Солнечное затмение

– Вот, правильные слова говорит Маринин, – похвалил меня Валиев. – Именно поэтому вас на женщин не тянет, потому что вы с утра до вечера заняты физкультурой и боевой подготовкой.

– Да, но в выходные дни устраивать спортивные праздники – это уже вообще садизм! – заметил Вова Шварцман. – Наш замполит батальона их любит. Вы, возможно, не в курсе, товарищ старший лейтенант, – с деланным достоинством продолжил он. – Вы ведь на выходные редко с нами оставались.

Валиев от возмущения даже не сразу выдохнул.

– Садизм, Шварцман, у нас начнётся тогда, когда я тебе в задницу вставлю автомат, который ты погнул, и прокручу его по часовой стрелке! – сказал он. – Если нам не спишут его на боевые потери.

– Я его вообще-то уже выпрямил! – с некоторым вызовом в голосе ответил Шварцман. – Собираюсь на днях испытать.

– Собираешься что? Испытать??? – брови Валиева поползли вверх. – Это как? Надеюсь не стрелять из него? Хотя бы картошку выкопать?

– Вообще-то стрелять, – неуверенно ответил Шварцман.

Все так и покатились со смеху. Сейчас Володя был похож на Шуру Балаганова в тот момент, когда признался Бендеру, зачем он стал пилить гири.

– Шварцман! Если ты просто магазин в него вставишь – я тебе голову оторву, кибернетик ты албанский! – смешал в кучу все свои ругательства Валиев.

– А давайте ему новый сделаем, – откликнулся Слава Мохов. – Деревянный!

– Как в мотострелковом бате! – добавил Игорь Авдеев.

– А что, хорошая идея! – отозвался командир взвода. – Вот вы и займитесь! Авдеев и Мохов – до завтра выпилите автомат, с которым можно стоять на посту у входа в палатку! Прекрасно! За любую провинность будем вручать его каждому – это будет переходящий приз!

Авдеев и Мохов как-то сразу погрустнели. Интересно было и то, что собака Марта, умное животное, для которой Шварцман дал первому сапёру коробку сухого пайка, понимала, что над её благодетелем смеются, недовольно рычала, но не на кого-то конкретно, а на всех сразу. На всех, кто смеялся.

– А здесь, что будем делать, товарищ старший лейтенант? – спросил неугомонный Ливанов. – На штурм пойдём?

– Ну, вот что ты такие албанские вопросы задаёшь? – уже устал командир. – Ты не знаешь, для чего разведка нужна? У нас задачи другие. Пока, как всегда, ничего не говорят.

– Я просто хочу нормально на дембель уйти, – ответил Ливанов.

Саша Ливанов был призыва два-девяносто семь, то есть призвался осенью девяносто седьмого года и совсем скоро он должен демобилизоваться, учитывая, что на боевых действиях один день службы должен засчитываться за три дня в обычных условиях. Кроме Ливанова таких дембелей было ещё четверо: все три механика-водителя и Владимир Шварцман.

– Кстати, о картошке: вы видели поле перед горой? – спросил Валиев, как будто не слышал то, что сказал Ливанов. Он указал нам за спины – мы помотали головами, мол, не видели. – Эх вы, разведчики! Там картошка растёт и капуста, надо сходить попозже и попробовать собрать. Панчишин!

– Я, товарищ командир! – отозвался Саня.

– Возьмёшь Маринина и схóдите попозже на поле. Шварцмана тоже возьмите с автоматом – если что, копать им будет.

В конце дня небо затянуло тучами и мы с Саней решили долее не ждать и пойти на поле. Шварцману ничего не сказали, у него и так дел много. Действительно, перед самой горой, располагавшейся позади нашего лагеря, было картофельное поле, соток в восемь-десять, на котором, кроме собственно картофеля, виднелись зелёно-голубые мячи капусты, раскидистая морковная ботва и уже повядший зелёный лук, что, конечно же, свидетельствует о спелом луке репчатом. Над самой же горой нависает довольно ещё высокое иссиня-чёрное небо. Далеко не стали заходить и решили набрать прямо здесь же, у края поля. Расстелили плащ-палатку и стали складывать на неё всего понемногу: два вилка капусты, картофель, морковь и даже несколько головок лука – всё было под рукой. Я соединили углы плащ-палатки, смотал их так, чтобы получилось что-то похожее на мешок, взвалил его на спину и пошёл в направлении нашего расположения. Саня следовал за мною. Но вот через десяток-другой шагов я перестал слышать его за своей спиной. Меня это немного насторожило, но, думаю, Саня, наверное, просто засмотрелся на окружавшие нас красоты. Однако же несколько секунд спустя я услышал шум быстро приближавшихся шагов и обернулся. Саня бежит ко мне, а за ним, пока ещё на большом расстоянии мчится огромная кавказская овчарка – эту породу не спутаешь ни с какой другой! Квадратноголовая, дымчато-пепельного цвета, с купированными ушами и совсем без хвоста она не просто бежит, она как будто плывёт на волнах, важно, горделиво и неспешно, словно понимая, что никуда мы от неё не скроемся. Прежде чем она догнала Саню, он успел добежать до меня, развернулся и снял со спины автомат. Мой автомат так и был за спиной, а на спине всё ещё был самодельный мешок с овощами.

