А леший его знает!

Гусь свинье не товарищ, а полуночник потустороннику не друг, хотел ответить Тритоха, но, скажем так, постеснялся. Не ровен час, рассердится этот черт с плутоватым взглядом, тогда совсем несладко придется.

– К сожалению, не в этот раз, – только и ответил водяной. – Я на самом деле спешу.

Он вспомнил, что скоро уже должна проснуться Ундина и, обнаружив его отсутствие, обязательно рассердится. А что хуже встреча с чертом или с сердитой супругой, тут ещё можно было поспорить.

– Так что всего доброго!

Тритоха попытался было проскочить мимо черта, но Подляндопуло вновь перегородил ему путь.

– Ну куда ты так спешишь, дружище?! Мы ещё разговор наш почти дружбанский не закончили.

– Закончили! – произнес Тритоха и нетерпеливо оглянулся по сторонам, решая куда бежать. – Я к другу своему спешу. К лешему! К Бульгуну!

– К кому-кому? – подбираясь ближе к водяному, вкрадчиво поинтересовался черт.

– Тебе же сказали, к другу он спешит! К лешему! Ты что глухой?!

Голос принадлежал явно не водяному: бесцеремонный, уверенный, даже грубый, с угрожающей хрипотцой.

Черт замер на месте, отработанным веками движением втянул голову в плечи и огляделся. Пошарив единственным глазом по округе, он обнаружил хозяина голоса у себя за спиной на небольшом пригорке. Стоит статный полуночник, весь такой из себя бесцеремонный, уверенный, под стать своему голосу. Сразу видно, что крепкий как чурбачок березовый в стеганной тужурке из медвежьей шерсти. С такой деревенщиной не забалуешь.

– А ты ещё кто такой? – в голосе черта, наоборот, наглый тон заметно поубавился. Да и весь он как-то сразу сник, поскучнел.

– А я и есть тот самый леший! – ответил наглый полуночник, глядя на черта сверху вниз.

– Это мой друг, Бульгун! – выдохнул счастливый Тритоха, едва не упав от внезапно нахлынувшей радости в обморок. Как все-таки здорово, когда есть кто-то, кто одним своим появлением решает за тебя все твои проблемы. Ну… почти все.

– Да, друже, это я!

Леший спустился с пригорка и остановился рядом с чертом.

– А ты чьих будешь? – теперь уже леший был здесь хозяином положения и задавал здесь вопросы.

– Я… это… вот…

Спесь с черта окончательно сошла. Подляндопуло смутился под пронзительным взглядом лешего.

– Это черт Подляндопуло, адъютант самого дона Припона Арктического, – непринужденно подсказал Тритоха. – Его правая рука для поручений.

– Приапона, – кашлянув, подсказал чертик. – Антического.

– А, ну да, Антического, – поправился водяной.

– Понятно! – нахмурился Бульгун. – А здесь чего потерял?

На это вопрос осмелевший водяной ответа не знал, поэтому тоже поинтересовался у черта:

– В самом деле, Подляндопуло, сказывай-ка чего тебя в наши края-то занесло?

Вот значит, как! Двое на одного.

Подляндопуло трусовато прищурился, нутром чуя, что сейчас его будут бить.

– Я тут… того… мимо проходил… эм-м… по делам…

– Ну так иди скорей отсель! Иди лесом, иди и не останавливайся! – соизволил Бульгун. – Вали давай, пока ветер без камней!

Осознав, что мордобоя не будет и его благородно отпускают на все четыре стороны, черт несколько приободрился.

– Ладно, в самом деле, задержался я тут с вами! Дела-делишки. – скривился он в виноватой, и вместе с тем мерзкой ухмылке. – Пойду я! Но надеюсь, мы ещё встретимся!

– Для твоего же здоровья нам лучше не встречаться, – слегка озадаченный последними словами черта, произнес леший.

– Кто знает… кто знает… для кого лучше… – многозначительно протянул Подляндопуло. – Чуют мои копытца, мы все накануне грандиозного шухера!

– Да не. Просто у тебя на погоду ноги ноют, – участливо подсказал водяной.

– Всяко может быть!

С этими словами черт крутанулся на месте и в мгновение ока скрылся в лесной чаще, оставив недоумевающих товарищей с тревогой размышлять над его последними словами.

Хотя Тритоха не особо долго размышлял. Его интересовал куда более важный вопрос, который он не преминул задать.

– Кстати, Бульгун, ты как здесь оказался?

– А? Что?

