А леший его знает!

– М-да! Красота! – вздохнула очарованная пейзажем Ундина. – А зори здесь, и впрямь, жуткие…

Глава 3. Краткий экскурс в мир потусторонних сущностей

Пока наши герои направляются в светлый стольный град на темное дело, давайте-ка мы с вами присядем на придорожный камень и немного разберемся кто же такие потусторонники и с чем их употребляют. Не переживайте, обещаю, мы эту троицу быстро нагоним и ничего интересного не пропустим.

Итак, кто же такие эти потусторонники? Если в двух словах – это всяческие сущности, проникающие в наш прекрасный, безумный и в целом гармоничный мир из ужасного, безумного и в целом хаотичного потустороннего мира. Все просто и логично, не правда ли? Это все равно что сказать: полуночники – это трудяги полуночной поры. Только вот если полуночники эту самую гармонию нашего мира поддерживают что есть сил, то потусторонники стараются нарушить заповеданный самим стариком Родом миропорядок. Как говорится, до основания хотят его разрушить и свой новый, полный хаоса, мирок установить. Вредные, лукавые, коварные, злобные, беспринципные – это все о них, о потусторонниках. Простые смертные, обычные люди, именно из-за происков этих деятелей невидимого фронта, называют и полуночников, и потусторонников, той самой пресловутой «нечистью» или «нечистой силой». Но мы-то уже доподлинно знаем, что нелюди не «нечисть», а наши добрые соседи, а вот потусторонние сущности самая что ни есть «нечистая сила», я скажу больше – нечистая на руку сила. И к этой «нечисти» относятся всякие бяки, такие как: привидения и призраки, безобрашки и барабашки, пукачи и гугачи, утырки и гопняки, подкаблучники и амурчики, захребетные исподтишечники и придорожные щекотухи, кладбищенские завывухи и белые постирухи, красные дьяволята и рыжие шайтанята, а также ребята посерьезнее – бесы, дэвы, демоны, иблисы, джины, черти и многие другие духи темных делишек и помыслов.

Самыми безобидными из этой чернобратии по праву считаются привидения. Эти шалопаи могли только привидеться в самый неподходящий момент, испугать до полусмерти своим жутким видом или остудить кровь в жилах нервически-гомерическим хохотом, а потом, довольно скалясь, с чувством выполненного долга растаять во мраке ночи (предрассветных сумерках, зловещем тумане, кроваво-коричневом закате).

И это самые безобидные, скажите вы?

О, да! – отвечу я нисколько не кривя своею чистою душой. Поскольку если кривить душой, тогда жди в гости их более вреднючих сообщников. Тех же призраков, например. Потому как их близкие кореша призраки уже не такие безобидные. Эти товарищи, которые нам вовсе не товарищи, тоже объявляются без предупреждения и приглашения, где не попадя, только призраки уже не просто завывают волками, скрежещут зубами и гремят цепями, а начинают презрительно унижать и рассказывать вслух о тебе такое, что ты даже батюшке во время исповеди старался не говорить в самые депрессивные моменты жизни. Конечно, если у человека совесть чиста и в душевном шкафчике не пылятся обглоданные скелеты прошлого, то ему опасаться призраков нет нужды. Таких призраки не трогают. Но много ли среди людей таких святош, которые могут похвастаться чистотой помыслов и праведностью дел? Вот то-то же. Потому призраки и лезут в душу, плюют в неё, тем самым подготавливая почву для других своих соратников и коллег по цеху – демонам, бесам и чертям. От этой братвы только и жди основных проказ, бед и катастроф душевных. Они так закрутят, так заморочат, так обведут вокруг пальца, что сам не заметишь, как уже продал им бессмертную душу за неразменный пятак, скатерть самобранку или рог изобилия. Только вот вскоре их «дары» обязательно придут в негодность: самобранка только и будет делать что браниться последними словами, неразменный пятак в первом же кабаке шинкарь зубом согнет и выставит его хозяина за дверь хорошим пинком, а рог изобилия, станет приносить его обладателю лишь горести и страдания, причем в таком несметном количестве, что никому из смертных и не снилось. Тут, конечно, черти, слово держат – изобилие напастей из рога так и прет безостановочно.

