Песня для Корби

– И потом тебя тащило за грузовиком? – спросил Ара.

– Да, и потом вы все знаете, – сказал Корби.

Комар кивнул.

– Ты приехал обхитрить жильцов из своей старой квартиры, – сказал он, – но они обхитрили тебя. Ты упал в обморок, и мы принесли тебя в Анину квартиру. Ты очнулся на следующий день, а через час стало известно, что у нас в подъезде порешили твоего деда.

– Потом я заново собрал банду. И мы убежали от полицейских, которые очень хотели с нами поговорить, – добавил Корби. – Здесь дело еще в том, что после смерти Андрея я стрелял в его убийц из пистолета, который украл у деда. С тех пор у меня проблемы с законом. Дед меня почти отмазал, но теперь его нет.

– Ты стрелял в его убийц? – спросил Комар. – Ты раньше ничего про это не говорил.

– Стрелял, – подтвердил Корби. – Мог задержать их и сдать в полицию, но испугался, что будут проблемы из-за пистолета деда, и отпустил.

Повисло молчание. Ара первым нарушил тишину.

– Корби, – сказал он, – хорошо, что ты все это сейчас рассказал, все вместе. Ты знаешь, что нам делать дальше?

– Нет, – честно ответил Корби.

Комар взял карточку Андрея и повертел ее в пальцах.

– Это типа все, что у вас есть? – спросил он.

– В каком смысле? – не понял Корби.

– Ты знаешь, кого, когда и как, – сказал Комар, – но не знаешь, кто и за что. Нормальная детективная ситуация. Я люблю детективы.

– Думаешь, мы можем найти преступников? – серьезно спросил Корби.

– Если это все, что у вас есть, то не можете, – сказал Комар. – Но если сложить это с другими составляющими, возможно, картинка сложится.

Он вернул карточку в центр светового круга.

– Ты говорил, его столкнули с крыши, – вспомнил Комар.

– Да, – подтвердил Корби.

– С какой? – спросил Комар.

– С крыши нашей школы, – ответил Ара, – а мы стояли внизу и все видели. Он бросил нам эту карточку. Я ее поймал.

– Еще он что-то кричал, – вспомнил Корби. – «Корби, ты должен…» – начал он, а закончить не успел.

– Это было позавчера, – прикинул Комар. – Выходной день. Лето. В школе не было ни души.

– Верно, – подтвердил Ара, – а ты умный. Но что это дает?

– В школе ни души, – повторил Комар. – Как он оказался на крыше?

Ара и Корби переглянулись.

– Это первый большой вопрос, – обозначил Комар.

– Понятия не имею, – признал Корби.

– Что вы вообще о нем знаете? – спросил Комар. – И что он делал и говорил в день своей смерти?

– С ним больше всего общался Ник, – сказал Ара, – но даже Ник общался с ним поверхностно.

– И еще, – добавил Комар, – какую часть происшедшего вы не видели? Я бы сказал, что это три маленьких вопроса, без которых не решить один большой.

– Мы видели все, кроме того, как он вошел в школу, – сказал Ара.

– Значит, вопрос о крыше равен вопросу о том, чего вы не видели, – ответил Комар. Он ухмыльнулся. – Приятно строить из себя сыщика.

Корби тяжело вздохнул. «Ник, – вдруг ясно осознал он, – все вопросы Комара как будто заданы ему. Он знакомый Андрея. Он управлял вертолетом, а значит, имел самый подробный обзор. И он единственный был у тела Андрея».

***

Корби ощутил укол тревоги. Он вспомнил, как Ник говорил про свою странную растерянность, забвение и даже безумие. Вдруг Андрей умирал медленно? Вдруг он договорил свою фразу насчет того, что Корби должен? Вдруг он сделал что-то, или при нем было что-то? Все это мог знать только Ник.

– Что-то Ника долго нет, – нервно заметил Корби.

