
Полная версия
О, Камбр! или Не оглядывайся в полете!..
– Ладно, – старшая вздохнула, снова сморщила нос и повернулась к Камбру. – Кажется, тебя, дурканин, зовут Камбр Строфанзен?
Камбр кивнул и облизал пересохшие губы.
– Небывалый случай, – протянула стоящая рядом с Эй стукалка в темно-синем с фиолетовой отделкой платье, – дурканин спас фею!!
Остальные зафыркали, как рассерженные балинные кошки.
– Тихо! – слегка повысила голос Эй, по всей видимости, старшая. – Кто-то покушался на Си, – отчеканивая каждое слово, продолжила она, – и едва не убил ее!.. Нам стоит подумать над этим, – глаза ее зловеще сверкнули, и Камбр понял, что ничего хорошего ждать злоумышленнику нечего.
– Однако мы тебе благодарны, – продолжала Эй. – И сейчас можем исполнить два твоих заветных желания. А Си, вдобавок, поцелует тебя.
Си улыбнулась ему, подошла (Камбр даже дышать перестал), нежно обняла и поцеловала в щеку.
– Теперь целый год с тобой ничего плохого не случится, – рассмеялась она, – тебя будет охранять поцелуй феи, – она взъерошила ему волосы и расхохоталась. – Эй, посмотри, этот дурканин такой забавный!
Старшая погрозила пальцем, но все же улыбнулась.
– Я вижу, тебе он понравился… Мы об этом дома поговорим…
«Интересно, а где у них дом?», подумал Камбр, чувствуя себя при этом маленьким мальчиком, стоящим перед камином и в первый раз загадывающим желание.
– У тебя есть еще два желания, – обратилась Эй к Камбру. – Мы ждем.
Камбр осторожно потрогал забинтованную голову (после поцелуя Си боль как будто прошла) и сказал:
– Во-первых, я бы хотел найти Белал и Итис…
– Ну это не сложно, они уже нашлись. А во-вторых?
– А во-вторых, – Камбр немного помялся, – во-вторых, я слышал, вы каждый год путешествуете к морю Румусов, не могли бы вы…
– Вот нахал! – расхохоталась Си.
– Да уж, губа у него не дура… Но, с другой стороны, мы уже не можем ему отказать.
– Но ведь, – вмешалась еще одна стукалка, – он может…
– Т-с-с, Би, никогда не стоит вмешиваться и подводить стрелки на часах Дракона.
Би смущенно умолкла, Эй обратилась к Камбру.
– Боюсь, это не самое лучшее, что ты мог пожелать, но, возможно, тебе и повезет… Мы отправляемся через месяц. Собирайся.
И они исчезли.
Камбр протер глаза. Совсем рядом в волшебном трансе все еще пребывали Итис и Белал. Он увидел Руфуса с его подружкой Люкой, и медленно кружащегося с блаженной улыбкой глюка Хамфри, и Топу, танцующего по очереди с каждой из своих жен, и Тойтика, и Месса, и мэра Чоли Тронкла, и своего литературного агента Берри Струпника, танцующего в обнимку с чьей-то рукописью, и даже Трепла… Камбр посмотрел на небо. Ему показалось, что и звезды, очарованные Танцем фей, пляшут вместе со всеми. Он медленно опустился на шелковистую лайку, закрыл глаза и блаженно улыбнулся. Ему показалось, что он безусловно счастлив.
Глава 8. Как Камбр ездил со стукалками к морю Румусов.
«Стучат, стучат колеса.
Качаясь, мчится трейка,
Вперед, о Камбр, вперед!..»
Немного подумав, сосредоточенно грызя кончик ручки, Камбр вздохнул, отодвинул лист бумаги и выглянул в окно. Мимо проносились желто-серые поля и белые, будто игрушечные, домики, важно проплыла колоколенка святого Гуся и опять поля, домишки, поля, мелькнуло тающей лужицей золота в лучах обжигающе-раскаленного солнца озерцо…
Прошло чуть больше месяца с праздника фей. Стукалки сдержали обещание. На следующий же день Камбр, склонный считать, что ему все привиделось во время волшебного танца, получил конверт с серебряной палочкой – знаком стукалки, билетом на трейрейлинг (в просторечье трейку) и длиннющим списком того, что нужно взять с собой.
