Повесть о декабром чертополохе

– Бедная девочка! – выдохнул Вадим, совершенно растерявшись. Он мгновенно отступил назад, как бы пропуская её. – Что с тобой случилось, бедняжка?

– Я заблудилась, – проговорила она отчётливо, опустив глаза. – Пожалуйста, помогите!..

– Тут, конечно, холодно, но теплее, чем на улице… – замямлил Вадим, ища, что же можно ей дать. Свитер какой-нибудь, покрывало… Снег и ветер уже вовсю гуляли по избе, наполняя её пронизывающим холодом. – Я вот тоже заблудился, можно так сказать…

– Понятно, – слабо ответила девочка, скрючившись на морозе в три погибели.

– Чего ж ты стоишь-то там! – спохватился Вадим. – Проходи, быстрее!

– Вот спасибо, милый человек, – ответила девочка и поспешила зайти, не забыв за собой прикрыть дверь. – Я думала, что уж всё…

– Ты извини, что нет света, – продолжил он мямлить. – Я тут не живу… Я просто заблудился.

– Я вижу, что Вы не местный, – заметила девочка, старательно растирая поочередно свои ноги. – Я вот тоже. Из другого села, в общем.

Вадим добрался почти на ощупь до однодверного шкафчика, тихо притаившегося в углу. И, по счастью, нашёл там стопку одеял – старых и рваных, но это было лучше, чем ничего. Он протянул находку девочке.

– Бери, закутайся… Но, если честно, я думаю, что ты обморозилась. Тебе надо к врачу. Срочно!

– Нет, я чувствую себя нормально, – заверила его девочка, стуча зубами и заворачиваясь в одно одеяло. – Сейчас согреюсь и пойду дальше…

– Куда ты идёшь?

– Я… ищу свою сестру, – ответила она. – Я… должна была найти её, но тут много собак. Мы потерялись.

Рассказ был сбивчивый, но это ничуть не смутило Вадима – бедный ребёнок такого натерпелся! Он сам едва говорил после своих галлюцинаций.

– А Вы куда путь держите?

– Да мы тут ехали в магазин, товар везли… И угодили в сугроб. Там, в общем, в нас почти врезался какой-то придурок, пришлось спасаться… И я пошёл искать тракториста какого-нибудь, который смог бы нас вытащить.

– Понятно, – повторила она. – Но трактористов здесь нет.

– Может, конюх? – спросил он с надеждой. – Я слышал, что кони могут тянуть машины.

– И коней тоже здесь нет, – ответила она, и что-то в ней изменилось. Как будто есть две картины, на которых нарисован один и тот же ребёнок в одном и том же месте, но с такой дикой разницей… Она перестала дрожать, и голос её стал ровным, как стекло. – Коней всех съели.

– Собаки? – спросил он, и слово упало в темноту дома, как рука лежащего человека.

– Собак тоже съели, – сообщила она.

– А этот человек, – спохватился он. – Ты случайно не знала его?

– Нет, – призналась она. – Но я думаю, что он лежит здесь не случайно.

Она сделала пару шагов навстречу Вадиму. И он почувствовал, что от неё начал исходить какой-то запах. Резкий, природу которого он пока не мог определить. Но приятным этот запах уж точно не был. Он слышал её дыхание… И видел оба блестящих в темноте глаза.

– Я думаю, он здесь жил, – ответил честно Вадим и сделал шаг назад.

– Точно, жил. И я ещё живу.

– Ты о чём, девочка?

– Милый человек, подай милостыню, – она протянула правую руку с необычайно маленькой бледной ладошкой. – Есть нечего, надеть нечего… Сестру надо искать.

Где-то вопили собаки. Лаяли, выли, и это выглядело так, словно они смеялись. Над ним смеялись. Пол стал уходить у Вадима из-под ног; ему показалось, что он сейчас потеряет сознание. Он ухватился за бутылку крепче, как пассажир мотоцикла хватается за байкера. Или как утопающий – за соломинку.

