Сезон исчезновений

Эдик засопел, плотнее укутался в одеяло.

– Нормально.

– Нам ни в коем случае нельзя падать духом.

Он замолчал, молчал и мальчик.

Муж Полины, отец Артема и Эдика, еще ничего не знает. Именно Захар должен сообщить своему зятю о трагедии. Сегодня приедет невестка – забрать Дашу. Девочке здесь не место. Внучку заберут, но как случившееся перенесет Эдик – девятилетний мальчик?

– Эдик, скажи, ты кого-нибудь видел там, у сарая?

Это вырвалось у него против воли, Захар опешил от собственных слов. Внук заворочался, Захар почувствовал, как мальчик напрягся. Старик подумал, что вопрос, наверное, глупый. Что он хотел узнать? Не лучше ли оставить ребенка в покое?

– Почему ты закричал, чтобы я не ходил к Артему?

– Не знаю…

– Ты просто не хотел, чтобы я его увидел?

– Не помню, деда. Мне… Я испугался.

Захар повернул голову к двери – ему померещился какой-то звук в доме. Было тихо, и старик решил, что ошибся.

– Почему Артем сорвался с лестницы?

– Деда, я хочу спать, – казалось, Эдик сейчас захнычет.

– Спи, я ухожу, ухожу, – Захару стало стыдно, он поцеловал внука. – Ты у меня держался молодцом.

Захар вышел, прикрыв за собой дверь, направился к своей спальне. Почему-то он не смог рассмотреть дочь на кровати.

– Полина?

Он поставил стакан на стол, протянул руку, пальцы нащупали лишь покрывало.

– Что за черт?

Он включил настольную лампу и вздрогнул.

Полины в комнате не было.

5

Следователь стоял в кухне Захара с чашкой кофе, который, несмотря на протесты, приготовил ему старик. Следователь был в своем неизменном сером плаще нараспашку.

– Собралось почти два десятка человек. Ваш участковый привезет еще троих, и начнем поиски. Он вот-вот будет здесь.

Следователь следил за стариком, за его беспокойными перемещениями и жестами. Захар старался держать себя в руках, и следователь признал, что отчасти это ему удавалось. Хозяина дома выдавала лишь та нервозность, с которой он расхаживал по кухне, выглядывал в окно, несколько раз перемывал чашку, опустошенную залпом, словно он пил не кофе, а водку или самогон.

– Сначала прочешем кустарник до реки. Не будет результатов – разделимся на три группы и пойдем в других направлениях от деревни. Ваша дочь не могла далеко уйти, – он помолчал. – Надеюсь, мы найдем ее.

– Все равно не пойму: куда она пошла? И зачем?

– Стресс, – следователь допил кофе. – Подумайте, что она пережила. Я понимаю… вам тоже больно… из-за мальчика, но она – его мать. Это куда серьезнее.

Захар вздохнул.

– Как бы она не надумала покончить с собой.

Следователь замотал головой.

– Не говорите так, Захар Владимирович. Во-первых, не стоит опережать события, во-вторых… У матери горе, но если бы она решила свести счеты с жизнью, вряд ли для этого надо уходить так далеко.

– Я мог догнать ее. Я что-то услышал, когда сидел у Эдика в комнате. Это была она, она вышла в тот момент из дома.

– В темноте хватит минуты, чтобы затеряться.

– Я звал ее, – голос старика задрожал.

Следователь решил сменить тему разговора:

– Молодая женщина в доме – ваша невестка?

– Да. Приехала за Дашей. Внучка здесь не вовремя оказалась.

– Не лучше ли будет, если мальчика тоже заберут? Он уже больше ничего нового нам не скажет, а находиться здесь… в такой момент…

Следователь не договорил, пожав плечами. Захар посмотрел на него.

– Вы правы.

Следователь повернулся к окну. Послышался звук подъехавшего автомобиля.

– Это Березин, – сказал следователь.

6

Захар вышел из калитки, глядя, как машина участкового подъезжает к дому.

Березин заглушил двигатель, медленно выбрался из машины. Он избегал встречаться с Захаром взглядом. Они были знакомы лет двадцать, не меньше, и давно обращались друг к другу по имени. Березину перевалило за пятьдесят, и, несмотря на хрупкую конституцию, у него был приличный животик, который не скрывала широкая ветровка.

Прошло пять дней, Полину до сих пор не нашли. Никаких следов.

– Вчера по факту исчезновения твоей дочери заведено дело, – казалось, Березин оправдывается. – Я передал им ту фотографию, что взял у тебя.