Остальные потусторонники тоже зря время не теряют. Безобрашки и барабашки, ищут где в семьях разлад, измены, ругань и печалька. Там они и начинают безобразничать и барабанить. А ещё драться с домовыми за территорию, гонять котов, гадить на ликоны, бить посуду и мебель.

Джины прячутся в лампы, кувшины, другую утварь и подстерегают простаков, чтобы потом безвозмездно исполнить им пару желаний и тем самым подсадить на халявные блага. А потом предлагают заключить договор, для продолжения исполнения желаний. Даже дураку понятно, что обманут его с договором, потому как никто не читает то, что в нем написано мелким шрифтом (как, впрочем, и в наше время, с теми же кредитами-ипотеками бесовскими). Но дурак на то и дурак, что хоть и чует нутром, что тут что-то не так, а все равно подписывается, тем самым подписывая себе приговор.

Про пукачей и гугачей даже говорить не хочу. Не хочу, а надо бы сказать. Те ещё мерзкие твари. Затешется в толпу парочка таких. Один, простите, громко воздух испортит. Второй загугочет, заржет как сивый мерин. Глядишь и не в чем не повинные люди скалятся, хихикают, подозревая друг-дружку в естественном, но тем не менее неблаговидном деянии. Так что, глядите в оба и не идите на поводу у гугачей и пукачей, чтобы не попасть впросак.

Утырки и гопняки, сущности глупые, но свирепые, отмороженные. Они все больше по пустырям и темным подворотням кучкуются, где обычно поджидают своих жертв. От этой нечисти лучше всего помогают либо заговор на зубы, либо заговоренные кастеты. Но кастеты более действенны.

С подкаблучниками и амурчиками тоже надо держать ухо востро. Первые окаяшки в любой момент либо каблучок у красной девицы подломят, что она на виду у всего честного народа ножку подвернет, оступится и в лужу сядет, либо гарного парубка так окрутят, что он потом долго из-под девичьего каблучка не выпростается. Вторые же так и норовят подсунуть вам «любовь с первого взгляда и… до гроба». И поверьте, до гроба не так уж далеко будет. Так что, если к вам обратиться некий кудрявый карапуз с белыми крылышками, бирюзовым луком и розовыми стрелами, и предложит вам оказать услугу в получении руки и сердца вашей зазнобы, категорически отказывайтесь. А ещё лучше, если есть под рукой, гоните эту тварь куда подальше поганою метлой (весьма действенное средство, из чсила нелетальных, супротив амурчиков и иной нечисти). В противном случае пульнет амурчик стрелою в нечто пышное, бесформенное и прожорливое, и будете потом всю оставшуюся жизнь работать себе на хлеб и воду, потому как все остальное у вас будет отобрано, пережевано и проглочено. Да вы и сами, наверное, слышали, как один такой амурчик одному царевичу помог стрелу пульнуть аккурат в болото. Потом бедолага всю жизнь с жабой маялся, и жизнь эта несчастная, на его же счастье оказалась недолгой.

С изподтишечниками захребетными все итак понятно. Они науськивать людей друг на дружку любят. И если им это удается, то пойдет брата на брата, сват на свата, тесть на свекра, кум на свояка. Это если на свадьбе. А ежели в период смуты али недовольства народного где, то тогда там одними фингалами и ушибами не отделаются люди. Тот же брат на брата руку с топором подымет, сват наступит на грабли свата, тесть на косу свекра найдет, кум на вилы свояка наткнется. Вот они какие тихони изподтишечники.

