. Я искренне люблю Алекса и нет у меня друга ближе, чем он, но я осторожен в своем союзе с его народом, потому что не верю в долговременные отношения между людьми и орлами. К тому же Годертайн наделяет своего владельца огромной властью, от которой я не смог бы отказаться. Король Орлов это знал…

Дэниэль прикоснулся к моей руке и сжал запястье, а затем продолжил:

– Я не тот человек, кто вправе использовать силу медальона, но я тот, кто был нужен королю в последние часы жизни. – Его слова были тихими, но за ними таилась боль, скрыть которую не смог бы никто.

– Что мне делать с медальоном? Я не могу носить его с собой. И я сомневаюсь, что информацию о его новом владельце возможно утаить от самих орлов. Если я попрошу Мастера спрятать его до той поры, которая, надеюсь, никогда не настанет, он не откажет мне?

– Это будет очень разумно с твоей стороны, а Учитель никогда и никому не отказывал в разумных просьбах, – Дэниэль улыбнулся мне и одобрительно кивнул, а потом оставил меня со словами, что Алекс тоже хочет меня увидеть.

Минуты в саду текли и текли – медленно и лениво. Ветер шуршал листьями. Солнце становилось все ярче. Тепло и тишина разморили меня, и я незаметно для себя погрузилась в сумеречное состояние полусна и полуяви. В этих грезах я видела Алекса, который почему-то был умирающим Королем Орлов, и мне казалось, что это Алекс умирает, преданный своим сыном. Я очнулась от своих грез в тот момент, когда огромная птица поднялась в воздух и растаяла в серебристом тумане, сотканном из миллиардов дождевых капель, падающих мне на голову. Я вскинула руки, защищаясь от дождя, и открыла глаза.

Алекс стоял возле меня, и мои глаза видели его в окружении сумеречного тумана, словно мои грезы неожиданным образом переместились в реальный мир. Глаза видели нечто, что было недоступно мне ранее. Алекс сохранял человеческий облик, но за его спиной серым туманом расползались огромные крылья. Я почувствовала его не совсем человеческую сущность, но это не испугало меня. А через мгновение я внезапно поняла, что Алекс глубоко несчастен, хотя и скрывает это под маской улыбки и тепла своих глаз.

Не выдержав, я протянула свою руку и коснулась его тела, почувствовав плотную ткань одежды.

– Я вижу крылья за твоей спиной, но понимаю, что их сейчас нет. Как ты превращаешься в человека, Алекс? В моем мире это назвали бы невозможным.

Алекс вздрогнул от моего вопроса и окружавший его туман распался на сотни мелких осколков, мгновенно растаявших под солнечными лучами. Крылья исчезли, и передо мною снова стоял человек.

– Ты можешь это видеть? Обычные люди не замечают нашей сущности. Хотя очень непросто принять облик человека, а потом вернуть свои крылья, Лиина. Отнимает много сил и потому орлы почти не прибегают к перевоплощению. – Алекс сел возле моих ног и посмотрел мне прямо в глаза.

Было странно смотреть на него сверху вниз, но необычайно приятно.

– У меня такое ощущение, что я способна читать твои мысли. А ты можешь прочитать мои? – Мне так хотелось побольше узнать, что даже эмоции Алекса перестали волновать, и, похоже, Алекс не возражал против этих вопросов.

– Не всегда, но я должен прикоснуться к тебе, если захочу понять твои мысли или чувства, или ощутить эмоции. Сами же орлы способны общаться между собой на огромных расстояниях. Это в нашей крови, но об этом знают немногие из людей. Те, кто знает, предпочитают молчать, не желая разрушать хрупкое равновесие между людьми и орлами.

Я согласно кивнула, признавая разумность этого, но не сдержалась:

– Есть ли способ защитить свои мысли, если ты или кто-то другой захочет узнать их?

– Конечно! Не думать о том, о чем тебя спрашивают! – Он сказал это с улыбкой, но очень серьезно.

– Хочешь прочитать мои мысли? – Я снова дотронулась до рукава его куртки, получив взамен нежное прикосновение его теплых губ к моей холодной ладони.

Его мимолетная ласка была так приятна, что я на мгновение зажмурила глаза.

