Кровник

Глава 5. Встреча

Разгоралось восходящее солнце, согревая высокий Хаккой и его окрестности. Всё кругом было хорошо: однообразно трещали цикады, не умолкали заунывные песни лягушек у прудов. Глухо шумела вся живность у дороги, а в деревьях заливались птички.

В ауле стояла тишина. Эту тишину разорвал чистый и звонкий голос муэдзина – с вершины минарета мечети звучал протяжный, красивый и пронзительный азан, призывая всех правоверных на утреннюю молитву:

– Аллаху акбар, Аллаху акбар! Аллаху акбар, Аллаху акбар10!

Весь аул мгновенно оживился, улочки его заполнились селянами, и все они стекались в мечеть воздать хвалу Господу Миров. Конечно, среди них был и шестидесятилетний Асхаб со своими сыновьями. На пути к мечети он различил в толпе односельчан лицо своего давнего приятеля Бехо, они встретились взглядами. По окончании утреннего намаза, когда все жители аула высыпали из мечети и разошлись обратно по домам, Асхаб и Бехо вновь увиделись, уже у выхода.

– Ас-саляму алейкум! – горячо приветствовал Асхаб старого приятеля.

– Уа алейкум ас-салям! – живо улыбался Бехо.

Долго ещё стояли они у крыльца мечети, крепко обнимались и обменивались новостями. Они не виделись несколько месяцев, так как Бехо разъезжал тогда по торговым делам, продавал мёд и овчину, взяв пример с Асхаба и заведя собственную пасеку.

– Как идут твои дела, брат мой? – расспрашивал Асхаб.

– Аль-Хамду лиЛлях, – вознося глаза к небу, отвечал Бехо, – дела мои хороши. А как поживаешь ты, Асхаб? Как сыновья?

– Аль-Хамду лиЛлях, брат, они – моё подспорье! – гордо отвечал Асхаб.

– Хас-Магомед не объявлялся? – спросил Бехо.

– Нет, – покачал головой Асхаб. – Не объявлялся. Как и полгода, и год, и два года, и шесть лет назад. С чего ему объявиться сейчас?

– Странно, – задумчиво произнёс Бехо.

– Почему странно? – удивился Асхаб. – Чего же странного в том, что как не было его, так и нет до сих пор?

– А странно то, – охотно ответил Бехо, – что я видел его совсем недавно и надеялся, что скоро он заглянет домой, проведает вас!

– Где? – побледнел от этих неожиданных слов Асхаб. – Дорогой мой брат, где? Где? Где ты видел Хас-Магомеда?

– Ты можешь ещё тысячу раз спросить меня «где», но дай же сказать!

– Говори! Говори, мой дорогой Бехо, говори же! – быстро проговорил Асхаб.

– Был я проездом в Хал-Келое, там и видел твоего сына. Да только был он не один – с Али-Умаром и пятью его джигитами. Слыхал о таком?

– Да кто ж не слыхал об Али-Умаре? – взметнулись руки Асхаба. – Но что он делал? Он у них в плену?

Бехо расхохотался:

– Он с ними, Асхаб. Судя по тому, что я заметил – с Али-Умаром они очень дружны, почти неразлучны.

– Когда это было?

– Да пару дней назад.

– Как считаешь, они ещё там?

Бехо пожал плечами.

– Тогда я поеду и узнаю, – решил Асхаб.

Когда он возвратился домой, то немедленно поведал всем домашним эту прекрасную новость.

– Живой! Хвала Аллаху! – схватилась за голову Зезаг, смеясь и плача. Каждый день ждала она вестей от сына, вставала с восходом, глаза отдала тому краешку земли, за которым он растворился.

– Жив! Жив! Жив! – радостно щебетали сёстры, а потом дружно заплакали вместе с матерью.

Братья, Салман и Мансур, подбежали к отцу и стали его расспрашивать:

– Как же с ним увидеться? Где его искать? Придёт ли он?

Лишь Зелимхан оставался безмолвен и даже угрюм. Ещё крепко помнил он свою обиду на брата.