Красные дьяволята и рыжие шайтанята специализируются на пакостях священнослужителям. Они неподалеку от культовых сооружений ошиваются и пытаются подобраться к попам, имамам, дьяконам и монахам. Простые люди им неинтересны, а вот свести с верного пути священника это у них за «крутяк» почитается.

Кладбищенские завывухи своим воем замогильным в ночи душу одиноким спутникам выстужают. Уж больно любят гурманши, прохладненькие душонки аки мороженое облизнуть.

Придорожные щекотухи, прояви прохожий минутную слабость, защекочат бедолагу до икоты, доведут до безумия, а потом его смехом идиотским отужинают.

Белые постирухи, самые мрачные из бабья потустороннего, но и самые ненастырные. Стирают они себе в ночи саваны с мертвецов ворованные. Бормочут заунывные проклятья. Никого не трогают. Однако, ежели кто им под горячую руку попадется (а руки у них хоть и костлявые, но горяченные до жути), они этой рукой так заедут что потом на том месте у человека ожог на всю жизнь останется. Ну а коли саваном огреют, могут и вовсе на тридцать лет и три года на печь обездвиженным уложить. И ещё не факт, что опосля встанет человек вообще. Так-то вот.

К слову сказать, потусторонники в отличие от полуночников, привязанных к родимым полям, лесам, озерам, весям и домам, как истинные чужаки являются сущностями безродными, блуждающими, побродяжными как перекати-поле, эдакими шалтайскими шайтан-балтаями. В основном болтаются окаянные по белу свету как неприкаянные. Правда обрывочные слухи долетали до княжества, якобы где-то в южной стороне чертовы твари обосновались всерьез и надолго. Но это ведь всего лишь слухи.

А так, смысл вечных скитаний потусторонников сводился к одной цели. Уж больно любили пожрать окаянные. Хлебом их не корми, дай только кусок послаще, да пожирнее от человеческого душевного равновесия оттяпать. Ведь питались чертовы духи не хлебом единым, то есть совсем не хлебом, а тонкими материями человеческими: астральными и ментальными телами, отрицательными эмоциями и негативными чувствами. Теми самыми, которые они старались и вызвать: страхами и фобиями, чувствами вины и неполноценности, черной завистью и багровой ревностью, зеленой тоской и фиолетовым безразличием, злобным хохотом над чьей-то бедой или досадой, хвастовством и гневом, злобой и подхалимством, похотью и прихотью, занудством и паскудством, трусостью и гнусностью, депрессией и агрессией, и много-много ещё какими человеческими слабостями. Безусловно самым желанным куском пирога являлась для окаяшек сама душа человеческая. За неё родимую любой потусторонник готов был родную мать продать, имеется в виду родная мать того человека, на чью душу чертяка позарился.

Правда, чтобы вы не думали, что все так плохо, обязательно надо иметь в виду, что стращались бесы и демоны людей добрых, честных и открытых, тех, кто не держал камня за пазухой, ножа в сапоге, заточки в рукаве, мата на языке и греха на душе. Как от ладана бежали черти и дэвы от людей отважных, щедрых и отзывчивых, смеявшихся страхам (читай – бесам) в лицо, отважно плевавших в рожи фобиям (читай – демонам) и попиравших ногой зависть (читай – джинов).

А особенно крючило лукавых от радостного настроения, добродушного веселья и светлых улыбок, в общем, всего того, отчего пышет положительным зарядом бодрости духа.

Ещё одно благо, надо заметить, что окаяшек этих в нашем многоликом и многогранном мире было относительно немного, в процентном соотношении, разумеется. В княжестве же удельном их и вовсе редко встретить можно было. Не только потому, что климат тут суровый был для них, как говорится резко континентальный: зимы снежные, метельные с морозами, лета жаркие и душные, вёсны-осени сырые да ветреные. И не только потому, что полуночников здесь была уйма и следили нелюди, считавшие потусторонников своими заглавными недругами, за просторами родимого княжества не хуже некоторых былинных богатырей. А в основном потому, что народ человеческий в основной массе своей тут был хорошим и душевным: добрыми были молодцы, а девицы – умницы и скромницы; старики уважаемыми, а молодежь – уважающая; богатые были щедрыми, а бедные – дружными. Нет, конечно же в любой семье не без уродов. Были и такие недобрые экземпляры в княжестве среди людей, на которых без слез и смотреть больно. Вот только на общем светлом фоне их грязно-серые фигурки терялись и быстро стирались из памяти людской, не позволяя поселиться в светлых душах душевной гнили и плесени. Возможно это и было главной защитой человеческих душ в княжестве.