Месяц пронесся в лихорадочных сборах, поисках необходимых средств для поездки, улаживании отношений с космодромным начальством и уговаривании Руфуса побыть на время отсутствия Камбра сторожем в космопорте (у того как раз был очередной приступ лени), а также бесплодных поисках Берри Струпника. Тот как на зло куда-то запропал, а без Берри, вернее, без гонорара, который Струпник задолжал Камбру, ехать было никак невозможно…
Но наконец все было улажено, найдено, закуплено и получено. И Камбр теперь сидел на мягком диване в трейке, несущейся на всех парах на восток к морю Румусов, сосредоточенно грыз кончик ручки, глазея в окно на проносившиеся мимо станции, выжженые безжалостным солнцем поля, холмы, поросшие лесом, медленно и важно, будто многогорбые опы, добродушно помахивающие ушами, проплывавшие в отдалении, на еще только угадывающиеся сиреневой ломаной линией у горизонта Зоркие горы, и пытался придумать следующую строчку, попутно осмысливая все произошедшее и предвкушая необыкновенные приключения в будущем. А в том, что приключения будут именно необыкновенными, Камбр нисколько не сомневался.
Надо вам заметить, что Камбр – бывалый путешественник. Он много поездил по Шаре. Бывал в Брюквусе, сплавлялся по Грохоталке, излазил вдоль и поперек Крошистые леса, ходил и в Зоркие горы, и в Туманные, и на море Румусов неоднократно бывал. И не только на море Румусов, но и на море Валек, и даже к Красному океану как-то выбрался. Но со стукалками!.. Нет, с ними Камбр никогда раньше не путешествовал. Сомневаюсь, что кто-либо еще из дуркан вообще мог этим похвастать. И потому-то, а еще от предвкушения чудес, Камбра время от времени кидало в жар и даже начинало потряхивать.
Стукалки – это ведь самые загадочные существа на планете! Конечно, не считая Золотого дракона Рейна. Но Рейн – личность мифическая, неизвестно, существует он на самом деле или является лишь плодом буйного воображения сказочников и мистификаторов, коих на Силизенде пруд пруди, а стукалки-то – вот они, рядом, стоит только встать с дивана и открыть дверь.
Обычно феи путешествовали маленькими группками (впятером, или вшестером), чтобы, как они сами объясняли, не наступать друг другу на пятки. Чужаков (дуркан и разных прочих глюков) в компанию не допускали. Иногда (крайне редко) к стукалкам присоединялись фурии или мороки, их как дальнюю родню терпели, но не более.
На сей раз с Камбром поехали четыре стукалки: старшая – Эй – серьезная и даже немного суровая, Камбр ее слегка побаивался, впрочем, остальные феи тоже; уже знакомая нам Си, нога ее вполне зажила, и она оказалась на редкость приятной собеседницей, самой приятной из всей компании; Ди – вертушка, хохотушка и проказница, неуловимо похожая на зеленую манкушку, что в изобилии водятся в джунглях по всему побережью моря Румусов, и последняя, самая младшая из всей компании, Джей, сильно напоминавшая Эй своей страстью к порядку, да к тому же еще и обладательница весьма острого язычка.
Феи сняли большой отсек в вагоне трейки и быстренько преобразовали его, так что он превратился в компактный и очень уютный домик с кучей комнат. Камбра поселили в одной из них. Кроме него там разместились: большой письменный стол с вращающимся креслом, большой диван, журнальный столик, мягкое кресло, четыре маленьких пуфика вокруг столика и книжный шкаф, забитый книгами сверху донизу. Как все это влезло в малюсенькую комнатушку, было выше Камброва понимания, но, тем не менее, ничего, кроме комфорта, он там не испытывал.