Захар молчал, глядя в сторону реки. Он похудел, белки глаз испещрили красные прожилки. Он не спал несколько ночей, проведенных в поисках вместе с зятем, хотя люди, помогавшие им, расходились уже в сумерках.

– Как ты, Захар? – Березин заставил себя задать этот вопрос.

– Плохо.

Гнетущее молчание.

– Завтра я опять соберу мужиков и выборочно проверю заросли ниже по течению реки.

Захар ничего не ответил, даже не кивнул. Березин переминался с ноги на ногу и чувствовал себя так, как если бы в случившемся была доля его вины.

– Твой зять дома?

– Да. Вымотался вконец. И заснул, – Захар помолчал. – По-моему, он приболел. Простыл, что ли.

Березин колебался, не зная, что делать. Он только-только прилег, когда Захар позвонил и попросил приехать. Березин не спрашивал о причине, просто сказал, что сейчас будет. И в чем же дело? Захар хотел поговорить? Не может остаться один?

– Крепись, Захар. Я хочу, чтобы ты не терял надежду. Еще всякое может быть. Не давай себе раскиснуть. Не можешь ничего изменить – надо запастись терпением.

Захар медленно кивнул.

– Ты прав. И все-таки странно, что мы не нашли хотя бы тело.

Березин хотел возразить, но ему не хватило духу.

Захар задержал на нем взгляд опухших глаз.

– Дружище, у меня к тебе одна просьба: держи меня в курсе, пожалуйста. Чтобы ни случилось.

– Обязательно, Захар.

Захар так и не затронул в разговоре смерть Артема. Именно по этой причине он попросил участкового приехать. В самом деле, что это изменит? Нечто смутное и беспокойное внутри – это просто нежелание признать жестокую реальность свершившегося. Признать и смириться.

Березин прав – осталось запастись терпением.

– Я буду ждать, – Захар смотрел вслед уезжавшей машине. – Сколько понадобиться.

Глава 3

1

Жаркое июльское утро.

В небольшом уютном домике на окраине Холмеча зазвонил телефон.

Парень двадцати пяти лет с ямочкой на подбородке вздрогнул, очнувшись, подскочил с кровати, и, казалось, стряхнул остатки сновидений, подкравшихся к нему, как только после пробуждения час назад он снова прилег. Андрею показалось, что телефон разрывается давно, и звонки вот-вот прекратятся. Этого нельзя допустить – Андрей ждал звонка. Он метнулся к аппарату с испугом, будто проспал полжизни.

– Да?

Последовала пауза, во время которой ему померещились короткие гудки, и послышался голос, такой родной и долгожданный:

– Андрейка!

– Юля!

Они не виделись месяц – целая вечность. Андрей услышал смех девушки, жившей и учившейся в Ростове-на-Дону, расстояние вроде бы не громадное, но позволявшее встречаться далеко не каждые выходные. С Юлей Андрей познакомился год назад, когда ездил к родной тетке в Ростов. Очень скоро он понял, что она – его половина.

Минуту они шептали друг дружке глуповатые нежности, понятные только им, ничуть не смущаясь, что их могут слушать посторонние люди. Андрей с трудом перешел к конкретным вопросам.

– Когда ты приедешь?

Юля училась в Ростовской экономической Академии на журналиста, и для нее последние недели стали напряженным временем – сначала экзамены, затем – практика, которую она не могла игнорировать. В свою очередь Андрей был занят продуктовым магазинчиком, владельцем которого он стал после трагической смерти родителей. Смерти, которая вынудила его бросить учебу на биолога в МГУ, куда он так долго, трудно поступал, и вернуться в родной поселок – какое-то время он просто не мог ни на чем сосредоточиться, но понимал, что не позволит погибнуть тому, что осталось от родителей. Андрей готовился к августу, когда Холмеч опустеет, следуя давней традиции, и магазинчик, наверное, придется закрыть на неделю-другую. Сейчас присутствие Андрея требовалось каждый день.

– Не знаю, – сказала девушка. – В эти выходные точно не смогу. Наверное, и в следующие.

– Юля!

– Ты же знаешь: если б могла, я бы приехала. Я так хочу тебя увидеть!

– Хорошо… Я все брошу и приеду к тебе сам.

– Нет, Андрей! Не надо. Я не смогу уделить тебе достаточно времени, у меня все нарушится. Я так загружена: не только учеба, я еще и подрабатываю – такое хорошее место, не хочу его пока бросать. Ты только не обижайся на меня.

