Для многих «посольских мальчиков» продолжение дипломатической династии является вполне себе логичным выбором. Как-никак сама судьба к этому подводит, или подталкивает плотный прессинг родителей, который принято выдавать за знак судьбы. Со мной всё было несколько сложнее и запутаннее, но вектор на дипломатию был задан именно в девяностые годы в Ботсване.

С момента отъезда из Африки и до поступления в университет прошло ещё шесть лет. Нет, я не учился, как это принято в семьях российских дипломатов, в МГИМО. Даже до вступительных экзаменов дело не дошло. Научно-популярным языком мне дали понять, что без соответствующих «ресурсов» туда не попасть. Собственно, поэтому спокойно отнёсся к предложению попытать счастье в университете попроще. Примечательно, что в до ЕГЭшные времена вступительные экзамены в различные ВУЗы частенько проводились в одни и те же дни. В моём случае, если бы делалась ставка исключительно на МГИМО с его запредельным конкурсом, можно было легко пролететь мимо других университетских вариантов и в итоге пропустить целый год, скорее даже два. Доблестные вооружённые силы Российской Федерации были бы рады пополнению своих рядов ещё одним несостоявшимся студентом.

Опуская несущественные для этих «непутёвых заметок» подробности, я поступил в тогда ещё весьма приличный московский университет с аббревиатурой РГГУ, причудливым образом сочетавший в себе на рубеже тысячелетий профессорско-преподавательский состав из бывшей партийной школы КПСС (собственно, её комплекс зданий является основным в рггушной системе), Историко-архивного института и модную праволиберальную прозападную идеологию. В мою бытность студентом регулярными гостями-лекторами университета были, например, Михаил Горбачев, Гарри Каспаров, Виктор Шендерович и другие ненавистники всего советского, не говоря уже о так и не успевшем полноценно порулить в ректорском кресле Леониде Невзлине и его патроне по ЮКОСу – Михаиле Ходорковском, до своей «посадки» всего несколько месяцев побывшим председателем попечительского совета РГГУ.

Робкая мысль о том, что учёба в этом заведении будет тем ещё шапито с постоянными идеологическими противофазами закралась в мою голову уже на вступительном экзамене по истории (здесь нужно пояснить, что поступал я на юрфак по причине отсутствия на тот момент профильных международных факультетов и специализаций). На втором вопросе билета о сути рыночных реформ 90-х годов и ходе их реализации передо мной встал банальный как кожура банана выбор – отвечать «по правде» (естественно, такой, какой я её себе представлял) или «по правильному», т.е. задолго до открытия Ельцин-центра в Екатеринбурге – осыпать комплиментами образ великого демократа Бориса «панимаашь» Ельцина и его младореформаторов. В итоге мой ответ на вопрос билета состоял из рубленых фраз и алармистских штампов а-ля передовица главной в то время лево-оппозиционной газеты «Правда». Ставка на словесное линчевание Ельцина, Гайдара, Чубайса и ко полностью себя оправдала. Я получил от приёмной комиссии «отлично» и одобрительные комментарии относительно моей политической зрелости. Зато (или однако?) мой друг, сдававший историю в тот же день и тем же людям, получил на выходе «хорошо», только лишь потому что в целом положительно отозвался о «хрущевской оттепели». Как потом выяснилось, от него ожидали совершенно других оценок, поскольку тройка экзаменаторов, состоявшая из преподавателей бывшего Историко-архивного института, оказалась ещё и тройкой истинных сталинистов. И если с негативными оценками ельцинского периода на рубеже тысячелетий трудно было дать в штангу, то с Никитой Хрущевым всё было не так однозначно. В итоге, как и планировалось, я очутился на юрфаке, а мой друг из-за этого «четвертака» не смог составить мне компанию. Зато по сумме балов он прошёл на экономический факультет и, как впоследствии выяснилось, это стало лучшим из возможных вариантов. Для освоения дебета с кредитом и цитирования Адама Смита «хороших» знаний отечественной истории оказалось вполне достаточно, но совершенно недостаточно для зубрежки гражданского и уголовного кодексов. Теперь, вернее уже давно, он крутой финансист, а я ни дня не работал по специальности.