– Со мной поедете, – сказал Асхаб. – Нам нужно поторопиться, ибо одному лишь Аллаху известно, застанем ли мы его на месте!

– Тогда я побегу запрягать волов? – спросил Мансур.

– Каких волов? – раскатисто рассмеялся Асхаб. – Седлай коней! К полудню мы обязаны быть в Хал-Келое!

И действительно, к полудню верные кони домчали их в Хал-Келой. Долго искал Асхаб со своими сыновьями человека, который поделился бы с ними, где находится Али-Умар. Все расспросы оказались безрезультатны. Селяне никому не верили, опасались, что к абреку подослали шпионов, а потому не желали выдавать местонахождение своего защитника. Лишь один старик, к которому обратился за помощью Асхаб, дал ему ответ, но сперва уточнил:

– Что за дело у тебя к Али-Умару?

– С ним мой сын, Хас-Магомед, я ищу его уже много лет и, наконец, вышел на след! – с готовностью изрёк Асхаб.

– Раз помыслы твои чисты, я скажу: Али-Умар сейчас с джигитами гостит в сакле Беслана, своего давнего друга. Скачи туда. Беслан живёт тихо и уединённо на противоположной стороне горы. Изложи ему причину своего приезда, иначе тебя могут заподозрить, как лазутчика, присланного властями. Будь учтив с ним.

Асхаб от всего сердца отблагодарил старика и тотчас поскакал с сыновьями к указанному месту.

Они подъехали к дому Беслана. Это была врытая в полугоре сакля со свежесмазанной глиняной трубой. Под навесом подле сарая сидел хозяин – статный и загорелый мужчина тридцати лет с опрятной бородой, ладил соху для завтрашней пахоты, неподалёку от него сынишка чинил дышло для упряжки быков.

– Ас-саляму алейкум! – проговорил Асхаб, с трудом скрывая своё волнение.

– Уа алейкум ас-салям, – ответствовал Беслан.

– Скажи мне, добрый человек, ты Беслан?

– Да, это я, – похлопал себя по груди хозяин.

– Могу ли я видеть Али-Умара?

– Зачем он тебе? – насторожился Беслан. – Беда случилась, нужна его помощь?

– Нет, не беда, а радость. Меня зовут Асхаб, я сын Абдуррахмана, родом из Хаккоя. Я ищу моего сына Хас-Магомеда и знающие люди подсказали мне, что сейчас он находится вместе с Али-Умаром в твоём доме. Могу ли я видеть его?

Хозяин помолчал некоторое время, затем окликнул своего сына. Мальчик лет пятнадцати вытянулся, отложив починку дышла. Беслан дал ему указание:

– Передай Али-Умару, что к нему посетитель – некий Асхаб, сын Абдуррахмана, родом из Хаккоя. Назвался отцом нашего Хас-Магомеда. Спроси, можно ли ему войти.

Мальчик побежал внутрь. Через минуту он вернулся и доложил:

– Али-Умар сказал, что можно его впустить!

– А можно ли мне войти с сыновьями? – спросил Асхаб.

Беслан взглянул на Асхаба, потом перевёл взгляд на его сыновей и одобрительно кивнул.

Асхаб, Зелимхан, Салман и Мансур слезли с коней, прошли под навес, а оттуда попали в саклю. Войдя, они увидели ломящийся от угощений и напитков стол. За ним сидели Али-Умар, Хас-Магомед, Саид и Батуко, все развеселённые вином, а остальные джигиты сладко и протяжно храпели за стенкой, заснув пьяным сном.

Хас-Магомед, едва завидев отца, тяжело поднялся из-за стола, покачиваясь, уважительно потупил голову, но тотчас спрятал своё лицо и смущённо отвернулся, не желая, чтобы отец учуял густую струю винного перегара, исходящую от него.

– Садись, Асхаб, будь нашим гостем, – радушно пригласил Али-Умар, румяный и благостный от вина.

Асхаб поблагодарил и сел напротив сына. Подле него расселись и сыновья.

– Сядь и ты, Хас-Магомед, – попросил абрек.