– Что тебе надо, что? – закричал он на собаку, направив на неё автомат.

Пёс не отвечает и незлобно, но очень пристально смотрит на нас, переводя поочерёдно взгляд с одного на другого. Мне показалось, что он улыбается. Улыбается издевательски от осознания своего превосходства и нашей ничтожности.

– Ну что надо? – вновь закричал Саня, будучи уже взвинченным. – Пошёл отсюда! Пшёл!

Кавказец опять перевёл взгляд с Санька на меня, как будто оценивая каждого из нас. Он настолько огромен, что если бы встал на задние лапы, то точно был бы выше каждого из нас. Пасть его открыта и огромная густая слюна свисает с неё чуть не до земли. Судя по всему, нападать на нас он не собирается, но документы наши проверил бы с удовольствием.

Саня занервничал ещё больше, снял автомат с предохранителя и дослал патрон в патронник, готовый уже выстрелить. Поведение пса сильно изменилось: если сначала он несколько пренебрежительно наблюдал за нами, то сейчас, после того как мой товарищ зарядил оружие, взгляд четвероногого охранника посерьёзнел, пасть закрылась, он недовольно заворчал, развернулся и отправился восвояси.

– Эй, ну что тут у вас? – к нам уже подбегал снайпер Слава Мохов. – Я смотрел за вами в прицел, увидел этого мутанта и решил пойти навстречу. Вот здоровый! (не без восхищения заметил он).

– Да, убежал, слава Богу, – вздохнул Саня. – Я, честно говоря, испугался!

– Нет, но каков красавец, а? – продолжал источать похвалы Слава. – Смотрите, все ушли, хозяин ушёл, а этот – остался, сторожит своё! Ну, молодец! Чем он, интересно, питается?

Тем временем, на улице стемнело и от грозовых туч, и из-за наступившего вечера, в нашем расположении горел костёр, над которым из автоматных шомполов был сооружён очаг с закипавшей в алюминиевом котелке водой. На занятую нами площадку прибывала отставшая от нас колонна. Это стало уже привычным.

XV

Саша Ливанов сидел у костра в бушлате песочного цвета, такие были, мы знаем, в Афганистане.

– Ого, Саня, а ты где уже бушлат прошарил? – спросил я.

– Где прошарил – там уже нет, местá знать надо! – ответил он, улыбаясь.

Здесь явственно ощущается бóльшая влажность, чем в Пластилиновой долине и в некотором отдалении от костра уже прохладно – осень вступает в свои права. Да, хорошо, что печку сразу установили в палатке, надеюсь, Володя Шварцман уже затопил её.

С нами у костра были какие-то люди, военные, ранее мне не знакомые, из других подразделений, наверное. Наших было четверо, отметил я, трое новых. Валиев уже распределил патрули на ночь и опять куда-то ушёл, а мы как ходили с Панчишиным за овощами, так вдвоём и были поставлены в третью смену патруля. Лежать на боку у костра было приятно, но если вся передняя часть прогревается или даже прожаривается, то спина замерзает от повышенной влажности и резко упавшей температуры. Сейчас же можно было ещё погреться у костра, а поскольку Саша Ливанов пошёл спать, я попросил у него бушлат, чтобы немного побыть на улице. Накрапывает лёгкий дождь.