Андрей выдержал паузу, подавляя эмоции.

– Ладно… Пусть так, – он с неудовольствием осознал, что обида переполняет его.

– Андрейка?

Молчание.

– Андрей, ты меня слышишь?

– Слышу.

– Не молчи. Я подумала, что связь прервалась.

– Седьмого августа – год нашего знакомства. Как раз еще и воскресение. Ты понимаешь, что…

– Такое нельзя пропустить, – Юля засмеялась. – Приеду! Седьмого – да. Обещаю. Уверена, что приеду раньше. Отметим, как полагается.

– «Как полагается»? – его дыхание участилось.

Послышался смешок.

– Да.

– Предупреди обязательно, когда приедешь. Я понимаю, что девочка обожает сюрпризы, но это случай особенный, я хочу знать заранее.

Минут пять они не могли расстаться, и, наконец, Юля первой положила трубку. Андрей стоял, глядя на телефон. Однажды они с Юлей договорились звонить друг другу в определенные дни, это было нелегко, но необходимо. Особенно на этом настаивала Юля – в противном случае Андрей звонил бы ей по несколько раз в день.

Парень в который раз подумал, что надо бы носить сотовый телефон с собой постоянно – вдруг однажды Юля позвонит в недоговоренное время, а его не будет дома? Только ради этого можно таскать мобильник, который Андрею здесь, в Холмече, в общем-то, и не нужен.

Андрей почувствовал смутную неудовлетворенность – так всегда бывало после телефонного разговора с Юлей. В преддверии ее звонка Андрея переполняла энергия, он был взбудоражен, и пик ощущений приходился на сам разговор. Затем состояние уравновешивалось непродолжительной, но чувствительной хандрой. Может, и к лучшему, что они не могут подолгу «висеть» на телефоне. После таких «сеансов» Андрей острее чувствовал одиночество и нехватку любимой девушки.

Быть может, это как-то скрадывалось бы, будь рядом родители, но его дом давно уже пуст.

Андрей прошел в ванную, открыл холодную воду, сунул голову под струю. Он проснулся среди ночи, затем спал урывками. На рассвете он оделся, позавтракал и прилег на заправленную кровать в ожидании звонка Юли. Сейчас подступала сонливость. Холодная вода взбодрила его. Он глянул на часы и подумал, что Николаевна уже в магазине. Пятидесятилетняя Николаевна, крупная подвижная женщина, работала в магазине еще при родителях Андрея.

Он вышел из дома, закрыл дверь. Шагнул к калитке.

Дальнейшее произошло очень быстро, и проанализировать собственные ощущения Андрей смог гораздо позже.

Он еще двигался по инерции, а сердце болезненно шевельнулось, как паразит, проснувшийся внутри его тела. На мгновение внутри образовалась пустота, тело стало полым и нематериальным. Андрей остановился, словно напоролся не невидимую преграду, его глаза выпучились. Сердце превратилось в камень с острыми краями, и боль стала своеобразной шкалой, убедившей, что все происходит в реальности: Андрей почувствовал страх, необъяснимый оттого, что никаких причин для этого не было.

Стояло прекрасное утро, солнце поднималось все выше, и в этом мире не было места, казалось, даже для безобидной тени. Андрей был один, но страх своей невидимой лапой грубо ткнул его, и парень попятился, ощущая кожей холод, хотя воздух уже густел от расползавшейся, как вирус, жары, еще не окрепшей, юной, но уже прожорливой.

Андрей не понимал, что делает. Им управляли глубокие инстинкты, которые проявляются лишь в экстремальной ситуации. Какое-то чутье бросило его назад к дому. Андрей ввалился в прихожую, захлопнул дверь. И тут его согнуло.

Он упал на колени, упершись лбом в дверной косяк, и застонал в болезненном приступе рвоты.

2

Леонид, худой мужчина с бледной кожей, опустил ноги на пол и сел в кровати. У него еще оставалось минут сорок для сна, но этот щенок Вадик уже канючил своим писклявым голосом, поднявшись следом за матерью.

Александра, как гибкая величественная кошка, даже не осторожничая, никогда не будила Леонида. Она передвигалась бесшумно, и привычка рано вставать не мешала ее близким. Другое дело – ее сынок, умница Вадик, гнусавая пародия на неудачливого дракона, заключенного под старость в тело семилетнего мальчика.