Вадим машинально сунул руку с монетой в карман и принялся там искать бумажник.

– Нет, – сказала она. – Мне деньги не нужны твои.

– А что тогда нужно?

– Отдай метку.

Он замолчал, пытаясь сглотнуть сгусток кислой слюны, крепко застрявшей где-то подальше языка… Но это ему не удалось, и они теперь просто стояли в тишине.

– ОТДАЙ МЕТКУ! – заорала она не своим голосом. Так могло кричать сразу десятеро детей в истерическом припадке. – ОТДАЙ МЕТКУ, МИЛЫЙ ЧЕЛОВЕК!

Он отпрянул назад, споткнулся о лежавшего, и повалился на пол, машинально выставляя бутылку с водкой вперёд, чтобы не разбить её. Девчонка пошлёпала за ним, высунув изо рта длинный язык.

– ОТДАЙ МЕТКУ! – проревела она опять и зарычала.

Вадим вскочил, пытаясь быть как можно более проворным, но опять словно оказался под водой: руки и ноги его почти не слушались, он едва не завалился, перед глазами всё прыгало, темнота была почти непроглядной. Мысли его заметались с таким неистовством, что он никак не мог ухватиться ни за какую из них, и просто хотел выбраться отсюда.

Девчонка прыгнула вперёд и схватила его когтистой пятернёй за свободную руку, сжала её до хруста.

Вадим заорал, а потом был притянут неведомой силой вниз, чуть лицом не упёршись в морду этого существа; «девочка» оскалила пасть, демонстрируя замызганные зубы, вполне человеческие, но запах из пасти был невыносимый, неистовый, гнилостный.

– Отдай метку! Отдай мне метку! Она принадлежит мне! – прохрипело существо.

Парень не знал, что делать, потому что никогда даже и близко не оказывался в подобной ситуации… Повинуясь лишь своим инстинктам, он с размаха дал ей прямо по темени бутылкой. А потом ещё раз, уже более размашисто.

После второго удара бутылка разлетелась в осколки – настолько он был сильный. Запах алкоголя немного перебил вонь, какая-то часть брызнула ему в лицо, один осколок плашмя ударился о щёку. Но он почувствовал, что она разжала хватку, и парень просто побежал прочь, еле переставляя ноги, как будто бежал по болоту.

– Я так понимаю, это значит «нет»? – спросила она ему вдогонку, и он выбежал из дома, выбив дверь плечом, хотя в одно мгновение перед столкновением подумал, что дверь

обязательно окажется запертой. В кошмарах так и бывает.

Но – нет! Он оказался на улице, где снег шёл по-прежнему, и выл ветер. Но к вою ветра прибавился ещё и захлёбывающийся собачий лай. Парень обернулся на звук и увидел, как к нему бегут люди: четверо или пятеро тёмных фигур, размахивающих руками. Они лаяли, рычали, вопили. И продолжали забег.

Вадим просто побежал опять, почувствовав, что уже не может бежать – так бывает от сильного испуга, тотальное бессилие. Но, мельком взглянув вниз, он всё же увидел, что продолжает бежать: бёдра его скакали туда-сюда. Воздух обжигал лёгкие, а руки вообще отказывались слушаться…

Забор, конечно, вырос внезапно перед ним, и он услышал, как преследующие его собако-люди довольно загоготали. Парень вообще ничего не успел подумать – мысли продолжали сновать беспорядочно и неуловимо, как начал карабкаться по забору. Рык и лай уже были позади его спины, прям близко-близко…

Он побежал дальше, отчётливо осознавая, что снег его замедляет. Конечно, в армии он бегал и по снегу, и через заборы перепрыгивал, но за ним никто не гнался.

– Догнал! Догнал! – прорычал один из псов на двух ногах совсем где-то рядом, и Вадиму прямо представилось, как тот тянется к его пальто своей длинной, неестественной пастью, раскрывает её, готовясь отхватить кусок своими острющими зубами.