Один из незнакомцев, самый большой из них, заверил, что скоро будут готовы картофель и лук, а значит, я пришёл вовремя. Он взял кочергу, разбросал угли и подковырнул что-то, что было под костром. Он вытащил из земли цинковый ящик из-под патронов, почерневший от огня, прокаленный, без краски, накрытый сверху металлическим листом. В коробке было штук пять средних картофелин и две большие луковицы. Я посмотрел на первого незнакомца – он был настоящим атлетом, среднего роста, с квадратной, как у того пса, головой, и такой же квадратной причёской светлых волос. Второй – такого же роста, с такой же причёской, как у первого, рыжий, но не настолько мускулистый. Я почему-то вспомнил музыкальную группу «Технология», у которых были такие же или почти такие же причёски. Или точно такие же были у группы «Кар-мэн», а у «Технологии» – такие же, но с бритыми висками. Точно не помню. Третий был ниже их ростом, худощавый, тоже славянского типа, но чернявый, в чёрной синтетической шапочке. Голову всё время опускал так, что лица его я не мог подробно рассмотреть даже в свете костра. Здоровяк, казалось, был у них главным. Двое первых вооружены автоматами Калашникова модернизированными, с приспособлениями для бесшумной стрельбы, отчего казалось, что в стволы их оружия вставлены камыши; у рыжего автомат был ещё и с ночным прицелом, но не с таким, как у меня, а поменьше, что делает автомат более лёгким. Черномазый вооружён снайперской винтовкой с ночным прицелом; сумочка для него с перекинутым через плечо ремнём (по очертаниям было видно, что в ней что-то лежит, возможно, дневной прицел) покоится на боку. Одеты в камуфляж, а не в горки, как мы. Все три незнакомца, я заметил, были значительно старше нас, лет тридцати или около того, званий их не было видно из-за надетых без знаков различия бушлатов, но казалось, что ребята уже бывалые, оттого, наверное, неправильно было бы обращаться к ним на «ты». Первый незнакомец раздал всем по картофелине, оказалось, что их было шесть, и две луковицы – получилось, что у каждого было по одному овощу. Картофель был чистым, светло-коричневым, без золы, каким бы он был, если бы лежал в углях. Я очень быстро съел нежный рассыпающийся во рту и в руках клубень. Рыжий незнакомец отказался от лука, и я с удовольствием взял его порцию второго ужина. Я никогда не любил лук, даже, помню, вылавливал его из супа и из жареной картошки, которую готовил отец, а если он жарил картофель, то всегда добавлял в неё лук. Но сейчас же, сейчас лук был таким соблазнительным и таким манящим, в золотистой шелухе, из-под которой прямо сверху вытекал ароматный сок, что я просто не мог отказаться от него. Я медленно и аккуратно очистил его, откусил и даже не поверил, что лук может быть таким вкусным, нежным, тающим во рту.

– А ведь ещё Франсуа Рабле говорил, что астрология не наука, а астрономия – наука! – произнёс первый незнакомец. – Поэтому изучать надо именно её, а не влияние звёзд на судьбу человека.

– Почему? – возразил Саша Бодров. – Я где-то читал, что и у Сталина были свои астрологи, которые предсказали и заговоры, и последующие репрессии, мол, без этого было никак, и даже Великую Отечественную.

– И что ты этим хочешь сказать? – отвечал здоровяк. – Что читаешь гороскопы на каждый день и теперь в магазин или туалет без него не пойдёшь?

– Пойду, почему же! – ответил Саша с задором. – Только всё равно я считаю, что расположение звезд при рождении человека влияет на его жизнь.

– Это каким образом? – немного насмешливо спросил бугай.

– Например, для выбора спутницы жизни, – не заметив насмешки, ответил Саша. – Я со своей мадам задружился ещё и потому, что она мне по гороскопу подходит. Я Лев, она – Стрелец: идеальное сочетание!

– Илюха, а это кто такие? – шёпотом спросил я лежавшего рядом Илью Лаврова, наводчика-оператора нашей машины, пока они неспешно продолжали разговор, который начали, видимо, задолго до моего прихода к костру. – Откуда взялись?

– Да сам не знаю, – ответил он. – Как с неба свалились. Пришли с Валиевым откуда-то из-за гор, долго стояли поодаль, шептались, потом просто подошли к костру, поздоровались и стали печь картошку.

– Ну а вы вот сможете объяснить цель вашей астрономии как научной дисциплины? – очередной свой вопрос задал Саша Бодров. – В чём её практический смысл? Для меня, для всего человечества?

– Ну ты даёшь! – ответил первый незнакомец, – Полярную звезду, указывающую путь на Север, открыли астрономы, все созвездия, помогающие человеку здесь, на Земле, это всё астрономия. Не астрология.