– Это не так уж плохо, – ответил Комар. Внезапно его лицо изменило выражение. Корби проследил за его взглядом и увидел, что в дверях комнаты стоит охранник.

– Пиво вижу, а музыки не слышу, – сказал тот.

– Ударник в туалет вышел, – мигом нашелся Комар. – Сейчас вернется, и будем играть.

– Что ты мне лапшу вешаешь? – спросил громила. – Они вообще не музыканты, просто твои друганы со двора.

– Ничего подобного, – возмущенно заявил Комар.

– Тогда пусть сыграют, – сказал охранник.

Комар лихорадочно облизнул губы.

– Да вот он сейчас сыграет, – ответил он, кивая на Корби.

Корби встал из-за стола, но попытался выражением лица показать Комару, что это плохая идея.

– Вон на той, на черной, – невозмутимо продолжал Комар. – Она включена.

Громила фыркнул.

– Ты хоть знаешь, с какой стороны ее держать? – спросил он у Корби.

– Да, – с нервной усмешкой отшутился Корби, – пару раз в кино видел.

– У него особенный стиль, – сообщил Комар, – а руки неправильно ставят почти все. Я вот неправильно ставлю руки, и что?

Охранник ухмыльнулся.

– Если он три аккорда сыграет, я уйду, – заявил он. – Слово даю. Только он не сыграет. А ты, пока я на работе, сюда больше не войдешь.

Корби осторожно снял гитару с подставки. Гриф был теплым, а струны, наоборот, казались холодными и жесткими, пружинили под пальцами.

– Ремень через плечо перекинь, – ухмыляясь, подсказал охранник.

– Да за кого вы его держите? – воскликнул Комар. Корби отстраненно подумал, что за все эти годы у Комара не исчезла привычка идти до конца даже в самом безнадежном деле.

– Что, парень, пас? – спросил охранник.

Корби медлил. Он чувствовал вес гитары в своих руках, гладь ее лакированной поверхности. Он видел шнур, идущий вдоль стены к другому углу комнаты, где стояли черные блоки комбиков.

– Нет, – сказал Корби. Собственный голос показался ему странным и глухим. У него появилось чувство, что он падает навзничь. Ему даже пришлось сделать шаг назад. Но он не падал, а уверенно стоял на ногах. Он перекинул ремень гитары через голову и поставил руки на струны. Улыбка охранника застыла, а потом начала таять.

Ремень гитары был широким и потертым, удобно лежал на плече. Корби тронул струну и услышал, как у него за спиной загудел, завибрировал динамик комбика. Последнее, что он успел увидеть, было удивленное лицо Ары, повернувшегося к нему на своем стуле у стола. Потом темнота комнаты исчезла, и сквозь нее проступила другая темнота – темнота ночного неба.

Глава 26

Дом мрака

Корби оказался в безграничном пространстве расчерченной огнями темноты. Он стоял на сцене. Бесконечной линией она уходила налево и направо. Бесконечной линией тянулись софиты, холмики суфлерских рубок, ударные установки.

Бесконечной была и толпа зрителей. Люди стояли тихо: ни шороха, ни дыхания, ни слова. Их лица были неподвижны – ожившие маски, воплотившиеся мертвые монстры с рисунков на стенах клуба. Каждый и каждая могли бы стать песней. Все вместе они огромный черный клад. Откуда-то Корби помнил их, откуда-то знал.

Он почувствовал, как перебирает струны. Его охватил ужас. Не он двигал своей рукой, но он понимал, какую музыку играет. Он играл гипнотическую мелодию, которая вбирала в себя весь калейдоскоп страданий и смертей, все бесконечное множество историй о падении и гибели. Он играл мелодию масок.

Он играл и видел, как в их полных мрака глазах отражается мир кирпичных стен и выбитых окон, где развращенные души могут летать со скоростью света, где сгорают по кусочку траченные червоточинами сердца, где черные призраки идут сквозь дождь, чтобы танцевать с осенними листьями на окраинах вечно темного города.