Сквозь пелену погони Вадим сначала услышал долгий свист – вполне человеческий, прежде чем увидел сверкание оранжевой мигалки.

– Я здесь… Я тут! – прохрипел он почти беззвучно, продолжая размахивать руками, почти полностью обессилив. Подковыляв ближе, он уже смог различить, что это большой оранжевый самосвал, вытянувший фургон обратно на дорогу…

А свистел, собственно, Виталик. Свистел изо всех сил.

– Я щас… Я щас… Я… Я… – повторял он истерично, пока не упал в снег, ткнувшись разгорячённым лицом в сугроб. Но тут же подскочил. Спасение было совсем рядом.

– Что с тобой такое?! – воскликнул Виталий, когда Вадим упал снова – на этот раз прямо на дорогу, потому ощутимо стукнулся лбом. – Что произошло, Вадя?

Парень вскочил и оглянулся: никого не было. Ни единой живой души. Огоньков, кстати, сказать, тоже уже не было ни в одном из домиков.

– Мда, – басовито протянул водитель самосвала, стоявший тут же. – По ходу дела, твой дружбан всё… Обмёрз сильно. Такое с городскими бывает.

– Спасибо за помощь, – отмахнулся Виталик. – Вадя, Вадя, ты слышишь меня?!

Он схватил Вадиму и хорошенько тряханул его за плечи. Тот продолжал оглядываться своим белым лицом, то в одну сторону, то в другую, и что-то бессвязно лепетать. И так продолжалось, пока он не получил лёгкую пощёчину от своего водителя.

– Ты ему налей чего-нибудь горячего, есть горячее-то у вас? – снова вставил свои пять копеек водила самосвала.

– Терпи, Вадя, терпи!

Виталик потащил его к машине, не обращая внимания на его бубнёж. Позже, позже! Засунув его на пассажирское кресло, он опять вернулся к водиле самосвала.

Вадим никак не мог успокоиться: голова шла кругом, рука болела после чудовищной хватки существа…

«Какого существа? – почти злобно подумал он. – Это всё галлюцинации, это всё не по-настоящему, это не может быть по-настоящему!..»

Тяжело загудел самосвал и через некоторое время он выдвинулся в сторону города,

продолжая разгонять темноту оранжевым светом. Из кузова у него торчали разные мешки – все с мусором, однозначно.

Виталик быстро забрался в салон.

– Что с тобой, Вадим?

Выглядел он скорее крайне разозлённым, нежели озабоченным. Виталик всегда злился. Особенно, если что-то шло не так.

– Всё нормально, – выдавил Вадим и посмотрел на свои трясущиеся руки. – Всё нормально. Мы можем ехать?

– Да ты весь трясёшься, как конь перед грозой, – отозвался тот. – Что случилось? На тебя кто-то набросился?

Вадим честно не знал, что же на это можно сказать, чтобы не сойти за сумасшедшего.

– Я, наверное, сильно ударился головой, – сказал он негромко. – Да, точно. Когда мы вылетели в кювет, я долбанулся головой о панельку, точно. – Он выдохнул крайне облегчённо. – Всё, энцефалопатия. Слабоумие. Сумасшествие.

– Чего ты там бубнишь? – спросил водитель, вращая рулём, возвращая фургон на трассу. – Едем обратно в город?

– Нет, уж доделаем, – сказал Вадим. – Надеюсь, у меня хватит сил.

– Рассказывай уже, – процедил Виталик. – Нечего ломать из себя мою первую девку. Та тоже всё время что-то говорила. Невпопад, тупо, но говорила. Ты мне её напоминаешь. Кстати, она тоже была кудрявая.

– Да-да, – согласился Вадим и прикрыл глаза, а потом взялся за голову руками, как Вассерман при неправильном ответе в «Своей игре». – Всё нормально… Поехали.

– Расскажи, что ты там видел, – не отставал Виталий.