– Да это понятно! – согласился Саша, – Только всё это было открыто тысячи так две лет назад. А сейчас? Вы вот открываете новые звёзды, – в пылу сказал Саша так, как будто наш незнакомец был никем иным, как учёным-астрономом, – на расстоянии сотен тысяч световых лет, а какой в этом смысл? Кто собирается бороздить, как вы говорите, космические просторы?

– Я, честно сказать, звезду пока не открыл, – заметил незнакомец. – Но вот в звёздном небе ориентироваться умею. Если бы не облака…, – посмотрел он вверх. – Так вот скажи мне, любитель астрологии: ты веришь в Бога?

– В Бога? – переспросил Бодров. – Нет. Какая взаимосвязь? Не понимаю.

– Так, как же, какая? – переспросил в свою очередь он. – Ты же видишь, что те же звёзды на небе расположены не хаотично. Они имеют систему. Ты ведь это признаёшь! Неужели ты думаешь, что они сами так расположились?

– Ну, как, сами – не сами? Природой так устроено. Космосом.

– Парни, а вы, вообще, кто? – спросил не отличавшийся излишней скромностью снайпер Слава Мохов, хотя этот вопрос, несомненно, интересовал всех нас, находившихся сейчас у костра. – Откуда пришли?

– Ну как же кто? – ответил вопросом на вопрос тот единственный из них, кто умел разговаривать. – Такие же, как и вы, военнослужащие российской армии.

– А откуда пришли? – спросил довольно резко Саша Панчишин, и, хотя он всегда так разговаривал, сейчас получилось так, как будто саблей воздух разрубил.

Здоровяк ничуть не смутился, молчал, медленно пережёвывая картошку, а потом кивнул головой себе за плечо.

– Да вон оттуда, из-за той горы, – опять молчание. – Встретили вашего командира и пришли сюда. Примерно так.

– Просто когда мы приехали, здесь ещё никого не было, – заметил Слава и пристально посмотрел на него. – Никого, кроме вас.

Первый незнакомец решил оставить это замечание без внимания, а двое других даже и не думали вступать в разговор.

– А как вас зовут? – спросил вновь Саня.

Здоровяк как будто даже облегчённо вздохнул.

– Меня-то… меня Веня зовут, – ответил он как можно вальяжнее, пытаясь, видимо, таким образом расположить к себе.

– Я – Саня, – ответил Саша и, обратившись к спутникам Вени, спросил. – А вас как?

Рыжий демонстративно жевал галеты, ворочая огромными желваками, словно мельничными жерновами, а черномазый сразу же, как только услышал вопрос, отрицательно повертел головой и поводил ладонями вниз параллельно земле.

Веня предложил попить чаю и, не дожидаясь ни от кого ответа, достал из-за пазухи уже открытую чайную коробку, из которой словно из пушки пальнуло вокруг насыщенным малиновым ароматом.

– Это что за чай такой? – с нескрываемым удивлением спросил я.

– Обычный чай с малиной, – ответил первый незнакомец. – Ни разу не пил что ли?

– Обычный чай – это просто чай, как правило, грузинский, без всяких добавок, – заметил я. – Дайте понюхать?

Боже, что же это за аромат! Ноздри мои расширялись непроизвольно и с необыкновенной частотой, чтобы больше и больше впитать этот запах.

– Ну, хватит, давай уже лучше кружку, – заговорил здоровяк. – Неужели нюхать лучше?

– Такой чай можно и просто нюхать, – ответил я и с сожалением начал вставать, чтобы сходить за кружкой.

В палатке тепло, но спать приходится ещё на голой земле, потому как ещё не было выпущено ни одного снаряда нашими реактивщиками и вследствие этого ещё не освободился ни один ящик из-под снарядов, из которых можно было бы соорудить нары. Собака спала, но когда я проходил мимо неё, зарычала сквозь сон. Я прокрался вглубь, наощупь нашёл свой вещмешок и достал из него кружку – один из самых важных, после ложки, инструментов солдата, важнее, наверное, автомата, штык-ножа и малой пехотной лопатки. В углу спали наши три механика-водителя – казалось, они везде были втроём, занимались боевыми машинами, ели, спали. Если бы механики-водители ходили у нас в патруль, то они бы напросились у Валиева патрулировать вместе, но механики-водители у нас не несли службу в патруле, потому что должны были всегда находиться рядом со своими машинами.

Я подал кружку и второй незнакомец налил мне ароматнейший малиновый чай.