Край сцены превратился в пропасть, в шов, по которому смыкаются миры. Переступи через него, и ты никогда не вернешься назад. Ты станешь одной из масок, одной из историй, одной из колыбельных, которые, засыпая, поет себе сытое чудовище. Ты станешь им самим, его холодной плотью и кровью.

Корби пытался противостоять этому, противопоставить хоть что-то хорошее, доброе – но ничего не получалось. Сумрачные образы заполнили его сознание. Он отчаянно не хотел, но все равно думал обо всех крышах, с которых кто-то сорвался, об опустевших тронах и пьедесталах, о пыльных плитах дворцовых зал, о почерневших страницах книг, которые теперь перелистывает только ветер. Тысяча мест мира, предназначенных для счастья и славы, превратились в пустоши. И сам он был мертв – нет, хуже, его вообще никогда не было, он не жил, не существовал по-настоящему. Он был маской, только начинавшей догадываться, чье лицо она закрывает, и удерживался в иллюзии собственного бытия непозволительно, роскошно долго. Пока не настало время сорвать все маски. Но это ли делала музыка – или она, наоборот, соединяла маски с лицами навеки, чтобы никто никогда ничего не узнал и никуда не сбежал?

Руке было тепло, она как-то странно скользила по струнам. Корби казалось, что вот сейчас эта затянувшаяся импровизация закончится, ему позволят опустить гитару и сделать перед молчаливой публикой жутковатый марионеточный поклон. Но этого не происходило. Песня рассыпалась, ускользая между дрожащих струн, и собиралась снова, в новой формации, с новым ритмом и новыми риффами; ухватывала крошечный аспект настроения – и рушилась опять. Волны. Листья. Кровь. Асфальт. Сироты. Лезвия. Глаза. Крик. Корби начал догадываться, что у этой песни нет конца. Она была змеей, пожирающей свой хвост.

– У тебя кровь идет, – прорвался сквозь видение испуганный голос Комара. Корби почувствовал, что кто-то схватил его за руки и заставляет перестать. Он слышал, как захлебывается, опадает его мелодия. Ему, наконец, удалось остановиться. Руку жгло болью.

– Спасибо, – сказал он.

Комната медленно проступила сквозь видение масок, но само видение не рассеялось, а продолжало стоять перед глазами. Это было все равно, что постоянно видеть одним глазом одно, а другим другое. Корби подумал, что с ним это уже происходило – вчера утром, когда он всю ночь смотрел безумные сны, а потом, стоя перед зеркалом в ванной, увидел, как сквозь его лицо проступает чужое. Теперь ощущения повторились, но стали сильнее.

Охранник ушел. Гитара все еще висела у Корби через плечо, а Комар мягко держал его за обе руки.

– Ну ты и шутник, – нервно заметил он. – Не сказал, что умеешь играть. Где же ты раньше был? Мы бы такую группу…

– Я не умею играть, – оборвал его Корби. Он заметил, что с его руки на пол падают крупные капли крови. Порез от ножа открылся и снова кровоточил.

– Ты сейчас играл, – возразил Комар. – Круто играл.

Корби полуослепшими глазами смотрел ему в лицо.

– У меня расфокусированный взгляд? – поинтересовался он.

– Да, – сказал Комар. – Странный, как у твоего злобного друга. Вы что, обдолбались, что ли, по дороге сюда?

Он помог Корби снять гитару с плеча. К ним подбежал Ара. Он где-то раздобыл бумажную салфетку и теперь сунул ее в кровоточащую руку Корби.

– Где Ник? – спросил Корби.

– Он не приходил, – ответил Ара.

– Его надо спасать, – вслух подумал Корби. – У меня галлюцинации, и у него тоже.

– Если бы я так играл под кайфом… – начал Комар.