Оставаясь один, Камбр легко мог дотянуться до книжного шкафа, не вставая с дивана или кресла. Когда же приходили стукалки (а они приходили на завтрак, обед и ужин, а по вечерам устраивали чудесные посиделки с музыкой и танцами), комнатка каким-то образом превращалась в просторный зал с глубокими нишами и вычурными колоннами, за которыми угадывались странные тени и слышалось шуршание и поскребывание. Камбр за все путешествие так и не решился посмотреть, что же там такое шуршит.
То одна, то другая фея приходила к нему просто так, поболтать. Это у них называлось «знакомиться поближе» и «налаживать контакты». Тут уж Камбр изо всех сил старался не ударить в грязь лицом и произвести впечатление. Возможно, что-то даже у него и получалось, так как Эй, например, с каждым днем относилась к нему все более благосклонно.
Особенно часто его навещала Си. Они даже подружились, если это слово вообще применимо к отношениям между феями и дурканами. «Ну а почему бы и нет, – думал Камбр, – дружит же он с глюками, тоже весьма экзотическими существами. А Си очень даже милая девчонка, для феи, разумеется».
Частые посещения фей вовсе не означали, что у Камбра не было ни минуты покоя. Он всегда, когда вздумывалось, мог остаться в одиночестве и предаться любимому занятию – миросозерцанию. А что может быть любопытнее, чем мир, проносящийся мимо?..
Они ехали уже третий день. Вчера вечером трейка миновала выбеленный обжигающим солнцем, раскаленный, как печка, Ловис и теперь должна была перевалить через Зоркие горы, чтобы поздно ночью прибыть, наконец, в приморский Клюквин.
В Клюквине нужно было пересесть в кар-бас, доехать до маленькой деревушки Тинки-Ю, а оттуда еще лиг десять прошагать пешком до мыса Печали, места дикого и почти пустынного, если не считать таких же немногочисленных путешественников – любителей диких пляжей – и главной достопримечательности – пустынника Момбара, по слухам, дурканина блаженного и святого.
Трейка влетела в тоннель. Под потолком засветилась бледно-зеленым светом лампа, похожая на гигантского фонарщика. Дверь приоткрылась, и к Камбру заглянула Си.
– Ты один?
– Да, заходи.
Си серебрянкой перетекла в комнатку и уютно устроилась в кресле. Какое-то время она молчала, рассматривая корешки книг в шкафу, и Камбр было решил, что ей просто захотелось посидеть в его обществе, но Си неожиданно оторвалась от созерцания книг и спросила:
– Скажи, почему ты захотел путешествовать с нами? Только честно-честно!
Камбр пожал плечами.
– Никогда не путешествовал с феями. Наверное, приключений захотелось.
– Приключений? – Си откинулась к стене и захохотала, будто колокольчик стеклянный зазвенел. Глядя на нее, и Камбр рассмеялся. Так они веселились некоторое время, наконец, Си, давясь от смеха, выговорила:
– Ты чего… ха-хи… Камбр хохочешь?
– А ты чего?..
– У тебя есть подружка? – внезапно став серьезной, спросила Си.
– Нет, – Камбр пожал плечами, – сейчас нет, да и вообще… я еще об этом не думал.
– Не думал? А пора бы и подумать, – пропела Си, – вот встретишь девушку, влюбишься в нее, а она окажется непра-авильной…
Си смотрела на Камбра, и глаза ее странно мерцали в бледно-зеленоватом свете, льющемся с потолка. Ему даже стало казаться, что она вся начинает мерцать, фигура ее изменяется, вытягивается, лицо расплывается, теряя очертания, а глаза, как раскаленные угли, пылают все ярче и ярче, но тут трейка выскочила из туннеля, и дневной свет рассеял наваждение. В кресле сидела, свернувшись калачиком, маленькая хрупкая стукалка и лукаво улыбалась.
– Что значит неправильной? – Камбр в недоумении уставился на нее.