– Всякое, – уклончиво ответил Вадим. – Просто… Бред всякий. Казалось, что на меня напал… Кто-то. А потом я убежал.

– Хм, – протянул мрачно водитель. – А бутылку куда дел? Уж не приговорил ли ты её там в одиночку, отчего тебя так и сплющило?

– Может быть, – вполне серьёзно согласился Вадя.

– Со мной учился дружок, постоянно бухал, а то и делал что ещё похуже. Так вот, иногда у него так башня стреляла, после праздников – так вообще. Он мне тоже всё рассказывал, что за ним кто-то гонится, кто-то преследует его.

– И что с ним стало?

– Однажды его попойки превратились в один сплошной запой, вот его и выпнули из универа… Уж не знаю, чем сейчас занимается.

Вадим помолчал, понемногу продолжая приходить в себя. Рука всё ещё болела, что являлось очень странным для галлюцинаций… Наверное, он ударился, когда бежал.

– Спился, наверное.

Повисла напряжённая тишина. Магнитола больше не играла. Снег же шёл и шёл, будто и вовсе не собирался останавливаться.

ТОТАЛЬНАЯ ВРАЖДЕБНОСТЬ

Буквально через каких-то мимолётных полчаса они въехали в административный центр – обширная деревня с приземистыми домами, но кроме этого здесь были высоченные фонари через каждые пятьдесят метров. И машины попадались куда чаще, чем до этого. И всё произошедшее недавно уже выглядело настолько ненатурально и абсолютно иррационально, что Вадим ещё больше убедился, что это точно всё было психическим

помутнением. Нервное перенапряжение, холод и удар головой при ДТП. Вот и всё…

– Если хочешь, я один могу, – неожиданно сказал Виталик.

– Я в порядке, – заверил его Вадим и полез в «бардачок» за ведомостями. – Сейчас всё перетаскаем. Подпишем-запишем. И всё.

Водитель хмыкнул, но уже куда более дружелюбно и полез на улицу, где, вопреки опасениям Вадима, снег уже начал сходить на нет. И это было хорошо. Вторым хорошим обстоятельством стало то, что владелец – лысеющий мужичок лет шестидесяти с чем-то в красном бархатном пиджаке и расстёгнутой необъятной куртке – не отказался от расчатого ящика.

– Бутылки из него я поставлю отдельно. И если кто траванётся, то у меня будут проблемы, – сообщил он гораздо спокойнее, чем мог бы. – Если вы, ребята, левачите, хорошее меняете на дешёвое, то у меня для вас плохие новости. Если кто отравится – повторяю – я и вам создам большие проблемы.

– Знаете, Илларион Николаевич, никак я не могу с Вами согласиться, – улыбнулся ему Вадим, когда они стояли у прилавка и заполняли документы о принятии. Кроме этого Илларион Николаевич успевал ещё и тыкать старый советский калькулятор. Вадим понимал, что выглядит всё равно отвратительно, да и водкой от него пахнет, это уж точно. Но ничего с этим поделать не мог. – Вы же должны понимать, что люди, кроме алкоголя, пьют и едят ещё много всего. И отравиться могут чем угодно, разве нет?

– Это, ребята, вы только что признались, что привезли мне «палёнку», я правильно понял? – спросил владелец магазинчика, но почему-то голос его не звучал серьёзно или враждебно. Звучал тон старого учителя при беседе со своим бывшим учеником.

– Не слушайте этого полудурка, – сказал появившийся в дверях Виталик с очередной позвякивающей коробкой в руках. Он злобно ткнул головой кисею – пресловутые плетёные шторки, неотъемлемую часть подобных магазинчиков. – Мы уже сколько раз вам привозили товар? Много. И хоть бы раз были с ним проблемы?

– Но ни разу ещё не было открытой коробки…

– Этот полудурок брал оттуда бутылку, мы же рассказали.

– Ладно, ребята, я помню. Так и тракториста-то нашёл?

У Вадима настолько много пота выступило на спине, что, казалось, он вот-вот потечёт струйками.