Задумавшийся Бульгун не расслышал вопроса. Не нравился лешему этот гусь, в смысле черт. Вот он и размышлял, чем именно тот потусторонник вызвал в нем смутную необъяснимую тревогу.

Водяному пришлось повторить вопрос.

– Я спрашиваю – ты здесь каким чудом вообще очутился?

– А-а, так я к тебе как-раз в гости шел!

– Вот те раз! А я к тебе шел! Как у нас вовремя мысли совпали, да?

– Угу! – вновь вспоминая последние слова черта, леший задумчиво проворчал. – У дураков всегда мысли сходятся!

– Ой! Что верно, то верно! – хохотнул водяной. – Я, знаешь, зачем к тебе-то шлёпа…

– Слушай, Тритох, – перебил его Бульгун. – Так какого черта, этот черт здесь крутился?

– А, леший его знает! – отмахнулся водяной, потом опомнился. – Ой, прости! Откуда же тебе знать. И я не знаю. Да, забудь. Сказал же он, что мимоходом. Случайно видать к нам забрел.

– Да, не скажи. У демонов, чертей и бесов случайностей не бывает.

– Ой, Бульгун, прекращай параноить, видеть в каждом лукавом злокозненного интригина, – хлопнул дружка по плечу Тритоха. – Этот Подляндопуло ведь вообще не местный. Может, заблудился. Хм, кстати, он из тех краев, откуда твоя теща родом. Земляк еёный.

– Земляк, говоришь…

Леший пристально посмотрел на водяного.

– Надеюсь, ты ему ничего лишнего не ляпнул?

– Обижаешь, Бульгун, – фыркнул Тритоха. – Ещё я с чертями не якшался. Я молчал как могила. Почти как ты последние полгода.

– Ты это о чем?

Леший недоуменно уставился на дружка.

– О том, что ты совсем позабыл обо мне. Ни разу не заглянул в гости, как женился. Вычеркнул меня из коротенького списка своих друзей.

Бульгун рассмеялся.

– Ну ты ляпнул! Вычеркнул из списка!

– Чего тут смешного? – смех лешего, образно говоря, окатил самолюбие водяного ледяной водой. Старая обида вновь нахлынула на него приливной волной (тоже образное выражение). – Смеется он ещё!

– Тритоха, ты чего дуешься как жабьи щеки! – не переставая веселиться воскликнул Бульгун. – Ты что забыл, когда мы свадьбы играли?

– Ещё бы я забыл! Поздней осенью!

– Ну, вот! А потом ты почти месяц своих молодоженов по речкам и ручьям распихивал, владельные грамоты у Поставца для них выбивал! Так?

– Так!

– Аккурат к началу морозов поспел. Так?

– Угу! Но причем тут это?

– А притом, что когда ты все дела закончил – я об этом от твоих зятьев узнал – пришел навестить я тебя, а озеро уже крепкой ледяной коркой к тому времени сковалось. Я стучал тебе, стучал по льду, да видать ты умаявшийся был, не слышал. Ну, думаю, никак в зимнюю спячку после всего случившегося залег мой лепший кореш. Не стал тебя, утомленного послесвадебными хлопотами, больше беспокоить. А вот как на реке ледоход пошел, решил, что и озеро уже ото льда немного очистилось, и сразу к тебе направился. А то через лед до тебя и не достучаться. Понятно?!

Ах, вот оно в чем дело! Выходит, не позабыл Тритоху дружок его бывший. То есть никакой не бывший, а самый настоящий. Это он сам виноват в недоразумении, даже прорубей не нарубил, чтобы до него можно было докричаться. Вот же балбес!

– Теперь мне все понятно, дорогой ты мой братец! – Тритоха умиленно всхлипнул и еле сдержался чтобы не броситься на шею друга. – А я старый дурак… грешным делом подумал…

– Да никакой ты ни старый! – хмыкнул леший, к огорчению водяного почему-то не добавив в свое предложение слова «и ни дурак». – А, кстати, с чем это ты ко мне пожаловал?

Тут пришло время водяного задирать нос.

– Ха! Знаешь ли, это одна интересная диковинка, которую я хотел тебе показать, – водяной криво усмехнулся. Хоть это выглядело неуместным, но желание криво усмехнуться оказалось сильнее здравого смысла. – Глянь дружище какая красотища!

Тритоха развернул сверток и отбросил в сторону водоросли. Затем раскрыл огромную раковину и предъявил свою «прелесть» лешему. На воздухе жемчужина переливалась гораздо ярче, сочными оттенками, чем под водной толщей, хотя образы на ней все равно оставались очень туманными и размытыми.