Тот осторожно опустился на своё место, боясь промазать и сесть мимо табурета.

Асхаб долго и внимательно рассматривал сына. За всё это время он не проронил ни слова. Только смотрел, изучал его.

– Какой позор! – возмущался Зелимхан разгульному образу жизни младшего брата. – Какая наглость! Отец вошёл, а ты пьяный, как свинья! Где ты был все эти годы? Что ты делал? Пьянствовал вволю и сладко спал, пока отец с матерью ждали тебя и мучились каждый день! Чем ты кормился, негодяй? Разбойничал, да? Разве так ты воспитан? Разве этому тебя отец с матерью учили? Пить, жрать, как свинья, да постреливать? Ты – чёрное пятно на имени нашего отца, ты подлец, порочащий нашу фамилию!..

Гневную речь Зелимхана оборвал отец:

– Молчи, Зелимхан! Молчи сейчас!

Зелимхан умолк и злобно насупился. Салман и Мансур посмотрели на него с осуждением. Тогда Асхаб, обратившись лицом к Али-Умару, вопросил:

– Я так понимаю, ты и есть знаменитый Али-Умар. Ну, расскажи мне о сыне. Расскажи, какой он?

Али-Умар улыбнулся самой лучистой улыбкой и с удовольствием ответил:

– Что мне тебе рассказать? Нет, я не стану ничего рассказывать тебе о сыне. Ты возьми коня, Асхаб, объезди округу. Расспроси людей в близлежащих аулах. Спроси у них, кто такой Хас-Магомед, и тогда всё поймёшь

Хас-Магомед потянулся было к жареной говядине, как вдруг у него из-под бешмета выскочил и громко, вызывающе бряцнул по земляному полу пухлый кошель. Узлы на нём разорвались, и из него высыпались горсти монет. Молодой абрек мгновенно протрезвел, под сердцем у него похолодело, он нырнул под стол и быстро собрал деньги обратно, стыдливо убирая мешочек прочь с глаз отца. Зелимхан взорвался:

– Вот как ты живёшь, бандит! Грабишь, скрываешься в доме добрых людей, отъедаешь брюхо, покуда всё наше семейство честно трудится, терпит лишения!..

– Молчи, Зелимхан! – схватил его за грудь отец и притянул к себе, пылая лицом. – Ни тебе, ни мне таких денег в жизни не заработать! Разве мало ты сделал для того, чтобы он стал таким, каким ты его сам называешь? Оставь это раз и навсегда!

Зелимхан покраснел и смиренно склонил голову. Тогда отец отпустил его.

– Сколько вы ещё пробудете здесь? – спросил Али-Умара Асхаб.

– До завтрашнего утра, не больше, – сказал абрек. – Вы успеете вернуться.

– Тогда в путь, – встал Асхаб.

– Куда мы? – спросил Мансур.

– А сам как думаешь? – ухмыльнулся Салман. – Поедем узнавать у людей о Хас-Магомеде.

– Да, – подтвердил Асхаб и вышел из сакли, а следом за ним и сыновья.

Объехав окрестные аулы и расспросив селян, Асхаб с сыновьями вернулся в Хал-Келой на восходе солнца. Подъехав к сакле Беслана, он застал Али-Умара и его джигитов уже в сёдлах. Хас-Магомед стоял на крыльце в черкеске, в полном вооружении. Он был готов уже сесть на своего чёрного кабардинца, но когда на горизонте показались отец с братьями, повременил. Асхаб приблизился к крыльцу, сошёл с коня и, подойдя к сыну, промолвил:

– Я узнал о тебе всё, что хотел, – строго начал отец, но на самом деле он говорил так не от суровости, а от усталости. – Пусть я и не одобряю то ремесло, которым ты кормишься, однако горжусь тем, что когда ты уходил из дома, то был мальчишкой, а сейчас, хоть и прошло мало времени, ты – мужчина.

Скрепя сердце, Хас-Магомед сказал:

– Мы оба не привыкли к тому, чтобы показывать свои чувства, но ты открылся передо мной. Теперь и я хочу. Скажу прямо – не было ни дня, чтобы я не пожалел о том, что ушёл тогда из дома.