* * *

Начиная с летней практики после второго курса университета, каждый год мне выпадала одна и та же увлекательная миссия – двигать ноженьками на Смоленскую площадь, чтобы набираться дипломатической мудрости и учиться практическим навыкам работы в системе МИД России. Появившийся в дверях студент вызвал неподдельный интерес у сотрудницы Департамента кадров, занимавшейся работой с учебными заведениями. Она с ходу и безапелляционно заявила мне, что второкурсников даже на ознакомительную практику в МИД не берут, не говоря уже о студентах из непрофильных ВУЗов. Так я узнал о наличии за своей спиной некоторого ресурса, поскольку мадам ограничилась лишь эмоциональными возгласами на стыке удивления и недоумения. Да, РГГУ в то время хоть и котировался довольно-таки высоко, но всё же много уступал в крутости и профильности МГИМО, МГУ и подведомственной Министерству иностранных дел Дипломатической академии. Тем не менее, вопрос со стажировкой решился быстро, поскольку я направлялся к хорошему знакомому родителей, которого так же хорошо помнил по предыдущей забугорной посольской жизни в одной из восточно-европейских стран. Для колорита и, если угодно фана, назовём его Пармалатом в честь итальянского концерна по производству молока и других пищевых продуктов Parmalat. Возможно, существует некоторая созвучность реального имени этого высокопоставленного дипломата с известной итальянской компанией, но это не точно. Забавное и добродушное прозвище было придумано лет так 20 с хвостиком назад и, как мне кажется, очень вписалось в тему его образа.

Стажировался я обычно долго, месяца полтора-два, поскольку шёл вне общей схемы, минуя мутных референтов из учебного отдела Департамента кадров МИД. Фактически каждый год это была полуофициальная практика, по итогам которой Пармалат подписывал от своего имени отзыв и сопроводительное письмо в РГГУ. Всё. Радовались такому раскладу буквально все: родители потому, что чадо занято /типа/ сурьёзным делом и чему-то конкретному учится; потенциальные коллеги-дипломаты, потому что появлялась не шибко квалифицированная, но всё же бесплатная рабсила, а это дорогого стоит в период сезонных отпусков; радовался юрфак РГГУ, потому что не надо было ломать голову, куда засовывать очередного студента-практиканта; радовались клерки в Департаменте кадров, потому что меньше бумаг оформлять надо. Пармалату, наверное, было всё равно, а я переживал, что очередное лето проходит мимо меня где-то за окном сталинской высотки.

Поскольку на практиках я бывал только в подшефном Пармалату отделе, то эту самую мидовскую жизнь я видел с одного-единственного ракурса, хотя само направление было многосторонним, подразумевающим плотную работу со многими заинтересованными подразделениями центрального аппарата МИД, а также других госструктур. Дипломатической работой я не особо проникся, по причине того, что как таковой работы и уж тем более взаимодействия с иностранцами у меня не было. Стандартное для любого практиканта функционирование в образе носильщика или копирщика документов в носках без рисунка и галстуке без искорки работой можно назвать только в качестве оправдания потраченному времени. Да, лето – это всегда мёртвый сезон, когда внешнеполитическая активность сведена к минимуму: все важные мероприятия, встречи и саммиты уже состоялись или ещё только планируются к проведению. Да, студенты в силу объективных причин не способны вклиниваться и поддерживать хотя бы на минимально приемлемом уровне документооборот (а это основной вид деятельности дипломатов в Центре). Да, отсутствие доступа к гостайне лишает молодняк возможности хотя бы со стороны приобщиться к чему-то значимому. В сухом остатке студенты, по сути, проникаются лишь условным метафизическим духом российской дипломатии, который как бы есть, но никто не знает, что он из себя представляет. Если, конечно, не брать в расчёт специфический букет запахов Смоленки, уловить который можно на некоторых этажах, лестницах, межэтажных пролётах и коридорах (особенно там, где редко орудуют уборщицы). Однако месяцами протаптывать дорожки к одним и тем же кабинетам, резать пальцы в кровь, снимая сто-сорок-пятую копию с какого-нибудь очередного совместного коммюнике – ну, скукотища же!