– Вопрос в том, хочешь ли ты этого? Я никогда не пытался прочитать мысли людей без их согласия.

Даже абсолютно бесчувственный человек растаял бы от взгляда его темно-голубых глаз. И я кивнула ему:

– Мне кажется, что твой отец перед смертью что-то изменил во мне, но я не могу добраться до этих изменений, словно они прячутся от меня. Я хочу понять, кем я стала, и мне нужна твоя помощь.

Алекс кивнул мне, и не поднимаясь с травы, крепко сжал мою руку и прошептал:

– Будет немного больно, Лиина…

Его прикосновение было иным, не имеющим ничего общего с тем, что я испытала во время встречи с Королем Орлов. Я погрузилась в состояние, похожее на дрему, охватывающую человека во время просмотра телевизора, когда негромкий голос с экрана успокаивает и убаюкивает уставшего телезрителя. Мои веки сомкнулись сами собой, но я все еще слышала звуки реальной жизни, одновременно погружаясь в мир сновидений и фантазий. И в них присутствовал Алекс.

Мы парили в невесомости, где нет ощущения времени и пространства, нет страха и боли, нет желаний и чувств. Есть только покой и голубые волны под бирюзовым небом и золотым солнцем. Мое тело погружалось в прозрачную воду, теплую, как парное молоко, а морские волны несли меня к берегу, где ждал Алекс. Он позвал меня, стоя на берегу, и я потянулась на его зов, но не покинула моря. Зов Алекса стал настойчивее. Он подчинял меня себе, а в ответ на мое сопротивление становился все сильнее. Но я, по-прежнему, не желала ему подчиняться. И тогда вода вокруг меня изменилась. Я перестала ощущать ее своим домом, перестала чувствовать ее тепло и защиту. И я разозлилась на Алекса, потому что он лишил меня дома. И словно в ответ на мое негодование море исчезло, а я очутилась на берегу вместе с Алексом.

Небо над нами почернело, словно кто-то в одно мгновение уничтожил окружающее нас великолепие, а в следующее мгновение нас обоих накрыла холодная тьма, где светили лишь мертвые звезды на мертвом небе. Именно так. Звезды были мертвы и они, словно свечи, гасли одна за другой. Звезды умерли для Алекса, и он скрыл это от меня…

К пришедшей затем боли я оказалась совершенно не готовой. Она скрутила мой желудок, вызывая тошноту, поднялась к самому горлу и неожиданно сжала сердце, затруднив дыхание. Ничего общего с тем небольшим дискомфортом, о котором говорил Алекс. Я умирала под гаснущими звездами, и мое сердце остановилось в собственном сне.

Когда я открыла глаза, Алекс стоял надо мною, все еще сжимая мою руку. Он выглядел удивленным и испуганным одновременно. Не сказав ни слова, даже не предупредив, неожиданно для меня он одним резким движением вынул мой собственный кинжал из ножен и надрезал ладонь, заставив меня отшатнуться скорее от неожиданности, чем от боли.

– Прости! – Он вернул меня и поднес ладонь к своему лицу, словно желал убедиться, что кровь, сбегающая от меня маленькими каплями, настоящая.

– Она не черная! – С непонятной мне интонацией он почти вытолкнул из себя эти слова, а затем достал свой платок и прижал его к ране. – Но она и не красная, как у людей. Твоя кровь, Лиина, изменила свой цвет.

Немного опешив от неожиданности, я инстинктивно выдернула ладонь из руки Алекса, и убрав платок, убедилась в правоте его слов. Моя фантазия о том, что алая и черная кровь текут в моих жилах, дополняя друг друга, вдруг перестала быть только фантазией.

– Мой отец изменил тебя. Это возможно, но я не знал, что он способен на это. Из старых преданий осталась легенда, которая утверждает, что орлы были когда-то людьми. Они изменились из-за необычной болезни, приобрели способность превращаться в птиц. Продолжение этой истории в том, что некоторые орлы способны превратить в себе подобных любого человека. Если легенда правдива, то мой отец попытался сделать именно это. Я ответил на твой вопрос? – Он скорее не вопрос задавал, а констатировал факт.