– Ой, смотри, уже Зоркие горы! – воскликнула Си. – Скоро приедем, пойду скажу! – и маленьким вихрем вылетела за дверь.
Камбр потер лоб, потом посмотрел в окно. Трейка, пыхтя и присвистывая с натуги, ползла в гору. Солнце садилось, превращаясь из раскаленно-белого в громадный бордовый шар, по стеклу заметались лиловые тени. До Клюквина ехать было еще часа четыре, не меньше. Камбр потянулся к шкафу, взял с верхней полки тяжелый в синем с золотом кожаном переплете «Старинный трактат о плетении слов», раскрыл его на закладке и углубился в чтение.
***
Ночной Клюквин встретил их дождем и прохладой. У входа на привокзальную площадь пыльная кошачья пальма, чахлый представитель многочисленного семейства кошачьих пальм (впрочем, в Клюквине все они чахлые, тут им явно не климатит) тянула тонкие дрожащие листья-лапки навстречу дождевым струям. Мимо просеменил, недовольно курлыча, гамбургский петух совершенно дикой расцветки. Напротив щелястой деревянной будки с красивой надписью «МеЖа» толклись водители велодрынов, соток и кар-басов в ожидании пассажиров.
Один вертлявый черненький с длинным носом и оттопыренными ушами, по виду натуральный мабригец, подскочил к Эй, безошибочно вычислив в ней старшую, и пискляво с сильным мабригским акцентом пропел:
– Кыда-кыда-кыда напаравляитес? В Шерстинка, Юма, Клетка, Сольник?..
– В Тинки-Ю.
– Э-э-э, – сдвинув огромную серую в зеленый горошек кепку набок, поцокал языком писклявый, – в Тинкъ-Ю сечас не проидешь, тимано, да и дороку рызмыло-таа. Но исле ты палатаешь, твы соткы нашшаа проидит…
Эй посмотрела на небо.
– Мы подождем рейсового.
– Абаи-ттаа, кык хаттаишь, – писклявый разочарованно отошел.
Феи, не желая устраиваться на ночь в душном, пропахшем потом, скисшей биррой и жареной рыбой, забитом приезжими зале ожидания, с помощью Камбра аккуратно сложили багаж у высокой раскидистой кошачьей пальмы, выросшей здесь явно по недоразумению, но зато хорошо закрывающей от дождя, и вышли на привокзальную площадь.
В Клюквине Камбр был впервые. В детстве он часто ездил в Драпу (к бабушке) и Шерстинку, но не через Клюквин, а через Сонму. И теперь все было для него в новинку: и штопорообразная башня, и громадные часы на ней со светящимся циферблатом, украшенным всевозможной живностью. Часы показывали пять минут первого.
– Они правильные? – спросил он у Си.
– Да, – серьезно кивнула она, – когда ты правильный, и они правильные.
Камбр хотел было сказать, что не понял, причем здесь он, но тут Эй позвала Си, и они отправились куда-то вдвоем, а Джей, поманив Камбра, с торжественным видом сообщила ему, что с вещами посидит Ди, а он просто обязан пойти с ней на набережную немедленно. И Камбр отправился с Джей на набережную.
Клюквин – портовый город. Грязноватый, шумный, курортников здесь обычно мало, зато часто приходят большие грузовые самоплюхи и пассажирские шипсы, маленькие юркие тарахтелки приволакивают отовсюду тяжелые груженые лесом или зерном шайки, а иногда (но это бывает редко) заходят в порт гигантские иностранные лейки, своими обводами напоминающие белых длинношеих леек, которые в изобилии водятся на озерах Тамаизы.
Одна такая лейка как раз стояла у причала, переливаясь разноцветными огнями и сияя изнутри голубоватым светом, будто невиданный сосуд из стеклянной березы, сделанный неким древним умельцем и наполненный жидким маревом.
Камбр замер в восхищении не в силах отвести взгляд или промолвить хоть слово. Однако Джей быстро вывела его из этого состояния, бесцеремонно дернув за рукав.