Единственное, что оживляло и добавляло красок в унылое практикантство это, собственно, министерские люди. Иной раз они как ходячие анекдоты, выдавали перлы с пугающей частотой – только успевай записывать. За годы службы многие из них стали носителями «здравого цинизма», едко и с особым азартом комментировавшие свою деятельность, коллег и нравы забугорной жизни. Одним словом, профессиональные сплетники. Один такой персонаж, негодуя о том, что придётся подзадержаться на рабочем месте сверх установленной законом нормы, обвинил в сложившейся ситуации непосредственного начальника (не в лицо, конечно, а в трёпе внутри коллектива). Сделал это он в характерной для многих дипломатов цинично-ироничной манере: «Александра Борисовича надобно удалить из нашей цепочки взаимодействия с руководством департамента как инвалидное звено». Те, кто владеют английской мовой знают, что слово invalid, ставшее первоисточником для русского «инвалида», означает вовсе не особенности здоровья человека, а сломанный, бракованный, недействительный или повреждённый предмет. Вообще критика руководства за неумение работать и организовывать рабочий процесс, пожалуй, одна из центральных тем для коллективных сплетен, причём любого министерства или ведомства.

К слову сказать, «обрусение» иноязычных слов это такая универсальная и полюбившаяся многим отечественным дипломатам развлекуха. С миграцией сотрудников, которую в профессиональной терминологии именуют «ротацией», из разных стран в Центр стекается также масса новых переиначенных слов и выражений. Если продолжить самую распространённую на Смоленке тему адаптации англицизмов, то стоит отметить, что в обиходе министерских людей можно частенько встретить такие слова как «окэшить», т.е. обналичить деньги (от англ. cash – наличные), взять «квотацию», т.е. получить ценовое предложение/расчёт стоимости (от англ. quotation – цена, котировка), «проапдейтить» документ, т.е. внести в него актуальные изменения (от англ. to update – обновлять), «драфтить» документ, т.е. править, вносить в него принципиальные положения и идеи (от англ. to draft – составлять проект, эскиз или черновик), «отфакать», т.е. обругать кого-то (от англ. to fuck – нецензурное описание любого процесса сексуального характера), «расшарить» документ или материал, т.е. поделиться им в электронном виде ещё с кем-то (от англ. to share – делиться чем-либо) и т.д.

С не меньшим задором отечественные дипломаты любят упражняться в расшифровке и интерпретации иностранных терминов или аббревиатур. На ум сразу пришел один такой хрестоматийный случай с толкованием значения букв СD и CMD на номерах дипломатических машин. Согласно устоявшейся международной практике (по Венской конвенции о консульских сношениях 1961 года), аббревиатура CMD означает, что автомобиль используется главой дипломатической миссии (от фр. Chef de mission diplomatique), а СD – дипломатическими сотрудниками миссии (от фр. Corps diplomatique). Однако, как установили российские дипломаты, классическая расшифровка устарела и не отвечает современным геополитическим реалиям. СD следует переводить не с французского, а с английского и не иначе как can drink (могу пить /за рулем/), а CMD – как can much drink (могу много пить /за рулем/). Такое ассоциативное мышление обусловлено с одной стороны профессиональной болезнью – алкоголизмом, а с другой – наличием дипломатической неприкосновенности, уберегающей нарушителей от какой-либо ответственности, включая невозможность наказания за вождение автомобиля в нетрезвом виде. За любое правонарушение или даже преступление максимум, что грозит дипломату – высылка на родину.