И я кивнула в ответ, ибо с самого начала подозревала, что изменения коснулись не только моей души, но и тела. Вот только я не знала, хорошо это или плохо, и Алекс тоже ничего не сказал.

Мы молчали какое-то время, а Алекс смотрел на меня, словно обдумывал сделанное им неожиданное открытие. Но когда я улыбнулась ему, он по-мальчишески улыбнулся в ответ, и я вдруг подумала, что в него можно влюбиться только за эту улыбку. В его глазах заплясали черти и совершенно неожиданно для меня, он продекламировал:

– Прекрасная нимфа купалась в воде, но мне не доступна… В ее наготе есть прелесть чарующих звезд в небесах и чудится солнце в ее волосах. Увидев ее, я о бедах забыл, и сердце свое в ее руки вложил. Прекрасная нимфа купалась в воде, но мне не доступна в своей красоте…

Его слова смутили меня, а затем рассмешили. И еще через мгновение до меня дошло, что он рад этим переменам во мне, а я по уши влюбилась в него, не имея ни малейшего понятия о том, хорошо это или плохо, ибо в образе человека Алекс нравился мне гораздо больше, чем в облике призрачной птицы, растворившейся в тумане из дождя и серебристого света. Это произошло так быстро и так легко, что в тот момент мне просто не хватило времени, чтобы проанализировать свои чувства. И только сейчас я достаточно ясно понимаю, отчего моя любовь к нему зародилась столь стремительно и неожиданно для меня.

Алекс нес в себе свет какой-то искренней радости и счастья, несвойственного мне оптимизма и надежды. Одно его присутствие наполняло меня жизнью. Радость рождалась внутри него, моя же приходила извне. Словно луна, я принимала отраженный свет счастья других людей, пока Алекс не остался его единственным источником, в свете которого я могла находиться бесконечно долго. Он поделился этим светом со мной и свет его стал частью меня самой.

Тепло его души привлекло меня, словно мотылька, летящего на огонь, но свет Алекса не опалял и не обжигал. Он приносил мне тихую радость, спокойствие и удовлетворение. Я нуждалась в нем больше, чем Алекс представлял себе. И только Алекс был способен наделить меня небольшой частичкой этого света, одна лишь искра которого согрела и растопила лед в моем сердце. Его любовь удержала меня на краю бездны. Она осветила ее до самого дна и я поняла, что тьма не является моим домом, и мое стремление к ней – не единственное мое желание…

День продолжался, но я помнила про мертвые звезды в моих грезах и вечером, когда солнце, встретившись с горизонтом, прощалось с нами закатом умирающего дня, я спросила Алекса:

– Почему ты здесь, а не со своим народом?

Мой вопрос прозвучал для него так неожиданно, что Алекс чуть не подпрыгнул, внезапно вернувшись из задумчивого состояния в реальную жизнь. Глаза его блеснули каким-то мрачным удовлетворением, но вновь покрылись холодной дымкой задумчивости и отрешенности. Он попытался сделать вид, что не заметил моего вопроса, но я была слишком настойчива, повторив его, и он сдался:

– Мой брат стал королем и не желает больше видеть меня.

Недосказанность в его словах, интонация голоса и ускользающий взгляд сказали мне больше, чем он мог предположить.

– Лан изгнал тебя?

– Почему ты спрашиваешь? – Алекс смотрел на меня и в его серо-голубых глазах царил холод.

– Ты думал о погасших звездах и мертвом небе. Тебе было больно, Алекс, и мне тоже.

Он смотрел на меня, а вечерние тени наползали на его красивое лицо.

– Ты читала мои мысли. Не делай этого больше, Лиина.

– Я постараюсь, но мне кажется, я всегда буду хотеть этого, независимо от твоей воли. – Я была совершенно уверена в своих желаниях.

Солнце скрылось за горизонтом, наступили сумерки – предвестники глубокого вечера. Небо все еще было светлым, но окружающий город стала покрывать темная пелена. С балкона, где мы сидели, было хорошо видно, как зажигаются огоньки в окнах, разгоняя эту пелену. Настроение Алекса становилось все более мрачным, по крайней мере, мне так казалось. Но я должна была спросить:

– Ты уверен, что твоим друзьям ничего не грозит? Не захочет ли Лан… – Я запнулась, не в силах подобрать правильное слово.