– Твою мать, – Леонид прислушался к неприятной интонации ребенка. – Как ты меня достал…

Сквозь неплотно закрытые шторы просачивался ленивый солнечный свет. Тишина Холмеча, как тончайшая паутина, нарушилась. Леонид чувствовал себя уставшим, он медленно помассировал лоб. Если он вставал не выспавшимся, весь день, чаще всего, получался неудачным.

Леонид попытался понять, чего хочет маленький паршивец, и не смог. Вадик говорил невнятно, слова сливались в ручеек нытья – обычное дело. Иногда даже его мать, понимавшая сына в тех случаях, когда остальные лишь разводили руками, опускалась на корточки и, глядя ему в глаза, переспрашивала несколько раз.

Леонид поморщился. Временами ему казалось, что Вадик абсолютно не понимает того, что говорит. Господи, неужели большинство детей такие тупые? Неужели его собственный ребенок будет таким же?

Александра попыталась прервать излияния сына:

– Тише, Вадик, – приятный глубокий голос. – Дядя Леон еще спит.

Леонид всегда просил людей при знакомстве называть его Леон, но подавляющее большинство очень быстро переходило на непривлекательное «Леня».

Паршивец, конечно, не успокоился. Леониду показалось, что тот повысил голос. Плевать он хотел на дядю Леона.

Леонид почувствовал злость, холодную и расчетливую, она его даже смутила. Он накинул халат, прошел в ванную. По-видимому, Вадик надоел матери, и она на него рявкнула вполголоса. Мальчишка заткнулся.

Леонид остановился на пороге кухни.

– Привет.

Александра стояла у плиты, ребенок крутился рядом. Женщина повернула голову, улыбнулась.

– Привет.

Вадик скосил на Леонида глаз, отвернулся. Он никогда не здоровался. Леонид жил у Александры почти два месяца, и поначалу она напоминала сыну о правилах приличия, после чего Вадик нехотя говорил пару невнятных слов, хотя нередко молчал, опустив голову и насупившись. В конце концов, она оставила эту затею, они с Леонидом это не обсуждали, все произошло как-то само собой.

Леонид улыбнулся Александре в ответ, но, переведя взгляд на ребенка, улыбка поблекла. Он с трудом сдерживал раздражение, уже само присутствие мальчика задевало его. Сколько раз Леонид говорил себе не обращать на это внимание, игнорировать его, но лишь доходило до дела, его обещания таяли, как дым.

Александра была миниатюрной женщиной двадцати восьми лет. Каштановые волосы, серые глаза, мягкая, как шелк, улыбка. Вадик абсолютно не похож на нее. Он был похож на отца. Тот заявлялся к ним раз в год, обычно на день рождения Вадика, а то пропадал на целых два года. Недавно Александра сказала, что у него появился сын от другой женщины. Леонид искренне пожелал ему осесть у своего нового гнезда и больше не теребить душу своей бывшей жене.

Уйди он окончательно, быть может, Вадик стал бы не таким несносным, а так мальчишка все-таки ждал отца, поведение которого вносило лишь путаницу. Конечно, Вадик в любом случае не назовет дядю Леона папой, но хуже всего то, что неизвестно попросит ли об этом его мать. Высокий для восьмилетнего мальчика, очень худой, словно палка, к которой приделали руки и ноги, остренький, карикатурно маленький нос – Вадик меньше всего напоминал родного сына женщины, с которой сошелся Леонид.

Родная сестра Леонида убеждала его взвесить все за и против. Она говорила, что ситуация была предпочтительней, будь у Александры дочь, а не сын. Она утверждала, что девочки легче принимают чужого мужчину в семью, мальчики чаще ревнуют к собственной матери.

Леонид же считал, что каждый случай особенный.

Он чувствовал, что с первого взгляда не понравился Вадику, в свою очередь неприязнь была взаимной. Леонид с Александрой встречались почти четыре месяца, и все это время Вадик напоминал холодный камешек с острыми краями, лежащий между ними. Вечерами он изо всех сил оттягивал время отхода ко сну, понимая, что Леонид только и ждет этого. Мальчишка пялился в телевизор, глаза слипались, он упорно держался и распускал нюни, если мать отправляла его спать, противно гундосил, требуя позволить ему досмотреть очередное кино, в котором он вряд ли что понимал.

Леонид считал, что Александра не достаточно строга с сыном, но он молчал, понимая, что пока не имеет морального права вмешиваться и, опасаясь поставить их отношения под угрозу. Затем Александра предложила пожить вместе – их поздние встречи были неудобны им обоим. Оба работали в Волгодонске, но Александра жила в Холмече, и чем-то поселок пришелся Леониду по вкусу. И Александра как-то сказала, что переезд, быть может, позволит Леониду и Вадику сблизиться.