Но если вы думаете, что приколисты по жизни есть только в российском внешнеполитическом ведомстве, то вы глубоко заблуждаетесь. Один американский дипломат лет десять-двенадцать назад (тогда в третьих странах мы с американцами ещё как-то взаимодействовали, например, в рамках зловеще звучащего ГИБАЯТ[3]) категорично заявил мне, что поскольку я «исчо» молодой и местами наивный дипломат, то поэтому не знаю, что единственная правильная трактовка аббревиатуры СD – это constantly drunk, т.е. постоянно или вечно пьяный. В скором наше ситуативное общение на информационных и протокольных мероприятиях закончилось, потому как мой собеседник спешно засобирался домой на американскую землю и не зря – буквально сразу в лавине разоблачений WikiLeaks журналиста Джуллиана Ассанджа американец Марк Нордберг, вернее его донесения в Вашингтон, оказались вывалены для публичного созерцания в Интернете. И хоть в тех бумагах лютого криминала или каких-то важных секретов не было, но ксенофобскую и даже русофобскую сущность правящих верхов страны пребывания (о них будет отдельный подробный разговор) он отметил весьма рельефно, что, несомненно, не способствовало бы дальнейшему укреплению его связей и контактов среди местного истеблишмента. А так вовремя уехал. Как знал. Или все жё знал?

Однако не только лишь английским языком поддерживается полёт фантазии сотрудников Министерства. Упражнения в словесной гимнастике нередко встречаются также на великом и могучем. До сих пор вспоминается висящий на входной двери отдела «восьмёрки»[4] плакат с небольшим стихотворением за авторством якобы Маяковского (на самом деле нет):

«Товарищ, нервы зажми в узду.

Придя на работу – не ахай.

Выполнил план,

Посылай всех в п***у,

Не выполнил – посылай на **й!»

На эту жизнеутверждающую установку каждый день натыкались не только штатные сидельцы кабинета, но и вполне себе высокое руководство, которое периодически курсировало по этажу в поисках исполнителей различных документов. Такое вольнодумство в стенах Смоленки уже давно никого не смущает. А по-другому, т.е. без здорового цинизма, там и не выжить.

В моей практике встречались и менее дерзкие, можно сказать философские стихотворные изречения, немного раскрывающие рутинную суть работы в далёких странах. Вот, например, в стенах нашего Постоянного представительства при Европейском союзе на Бульваре дю Режан в Брюсселе висел листок формата А4 с любопытным четверостишьем неизвестного автора:

«Не такого мы ждем от тебя!

Хватит оды писать брюсселятам!

Нет, шоб выйти, купить коньяка,

Да и в кофе добавить ребятам…»

Для лучшего понимания этих строк добавлю соответствующего контекста. Во многих отечественных диппредставительствах практикуется своеобразный КПЭ – определенное количество единиц разного рода контента в Москву, как правило, за календарный месяц. Постпредство при ЕС в этом смысле не исключение. У командированных сотрудников порой возникает ситуация, когда информповодов становится совсем мало, например в период сезонных отпусков, убивающих в ноль политическую и деловую активность. Но план по количеству материалов выдавать надо исправно! Соцсоревнование между загранточками по количеству «номерков», т.е. зарегистрированных к отправке документов, никто не отменял. Отсюда и душевные страдания дипломатических акул пера, вынужденных стабильно много писать, когда писать особо не о чем. Раздувать малозначительные события в стране пребывания до требующих внимания Центра информповодов – высокое мастерство, доступное немногим избранным.

«Трудовые будни дипломата» по версиинейросети Kandinsky 2.0.

Но вернёмся к нашим баранам, которые не коллеги по практике, а которые в принципе.