Кстати, может потому и люди были такими, что стариком Родом при их роде был приставлен и тайный народец?

Ладно, друзья, не время сейчас об этом размышлять. Мы же договаривались в этом лирическом отступлении поговорить только о чертях и иже с ними. Так, что давайте догонять наших отважных и в целом добрых молодцев-героев.

Да, и улыбайтесь господа, улыбайтесь!

Глава 4. За семью печатями

Пока мы узнавали подноготную потусторонников, трое потенциальных воров антиквариата отошли всего лишь на пару верст от болота. Так что ничего мы особо не пропустили, как я и обещал. Значит отошли, они на пару верст, а водяной уже заметно запыхался. Он, бедолага, уже и в лягушку оборачивался, и в каждой встречной луже окунался и даже оставшимся в ложбинках снегом обтирался, но ничего особо не помогало. Тяжеловато было Тритохе поспевать за лешим и злыднем, которые чувствовали себя на суше, как водяной в воде. Дружкам приходилось то и дело сбавлять шаг и дожидаться товарища, телепавшего из последних сил. Тот уже и сам сто раз пожалел, что увязался с ними, но признаваться в этом, а тем более возвращаться назад, не собирался. Дух авантюризма, возродившийся в нем из повседневной тины-рутины, не позволял.

Поняв, что так они будут до вечера тащиться, леший, дождавшись Тритоху, предложил тому помощь.

– Дружище, при всем моем уважении, может я возьму тебя на руки? Так мы проворнее будем двигаться!

– Я что тебе невеста, чтобы меня на руках носили! – буркнул отдувающийся водяной. – Уж сам как-нибудь справлюсь. Это просто с непривычки.

– Не хочешь на руках, полезай мне на шею.

– Я что тебе жена, на шею залезть и ножки свесить!

–Тогда полезай за пазуху мне.

– Я что тебе дочка-спиногрызка!

– Тьфу, ты! – не выдержал Бульгун. – Ну, пеняй на себя, привереда! Мы больше тебя поджидать не будем. Ежели отстанешь, мы без тебя дело провернем. Понял? Справимся ведь сами, Стопарь?

Атаман злыдней, не принимавший участие в перепалке друзей, лишь криво усмехнулся, давая понять, что целиком и полностью поддерживает заявление лешего.

– Э-э, братцы, так не пойдет! – выразил протест Тритоха. – Я так не согласен!

Злыдень, вспомнил, что у него в кармане рубахи завалялся коробок спичек, который где-то сперли его ухари, а он у них отобрал, чтобы те кабак случайно не спалили.

– Кстати, Тритоха, думаю от моего-то предложения ты не откажешься, – Стопарь вытащил коробок и потряс им. – Любой уважающий себя водяной, я слышал в старой легенде, не прочь попутешествовать в коробочке.

– Это в какой ещё легенде? – что-то не припомнил Тритоха.

– В той самой, где одна надводная царевна, прикидывалась лягушонкой в коробчонке, инкогнито путешествуя по весям, и вводя кого надо в заблуждение.

– А-а, про это слышал! – кивнул водяной.

– Тем паче, что тебе на самом деле лучше спрятаться, а то увидят наши в неурочный час водяного в городе, слухи ненужные поползут. До теремного дойдут. А Поставец далеко не дурак, если и не догадается, то точно заподозрит неладное.