– Пошли-пошли. Эка невидаль – лейка. Вот доберемся до мыса Печали, я тебе там такое покажу!..
Они прошли по набережной к маленькому круглому ресторанчику со звучным именем «Гребень абрикотина», спустились по ступенькам, увитым виноградом счастья, к самому морю, и тут Джей внезапно спросила:
– Хочешь погулять по волнам?
– Как это? – опешил Камбр. – Я же в воду упаду…
– А вот и нет, а вот и нет, – Джей, смеясь, крепко схватила его за руку и потянула за собой, – главное – не дергайся, иди со мной и ничего не бойся.
– Я и не боюсь, – буркнул Камбр и в тот же миг увидел, что под ногами у него не мощеная цветными плитками набережная, а черная непроницаемая бездна.
– Потанцуем? – Джей протянула ему вторую руку. – Ну как, не боишься? Нравится?!
Камбр ничего не ответил, вслушиваясь в мелодию, зазвучавшую вокруг них, прижал к себе Джей, и они закружились, мелко-мелко перебирая ногами в каком-то странном танце, то убыстряя, то замедляя темп. Временами вода захлестывала ботинки Камбра, а от брызг волосы стали влажными и прилипли ко лбу, но ритм танца и удивительная мелодия так увлекли его, что на подобные мелочи он уже не обращал внимания.
– Э-э-й, Дже-ей! Возвращайтесь! – внезапно услышал он и тут же почувствовал, что погружается в море.
– Ой! – успел сказать Камбр, прежде чем волны накрыли его с головой, а подумать вообще ничего не успел. В следующее мгновение он уже был на набережной, мокрый до нитки и совершенно несчастный, вода потоками стекала с него, волшебная музыка исчезла, а вместе с ней исчезли и головокружительный восторг, и воздушная легкость. Камбр чувствовал себя старым, измученным дурканином, который влез не в свое дело, за что и схлопотал по мозгам. К тому же ему стало холодно, мокрая одежда противно липла к телу, нестерпимо хотелось переодеться в сухое, а потом забиться в какую-нибудь щель, свернуться калачиком и заснуть. Стройные ряды лавандовых кипарисов источали медовый аромат, на иглокожих сковородниках алым заискрились многочисленные цветы, шум моря и порта неожиданно ударил в уши. Камбр помотал головой и огляделся: чуть в отдалении Эй что-то сурово выговаривала Джей. Си протянула ему большое мохнатое полотенце, и он принялся лениво вытираться, механически отмечая все происходящее и ощущая при этом пустоту, усталость и совсем детскую обиду. Так все было хорошо, и на тебе…
– Камбр, Камбр, очнись, слышишь ты меня?
До него, наконец, дошло, что Си теребит его за рукав.
– Эй нашла кар-бас, который отвезет нас в Тинки. Пошли к Ди, поможем грузиться. Выезжаем через полчаса.
Камбр равнодушно кивнул. К нему подлетела Джей.
– О, Камбр! Я! Совсем! Не хотела! Тебя! Обижать! Прости! О, прости! Камбр! – обилие восклицательных знаков свидетельствовало, что Джей действительно раскаивается.
Камбр выдавил из себя улыбку, захлестнувшее его ощущение пустоты и неотвратимости несчастья отступало, как волна прибоя, оставляя за собой мутный пенный след. Он тряхнул головой, отгоняя наваждение:
– Все в порядке, никаких обид. Пошли.
А через полчаса, когда, загрузив вещи и устроившись в кар-басе, они покидали еще темный спящий Клюквин, он, вспоминая набережную, с недоумением думал: и что это на него нашло? С чего он разобиделся, как малявка какая-то? Ну подумаешь, макнулся в воду с головой… Странно, вроде, особой обидчивости за ним никогда не водилось. Он еще раз хмыкнул, а потом, завернувшись в одеяло, устроился поуютней и задремал под тихое урчание кар-баса.