– Почему же не вернулся? Ты боялся меня?

Губы Хас-Магомеда задрожали то ли от улыбки, то ли от испепеляющей душу горечи. Он плакал лишь в далёком детстве, но сейчас слёзы лились сами собой от нестерпимой боли и вместе с нею радости.

– Потому что хотел сохранить твёрдость. Хотел быть похожим на тебя.

– Хас-Магомед, – понизил голос Асхаб.

– Да, отец? – сын быстро смахнул солёные капли с лица. Отец не должен был видеть его таким.

Вздохнув, Асхаб приблизился к сыну, окинув его таким странным взглядом, в котором уживались как-то и сочувствие, и осуждение.

– То, что мы пережили с матерью после твоего ухода, не сравнится ни с какой раной, которую ты мог получить в своих странствиях.

– Но я лишь хотел…

– Молчи, – оборвал его отец.

В тот миг они смотрели друг на друга почти враждебно.

– Всё, что ты хотел мне доказать, ты доказал, – продолжал Асхаб. – В этих краях никто не подвергнет сомнению твою удаль. Но пришло время вернуться домой. Женись, обзаведись семьёй. Ради меня, ради матери и ради Аллаха.

С этими словами он обнял сына, и глаза их потеплели.

– Позволь мне переговорить с Али-Умаром. Пусть он и не отец мне, но мы стали очень близки, – попросил Хас-Магомед.

– Хорошо, – ответил Асхаб.

Случайно расслышав часть их разговора, Али-Умар спешился. Он и Хас-Магомед приблизились друг к другу.

– Али-Умар, – обратился к нему Хас-Магомед. – Отец просит меня оставить абречество, вернуться домой и построить семью. Я не знаю, как мне поступить.

Али-Умар посмотрел на воспитанника весёленьким взглядом, положил руку ему на плечо и коротко ответил:

– Довольство Аллаха в довольстве родителей.

– Тогда я поеду.

– Поезжай.

Они сердечно простились, крепко обнявшись.

Через два месяца до Хас-Магомеда дошли вести о том, что Али-Умар, потеряв большую часть своего отряда, ушёл в лес, а затем был окружён русскими близ родного ему села Шали и застрелен в ходе непродолжительного боя.

Глава 6. Возвращение

Когда Хас-Магомед вернулся в Хаккой, то опасался, что столкнётся там со стеной непонимания и холода, что родные и близкие отвыкли от него и не примут таким, каким он стал. Однако опасения эти оказались напрасными. Он ощутил это, когда спустя шесть лет разлуки переступил порог родного дома и заключил в объятия свою прекрасную мать. Зезаг не могла нарадоваться сыну, то и дело касалась его плеч, гладила его возмужавшее лицо, покрытое теперь короткой бородой и белым шрамом, и трепетно, нежно повторяла:

– Какой ты стал, какой ты стал!..

Сам он при этом думал: «Мама ни капельки не постарела, ни одной морщинки не прибавилось. Всё так же прекрасна. А вот отец изрядно поседел».

Сёстры тоже изменились – вытянулись, похорошели. Старшая Аймани уже была посватана за Джамбулата из Макхет, сына Джамбека, давнего друга Асхаба, Асет лишь готовилась выйти замуж, ей искали достойного жениха, а самая младшая, Медни, ещё даже не помышляла о подобном.

Всё в Хаккое шло своим чередом. Те же лица, что и прежде. Те же друзья и родственники – все были счастливы возвращению Хас-Магомеда. Он прослыл в ауле лихим воином, многие были наслышаны о его подвигах в отряде Али-Умара, далеко шла его слава. И никто не удивлялся тому, что после дерзких налётов, ограблений и погонь Хас-Магомед вернулся не таким уж богатым человеком. Все знали, что, будучи абреком, он не стяжал богатства, а отдавал их, потому пользовался в родных краях большим уважением и любовью.