Как уже, наверное, стало понятно, самым интересным по итогам моих трёх практикантских «ходок» на Смоленку оказалось общение с внутримидовским миром. А там, копни чуть поглубже, открываются разные разности и чудеса чудесные. Вон, главный советник департамента, шустрый дедок на вид лет 80 надувает щёки и имитирует бурную деятельность, занимаясь «вопросами развития молодёжной «восьмёрки»[5]. Ну, а кому же ещё? Так вот, этот не совсем ещё молодой дипломат регулярно заглядывал в кабинет к всамделешнему молодняку, т.е. вчерашним и нынешним практикантам, чтобы они помогли ему разобраться в премудростях жития и актуальных интересах молодёжи. Другой, не менее опытный сотрудник, постоянно ходил по кабинетам, вопрошая сидящих в них коллег на синонимы к словам и выражениям. Нет, он не странный чудак, хотя и люди со справками там иногда попадаются. Он просто перманентно занят написанием речей и выступлений для Министра. В этом состояла его основная работа – не допускать однокоренных слов в абзаце и не использовать повторяющиеся термины и выражения в масштабах одной страницы. С такой постановкой вопроса даже увесистые словари синонимов не всегда справляются. Так что не удивляйтесь большому количеству англицизмов типа транспарентности и инклюзивности в речах руководства МИД, а также безымянных заявлениях ведомства по различным информповодам. Не от хорошей жизни.

Однако в студенческие годы мне было недосуг теоретизировать по поводу рутинного бытия потенциальных коллег, мне вообще мало что там было интересно в их повседневной практике. Думать о неинтересном, откровенно говоря, ленивое и бестолковое занятие. Моя личная дилемма была проста как два стога сена перед ослом: проходить языковое тестирование во внешнеполитическом ведомстве и оформляться в заграничную командировку (куда именно сразу никто не говорил, вероятно имели значения результаты экзаменов) или не оформляться ни в какие загранки в принципе и продолжать попытки осмысления научного метода Карла Поппера и его философии современного естествознания в рамках самой что ни на есть обычной гуманитарной аспирантуры РГГУ. Последние перспективы объективно вызывали зевоту и некоторую обречённость из-за отсутствия сколь-нибудь видимой движухи и не покидающего ощущения бесполезности этих учений с точки зрения практического применения. Кроме того, оставаясь в русле науки, тумана и неопределённости в карьерном смысле было не меньше, чем подходов к спасению провалившихся в ходе верификации научных теорий, т.е. была полная и конкретная пустота.

Иными словами, выбор дальнейшего пути был предопределён в связи с отсутствием выбора как такового. Хотя в то время я объяснял себе сложившуюся безальтернативность объективной крутостью дипломатической карьеры. Быть дипломатом – это же как звучит!

Дело в том, что в период серии студенческих практик в Министерстве иностранных дел сама судьба толкала меня в специфические и местами интригующие объятия этого ретроградного учреждения, где по устоявшейся хрен знает с каких времен традиции любое новшество воспринимается и перенимается со скрипом и даже надрывом. Приходящая туда молодёжь должна или принять эту музейную специфику, благополучно встроившись таким нехитрым образом в систему достойнейших ретроградов, или после первого же опыта бежать куда подальше от забюрократизированного донельзя учреждения. Само Министерство бесцельно тоннами плодит и пожирает бумагу, а также навязывает убогую специфику штабной работы, в которой даже манера напяливания скрепки на документ (по принятому здесь «фэншую» – маленькой петелькой на фронтальной стороне) порой имеет большее значение, чем содержание скрепляемого документа.

* * *

Итак, с конца 2007 г. я медленно, но верно принялся паковать чемоданы в свою первую долгосрочную заграничную командировку. Почётное право сдувать пыль и снимать копии с бумажных архивов великих умов Смоленки по наследству перешло другим, более заточенным на грызение суперобложек практикантам и начинающим дипломатам. Как впоследствии окажется, та первая поездка придала импульс новому увлечению: изучению зарубежных стран через понимание сущности людей и народов, их коллективного мифотворчества и сопутствующей жизненной философии. Полученный опыт восприятия кривой парадигмы нравов иностранцев оказался весьма ценным материалом для лучшего понимания себя в этом мире. Самоизобретённая методика анализа внутреннего «Я» через мироощущение других позволила успешно решать, как сугубо профессиональные, так и не менее важные личные задачи. Причём за долго до появления на просторах Интернета инфоцыган, знающих безусловную истину и правильные алгоритмы действий буквально на все случаи жизни.