Ничего похожего не произошло. Получился обратный эффект. Если раньше Вадик выжидал, не будучи уверенным, что Леонид на что-то претендует, теперь началась холодная война.

Леонид вернулся в спальню – он не желал находиться в кухне, пока Вадик завтракает. Александра привыкла кормить их по очереди. Прием пищи – единственное, когда Вадик без проблем оставлял Леонида наедине со своей матерью, словно для него это было святое. Леонид не спеша убрал постель, побрился, оделся. Через двадцать минут он уже завтракал, перекидываясь с хозяйкой незначительными фразами. Когда Леонид взял пончик и принялся за кофе, Александра отвела взгляд и чуть изменившимся голосом сказала:

– Леон, хочу тебя кое о чем попросить.

Леонид догадался, что просьба имеет отношение к Вадику – нотки смущения появлялись лишь в этом случае. Кроме этой тучи небо их отношений не было запятнано ни чем.

– Фирма посылает меня в короткую командировку в Ростов. Всего на два дня.

– Когда?

– Пятница и суббота на этой неделе. Это важно. После поездки возможно повышение.

Леонид посмотрел на нее, анализируя, к чему все это сказано. Александра по-прежнему отводила глаза.

– И что, Саша?

– Меня не будет два дня, и я бы хотела… Ты справишься без меня? Я хочу сказать, вы с Вадиком побудете вдвоем?

Леонид как-то странно смотрел на нее.

– Я не хочу отвозить его к родителям. Я бы могла, но не хочу. Ты же знаешь, какие у меня с ними отношения в последнее время.

Леонид медленно кивнул.

При встрече с матерью Александра обязательно с ней ссорилась. Та винила ее в разводе, считала, что ребенка должны воспитывать исключительно родители, и с неудовольствием встречала любую просьбу по поводу Вадика, хотя сама утверждала, что обожает внука. Чванливая Алла Тимофеевна. Александра становилась бешеной, если приходилось выслушивать нотации от матери, Леонид прекрасно знал это.

Александра отгадала его мысли.

– Мать знает, что я живу сейчас не одна. Лишний повод наплевать мне в душу, если я привезу Вадика, – она, наконец, посмотрела на Леонида. – Всего два дня, милый.

– Угу, – пришла его очередь отвести глаза.

– Ты согласен? – не дожидаясь ответа, она быстро сказала. – Все будет хорошо. Без меня он потянется к тебе, вот увидишь, и вы, наконец, подружитесь.

Черта с два, подумал Леонид.

– Он – хороший мальчик, – Александра принялась мыть посуду. – Только по отцу скучает. Он еще не привык к тебе, Леон. Нужно время.

За что мне такое, едва не вырвалось у Леонида. Любить женщину, восхищаться ею и… ненавидеть ее ребенка! Он никогда бы не подумал, что на пути к нормальной жизни случаются такие препятствия.

Леонид допил кофе, встал из-за стола.

– Спасибо, Саша. Мне пора.

Она посмотрела на него более требовательно, чем обычно.

– Если это тяжело для тебя, скажи сейчас.

– Нет, все нормально. Ты же знаешь, на что я готов ради тебя, – он поцеловал ее в губы, заставив себя улыбнуться.

Александра улыбнулась в ответ, подала ему ключи от машины.

Леонид вышел из дома. В этот день он больше не улыбался.

3

Николаевна недоверчиво смотрела на Андрея. Заботливое выражение лица, свойственное этой женщине, отсутствовало, когда Андрей подъехал к магазину на старой отцовской «шестерке». Николаевна не умела скрывать свои эмоции, и она была недовольна. Сейчас, увидев его глаза, женщина растерялась.

Время приближалось к полудню, в помещении никого не было, и Николаевна покинула прилавок. Она остановилась в дверном проеме конторки, где Андрей опустился на стул, как будто в первую очередь собирался заняться бухгалтерией.

Впрочем, Андрей не был уверен, что сможет в ближайший час делать что-то осмысленно.

– Почему так долго? – спросила женщина. – Что-то случилось?

– Простите меня, Николаевна. Пришлось задержаться.

– Постой, Андрей, ты часом не поссорился с Юлей?