Хас-Магомед, помня старую привычку, принялся охотиться в родных горах. Часто он брал с собой на охоту и брата-близнеца Мансура, учил его разнообразным премудростям, которые постиг в лесной жизни. Мансур стал собраннее, увереннее и внимательнее за эти годы. Будучи когда-то неразлучны, они быстро восстановили прежнюю связь и доверие между собой.

Однажды, забредя совсем глубоко в чащу, они сделали стоянку у реки и решили задержаться там, порыбачить. Из наловленной рыбы они варили уху на костре, находясь в том настроении, когда всё казалось прозрачным, одухотворённым, когда на сердце было чисто, легко и не было иного желания, кроме как желания думать. Они пришли к такому взаимопониманию к тому времени, что могли долго молчать друг с другом и никого из них это не стесняло. Напротив, в такой тишине ещё больше крепла братская дружба.

– Отец говорит, что мне пора жениться, – вдруг нарушил тишину Хас-Магомед.

– Женись, – хохотнул Мансур. – Есть кто-то на примете?

Хас-Магомед долго не отвечал, а потом стал тихо и заунывно напевать песню о девушке, которая встретилась юному воину у реки, покорила его сердце, затем исчезла из его жизни. Он странствовал и ни на минуту не забывал о ней, поминал её в каждой молитве и просил у всемогущего Аллаха, чтобы она была счастлива и чтобы однажды они вновь встретились. Песня кончилась так же внезапно, как и началась.

– Её зовут Айшат, – объяснил Хас-Магомед. – Я сочинил эту песню для неё.

– Так почему же поёшь мне, а не ей? – полюбопытствовал брат.

Хас-Магомед задумался и решил, что Мансур прав. Пришла пора спеть эту песню Айшат.

– Инша’Аллах! – резко воскликнул Хас-Магомед, сорвался со своего места, встал во весь рост, накинул бурку, вскочил на своего чёрного кабардинца и помчался в направлении, известном лишь ему. Мансур остался доедать уху у костра в одиночестве и смятении.

Хас-Магомед заехал домой, тепло простился с отцом и матерью, сообщив, что его зовут срочные дела, и скрылся из виду, несясь вдаль. Родители не знали, что и думать в тот вечер.

– Опять ушёл, – печально проговорила Зезаг, глядя вслед сыну, страшась, что предстоит прождать ещё шесть лет до следующей встречи с ним.

– Он скоро вернётся, – обнял её Асхаб. – Я чувствую, что нам больше не следует бояться за него.

– Я всегда буду бояться. И ждать, – ответила жена.

– Знаю, – вздохнул Асхаб.

Всю ночь скакал Хас-Магомед, спеша поспеть к утру. На рассвете он уже был в Наурлое. Нашёл саклю старого чабана Заура и прилёг в тени у дерева, дав отдых и верному коню.

Уже распевались птицы. Солнце начинало припекать. Прошёл примерно час, и случилось то, чего Хас-Магомед так томительно ждал – показалась хрупкая фигура Айшат вдали. У Хас-Магомеда всё упало внутри, сердце замерло, ноги подкосились от волнения. Девушка вышла на двор с кувшином. Ребяческий страх на секунду овладел им, но юноша сумел смирить его, вспомнив о том, что не боялся отправляться в самые опасные набеги, а значит, ему не следовало бояться встречи с девушкой. Ему стало и смешно, и стыдно.

Не дожидаясь, пока Айшат выйдет за ограду, Хас-Магомед опередил её и уже пробрался окольными путями к наурлоевскому роднику, укрытому тихой рощей. Когда она приблизилась, юноша решил – сейчас или никогда, всё или ничего, и вместо долгих размышлений и тяжёлых вздохов тотчас ринулся навстречу ей. Через мгновение он уже стоял подле неё. Она успела к тому времени набрать воды. А когда собиралась назад, обернулась и увидела Хас-Магомеда. Она чуть не выронила от испуга полный кувшин. Он стоял, не сводя с неё горящих глаз.

– Кто ты? – отшатнулась Айшат и побледнела, ибо не ожидала встретить у родника кого-либо, тем более молодого человека столь грозного вида.