Бульгун разинул рот от удивления.

– Вот это ничего себе! Какая огроменная! Откуда «дровишки»?

– От черного верблюда! – кичливо усмехнулся Тритоха, мысленно радуясь, что удивил-таки дружка.

– А ежели серьезно?

– А жемчужинка сия из соринки циклопьего глаза, – отмахнулся водяной, довольный произведенным эффектом. – Завалялась у меня в одном потайном месте…

– Это в том твоем секретном тихом омуте что ли? – выдвинул предположение Бульгун и, сообразив, что проболтался, недовольно топнул ногой.

Теперь пришло время водяному озадаченно пялиться на друга.

– Что это ты сейчас сказал, Бульгун? Какой это тихий омут ты имел в виду?

Под растерянно-вопросительным взглядом Тритохи, леший чувствовал себя не в своей тарелке.

– Я… это… просто предположил… наугад… А что?

– А ничего! Ты никогда наугад не говоришь! Ну-ка не юли как угорь на сковородке, отвечай, откуда про мой тайный омут узнал? Следил за мной?

– Да что ты, Род с тобой! Еще не хватало мне следить за своим корешом! И вообще, ты сам как представляешь меня следящим за тобой на такой глубине? Я максимум аршина на два занырнуть смогу и то минуты на три. Сам ведь время засекал.

– Ну, да! Это верно! – согласился с доводами друга водяной и тут же встрепенулся. – А тогда откуда узнал? Отвечай!

Поняв, что водяной не отвяжется, леший не стал врать, честно признался.

– Ты только не сердись и не переживай, Тритох, но это мне Нимфея рассказала. Замечу – по большому секрету.

– Вот те раз! – признание Бульгуна обескуражило водяного ещё сильнее. – А она вообще… откуда?

– Да, вроде как с ней по ещё большему секрету, одна из болотных кикимор поделилась, – леший пожал плечами, как бы давая понять, что его супруга тут особо не при делах, сама случайно узнала. – А кикиморе, как Нимфея сказала, кто-то из твоих дочурок тайну твоего омута слил. Дальше сам кумекай, кто и как об омуте и сундуке первым узнал.

– Ты… вы… они… и об сундуке в курсе?! – возмущению водяного не было предела. – Ну дочурки, ну мои родимые «икриночки». Вот таким, значит, вы добром отплатили папочке. Хороши же доченьки, ничего не скажешь.

Расстроенный водяной, заложив руки за спину, зашагал из стороны в сторону.

– Ладно тебе причитать, – попытался успокоить Тритоху Бульгун. – Слышал поговорку: «яблоко со здоровой яблони недалеко на больную голову падает». Это как раз про вас. Ты же и сам любитель поделиться сплетнями и слухами со всеми встречными и поперечными. Согласись? Так что нечего точить на дочурок свой точильный зуб, который у тебя кажется тоже в сундуке припрятан.

– Да, чего уж там! Что есть, то есть! – водяной уже ничему не удивлялся, в том числе и информированности лешего содержимым сверхсекретного сундука. – Нынче это не столь неважно. Потом с ними разберусь. Не знаю почему, но чую я своим нутром, что важнее сейчас разобраться с непонятными образами, которые возникают на поверхности жемчужины. Глянь какие они размазанные и смутные, как мои сомнения и опасения по этому поводу.

Выслушав друга, леший приблизил лицо к жемчужине в надежде разглядеть переливчатые танцующие силуэты. Спустя несколько томительных секунд он, наконец, заявил:

– Кажется я знаю в чем дело.

– Иди ты! И в чем?

– Ты свою жемчужину протирать не пробовал?

– Это как?

– Начисто, Тритоха, начисто! Как же ещё…

Глава 2. А зори здесь жуткие

Никогда не трите магические вещи или что-либо хотя бы отдаленно на них похожее! Никогда! Слышите?! Ни в коем случае! Предупреждаю раз и навсегда! Не трите не только ради спортивного интереса, но даже если просто проводите влажную уборку на антресолях. Тем более если точно не знаете, что это за штуковина и как она у вас оказалась. Особенно не трите ничего похожего на медную лампу, или на бронзовый кувшин, или терракотовую статуэтку дракона, или эбонитовую палочку, или нефритовый стержень, или… переливающуюся жемчужину величиной с богатырский кулак. А то, знаете ли, всякое может произойти. Это ещё полбеды, если из лампы повалит зеленый дымок, который затем обернется синим джином – исполнителем желаний. А если перед вами объявиться голубенький дракончик с томным взором?! Каким фальцетом вы тогда запоете?! То-то же…