Николаевна знала о девушке Андрея, об их отношениях, и знала, что сегодня Юля должна была ему звонить – Андрей предупредил об этом вчера, на случай, если задержится. Пожалуй, только из-за этого предупреждения Николаевна не пришла сама к его дому, а прождала в магазине почти до обеда.

– У нас с Юлей все хорошо.

– У тебя лицо какое-то бледное.

Он промолчал, перекладывая какие-то бумаги, на Николаевну он не смотрел.

– Что все-таки с тобой?

Он уважал Николаевну, понимая, что лишь благодаря ей удержал магазин на плаву, по крайней мере, в первое время после смерти родителей. Да и теперь он не представлял себе другого человека, работающего в его магазине. Признаться, Николаевна стала ему ближе, чем родная тетка из Ростова. Андрея изредка раздражало лишь одно – излишняя назойливость Николаевны, если речь шла о его судьбе. Женщина, вырастившая троих детей, каждый из которых уже покинул Холмеч, еще не растратила материнскую теплоту и считала своим долгом заботиться о парне, однажды в один день потерявшем отца и мать.

Николаевна подошла ближе.

– Андрей, не пугай меня. Лучше расскажи. Я же вижу: что-то случилось.

Как ни странно Андрей не попросил оставить его в покое, как уже бывало, когда Николаевна слишком наседала на него. Он вообще не пытался остаться один. Казалось, присутствие женщины в данный момент даже желательно.

Как оказалось, он простоял в прихожей своего дома почти два часа. Стоял, потеряв ощущение времени, выглядывая из окна, и ждал, неизвестно чего. Страх был реальным, как вещь, которую можно потрогать. Даже уходя и слабея, его влияние оставалось, не выпуская парня из дома. И это не было наваждением. У Андрея даже мелькнула мысль: не позвонить ли участковому? Пусть вооруженный человек подъедет к его дому. Сейчас, в магазине, это казалось глупым, почти абсурдным.

Дом Андрея примостился между двумя поворотами в конце Дорожной улицы – небольшой отрезок, метров на сто тянувшийся с севера на юг. Со всех сторон дом обступали густые заросли акаций и кустарника. Андрей по-прежнему никого не видел, страх ушел, но это не вернуло спокойствия и решительности – память о собственных ощущениях была сильна.

Что с ним было? Чего он испугался? Как можно испугаться, не увидев и не услышав ничего, что могло бы стать причиной?

Он заставил себя покинуть дом, превратившийся в убежище по неизвестной, абстрактной причине. Он пробежал к старому гаражу, решив сегодня воспользоваться машиной, хотя почти всегда предпочитал ходить на работу пешком. Кое-как он выехал со двора, с тревогой оглядываясь по сторонам.

Да, Николаевна была подходящим слушателем, Андрей же хотел выговориться, но не знал, что именно сказать.

«Я вышел из дома и тут почувствовал самый настоящий страх? Страх настолько сильный, что я бросился назад в дом и простоял под дверью больше, чем полтора часа»?

Андрей поднял голову, посмотрел женщине в глаза.

– Николаевна, ничего серьезного не… Я только хотел… Можно я расскажу вам об этом позже? Мне надо подумать.

Женщина хотела что-то сказать, но в магазин вошли, она покосилась на него и вышла.

Андрей откинулся на спинку стула, закрыл глаза. Случившееся у его дома медленно таяло, теряя яркость очертаний – казалось, его уже разъедало вездесущее время.

4

Окраина Волгодонска. После дневной жары город медленно раскачивается, как после одуряющего сна.

Степан, плотный мужчина средних лет с черной мохнатой полосой сросшихся бровей, заказал себе пакет сока и осмотрелся. Бар заполнялся с каждой минутой. Степан задержал взгляд на двух дальних столиках, занятых последние пять минут.

Ничего подозрительного. Обычные посетители.

Молодой мужчина в кожаной безрукавке на голое тело, с красным лицом, будто обожженным солнцем, говорит все громче и громче. Шум в баре постепенно набирает обороты.

Степан нервничал, хотя пока все складывалось неплохо. Он заметил, что у него трясутся руки, когда он наливал сок из пакета в стакан. Он был не прочь взять грамм двести водки, это оказалось бы весьма кстати, но, во-первых, он за рулем, во-вторых, стоит ему принять хоть каплю, и некие тормоза где-то в мозгу откажут: за первой рюмкой последует вторая, третья, и это продлится минимум неделю, а то и две. Так уже не раз случалось, хотя Степан клялся себе и другим, что выпьет всего лишь стакан-два.