– Нашёл.

– А почему же вас мусорщик на самосвале вытаскивал?

– С трактористом не договорились. В цене не сошлись.

Вадим неожиданно вспомнил про монетку, отданную ему тем человеком. Он сунул руку в карман и, ничуть не удивившись, нашёл её там. Вытащил и положил на прилавок.

– Ух, ты! – воскликнул Илларион Николаевич. – Это что ж, семь рублей? Никогда такого не видел… Где взяли?

– В деревне нашёл, – честно признался Вадим. – У тракториста.

Виталик уже шёл обратно и остановился посмотреть.

– Думаю, ты за эту редкость можешь выудить кучу бабла, – сказал он с завистью.

– Может быть, – опять повторил Вадя и подумал, что очень устал. Отдать её им, что ли? И он уже честно собирался сказать «можешь забрать её себе», но удержался. Отчего-то удержался. Помешало ему что-то так сказать. Он взял её, повертел в руке и запихал в карман. – Посмотрим. Получите, распишитесь, Илларион Николаевич…

Через полчаса они ехали уже назад, испытывая громадное облегчение. В магазинчике было куда спокойнее и уютнее, чем в дороге, но дома должно стать ещё лучше.

– Пятничный вечер – это хорошо же, – сказал Виталий, чтобы развязать непринуждённый разговорчик. – Ты не согласен?

– Хорошо, – согласился Вадим, ощущая необычайную усталость, какую ещё не испытывал. – Чем хочешь заняться?

– Приглашу свою красотку на свидание. Опять.

– Она разве твоя уже?

– Ещё нет… Ну, а чего тянуть, дружище? Если я буду ждать, я просто спячу… Как ты.

И он невесело рассмеялся.

– Точно. Мне надо записаться к неврологу. Или психиатру. Или кто там такими делами заправляет.

– Так ты же служил в армии, – напомнил Виталик. – Что ж, тебя не проверял мозгоправ?

– Проверял. Он спросил, что значит пословица «шило в мешке не утаишь». Прикольно, да?

– На дурачка?

– На него, родимого. Но самое смешное, что кто-то не прошёл этот тест.

– Не переживай, Вадя, может, ты просто перенервничал. Переработал. Сейчас придёшь к своей торбе, она обнимет тебя пухлыми ручонками, проведёт на кухоньку, и будешь ты жрать свою курицу, зажаренную целиком. И запьёшь это чем-то вроде того, что мы только что отдали Ларину.

Вадим всё же улыбнулся – не от того, что Иллариона Николаевича его напарник назвал Лариным; и не из-за того, что он опять только что стебался по поводу веса его девушки; а по поводу того, что хороший ужин в компании с любимой девушкой действительно делает любой вечер куда лучше.

– И потом она потащит тебя в спальню, я уверен…

– Угомонись, Виталя.

– Нет, ты скажи мне, – не унимался напарник. – Ты никогда не хотел найти кого-то посимпатичнее?

– Нет, – отрезал Вадя.

– А надо было бы. Глядишь, тогда и не сбрендил бы от всей этой бытовухи.

– А ты почему не сбрендил? У тебя же вообще никого нет.

– А я творческая натура. Я учился на художника… Я всё воспринимаю куда легче.

– Кроме своей настоящей работы.

– Кроме неё.

Они замолчали, слушая мерное гудение мотора. И вскоре они опять проезжали ту деревню, в которой всё это произошло…

«Что произошло? Ничего и не было. Это как в школе. Если на тебя сегодня наплевали старшеклассники, поставили подножку, толкнули, это очень обидно. Но только сегодня. Через неделю ты уже живёшь дальше и просто не вспоминаешь о том неприятном дне».

И тут же сильно нахмурился.

«Если это не происходит каждый день».

Завыл ветер, причём так мощно, что Виталий даже немного дёрнулся.

– Ну и ветрюга, – сказал он. – Опять притащит…

– Это не ветер, – коротко бросил Вадим. – Тормози! Тормози!