– Верно глаголешь, – согласился с доводами злыдня водяной.

– Тогда чего мы время теряем?! Полезай в коробок, дружище, если хочешь с нами дальше отправляться, – поторопил его Бульгун, подмигнув находчивому Стопарю. – Уже солнце взошло!

– Ладно!

Тритоха вздохнул, затем выдохнул и, уменьшившись до размеров головастика, забрался в коробок, где оставалось ещё несколько спичинок.

– Сиди там тихо и со спичками не играй! Головастикам они не игрушки! Хо-хо-хо! – хохотнул атаман злыдней и, закрыв коробок, передал его лешему. – На! Сам неси эту ворчливую мочалку!

Друзья теперь резво устремились к городу.

Надо было наверстывать упущенное время.

– Здорово ты придумал с коробком, – шепнул Бульгун мчавшемуся рядом Стопарю.

– А-а, пустяки! – усмехнулся злыдень.

– Лягушонка в коробчонке! – хмыкнул леший. – Придумаешь тоже!

– Я все слышу! – раздался приглушенный и дюже недовольный голос из спичечного коробка, который Бульгун нес в руке. – И, пожалуйста, не трясите так сильно. Меня укачивает!

Леший поднес коробок ко рту и прошептал.

– Хорошо! Постараюсь! А ты помолчи, друже, мы уже до стольного града добрались.

– Уже?! – раздался такой же приглушенный, но теперь удивленный голос водяного. – Так быстро?!

– А ты что думал, мы до вечера будем сюда ползти, как слизняки по твоей излюбленной коряге? – не остался в стороне от общей темы Стопарь.

– Всё! Тихо! Всем заткнуться! – скомандовал леший. – Смотри в оба Стопарь, чтобы мы ни на кого из наших общих знакомых не нарвались.

– Так точно, ваше лесное высочество! Буду бдеть! – отрапортовал злыдень и первым протиснулся через частокол, окружавший город.

Следом за ним протиснулся Бульгун.

Крались подельники огородами, канавками, ровиками и садами, чтобы не столкнуться с другими полуночниками, которых в городе было пруд пруди. Спасало то, что утро было в самом разгаре, для нелюдей означавшее примерно то же, что поздний вечер для людей: кто-то дрых после бессонной трудовой ночи, кто-то только собирался на боковую, а кто и просто забрался в укромное место, чтобы в тиши предаться раздумью о смысле бытия и бренности жизни.

В общем наши герои как-раз и рассчитывали на то, что тайный народец сейчас весь на своеобразной сиесте.

Рассчитывали, рассчитывали, да не рассчитали…

Уже неподалеку от боярских усадеб, когда крались мимо одного из хлевов купеческого подворья, из-за сарая прямо к ним навстречу выскочил хлевник Метла с вилами в руках.

– Стой! Кто идет?! – сурово прикрикнул Метла, нацелив вилы на чужаков. Вилы для хлевника были чересчур великоваты, поэтому он выглядел с ними так же нелепо как курица с коромыслом через плечо.

– Свои, Метла, свои! – наигранно поднял руки вверх Стопарь. – Не стреляй! Сдаемся!

– Ишь, какие нелюди к нам пожаловали! – узнал хлевник двух народных героев княжества и опустил вилы. – Здорово, Бульгун!

– Здорово Метла! – поздоровался в ответ леший.

– Метла, ты же вроде не буйный, и не дурак, зачем тогда с вилами на нелюдей кидаешься? – лукаво щурясь, поинтересовался злыдень. – Ты что действительно думаешь, что они могут навредить полуночникам?

– Нет, конечно же, – засмущался хлевник и отбросил вилы в сторону. – Да, блин, соседский котяра повадился у нас молочко воровать, вот я на него засаду и устроил. А тут вы…

– Погоди-ка! – удивленно поднял брови Стопарь. – То есть, как я понял, ты окриком «Стой, кто идет?!», хотел арестовать соседского кота? Метла у тебя с головой все в порядке?