Но Алекс понял меня и ответил сразу:

– Не захочет ли изгнать еще кого-нибудь? Нет, Лиина. Ты не должна волноваться. Мой народ выбрал своего короля. К тому же я всегда знал, что во мне больше от человека, чем от орла. Я не ощущаю своего превосходства над людьми или отличия от них. Когда-нибудь я смогу вернуться к своему народу. Что такое несколько лет по сравнению с вечностью, которую живут орлы?

Алекс наклонил голову и слегка улыбнулся, глядя в сторону возвышавшихся гор. Мой добрый, хороший, умный, сильный, красивый и по-своему несчастный друг…

Он что-то говорил мне потом, когда мы неторопливо спускались по лестнице, но мои мысли были слишком далеко. Как и свой отец, Алекс преподал мне урок, даже не желая этого.

Прощение! Эта способность жила в его сердце. Ни чужие законы, ни человеческая мораль, ни требования его брата не влияли на его совесть и не могли сделать Алекса менее значительным. Не было необходимости во лжи или неполной правде. Лишь я, рожденная в мире, где добродетель презираема, а истина губительна для того, кто ее проповедует, продолжаю бояться собственной совести. И мой инстинкт самосохранения не позволяет мне следовать ее воле. Слова и поступки моих друзей даже сейчас кажутся мне неестественными, словно я не могу понять и принять отсутствие в них тайного смысла или двойных стандартов. Мой мир не способен прощать и раскаиваться. И я не способна, потому что я – его дитя. Может быть, именно это увидел Король Орлов – мою зависимость от темных демонов, скрытых в моей душе? И если да, то почему он не отшатнулся от меня?

После стольких прожитых лет я понимаю, что еще при жизни мамы – в самые счастливые времена своей юности, я почти никогда не прислушивалась к своему сердцу, не слышала его, отталкивала и не желала мириться с его нежными и всепрощающими порывами, словно стыдилась своих чувств. Ее смерть лишь усилила противостояние между моими самими темными инстинктами и внезапно образовавшейся пустотой, заполнить которую я не могла.

Но благодаря Алексу и его отцу, я наконец-то задумалась над тем, как жить в мире со своей душой. Алекс смог научить меня не бояться собственных страхов, не позволять им причинять боль другим людям, как бы велика не была моя ненависть. Алекс научил меня тому, что прощение – не слабость. Алекс не просто преподал мне урок, он позволил увидеть искренность его слов и его желаний, искренность этого мира.

Она была во всем и везде. Искренними были друзья. Искренними были враги. Одни – в своей дружбе и преданности, другие – в ненависти и боли. Сам мир дарил ощущение правды и открытости, словно в нем не рождались люди, использующие слабость или отчаяние человека, чтобы завоевать его доверие. Не раз встречавшиеся мне, такие люди входили в мою жизнь под маской друга или приятеля и совершенно легко предавали меня без сожаления и раскаяния, и даже при отсутствии видимых причин и мотивов. Во мне это порождало обиду и недоумение, а в самых худших ситациях – злобу и ненависть. Благодаря таким людям, я не смогла научиться дружить и любить, и перестала нуждаться в себе подобных, предпочитая абсолютное одиночество. Но благодаря Алексу, я поняла, что не могу ненавидеть их, словно увидела их больные души. А благодаря его отцу, я научилась ценить искренних людей, даже если они становились моими врагами.

Всему же остальному меня научили мои родители и я различаю границы того, что дозволено и не дозволено. Я чувствую чужую боль, как свою, и потому не могу сознательно причинить ее другому, даже тому, кто не способен на искреннюю любовь, крепкую дружбу, сочувствие и сопереживание.

В тот вечер я сказала Алексу, что мне трудно принять его мир таким, каким он является. Я сказала ему, что мое болезненное состояние заставляет меня сравнивать наши миры, сравнивать себя с ним и принцем Дэниэлем. Я сказала, что такое сравнение приводит к серьезным сомнениям в собственной готовности к жизни в этом мире, и я ощущаю себя никем и ничем, несмотря на усилия Короля Орлов.