Виталий посмотрел на Вадю как на умалишённого, но всё же плавно притормозил и посмотрел укоризненно. Тот молча открыл дверь, впустив поздневечерний зимний воздух и прислушался. Вой – внезапный, глубокий, многоголосый – взрывом прокатился по окрестностям.

– Ветер, говоришь?

– Неприятно тут жить, согласен, – сказал водитель. – Волки. Уверен на сто процентов. я представляю, какие они тут здоровые… Эх, был у меня один знакомый охотник, собиратель шкур. Сейчас бы сказал ему, он бы приехал, пострелял. Давай-давай, закрывай дверь, поехали уже!

– А почему не постреляет? – Хлопок дверью.

– Он повесился два месяца назад, – сказал Виталий, снова помрачнев. – Вот ты представь, у человека и карабин, и нож охотничий – настоящее мачете… А он берёт и вешается.

– Невесёлая история, – признался Вадим. – А причина?

– Застукал жену с каким-то боксёром. В общем, ещё и от любовника её получил… Вот и не вынес позора. Оставил жену с сыном-подростком.

– Тоже охотник?

– Нет, любитель компьютеров. Эрудит. Книжный червь. Видел его. Тощий, щуплый, очки такие большие. Глядишь, что вот-вот свалится под весом своих же очков. Ты вдупляешь?

Вадим «вдуплял», но решил промолчать и в этот раз, что-то ему меньше всего хотелось обсуждать такие истории сейчас. Они ехали и ехали, пока вскоре не показался город: мириады огней в темноте, и этот пейзаж принёс не просто облегчение, а даже абсолютное успокоение. Так чувствуют себя люди, вынырнувшие, наконец, из проруби и добравшиеся до тёплого пледа с печенюшками.

– Давай я тебя подброшу до дома, а то ты сегодня не в духе.

Вадим не стал спорить, и минут через двадцать фургон уже въезжал в спальный район, застроенный девятиэтажками, обставленными со всех сторон машинами – и на парковках, и во дворах. Везде. Почти во всех окнах горел свет, а около некоторых подъездов сидела молодёжь, студентнота.

– Тебя, может, проводить надо? А то как бы не накостыляли вон те ребята…

Вадим посмотрел на своего напарника, но так и не понял, шутит тот или говорит серьёзно.

– До понедельника.

Он выбрался из машины, прокручивая в голове строчки Айовы о том, что «осталось лишь снять усталость», и медленно поплёлся к дому, думая, что промокшие сегодня ноги просто так ему не простят его забеги по глубокому снегу… Студенты притихли, когда он подходил к подъезду, а фургон, напротив, заурчал посильнее – Виталик поехал домой тоже.

– Я дома, – сказал он в домофон.

– Наконец-то, – ответил ему женский голос, и, даже не видя свою суженую, Вадим понял, что та улыбается. Но перед тем, как войти в подъезд, он всё же остановился… Нащупав в кармане семь рублей одной монетой, он прицелился в стоящую неподалёку урну и кинул её прямиком туда. Монета грустно звякнула.

– Трёхочковый, дядь, – прокомментировал один из подростков, впрочем, совершенно беззлобно, и остальные тихо рассмеялись.

Вадим вошёл в подъезд, теперь уже будучи уверенным в полной безопасности. Последнее, что он сделал, вообще добавило ему уверенности в том, что всё случившееся – не больше, чем плод его фантазии, и, довольно посвистывая, он побежал вверх по ступеням, не дожидаясь занятого кем-то лифта.

Тап-тап-тап-тап-тап-тап-тап…

Его же КРАСАВИЦА (а по-другому он её и не называл), уже готовилась ко сну, хотя время было ещё ранее – не было даже десяти, и встретила его в шёлковой синей ночнушке

и с распущенными волосами, падающими на плечи блестящими каштановыми волнами. Может, фигура у неё была и на любителя, но волосы её были выше всяких похвал, и уж они-то точно понравились бы всякому мужику.