Пока чай заваривался, я решил покурить и невольно вспомнилось, как я вот так же, но в более позднюю осень, в Набережных Челнах, ездил с друзьями на рыбалку. Я ведь совершенно эту рыбалку не любил, но в компании двух взрослых мужиков и десяти-двенадцати пацанов мне было просто интересно вырваться из дома, испытать некоторые трудности с ночлегом в промозглую погоду, когда приходилось спать на голой земле, в которую прикопали тлеющие от костра угли. Но тогда мы даже пили водку! Когда это было? Пять? Пять или шесть лет назад? Нет, пять, это был сентябрь или октябрь девяносто четвёртого, я уже тогда учился в СПТУ. А сейчас я тоже вырвался из дома и пью не водку, а чай, но ведь какой прекрасный! Невольно вспоминается армейский стишок: «Водку мы теперь не пьём, шашлыки не кушаем. Кружку чая долбанём и комбата слушаем!». Сейчас слушали не комбата, а одного из этих странных незнакомцев, первого из них. Как бишь зовут его? Забыл. Что он говорит? Что-то рассказывает о параде планет, ну так вот же, я их и вижу! Я уже плохо понимаю, что он говорит, но вижу, как планеты одна за одной накатываются на меня, какое-то между ними небольшое расстояние, а сам я лечу навстречу им и лавирую, лавирую между ними и нет уже никаких голосов, есть только я и этот красивый пугающий космос. Небесные тела сменяют друг друга с калейдоскопической быстротой, само же пространство ярко-оранжевое и очень красивое, не похожее на страшный и далёкий космос – неужели там так светло? С невероятной скоростью я лечу и лечу вперёд, навстречу Солнцу, и вот оно уже стало жечь сильнее и сильнее, становясь нестерпимым, всё моё тело кажется раскалённым и уже нет сил дышать, «зачем же я лечу туда?», подумал я, но вот откуда-то сверху, из глубины пространства, стали доноситься голоса и я подумал, что не всё ещё потеряно. Голоса становились громче, отчётливее, где-то даже слышались смешки и прибаутки.

– Фил, вставай, в шашлык скоро превратишься! – выдернул меня из забытья наводчик-оператор нашей третьей боевой машины Глеб Савчук, он был явно в приподнятом настроении. – Ну вот, новый бушлат спалил! Ха-ха, Санёк его только сегодня достал.

Я вскочил и увидел, что во сне подполз близко к костру и полы бушлата начали тлеть, источая угарный газ, не дававший мне дышать. Быстро стянул его и тлеющими его местами стал тереть о землю, прижимать к ней, сокрушаясь мысленно, как я мог так облажаться. Глеб Савчук и Андрей Рембовский по прозвищу Рэмбо, который на Рэмбо совершенно не был похож, заступили во вторую смену патруля и в первую очередь, конечно же, подошли на огонёк. Незнакомцев не было, а кроме меня у костра спали только Слава Мохов и Илья Лавров. Савчук посмеивался, а Рембовский разбудил остальных у костра, и мы пошли спать.

XVI

– Фил, вставай! – кто-то сжал моё плечо – оказалось – Саша Бодров. – Наша смена!

– Почему ты? – успел я сообразить. – Я же с Панчишиным должен быть.

– Мне не спится, – ответил он. – Хочу подежурить, Сане уже сказал. Валиев, надеюсь, не узнает, да и не думаю, что будет сильно против.

Как же быстро прошли два часа сна! Не успел я заснуть, как вновь пришлось вставать, всё как в первый год службы в период хронического недосыпа и недоедания. Со стороны въезда в долину не было ни видно, ни слышно новых машин – видимо, колонна уже полностью прибыла. Мы шли в сторону обрыва, за которым начинались Карамахи, и видели уже силуэты располагавшихся там самоходных артиллерийских установок.

– Представляешь, Филипп, – заметил Саша. – Мы с тобою с того дня в патруле так и не разговаривали.

– Да, я помню, недели три прошло уже, – ответил я. – Интересно, что ничем серьёзным не занимались, а всё времени нет, чтобы просто поговорить.