– Это совсем не похоже на кайф, – глухо ответил Корби и, шатаясь, вышел в коридор.

– Ты куда? – спросил Ара.

– Пойдем, – позвал его Корби. – Надо срочно найти Ника.

***

Они прошли мимо изображения Джима Моррисона. Его лицо, окруженное нимбом из ниспадающих вьющихся волос, слабо светилось в полутьме. Корби шарахнулся от прямого взгляда его глаз.

– Ты можешь объяснить, что это было? – истерически спросил Ара. – Что вообще происходит?

– Я ошибался, – ответил Корби. – Я думал, что Ник изводит себя раскаянием, а он по-настоящему сходит с ума. Точно так же, как я.

Ара замотал головой.

– Что ты такое говоришь? – не понял он. – Ты только что здорово играл на гитаре. Как ты это сделал? Я же знаю, что ты не умеешь.

– Где может быть Ник? – спросил в ответ Корби.

– Он шел в туалет, – напомнил Ара.

Их нагнал Комар.

– Здесь налево, – подсказал он.

Они повернули. Корби шел неровной, дергающейся походкой, но так быстро, как только мог. Ему казалось, что рисунки смотрят на него со стен, шевелятся, шепчут. Салфетка в его руке насквозь пропиталась кровью.

Они прошли мимо двери, за которой звучала приглушенная музыка, повернули еще раз, и Корби увидел вход в туалет. Корби ворвался в него и одну за другой толкнул двери кабинок. Во всех было пусто.

– Да что ему будет? – поинтересовался Комар. – Может, он вообще обиделся и уехал.

– Он не такой, – возразил Корби.

– Послушай, мы ведь можем просто ему позвонить, – предложил Ара. – А ты пока полей руку холодной водой. Кровь быстрее остановится.

– Хорошо, – согласился Корби. – Звони.

Он бросил набухшую от крови салфетку в мусорный бак, открыл кран и сунул порезанные пальцы в поток холодной воды. Розовая лента крови зазмеилась по белому кафелю раковины. Ара набрал номер Ника.

– Не берет, – сказал он.

Корби напряженно смотрел на него. Ему казалось, что он может различить приглушенное эхо гудков.

– Мы теряем время, – сказал Корби. – Мы должны найти Ника.

– Ник! – внезапно воскликнул Ара. – Ник, где ты?

Он встретился с Корби взглядом. Его лицо было очень напуганным.

– Ник, куда ты пропал? – спросил он. – Я тебя плохо слышу. Какая ловушка? Куда бежать?

– Он галлюцинирует, – сказал Корби. – Дай я с ним поговорю.

Ара передал ему трубку.

– Ник, это я, – окликнул Корби.

Ник странно рассмеялся.

– Зачем ты нас сюда привел? – спросил он. – Чего ты добиваешься?

– Что ты видишь? – спросил в ответ Корби.

– Андрея, – ответил Ник.

– Это просто галлюцинация, – сказал Корби.

– Нет, – возразил Ник. – Я вижу его на фотографии.

Корби понял, что слышит в трубке приглушенную музыку. Значит, Ник все еще в клубе.

– Где ты? – спросил он.

Корби вернулся в коридор. «Я должен догадаться, где сейчас Ник, – подумал он. – Если он видит то же самое, что и я, куда он мог пойти и что сделать?» Он остановился и, чувствуя, что окончательно сходит с ума, начал всматриваться в рисунки.

– Так я тебе и скажу, – рассмеялся Ник. – Это ты будешь отвечать на мои вопросы. Зачем. Ты. Привел. Нас. Сюда.

Город за нарисованными окнами. Крадущиеся тени в полутьме. Корби пошел вдоль изображения.

– Потому что Комар назначил мне здесь встречу, – ответил он.

– Не прикидывайся идиотом, – потребовал Ник. – Зачем тебе все это? Что ты скрываешь? Что ты задумал?