***
В Тинки-Ю доехали без приключений. Деревушка, вся в сине-зеленых садах, как цепкая лапка гигантской манкушки, желающей схватить любимое лакомство, протянулась к самому морю. Тоненький ручеек берущей начало где-то в горах и впадающей в море Тинка-Ли разделил деревеньку вдоль почти пополам.
Они выгрузились на площади, чихая от белой пыли, облачком висящей в воздухе и покрывавшей ровным слоем дома, дороги, сады и виноградники, а заодно кар-бас, терпеливо ожидающий, когда же наконец закончится выгрузка, и наших путешественников, задыхающихся и мокрых от пота. По крайней мере, Камбр точно был мокрым, как губошлепик.
Наконец, все вещи выгрузили, с водителем кар-баса, пожилым клюквинцем с маленькими запавшими красными глазками и повадками старого мордоворота, расплатились. Дядя Бальк – водитель, всю дорогу шмыгавший носом и жаловавшийся на жизнь, дороговизну и вздорный нрав кар-баса и дражайшей супруги, остался платой весьма доволен, даже предложил через две недельки, когда феи соберутся возвращаться, заехать за всей компанией и отвезти ее в Клюквин прямо к трейке. Феи, немного посовещавшись, согласились и начали торговаться.
Пока разговаривали с водителем, хозяйственная Ди сходила в деревенскую лавочку за хлебом и накупила его громадное количество, аж на неделю вперед. Наконец с водителем обо всем договорились, кар-бас, развернулся и уехал. Джей, подобрав тонкий прутик, как-то по особому присвистнула, и самые громоздкие вещи, вроде шатра и мини-кухни, маленьким стадом двинулись по главной улице деревеньки к морю, а феи и Камбр, быстренько надев рюкзаки, припустили следом.
Тут надо заметить, что, конечно же, феи могли бы и не таскать тяжеленные рюкзаки, а просто перенестись вместе с вещами в нужное место, хотя, безусловно, на это нужна масса энергии. И конечно же, вы, немало наслышанные о стукалках, особенно те, кто читал 7-й том «Силизенды, как она есть» наверняка удивляетесь столь нелогичному поведению, но, уважаемые читатели, не забывайте, что в этот раз стукалки путешествовали с Камбром, а он-то совершенно обычный дурканин, ничего такого не умеющий. Было решено, что стукалки, так же, как и Камбр, будут передвигаться пешком и таскать тяжелые рюкзаки, а про всякие фейные штучки, вроде исчезаний и порханий по воздуху, на время забудут. Так что ничего нет удивительного в том, что вся группа, перейдя по узкому мосту через Тинка-Ли, лениво дышащую рассветным туманом и поплескивающую рыбой, вышла к морю и запрыгала горными джампрами по заваленному громадными камнями – следами недавнего обвала – берегу, выбираясь на узкую ленточку-тропу, вьющуюся прямо у подножия нависших над морем то гладких, как ствол стеклянной березы, то слоистых, в трещинах и осыпях, скал.
***
Что-то тяжко дались им эти 10 лиг, а может, и пятнадцать. Камбр так решил, что все двадцать, судя по тому, что шли они часа четыре и вымотались ужасно. Было промозгло, серо. С моря наползал туман. Порывистый ветер рвал его в клочья и швырял на скалы, откуда он серыми кляксами расползался по побережью. Камбр и феи плыли по шею в этом тумане, тропа все норовила исчезнуть в мелкой гальке. В одном месте Камбр чуть не попал в зыбучий песок, хорошо Эй вовремя обернулась и велела всем идти строго след в след… Остро пахло морем, подгнившими водорослями и еще какой-то гадостью. Джей едва не утопила свое маленькое стадо вещей. Оказалось, что перешеек, по которому всегда переправлялись, в этот раз затопило. Правда, было там не глубоко, Камбру до колен, но феям пришлось потрудиться, перенося громадные тюки по воздуху.