Бульгун не знал о том, что тереть подозрительные штуки не рекомендуется даже полуночникам, поэтому не задумываясь обтер с жемчужины рукавом своей тужурки небольшой налет липкой слизи. К счастью ни джина, ни дракона после опрометчивых действий лешего пред нашими героями не возникло. Зато картинка на поверхности жемчужины обрела на удивление четкие контуры, ясные очертания, а ещё рельефность, живость и сочность красок. Складывалось такое впечатление, что смотришь на происходящее прямо через тот самый большой циклопский глаз, из соринки которого и выросла жемчужина. А то что дружки теперь отчетливо узрели, заставило их немало удивиться. Лешего, к тому же, ещё и очень сильно разволноваться (а я предупреждал, что не стоит тереть то, что тереть не стоит).

Во-первых, местность, которую увидели кореша, была им совершенно однозначно незнакома. Под призрачным светом полной луны их взорам предстала небольшая, заросшая травой полянка, в тенистой оливковой роще, окруженной скалистыми холмами. Через полянку протекал неширокий ручей, на обоих берегах которого столпилось множество самцов полуночников из южных краев: фавны, сатиры, силены, кентавры, куреты, дактили, коребанты, тельхины. Судя по тому, что вся живописная картина виделась как бы сверху, это означало, что и циклоп, самое огромное существо из когда-либо существовавших полуночников, склонившись над ручьем, не моргая, как говорится, глядел в оба своим единственным глазом на то, что привлекало взгляды всего, без исключения, мужского коллектива бравых нелюдей, собравшихся на полянке.

А посмотреть было на что.

Тринадцать прекрасных полуночниц танцевали на зеркальной глади ручья практически в чем мать родила. Венки на головах из виноградной лозы и невесомые полупрозрачные туники – единственная условная одежка танцовщиц – не только не скрывали их тонкие станы, а наоборот придавали каждой из обладательниц в отдельности и всему танцевальному коллективу в целом, а также и самому танцу в их исполнении, ещё большую страстность и, не побоюсь этого слова, эротичность. Танцующие полобнаженные полуночницы по всей видимости не испытывали ни капли смущения, наверняка подбодряемые ахами, ухами, эхами, охами и томными вздохами наблюдавших за ними нелюдей. Все девушки были одинаково хороши и похожи друг на друга, словно сестры-близняшки. Похожи-то они были похожи, да только все же отличались друг от друга и когда взгляд циклопа остановился на одной из танцовщиц, Бульгун от волнения едва не захлопнул раковину. Однако сдержался леший, намереваясь досмотреть чем все закончится, но все равно попытался прикрыть глаза водяного рукой, чтобы тот не пялился на кого не следует. Тритоха хоть и поморщился, но не стал возмущаться, а продолжил смотреть на жемчужину сквозь растопыренные пальцы лешего. Он тоже узнал одну из танцовщиц и глаз отвести уже не мог.

Так кто же танцевал обнаженной для лесных нелюдей?

Не буду интриговать. И леший, и водяной сразу опознали в одной из танцовщиц Нимфею, возлюбленную, а теперь уже и законную супругу Бульгуна.

Это где и когда она успела так засветиться?! Что это вообще за сходка?! Вот, значит, какая его женушка на самом деле тихоня и недотрога! Вот вам, нелюди добрые, и болотная затворница!

Обида и ревность взбудоражили буйную голову Бульгуна.

Конечно же, он осознавал, что Нимфея участвовала в этих непотребных танцах задолго до их знакомства, когда о свадьбе и речи ещё не было. Но все равно, сейчас леший чувствовал себя полным идиотом, оскорбленным рогоносцем, обманутым мужем.

Циклоп же, как назло любовался в основном Нимфеей, следя за каждым движением её тонких рук, длинных ног, стройного стана, копной зеленых волос, задорными огоньками в голубых глазах. Эх, Нимфея, Нимфея…

Э-э… стоп!!!

Почему это у неё волосы зеленые, а глаза голубые?!

У дочери болотника и волосы, и глаза были чернее ночи!

Ничего не понятно! Кто же это тогда?!

Бульгун и Тритоха не сговариваясь одновременно сообразили, что это за прелестная танцовщица, как две капли воды похожая на жену лешего.