У людей города были лица – не такие, как у мертвых музыкантов, но тоже наделенные индивидуальными чертами. Окно у разветвления двух коридоров открывало вид на парадный подъезд какой-то гостиницы. На первом плане было такси. К его окну склоняла лицо молодая женщина, закутанная в манто с меховым воротником. Корби, пачкая стену кровью, коснулся изображения.

– Не может быть, – пробормотал он. – Я схожу с ума.

– Ты не сходишь с ума, – сказал Ник. – Ты сводишь других.

– Чего не может быть? – спросил Ара.

Корби зажал трубку рукой.

– Скажи, – спросил он, – ты ее узнаешь?

Ара вдруг побледнел.

– Это она душила тебя в школе, – сказал Корби. – Это ее портрет. Теперь ее лицо выглядит вот так.

Он провел кровавую полосу по нарисованному лицу. От середины лба и вниз, через переносицу и через щеку. Ему показалось, что он снова слышит грохот выстрела и видит, как расходится порванная пулей ткань на черной маске убийцы.

– Ты не сумасшедший, – бледным голосом сказал Ара. – Просто похоже. Тот же тип лица.

Корби повернул в тот коридор, который был со стороны рисунка с девушкой в манто.

– Ник, – позвал он в трубку. – Ник, ты здесь?

Но в трубке была только музыка. Ник не сбросил вызов. Он просто отложил телефон. Корби вернул мобильник Аре.

– Не вешай трубку, – приказал он. – Вдруг что-то услышишь.

***

Они вышли в небольшой зал, где стояли металлические ресторанные столики и стулья, обитые красным драпом. На одной стене висели зеркала и фотографии в рамках. На другой стене были нарисованы окна.

Корби остановился и замер. Он почувствовал рядом существо, похожее на призрак, ставшее неотличимым от мертвеца. Для него больше нет препятствий, нет достойных соперников. Ему никогда не очистить свою душу. Никогда не выбраться из ада.

Медленно, как в дурном сне, Корби обернулся и посмотрел налево. Там, за крайним столиком у стены, сидел одинокий юноша. Сквозь нарисованное окно он смотрел на улицу дождливого города. Этой сырой ночью камни мостовой кажутся темно-зелеными. Там голубь застрял в проводах. Он умирает во всполохах белого света. Из-за пелены ниспадающих волос, сквозь дымный чад, юноша смотрит на его смерть своими бездонными глазами. Он плачет. Плачет все его существо. Он оплакивает смерть, хотя несет ее сам и сам ей принадлежит.

– Кто ты такой? – спросил у незнакомца Корби.

Юноша-призрак оторвал взгляд от птицы, и Корби почувствовал, что теперь эти страшные глаза смотрят на него. Юноша улыбнулся жестоко и безрадостно.

– Я – это ты, – ответил он.

– С кем ты разговариваешь? – испуганно поинтересовался Ара.

– Куда ты дел Ника? – спросил Корби, проваливаясь во влажную темноту этих глаз.

– Ник не имеет значения, – сказал юноша.

Корби бросился на него, ударил в призрачное лицо, но попал в пустоту и повалился грудью на металлический столик. Когда он поднял глаза, перед ним никого не было, но в пепельнице истекала тонкой струйкой дыма только что затушенная сигарета.

– Там никого нет, – сказал Комар. – Корби, что ты делаешь?

– Ничего, – ответил Корби. Он обессилено опустился на ближайший стул. Двое друзей встревожено смотрели на него. Ара все еще держал трубку у своего уха.

– Мне лучше, – сказал Корби.

Это была правда. Он чувствовал, что видения на время почти оставили его. Свет казался ярче, и рисунки на стенах больше не шевелились.

– Ник должен быть где-то здесь, – сообщил Корби.

– Почему? – спросил Ара.

– Я уверен, – ответил Корби. – Поищи его дальше по коридору.