Мыс Печали встретил их тишиной. В самой глубине Заумной щели, где никто не селился и обычно жил отшельник Момбар, тихонько журчал родник, но не было ни души. Отшельник то ли нашел себе другое место, то ли отправился путешествовать… Прежнюю стоянку фей разрушило ураганом, и пока Джей, Си и Ди пытались приготовить обед, Эй с Камбром отправились разыскивать новое место.
В конце концов им повезло. Они нашли прелестное местечко, никем не обжитое, чистое и абсолютно дикое. Три громадных реликтовых финиковых кедра, словно гигантские часовые, застыли с трех сторон полянки, поросшей шерстистым зябликом и вездесущей лайкой. Лес вокруг, будто нарочно, состоял в основном из тигрошника и бородатого чистоплюя, перемежаемого кустами сковородника и корчужника, плотной стеной надежно укрывая полянку от посторонних глаз. Сам Камбр ни за что не нашел бы это чудо. В двух шагах от полянки они обнаружили родничок, а рядом еще одну полянку, совсем крохотную, но идеально подходящую для устройства очага и кухни.
Вернувшись, Эй с Камбром застали фей за приготовлением обеда. Туман, похоже, и не думал рассеиваться, наоборот, он стал гуще, да к тому же прибавился моросящий дождик. Феи прилагали все свое умение, чтобы развести нормальный костер, но губочник, коего насобирали целые горы, был насквозь сырым и гореть не желал никак.
Наконец кое-как вскипятили чайник (за неимением лучшего пришлось обедать бутербродами с чаем), поели, собрались и погнали вещи на «домашнюю полянку», как назвал ее Камбр. Потом долго устраивались, перетаскивая все с места на место. И все под нескончаемый заунывный шорох дождя. Провозились до темноты. Кухню устанавливали уже в кромешной тьме. Камбр даже кончика носа не видел. Когда все устроили, Камбр почувствовал, что совершенно устал и вымок. Он забрался в палатку, закутался в спальник, с наслаждением вытянув ноги, и прислушался. В лагере было тихо, видимо, феи тоже отправились спать. Ветер гудел и резвился в вершинах финиковых кедров, в отдалении рокотало море. Камбр закрыл глаза и почувствовал, что уплывает…
Ему снился странный сон: будто на полянку налетел ураган, и попытался повыдергать с корнем деревья. Финиковые кедры страшно скрипели, сгибаясь почти до земли, и осыпали палатки финиковыми шишками, а чистоплюй так мотал своей длинной бородой, что она в конце концов оторвалась и закружилась над поляной серым вихрем. Тем временем море подкралось к лагерю близко-близко, но никто, кроме Камбра, этого, конечно, не заметил, все спали. Волна подхватила Камброву палатку и понесла, покачивая, в открытое море. Ливень барабанной дробью ударил по крыше палатки. Камбр лежал и думал, что вот странно, его сейчас унесет в Дрязгу, и как он там будет без денег, без языка?.. Потом вдруг вспомнил про стукалок, хотел подняться и посмотреть где они, но с новой силой налетел ураган, поднял палатку в небо, завертел, закрутил и… Камбр проснулся.
Солнце, славно вымытое вчерашним дождем и отдраенное до блеска туманом, радостно заливало округу светом. Камбр, обрадовавшись столь разительным переменам, моментально забыл про ночной кошмар, быстренько вылез из палатки и побежал к морю. От вчерашнего тумана не осталось и следа. Море, гладкое, как масло, играя всеми оттенками бирюзы, лежало перед ним, едва слышно всхлипывая и вздыхая, будто спящий гигантский морс. Ленивый прибой чуть шевелил гальку, в прозрачной воде каждый камешек казался драгоценным. Стайка любопытных куриных мальков исследовала большую похожую на грот раковину. Зря они, конечно, туда полезли, потому что в глубине перламутрового грота притаился серый бормотун, большой любитель курятинки. Бросок, и два самых любопытных малька исчезли в его пасти, а остальные порскнули в стороны.