* * *

ГЛАВА II. ХРОНИКИ ЭСТОНСКОЙ САМОБЫТНОСТИ

О некоторых свойствах болот и каменистой почвы в разрезе истории.

Путь моего первого дипломатического назначения лежал в относительно не далёкую, но при этом очень непонятную землю первых обитателей европейского континента. Во всяком случае так считают местные жители с подачи своих же светочей истории. Именовалась эта страна Eestimaa (Эстония) и населяли её, как нетрудно догадаться, гордые eestlased, т.е. эсты или эстонцы. Этимология этих названий осталась за скобками доступной нам истории Европы. Из немногочисленных дошедших до нас хроник известно лишь, что около 800 года нашей эры, во времена господства в северных широтах викингов, край эстов именовался скандинавами мудрёным словом Austrvegr, т.е. неким «восточным путём» к богатствам Константинополя и Арабского Халифата[6]. В связи с чем Austrvegr впоследствии стал Eestimaa сказать трудно. Вероятно, всё дело в полёте фантазии писчих дьячков позднего средневековья, любивших поиронизировать над неизведанными для абсолютного большинства европейцев захолустными землями. Иначе невозможно объяснить появление в документах далёкого прошлого такого, например, географического названия как Гренландия (от англ. Greenlаnd – зелёная земля). Где они разглядели прекрасный край сочных лугов и кудрявых барашков в скалистом, насквозь промёрзшем куске земли с тысячелетним снегом, решительно не понятно. Не берусь утверждать, что Эстония или Гренландия – это искусственно сочинённые хоронимы, но, как минимум, такое объяснение мне кажется забавным. Впрочем, далее речь пойдёт о вполне себе серьёзных вещах, но в обязательном порядке с элементами юмора.

Как и полагается любому уважающему себя произведению псевдоэнциклопедического характера, самое время дать в сжатом виде биографическую справку (как назвали бы её в российском МИДе – «справка по схеме») этой занимательной, но во многом противоречивой страны и населяющего её народа.

Эстония – маленькое прибалтийское государство, затерявшееся на обширных просторах формирующейся единой толерантной Европы, где-то между последними достижениями технического прогресса и средневековым хуторским складом мышления большинства её жителей. Надо сказать, что в стране этой много всего странного и непонятного. Именно по этой причине мне хочется уделить ей значительное внимание.

По версии современных эстонских историков, да и вообще согласно общепринятой концепции (хотя с энтузиазмом здесь признают и цитируют лишь собственные научно-исторические трактовки), когда увесистый ледник, пришедший с последним глобальным похолоданием, растаял под лучами небесного светила по имени «пяйке» (эст. pӓike – солнце), тогда и обнажился миру этот прекрасный, обдуваемый всеми возможными ветрами край. Произошло сие фундаментальное для общеевропейской цивилизации событие около 30-40 тысяч лет до н.э. Далее классическая историческая наука принудительно самоустраняется и на авансцену выходят зубры эстонского исторического реализма. Среди них в последние годы особо выделялся бывший глава государства по фамилии Ильвес, который Томас-Хендрик. В переводе на русский язык его фамилия буквально означает хищную «рысь». К слову, отечественные дипломаты его так и величали – Томас Рысенко. Просто и со вкусом. В своих трудах и публичных речах Томас и ко не без гордости отрапортовали о том, что первый человек, ступивший на эту землю 10 тысяч лет назад… и был древним эстонцем! Если учесть, что предельный возраст известных нам и до сих пор существующих цивилизаций, таких как китайская или индийская, варьируется в районе плюс-минус пяти тысяч лет, то можно предположить, что теперь мы имеем дело с реально древнейшей, а возможно и первейшей цивилизацией на Земле. Жаль только, что общепринятая концепция развития человечества не коррелируется с этим утверждением, ну да ладно… что мы вообще про убогую классическую историю и её не менее убогих адептов? Eestlane был, есть и будет первым! Точка.

<1 2 3 >

На страницу:

Перейти

2 из 3