Ара послушался, но не успел сделать и двух шагов, как Ник сам вошел в зал. Он выглядел, как наркоман во время бэдтрипа. Его лицо блестело от пота. Он увидел друзей и остановился.

– Ник, ты нас видишь? – спросил Корби.

– Так же ясно, как и Андрея, – ответил Ник.

– Здесь нет Андрея, – сказал Ара.

– Ты уверен? – спросил Ник. Он подошел к стене, ткнул в одну фотографию, потом в другую.

– Что это, Корби? – спросил он. – А это что?

– Фотография, – ответил Корби.

– Не прикидывайся идиотом, – сказал Ник. – Ты знал, ты не мог не знать. – Его голос сорвался. – Ты хотел, чтобы мы окончательно спятили! Ты все это устроил!

Корби непонимающе взглянул на него, потом снова на фотографию – и только теперь увидел то, на что Ник показывает. Рядом с ударной установкой, незаметный в толпе других подростков, стоял Андрей. В руках у него была та самая черная гитара с декой, изогнутой в форме двух полумесяцев, с желтыми осенними листочками на грифе.

– Не может быть, – прошептал Корби.

– Хватит, – сказал Ник. – Я больше тебе не верю. Говори правду.

– Но я не знал, что он ходил в этот клуб, – пробормотал Корби.

– Опять совпадение? – издевательски поинтересовался Ник.

– Он же не разбирался в рок-музыке, – сказал Ара. – Как это может быть?

– А ты у Корби спроси, – предложил Ник.

Корби не ответил. Он смотрел на фотографию. В ее ламинированной поверхности он увидел отражение своего лица. Только в его лице больше не было ничего своего. Оно стало лицом другого.

А Андрей застенчиво улыбался, задвинутый за ряды молодых талантов. И с его лицом тоже было что-то не то. Корби показалось, что он видит улыбку мертвеца или чучела. Кожа была слишком бледной, глаза – безжизненными.

– Сегодня мой первый концерт, и ты не мог не прийти, – тихо сказал Андрей. – Ведь ты мой лучший друг. Я нужен тебе больше всех остальных. А ты – единственный, кто нужен мне.

***

Еще раз щелкнула ослепительная фотовспышка, и толпа подростков зашевелилась, убирая со своих лиц чрезмерные улыбки. Корби стоял посреди зала. Справа и слева от него шли два ряда раскладных кресел.

Корби заворожено смотрел, как Андрей выходит из толпы других ребят и, придерживая гитару, спрыгивает со сцены. Он шел прямо к нему. Вдруг его лицо начало меняться. Живая болезненная гримаса прорвалась из-под восковой маски. Губы Андрея задрожали, на них показалась кровавая пена. Глаза заблестели от слез. Его волосы снова были темными от крови. Он весь рванулся вперед, но его ноги подкосились, и он начал падать прямо на Корби. Корби хотел подхватить его, но не смог. Призрачное тело Андрея прошло сквозь его руки. На мгновение двое подростков оказались лицом к лицу.

– Ты должен использовать видения, – прошептал Андрей и, распадаясь, проскользнул сквозь Корби.

Корби обернулся и увидел, как разлагается упавшее на пол тело Андрея. По безвольным рукам ползли сизые трупные пятна, пальцы скрючились и покрылись буграми, затылок вспух и позеленел, из раны в расколотом черепе, свиваясь кольцами, выполз трупный червь.

Корби закричал и понял, что снова видит пространство кафетерия. Он лежал на спине, на холодном каменном полу между стальных столиков, и Ара несильно бил его по щекам.

– Ник, – прошептал Корби, – ты обязательно должен вспомнить, что ты видел, когда подошел к телу Андрея.

– Разыгрываешь обморочного? – спросил Ник.

– Разве не видишь, что ему не лучше, чем тебе? – с нескрываемой яростью поинтересовался Комар.

– Это все ложь, – отрезал Ник. – Я не верю в случайности. Корби знал, что здесь был Андрей, и специально привел нас сюда.