– Я Хас-Магомед, – напомнил ей юноша, значительно изменившийся за шесть лет. – Ты не узнаёшь меня?

– Ты… ты вернулся? – едва вымолвила девушка, чувствуя, что земля уходит у неё из-под ног.

– Я дал слово, что вернусь, и я здесь. Из-за тебя.

– Ты приехал за мной? После стольких лет ты не забыл меня?

– Ты спасла меня, Айшат, исцелила. Я никогда не забывал о тебе. Я приехал не красть тебя, а просить твоей руки. Из уважения к тебе и к твоему благородному отцу я не сделаю ничего, что противоречило бы нашим древним адатам11. Скажи мне, согласна ли ты стать моей?

Айшат стояла в растерянности, не зная, что ответить и в то же время изучая новый облик когда-то спасённого ею мальчика. Это был уже не тот мальчик. Это был настоящий волк, порывистый и решительный, грозный и прекрасный.

– Клянусь Аллахом, – вновь заговорил Хас-Магомед, – я никогда не причиню тебе зла. Моя семья зажиточна, мой отец, как и твой – благородный и твёрдый человек. Я и сам не беден, я могу очень многое, но дело даже не в деньгах. Если ты согласишься, то я сделаю всё, чтобы осчастливить тебя и чтобы твоя семья забыла о всякой нужде. Если тебя терзает хотя бы тень сомнения, если ты не чувствуешь ко мне того же, что годы назад, то я сейчас же уеду и больше не побеспокою тебя. Лишь дай мне ответ. Сейчас.

– Я тоже не забыла тебя, Хас-Магомед, и знала, что этот день наступит. Я выйду за тебя.

Её ответ окрылил Хас-Магомеда, вдохнул в его грудь новую жизнь. Он немедля простился с Айшат и отправился обратно в Хаккой, дабы сообщить семье о своём решении и согласии возлюбленной.

Прибыв в родной аул, Хас-Магомед застал в доме свою любимую сестру Аймани. Она приехала тогда со своим мужем Джамбулатом навестить семью.

– Где ты был, брат? – спросила она его.

– О, Аймани, – радостно вздохнул Хас-Магомед. – Как я рад видеть тебя! Как же хорошо, что я застал дома именно тебя!

– Почему же? – недоумённо улыбнулась сестра.

– А потому, милая Аймани, что мне потребуется твоя помощь. Я вскоре женюсь и хочу, чтобы ты сказала об этом матери.

– Женишься? Так скоро?

– Да, сестра, женюсь. Сам я, как ты понимаешь, не могу сказать родителям прямо, это противоречило бы всем обычаям. Передай матери, а она пусть скажет отцу.

– Я сделаю, как ты просишь, – согласилась Аймани, радуясь возможности помочь брату. – Но кто она, твоя избранница?

– Она – та, что вытащила меня из лап смерти. Благодаря ей я стою сейчас перед тобой. Не говори никому, кроме матери! Даже Джамбулату!

– Пусть он и муж мне, а сплетничать я с ним не собираюсь! – засмеялась Аймани.

На следующий день, когда Аймани осталась наедине с Зезаг, то шёпотом поведала матери о намерении Хас-Магомеда жениться на дочери чабана из Наурлоя. Мать передала эту весть отцу.

– Жениться на дочери бедного чабана из Наурлоя? – округлились глаза Асхаба. – Какой странный выбор. Чем же этот союз полезен ему?

– Её зовут Айшат, это ей мы должны быть благодарны за то, что наш сын вернулся домой живым, – объясняла Зезаг. – Вот и вся польза.

– А её отец, чабан… как, говоришь, его зовут? – спросил Асхаб, разглаживая окладистую седую бороду.

– Кажется, его зовут Заур, он сын Турпала, – промолвила жена. – Семья у них небольшая: он, три сына и дочь. Матери их давно нет на свете, сам он человек уже в летах.