– Я… это…

Метла совершенно смутился.

– Чего ты пристал к хлевнику, Стопарь?! – пришел к нему на выручку Бульгун. – Видишь, нелюдь важным делом занят – в засаде сидит. А мы его отвлекаем. Пошли уже!

– Лады! Бывай, Метла! И это… не тяни… за ум возьмись.

Друзья уже развернулись, чтобы идти дальше, когда любопытный, как и все нормальные нелюди, хлевник, окликнул их.

– А что это у вас в коробочке?

– Водяной! – без задней мысли ответил Бульгун. Поняв, что сболтнул лишнего, леший прикусил язык.

– Кто? Водяной? – на лоб хлевника полезли глаза, а в голову всякие подозрительные мысли. – А зачем вы туда его засунули? Задумали чего поди?

Ни злыдень, ни леший даже не знали, что ответить на такие с виду простые вопросы. Пауза затягивалась. Смутные домыслы в голове Метлы набирали силу, формируясь во вполне конкретные подозрения. И тут из коробка послышалось унылое лягушачье кваканье.

– Ук-к-ва, ук-к-ква, ук-к-ва!

Бульгун со Стопарем недоуменно переглянулись и уставились на коробок, внутри которого самозабвенно выводил лягушачьи трели водяной.

– Хех! – криво усмехнулся Метла. – Когда будете делать шашлык из лягушачьих лапок этого водяного, не забудьте пригласить! Бывайте!

– Ага! Пока! – скоропостижно попрощались с хлевником дружки и мигом исчезли в зарослях смородины, на которой только начинали распускаться почки.

Наслышан был хлевник о сплетнях про то, что злыдни головастиков и лягушек пожирают, но чтобы и леший такой гадостью питался, это было для него откровением. Вот вам, нелюди добрые, и доблестный защитник животных, вот вам, господа хорошие, и бескомпромиссный борец с браконьерами. Хлевника от этой мысли сначала скукожило, а потом ещё и передернуло.

– Фу! Какая гадость! – проворчал он себе под нос и, поглядывая вслед знаменитым полуночникам, пошел по своим делам, точнее по одному делу, но очень срочному.

Отвязавшись не без помощи находчивого Тритохи от дотошного Метлы, друзья остановились немного перевести дух.

– Блин, дружище, как это ты не уследил за Метлой? – попенял Бульгун Стопарю.

– Это я-то за метлой не слежу? Это вообще ты за своим языком следи! Надо же, на этом торчке раскололся, при первом шухере!

– Ты вообще, о чем, Стопарь?

– О том же, о чем и ты! А ты, о чем?

– Ладно, проехали!

– Тогда пошли дальше! Вон уже маковки княжьего терема!

Усилив бдительность и осторожность до предельного значения, новоявленные похитители артефактов продолжили движение короткими перебежками, чередуя их длинными, но не менее быстрыми переползаниями по-пластунски.

Спустя несколько минут они уже заняли удобную позицию для предварительного наблюдения и рекогносцировки. Вспомнив, что их вначале было трое, Бульгун вытряхнул из коробка задремавшего водяного. Потирая затекшую шею, Тритоха прилег рядом с сообщниками на ворох прошлогодних листьев, собранных княжеской челядью в саду.

Хорошее место выбрали подельники. Несмотря на то, что посреди весеннего благоухания, опавшие листья источали стойкий запах тлена, в случае опасности можно зарыться в них или просто слиться с их пятнистой раскраской. Но главное, отсюда открывается хороший обзор всего заднего подворья и виден старый заброшенный колодец в другом конце сада. Тот самый, о котором говорил Зыбун. Понаблюдав некоторое время за княжеским теремом, конюшней, другими хозпостройками, бесшабашные полуночники пришли к выводу, что опасности нет и можно смело действовать.