– Омелия??!! – в один голос выдохнули они, а водяной ещё добавил. – Это же твоя теща… по молодости.

– Я уже и сам понял, – облегченно ответил Бульгун.

Теперь все сразу стало на свои места и кривая настроения лешего поползла вверх. Он слышал краем уха, что там, на жарком юге, где Омелия провела, как выяснилось, свою весьма бурную молодость, и нравы посвободнее, и нелюди тамошние, как и люди ихние, раскованнее, а порой распущеннее. Так что все нормально.

Правда глазеть на такую зажигательную тещу было все равно как-то не очень ловко, да к тому же в компании с высунувшим влажный язык Тритохой, но все же гораздо спокойней для нервной системы. Главное, что Нимфея тут была ни при чем. А дочери, как известно, не в ответе за своих матерей.

– Слушай, Бульгун, а теща у тебя, оказывается та ещё шалунья по юности была, – толкнул в бок лешего водяной. – Глянь какие пируэты выписывает с подружками.

– Тритоха, ты бы постеснялся такое говорить в моем присутствии про бабушку моих будущих детишек, а лучше бы вообще отвернулся, – попенял другу Бульгун, сам продолжая внимательно отслеживать все происходящее на жемчужной сфере.

– Вообще-то, мне как постороннему нелюдю не возбраняется, – хмыкнул Тритоха. – А вот тебе бы не мешало немного проявить учтивости. А то ещё Нимфея узнает, чем ты тут занимаешься…

– Тише! – воскликнул леший и ткнул пальцем в перламутровый шар. – Смотри как они быстро закружились, что аж воронка на воде завертелась. Видимо это кульминационный момент!

Друзья завороженно замерли перед гигантским жемчугом, наблюдая за событиями давным-давно минувших лет.

Тринадцать взявшихся за руки наяд, завихрившихся в безумном хороводе по водной глади ручья, вскоре замедлили кружение и остановились. Их благодарные зрители захлопали в ладоши, затопали копытами, и хоть не было ничего слышно, но и так понятно было, что выступление им пришлось по вкусу.

Ещё бы оно не пришлось!

Омелия практически все это время находилась в центре внимания циклопа, который, по всей видимости, положил на неё глаз. Почему-то этот факт тоже стал раздражать лешего: то ли он приревновал тещу за своего несведущего тестя Зыбуна, то ли ему просто не нравилось, что кто-то посторонний пялился, хоть и много сотен лет назад, на мать его жены. Но факт оставался фактом – Бульгун заочно невзлюбил неизвестного циклопа, которого уже возможно и в живых-то не было.

И тут вдруг на поверхности сферы появилось новое действующее лицо. Даже не лицо – рыло! Из густых зарослей олеандра, росших на дальней стороне поляны выскочило нечто невообразимо уродливое – существо, являвшееся абсолютным антиподом прекрасных наяд, которые в испуге стали разбегаться в разные стороны, как и все присутствующие на поляне полуночники.

Ладно девицы драпанули, но куда сатиры и кентавры ломанулись?!

Тоже мне мужики!

Бульгун укоризненно покачал головой, продолжая смотреть на мелькавшие в сфере картинки.

Не разбегался в разные стороны только смотревший на образовавшуюся панику с высоты своего роста циклоп, что позволило нашим героям более детально рассмотреть нападавшего. У уродливого существа, похожего на гигантскую змею с задними лапами, вместо передних лап имелось двенадцать длинных щупальцев с клешнями на концах. А ещё у неё была ужасная женская голова с извивающимися змеями вместо волос и не менее длинный хвост, на подобии скорпионьего, с костяным шипом на конце. В общем, та ещё образина! Однозначно чудище не из полуночников. Скорее демоница-потусторонница.

Не обращая внимания на мужскую часть полуночников, чудовище своими клешнями стало хватать именно наяд, ловко вычисляя их в этом броуновском столпотворении. Оно уже схватило своими двенадцатью щупальцами соответственно двенадцать танцовщиц и за неимением тринадцатой конечности, нацелило заостренный шип на хвосте прямо на метавшуюся из стороны в сторону Омелию.

Вот-вот сцапает она свою тринадцатую жертву!