– Что с тобой случилось? – спросила она взволнованно, когда он принялся снимать обувь и стаскивать мокрющие носки.

– Да… Случается всякое, – он вовсе не хотел её огорчать разными подробностями. – Вылетели в кювет. Но потом нас достали, и мы поехали дальше, всё.

Он натянуто улыбнулся, и она улыбнулась в ответ. Он хотел обнять её и сказать, что-то ласковое, но покинувшие его силы никак не хотели возвращаться. И он просто пошёл мыться, взяв с собой свежий спортивный костюм, чтобы в него переодеться.

Когда он стоял под душем, намылившись земляничным гелем, и намывая свою голову, ему показалось, что его дорогая с кем-то разговаривает. Наверное, по телефону. Она очень часто разговаривала с подружками, которые устроились в жизни получше, чем девушками логистов. И почему-то именно это обстоятельство именно сейчас его покоробило. Бывает же такое, что заедает какая-то мысль тебе… И начинает крутиться. Об одном, да об одном.

Он вышел из душа, насухо вытершись и надев плотное трико. И события вечера оставались всё дальше и дальше, будто их и не было. Она же сидела за столом, сложив свои коротенькие ручки с толстенькими пальчиками на синей клеёнке, увлечённо смотря какую-то передачу по телевизору, где ведущая с хриплым прокуренным голосом на потеху напомаженным элитным тётькам материла и унижала маргинальную семью.

– Не думал, что тебе нравятся такие фрик-шоу, – сказал он, усаживаясь за стол. Спрогнозированной Виталиком курицы не было, зато была рыба. И салат, густо сдобренный подсолнечным маслом.

– Забавно же, – ответила она, не отводя взгляд от экрана.

– Ничего забавного, дорогая моя, – ответил он, принимаясь за еду. – Это же не просто так они подбирают таких вот… Героев для передачи. Как бы проводят черту: это вот мы, такие красивые, пахнем апельсинами, и у нас шмотки за сто тысяч, а вот это – быдло какое-то, которое даже не знает, от кого рожает. Понимаешь?

– Ну и что, – ответила она особенно безучастно.

– Да ничего, – сказал он, но еда не шла. Хоть поесть Вадя любил, но сейчас еда не шла в горло. Да и синяк, уже налившийся на руке вишнёвым пятном, всё не давал покоя и попросту вопил о произошедшем. Но заговорил он о другом. – Тебе разве не надоело жить с нищебродом?

– Нет, – просто ответила она.

– А мне кажется, что да… Я же знаю, о чём говорят твои подружки: у одной мужик купил завод, у другой – стал начальником отдела. У третьей – просто сладкий иностранец. А я, да что с меня взять? Я вон, неровен час, совсем с ума сойду. И что делать будешь?

Она посмотрела на него и очень тепло улыбнулась:

– Ну, там посмотрим. Пока же всё хорошо… Ведь да?

– Надеюсь, – сказал он и встал из-за стола.

– Ты что-то ничего не ел, – заметила она с тревогой.

– Не хочу, – сказал он и повернулся, чтобы пойти в спальню. – Устал.

– Ты рассказать мне ничего не хочешь? – спросила она с подозрением.

– Нет, – ответил он и, немного постояв, решил подойти к ней, чтобы поцеловать её и обнять. Её лицо сразу просветлело, и она радостно заулыбалась, а как только он подошёл поближе, то она высвободила ноги из-под стола, а потом и сама вышла. Поднялась.

В первую секунду Вадим замер, а потом отпрыгнул назад, словно почти наступил на ядовитую змею, но в последнее мгновение спасся. Он увидел коричневые копыта с лохматыми ногами, а не её привычные объёмы, и машинально отступил, дрогнул.

– Всё нормально, милый? – спросила она.

– Да что за хрень со мной творится! – заорал Вадя, так крепко схватившись за свою голову, что даже заломило в висках. – Я сошёл с ума!