– Значит так, братцы! – шепнул Бульгун. – Давайте сделаем это по-быстрому! Я сейчас заберусь на ту яблоню, около колодца, ещё раз осмотрюсь и подам вам знак. Вы подбегаете и ты, Стопарь, спускаешь Тритоху в колодец. Главное, постарайся чтобы колодезный ворот не скрипнул, когда спускать его будешь…

– А что это сразу я ворот крутить?! – запротестовал злыдень. – Давай лучше я буду на яблоне куковать, а ты, Бульгун, крути лебедку с Тритохой. У тебя и силушки побольше, и опыта. Я как-то не особо к тягловому труду предрасположен.

– Ну, ладно, давай так! – усмехнулся леший, считавший, что самому ему будет проще и сноровистее водяного спустить в колодец. Просто зная несговорчивый норов дружка, он был уверен, что предложи сразу Стопарю забраться на дерево, тот обязательно бы захотел вращать лебедку, потому что он «вам не воробышек, на ветках чирикать».

– Ну, тогда я пошел! – сказал Стопарь, довольный что вышло именно так как ему вздумалось, и метнулся к новому наблюдательному пункту. Мигом взобравшись на яблоню, злыдень сделал контрольный осмотр местности и помахал рукой группе захвата и группе прикрытия, в лице водяного и лешего.

Те не заставили себя долго ждать: утренними тенями просочились они между кустарниками и деревьями, и притаились у колодца. Короткая передышка. Осмотр периметра. Все чисто! Можно приступать к финальной фазе операции!

Бульгун подсадил Тритоху на бревенчатый сруб колодезного околотка, забрался сам и, протянув водяному конец веревки, намотанный на ворот, шепнул:

– Держи крепче, чтобы не сорвался и не плюхнулся! Нам шуметь нельзя.

– Держу!

– Тогда действуй! С Родом, дружище!

Леший подождал пока Тритоха зависнет на колодезной шахтой и стал аккуратно вращать ворот. Водяной исчез в полумраке колодца. Прошло несколько напряженных минут, пока ворот не остановился, полностью размотав верёвку.

– Тритоха, ну что у тебя? Видишь что-нибудь? – склонившись на колодезным жерлом, шепотом спросил Бульгун.

– Вижу! – донеслось снизу. – Твою голову косматую вижу, а ещё звезды вижу!

– Да ты не вверх смотри, а вниз! Там что-нибудь видно?

– А-а, там темень как у меня в омуте. Надо в воду нырнуть, чтобы что-то увидеть, у меня на воздухе глаза слезятся.

– Ну так ныряй! Чего ждешь?! Там вода вообще есть? Далеко тебе до воды?

– Сейчас скажу!

Спустя несколько секунд водяной вновь дал о себе знать.

– Да вроде лапкой до воды дотягиваюсь. Но если сейчас веревку отпущу, то потом до неё не допрыгну.

– Тогда сделаем так: ты пока ныряй и ищи книгу, а я вытащу веревку и что-нибудь к ней ещё привяжу, чтобы ты смог за неё легко ухватиться.

– Хорошо! Только давай там не долго!

– Я постараюсь!

Леший услышал легкий всплеск, возвестивший о том, что водяной ушел с головой в родную стихию.

Вытащив веревку из колодца, Бульгун начал осматриваться вокруг, ища что-нибудь, неважно что – шпагат, уздечку, пояс, кусок материи, – главное, подходящей длины. Конечно, он мог бы, при крайней необходимости просто вытянуть руку, чтобы достать Тритоху с достаточно большой глубины, но делать это было нежелательно – другие нелюди сразу бы почувствовали его присутствие из-за использования магической силы, и вся их затея оказалась бы под угрозой разоблачения. Город не его вотчина, здесь правят бал домовые. Так что, в случае чего, их криминальному трио так просто не сбежать. Именно поэтому лешему позарез нужно было найти ещё кусок веревки. Надо завершить дело, как говорится, без шума и пыли, без сучка и задоринки.