Видимо медлительный циклоп наконец сообразил, что к чему, и какая опасность грозит понравившейся ему наяде, потому как леший с водяным увидели две огромные мохнатые лапы, накрывшие домиком Омелию. Напавшее чудовище увидело в заботливом циклопе препятствие для своего черного замысла и перенацелила острие хвоста на новую цель. Последнее что увидели дружки в жемчужной сфере, так это стремительно летящий прямо на них (то есть циклопу в глаз!) хвост с шипом на конце. В следующий миг все исчезло, лунный свет в сфере померк, жемчужина потемнела. Как понял леший, именно на этом моменте циклоп либо погиб, либо, как минимум, ослеп на один глаз, тот самый, что был у него единственным и неповторимым.

Чуть погодя жемчужина вновь стала переливаться разными оттенками, возвращаясь к начальной стадии запечатленной трагедии.

Несмотря на то, что картинка пропала, зато появился звук.

Точнее крик. Женский крик.

Женский истеричный крик, полный ужаса и скорби. Еле слышный, обрывистый, но тем не менее, до боли знакомый.

– Ты тоже это слышишь? – шепнул Тритоха лешему, надеясь, что это не слуховые галлюцинации у него.

– Безусловно! – кивнул Бульгун.

У водяного глаза на лоб полезли.

– Это что, тоже из жемчужины?!

– Да, вроде нет.

– Ну голос-то, знакомый.

– Согласен! – вновь кивнул леший. – На голос Ундины похож!

Теперь Тритоху на самом деле бросило в жар – если Ундина так орет, значит она очень-очень сердита. Ему точно несдобровать.

– Верно! Её голос! – сдавленным голосом просипел водяной. – Я давно уже не слышал, чтобы она так дико верещала. Теперь мне точно крышка!

– Ты обожди хоронить себя, дружище! – озадаченно протянул леший, прислушиваясь к крикам. – Её крики не гневные. Погодь! Да она кажись на помощь зовет!

Ундину в княжестве знали все полуночники и в силу её крутого нрава старались с ней жить дружно и по возможности никогда ей не перечить. Так что её отчаянные крики о помощи, услышанные разными лесными нелюдями, находившимися в радиусе пары верст, стали для всех полной неожиданностью.

Леший с водяным переглянулись и практически в один голос воскликнули:

– Черт!!

А Тритоха встревоженно добавил:

– Подлый Подляндопуло!

Действительно кто кроме черта мог так напугать обычно невозмутимую Ундину!

– Помчались к ней! За мной! – коротко бросил Бульгун и метнулся в сторону озера.

Тритоха захлопнул раковину и поковылял следом за скрывшемся в чаще другом. Мчаться по земле так как леший водяной не мог. Вот если бы в воде, то он бы тут любому наземному спринтеру фору дал. А так только в развалочку.

– Держись моя рыбонька! Я спешу к тебе! Уже… уф… скоро буду…

Когда Тритоха доковылял до места происшествия Ундина, находясь в компании лешего, немного успокоилась и уже вовсю давала тому показания. На нервной почве тараторила она безудержно.

– …Я же говорю, что на меня налетели два черта, – повторила она свой, видимо, предыдущий ответ, на один и тот же вопрос. – И в глазах у меня не двоилось, и бес меня не попутал, и сама я ничего не путаю! Оба черта такие рыжие как лисы, а глазенки у них такие же хитрые, так и бегают туда-сюда, туда-сюда, из стороны в сторону. Кстати, вот вам доказательства.

Ундина разжала свои цепкие кулачки, в которых сжимала по клочку рыжей шерсти, которые на воздухе сразу же испарились словно утренний туман. Черти ловко умели заметать следы и не оставлять улик.

– А как думаешь, чего они к тебе прицепились: домогались, просто безобразничали или с целью ограбления? – леший многозначительно посмотрел на жемчужные бусы водяницы.

Вопрос Бульгуна не застал Ундину врасплох.

– Значит так! Сначала я подумала, что просто безобразничают лиходеи: налетели с двух сторон, окружили, закружили, голову вскружили. Потом давай они меня хватать за руки, за ноги… облапали всю, охальники. Эх, думаю, гнусность затеяли. Ну и схватила я их за загривки, чтобы неповадно им было к беззащитной женщине в лесу приставать. А они давай извиняться, мол я их не так поняла, и что вроде как они перепутали меня с какой-то там наядой из южных ручьев. А тут третий черт из кустов выскочил…

– Третий! – вновь одновременно воскликнули дружки, а леший ещё добавил: – Три черта в одном месте это уже перебор!

– Согласна! – кивнула Ундина. – Это полный швах! Третий чертила, черный как смоль, с повязкой на глазу…

– Подляндопуло! – Тритоха сразу узнал в описании подозреваемого адъютанта.