– Мне кажется, вам обоим нужен врач, – дрожащим голосом сказал Ара.

Корби тяжело дышал. Он все еще видел другой мир. Он видел, как смерть празднует победу над телом, как кости проступают сквозь истлевший белый свитер. Он видел, как в метре от разложившегося трупа подростки-музыканты укладывают инструменты в чехлы, надевают куртки и разговаривают со своими родителями.

– Ник, – сказал Корби, – это не я здесь что-то скрываю. Это ты не рассказал нам, что было, когда ты подошел к его телу.

– Ничего не было, – ответил Ник.

Ара странно оглянулся на него.

– Спросите его, почему он не вызвал скорую, – подсказал Корби.

– Он был мертвый, – сказал Ник.

– Я тебе не верю, – ответил Корби. – Так же, как и ты мне.

Он тяжело поднялся. Вокруг него в разных направлениях кружились две комнаты: одна – настоящая, другая – поддельная, пропахшая тленом и полная могильных червей.

Ник побледнел. Теперь все смотрели на него.

– Комар правильно сказал, что мы должны найти упущенное, – повторил Корби. Он почувствовал, как в своем бреду цепляется за островки разумных мыслей. «Я могу это сделать, – подумал он, – я могу расколоть его прямо сейчас».

– Ник, – сказал Ара, – он говорит правду?

– Никто не выживает при падении с третьего этажа, – ответил Ник. Его губы предательски задрожали.

– Ты не вызвал ему скорую, – напомнил Корби.

Комар обводил их нервным взглядом.

– Некому было вызывать скорую! – закричал Ник.

Корби шагнул к нему и взял его лицо в свои руки. Ник попробовал вырваться, но внезапно ослаб. Кафетерия больше не было. Они с Корби стояли в уже почти опустевшем зале, а у их ног лежал жуткий, вздувшийся труп подростка.

– Нет! – закричал Ник. – Я не хочу!

– Ты должен, – потребовал Корби. – Вспоминай.

Он стиснул виски Ника между своих ладоней и заставил смотреть на тело.

***

Вдруг все сорвалось со своих мест. Подул ветер. Появилось солнце. Оно клонилось к горизонту, его предзакатные лучи упали на стену школы и вспыхнули в ее окнах пожаром отражений.

Андрей лежал на спине, неподвижный, бледный, его глаза были закрыты, а светлые волосы медленно пропитывались кровью. В первое мгновение он казался мертвым, но потом вздрогнул и попытался сделать вдох. Его грудь содрогнулась от спазма, в уголках губ пузырилась кровь. Веки затрепетали, и он открыл глаза. Странным, жалобным взглядом он посмотрел на Ника. А Ник замер и не мог сдвинуться с места. Мобильный телефон вспотел в его руке.

– Нет, нет, нет, – шептал Ник.

– Смотри, – приказал Корби, чувствуя, как немеют руки.

Серебристые капельки выступили на коже Андрея. Они напоминали ртуть, снег, белую золу. Они дрожали, изменялись, превращались в новое лицо над лицом Андрея. Они двигались, пока не сложились в маску. Губы подростка побледнели, глаза застыли. Ник порывисто вздохнул, сунул мобильный телефон обратно в карман и, как сомнамбула, пошел вслед за своими друзьями.

Корби отпустил его. Видение кончилось, и они снова были в кафетерии. Обоих трясло. Комар и Ара пристально смотрели на Корби.

– Этого не может быть, – сказал Ник.

Корби устало сел на край столика.

– Ты не можешь говорить, что этого не может быть, – возразил он, – потому что ты не знаешь, что это было.

Они встретились глазами.

– А это было? – спросил Ник.

– Ты это видел, – ответил Корби.

– Ты это тоже видел? – уточнил Ник.

– Да, – подтвердил Корби.

– Что ты сейчас со мной сделал? – поинтересовался Ник.