Мы подошли к краю обрыва, на линию самоходных артиллерийских установок, ничего не разглядели в кромешной тьме впереди, в селе, и уже повернули назад, как вдруг одна из ближайших к нам машин изверглась ужасающим грохотом – выстрел был таким неожиданным, таким сильным и громким, что, казалось, барабанные перепонки в ушах лопнули как раздутые воздушные шары. Сама же машина подскочила на месте так, что земля вокруг неё содрогнулась и дрожь эту мы прочувствовали на себе. Инстинктивно мы отбежали от неё метров на двадцать, после чего уже появилась возможность хоть что-то соображать. Это был осветительный снаряд, который не слишком высоко в небе зажёг свечу, медленно опускавшуюся прямо в лежавшее под нами село. Вокруг стало светло, только свет был не бледно-голубой, как при полной Луне, а жёлтый, как ночное городское освещение. Только сейчас мы заметили, что артиллерийская установка, рядом с которой мы стояли, задрала свою пушку почти перпендикулярно земле. Голова ещё гудела, как раздался новый выстрел, а за ним ещё один, и ещё, и ещё. В тусклом жёлтом свете начался обстрел тёмного, кажущегося заброшенным, населённого пункта. Но там определённо кто-то есть. Кто-то из тех, кто месяц назад напал на Ботлих, кто заставил бежать отсюда местных жителей, кто взрывает людей в Буйнакске.

На новом месте наш лагерь сформировался несколько иначе. Если в Пластилиновой долине все подразделения были одно с другим рядом, то здесь расставились обособленно. Палатка нашего разведывательного подразделения расположена ближе всех к полю и к огромной исполинской горе сзади нас, палатки артиллеристов были справа поодаль, но их самоходные установки стоят как раз напротив села и уже вовсю обстреливают его. Наша долина, та её часть над селом Карамахи, была небольшой, однако даже наши восемьсот человек и более ста единиц техники буквально растворились в ней. Мы ходили от расположения к расположению и видели, что все уже разложились и спят. Хотя кое-кто выбегал от звуков выстрелов и, узнав, в чём дело, возвращался обратно.

– Вот дают, черти! – прокряхтел Саша. – Всё, началось?

Я оставил его вопрос без ответа, потому что и не знал, что ответить, да и после таких звуковых ударов соображать было трудно.

– Что, бушлат спалил Ливанову? – спросил Саня через некоторое время – он, видимо, лучше меня адаптировался к выстрелам пушек.

– Угу, – ответил я. – А то не видел? А откуда у него, кстати, бушлат? Здесь же вообще никого не было, кроме тех троих. Откуда он его взял, да ещё и «песочку»?

– Да он его не здесь взял, а в Пластилиновой долине, в пехоте у кого-то то ли взял просто, то ли выменял на что-то – не знаю. Расстроится сейчас.

– Угу, – вздохнул я. – Но я ведь не нарочно, сам не знаю, как вырубился. Наверное, под ваши разговоры об астрологии и астрономии. Кстати, когда ушли эти незнакомцы? Я уже спал.

– Какие незнакомцы? – удивлённо спросил Саша.

Теперь настал мой черёд удивиться.

– Ну как, какие? – через несколько секунд ответил я, – Те трое незнакомцев, которые картошку пекли в цинке. Ты с ними зарубился в споре об астрологии и что-то доказывал одному из них, самому большому. Как его…? Веня его зовут! Ты что, не помнишь?

– Нет, – откровенно ответил мой товарищ. – Картошку ел, помню, но, честно говоря, не помню сейчас, кто её готовил, потом заснул.

– Саня, тебе что, выстрелом память отшибло? – изумился я ещё больше. – Как можно этого не помнить?

– Наверное, просто потому, что этого не было, – в его голосе почувствовалось раздражение. – А ты так больше не разговаривай со мной.

– Бред какой-то, – проворчал я и пошёл дальше.

Мы так и шли: тихо и молча. Подошли к дороге, по которой приехали сюда, слева от нас, по памяти помню, был обрыв – надо быть осторожнее.

– Саня, ну вот, смотри, – спросил я снова своего товарища. – Ты Лев по гороскопу?

– Да, – ответил он.

– А подруга твоя – твоя «мадам», как ты говоришь, – Стрелец?

– Да, – он как будто не понимал хода моих мыслей.

– Так откуда я знаю это?

– Да очень просто, – парировал он. – У тебя день рождения двадцать седьмого июля, у меня – двадцать восьмого. Мы в ротной стенгазете висели рядом.

– Ну а про подругу я откуда могу знать? – не унимался я, – Я даже не знаю, как её зовут, да и зачем мне это, собственно? Как я могу знать, кто она по гороскопу?

– Ну не знаю… я разве тебе не говорил?

– Нет, не говорил, Саня!

– Слушай, Фил! – недовольно сказал Саша. – Тебе чего от меня надо?

– Да ничего не надо, я просто хочу удостовериться, что у костра мы были не одни! – довольно возбуждённо сказал я. – Что мне это не приснилось и не привиделось.