Я пыталась объяснить Алексу, почему поведение и поступки окружающих людей сбивают меня с толку. Я искала в них скрытый подвох, и не находя его, погружалась в сомнение, ощущая лишь неуверенность, ибо для меня был более привычен иной мир. Мир, в котором гордыня воспринималась как нечто само собой разумеющееся, а солнце дружбы, сияющее в глазах близкого приятеля, в любой момент могло обернуться смертельным торнадо, уничтожающим все на своем пути, в том числе и самого приятеля.

Я жила в мире, где не верила никому, кроме самых близких мне людей, и их количество ограничивалось пальцами одной руки. Я не доверяла людям, которых знала много лет, потому что именно такие люди предавали меня чаще всего.

Но Алекс не понял меня, он только сказал, что я зря загружаю себя подобными мыслями, потому что нет никакого тайного смысла в его словах или действиях по отношению ко мне, как нет их и в действиях принца Дэниэля. С врагами же нужно драться, а не рассуждать о мотивах открытой вражды. Он проговорил это с видом человека, окончательно поставившего точку в нашем разговоре, и у меня не хватило сил возразить ему. Слова же о том, что у нас за это посадят и надолго, я благоразумно оставила при себе. Алекс бы все равно их не понял.

Нас позвал ужинать Дэниэль, и я, не желая больше выглядеть слабой и больной, с деланным энтузиазмом последовала в столовую вслед за Алексом. Атмосфера за столом была не особенно теплой. Дэниэль пребывал в мрачном настроении, предчувствуя разлад в отношениях между людьми и орлами. Он ясно дал понять, насколько королевский титул Лана не способствует его планам, но он не осуждал Алекса за его отказ от права на этот титул. Дэниэль был просто огорчен.

Пока мы ужинали, сумерки окончательно овладели городом, и вечер окутал своими щупальцами башни и стены нашего дома. Словно незваный гость, он туманом проник в комнату, растекся вдоль стен и потолка, создавая таинственную и слегка мрачную обстановку. Даже огонь от свечей, зажженных Грэмом, не смог прогнать его, но вечерняя тьма вздрогнула от света и расползлась по углам комнаты, затаившись и притихнув, наблюдая за нами в готовности накинуться на нас, как только погаснут свечи.

Мы ужинали в каком-то тягостном молчании, пока Дэниэль снова не нарушил его:

– Я ждал официального послания от нового Короля Орлов, но на нашей встрече Лан объявил отношения между людьми и орлами вне закона. Отныне орлы и люди находятся в состоянии… – Дэниэль запнулся, не в силах подобрать правильного слова, ибо мир между людьми и орлами хотя и закончился, но война еще не началась.

Моя память услужливо откликнулась в ответ, и я прошептала:

– В состоянии тревожной бдительности… Да, да, тревожной бдительности… Готовые вцепиться друг другу в глотки, словно псы, не поделившие добычу, не понимающие, что у них один враг.

Дэниэль внимательно посмотрел на меня и согласно кивнул, а затем продолжил:

– На границах тоже неспокойно. Мой отец обещал, что границы Маэленда и Эльдарии никогда не будут нарушены, но в Пограничных землях появляются его подданные. Они несут смерть тем, кто встретился с ними. И еще… – Дэниэль поднял голову и обвел глазами всех сидящих, – мой брат хочет встретиться со мною и просит, чтобы Лиина присутствовала при встрече.

После этих слов тишина стала гробовой и все, как один, взглянули на меня. Учитель нахмурился, Грэм неодобрительно качнул головой, а я чуть не поперхнулась.

Еще не осознав до конца значения его слов, я автоматически спросила:

– Где и когда?

И Дэниэль ответил:

– Через два дня в его замке на земле Тэнии, – и он специально для меня пояснил, – Тэния не имеет своего правителя и официально находится под покровительством моего отца. Ее земли не подчиняются милорду, но мы с братом несколько раз встречались на ее территории, когда обсуждали вопросы, не подлежащие официальной огласке. Мы обменялись взаимными клятвами, что на земле Тэнии наша кровь не прольется никогда. Если мы хотим успеть, нам нужно выезжать завтра утром.