– Тогда я понимаю, о ком идёт речь. Лично с ним не знаком, но я знал его младшего брата Асланбека, мы вместе сдерживали натиск русских, когда те наступали на Ведене. Немало дней провели с ним под пулями, не раз делили хлеб. Имам Шамиль его очень ценил. Судя по рассказам Асланбека, могу отметить, что Заур – очень добрый человек. Что ж, значит, если на то воля всемогущего Аллаха…

По старому обычаю Хас-Магомед в это время старался избегать встреч со старшими мужчинами своего рода. Он охотился в лесах вместе с Мансуром, коротал дни до тех пор, пока семьи не познакомятся друг с другом и пока отцы семейств не дадут свои благословения на женитьбу.

В отсутствие Хас-Магомеда и Мансура Асхаб собрал в доме Зелимхана, Салмана и зятя Джамбулата, мужа Аймани.

– Поезжайте в Наурлой, в дом чабана Заура. Познакомьтесь с его семьёй, передайте от нас наилучшие пожелания, узнайте, как они живут. Постарайтесь узнать о невесте побольше, только не переусердствуйте, держите себя достойно, – отчеканил Асхаб, подчёркивая каждое важное слово.

– Сделаем, как ты просишь, отец, – почтительно склонил голову Зелимхан.

– Ничего от тебя не скроем по возвращении, – пообещал Салман. – Всю правду доложим, какой бы она не была.

– Отправимся сегодня же! – сказал Джамбулат, желая порадовать тестя.

– В добрый путь! – обнял каждого из них Асхаб.

Трое всадников покинули Хаккой и устремились по горным дорогам на север. Они скакали весь день с редкими остановками, чтобы дать отдыха и корма коням, а самим напиться воды и отломить по куску хлеба. К ночи они уже были в Наурлое. С помощью местных жителей, отыскали бедную саклю чабана Заура. Когда подъехали к ограде, естественно слепленной из скалистых камней самой природой, то спешились. На крыльце показался мужчина лет тридцати, это был Дзахо, гостивший у отца и собиравшийся уже ехать к себе домой, где его заждалась жена с детьми. Путники поприветствовали его, спросили хозяина. Дзахо им тоже назвался и сказал, что отец внутри. Потом справился, по какому вопросу прибыли три удальца в столь поздний час.

– Нас послал уважаемый Асхаб, отец Хас-Магомеда, – взял слово Джамбулат, будучи самым старшим из посланников Асхаба. – Нам нужно видеть твоего отца, Дзахо. У нас к нему важный разговор, касающийся твоей сестры Айшат и нашего дорогого Хас-Магомеда. Сперва мы бы, конечно, пошли к вашим старейшинам, но знаем, что нет в вашей семье никого старше и почтеннее, чем твой отец – добрый Заур.

– Тогда всё ясно, – промолвил Дзахо. – Я сейчас скажу отцу, а вы проходите в дом!

Они спешились и поднялись по трём скользким, мокрым после дождя ступеням, которые вели к ветхой двери. Им навстречу вышел Заур, познакомились, он принял у гостей оружие, приказал сыновьям принять их коней и накормить.

Когда вошли, их встретили так, как и полагается встречать дорогих гостей – с вниманием и сердечностью. Несмотря на свою бедность и поздний приезд гостей, чуткий хозяин принял их в высшей степени ласково. Заур зарезал барана, накрыл большой стол, сам сел в прохладе у двери, а гостей рассадил в самых тёплых и уютных местах, поближе к огню, и они угощались до самой полуночи, знакомясь и весело переговариваясь.

Заур, соблюдая все принятые у горцев приличия, нарочно не спрашивал о женихе, только о его семье и их прокормлении. Ответ держал Зелимхан:

– Семья наша благополучна, нужды не испытывает. Отец наш имеет стадо овец в три сотни голов, пятнадцать лошадей, мельницу и обширную пасеку, в которой насчитывается несколько сот ульев. Каждый из нас принимает участие в семейных делах, а потому достаток растёт и ширится. Я и сам женат, имею крепкое хозяйство. Вот-вот моя женщина подарит мне третьего ребёнка.

– Прекрасно, – тепло улыбался старый чабан.