По крыше ходит слон

Лидочка залетает к нему в комнату и с порога негодует:

– А что это твоя мама мне пишет с таким недовольным посылом? «Сколько можно работать, приезжайте к нам на Новый год…» Разве так приглашают?

– Э-э-э…

Макс судорожно придумывает, что сказать, а Лидочка продолжает:

– Конечно! Мы должны! Столько упреков с ходу. Вечно она так! Знаешь, я иногда не понимаю, что я ей такого сделала. Да, вышла замуж за ее единственного сына, но…

Макс закрывает глаза, потом открывает и говорит:

– Лида, пожалуйста, не говори так про маму.

– Но ты же сам видишь! Давай я тебе покажу, что она пишет.

– Не надо мне ничего показывать. Хочешь пойти? Ок, пойдем.

– Но я только хотела сказать, что…

– Все, Лид, разговор окончен. – Макс потирает лоб. – Правда. Устал я.

Макс вечно уставший, потому что жизнь теперь идет совсем не по его сценарию. А она когда-то шла? Нет, сначала он жил так, как задумала мама, потом – как запланировала Лидочка. И Макса в общем-то устраивает план Лидочки, вот бы только никто не ругался и не скандалил. Он уже даже с беременностью смирился. Тем более мама обрадуется. Она вечно капает ему: внучку, внучку хочу.

Макс замалчивает любые ссоры еще до того, как они могут начаться. Он выдумывает срочные встречи и дела, как только чувствует, что пахнет жареным. Он как фокусник, который достает то розу, то кролика в зависимости от того, насколько серьезный повод. Хотя повод и не важен для ссор. Макс вспоминает, почему ругались родители, и не может понять, что такого было в той курице и к чему было разводить из-за нее скандал на три часа. Или подарки. Если на них нет денег, можно ведь так и сказать. Денег нет. Точка. Зачем ругаться? Если бы можно было переписать прошлое и нарисовать других родителей. Если бы можно было.

В царстве Афродиты

В некотором царстве, в некотором государстве… Так, кажется, начинаются сказки? Но Лидочка смотрит по сторонам: на эти пакеты, на картошку, которую, деточка, ну, не так ты порезала, давай покажу, как Максюша любит.

Миф. Древнегреческий миф об Эросе и Психее. А кто-нибудь обращал внимание, кто двигает этот миф, кто туда вклинился без масла? Афродита. Свекровушка ненаглядная.

Лидочка улыбается: Жанне Александровне явно польстило бы сравнение с Афродитой, ведь для всех она – богиня. Любви, красоты и чего только не. А кто она для Психеи? Свекровь. Завистливая, ревнивая, мстительная.

Лидочка вспоминает тот день, когда они большой компанией собрались на даче у Жанны Александровны, отмечали день рождения Макса. Лидочка так старалась аккуратно разложить икру на тарталетки. Икринку к икринке, чтобы ровными кружочками. «Да кто так делает? – Жанна Александровна выхватила тарталетку и нож. – Больше икры, что ты возишься. Раз – и готово. Так мы до вечера не управимся».

Вот и сегодня: не тот салат принесла, не вовремя приехали. Упреки, упреки, вечные упреки. Все не то и не так. Жанна Александровна отрабатывает свою роль свекрови так, будто ожидает получить в конце Оскар. Как будто не понимает, что такими темпами она точно никогда не увидит внуков.

Лидочка уже не может сдерживаться и строить из себя хорошую девочку, хотя старается изо всех сил. Неуместные шуточки подвыпившего дяди Макса про то, что только больные отказываются от шампанского и коньяка, тем более праздник же, что вы как не родные. Лидочка краснеет, кожа на груди идет пятнами. Она выпивает глоток, трясущейся рукой ставит бокал обратно, смотрит на Макса – и не верит своим глазам. Макс улыбается и хохочет над шутками этого старого козла, а на Лидочку ноль внимания. Будто ее и нет вовсе.

Ахиллес

Машина несется по мокрой дороге. Макс смотрит на дорогу и хмурится. Они едут уже полчаса и успели три раза поругаться. Почему никто не предупреждает, что беременная жена – это танк, который палит по своим и чужим без разбора, если сверху дан приказ выживать? Вот бы все было проще, как в игре: ты построил дом, сарай для кур и овец, женился, хоп – и уже ребенок. А когда надоест, выключаешь приставку и идешь спать.

Лидочка смотрит перед собой, хочет показать ему своим молчанием, как он ее обидел. Но Макс будто не замечает ее, дела этому самовлюбленному эгоисту нет до ее чувств. Ах ты так? «Замолчу на всю неделю», – решает Лидочка. «Ха-ха», – вторит ее мочевой пузырь, и она вынуждена прервать тишину:

– Останови, не могу больше терпеть.

– Да осталось всего ничего.

– Останови!

Макс резко тормозит, Лидочка выбегает и садится прямо на дороге. Темень, никого вокруг. Повезло. Из травы на обочине слышится писк. Кто это может быть? Лидочка натягивает джинсы и идет в темноту.

– Посвети мобильником, тут кто-то есть, – просит она Макса. – Котенок! Смотри, какой малыш!

Тощий звереныш раскрывает пасть в беззвучном плаче. Вылитый птенец в ожидании мамы.

– Помнишь, что говорила хозяйка квартиры? С питомцами нельзя, – напоминает Макс Лидочке, но смотрит в ее глаза, потом еще раз на найденыша и сдается.

Перемирие. Временное.

– Ну что, придется спасать бедолагу. Поехали! – Макс открывает дверь и помогает Лидочке устроиться.

– Как же тебя назвать? – мурлычет Лидочка котенку и прижимает его к своему животу. – Хоть тебя-то мы можем назвать без посторонних советов?

– Только не начинай, а, – ворчит Макс.

– Нет, а ты считаешь, она права? Да? Почему она должна называть моего ребенка? Моего! И выбирать пол, как будто у меня там супермаркет. – Лидочка тычет пальцем себе в живот.

Часом ранее Лидочка чинно сидела за столом, покрытым клеенчатой цветастой скатертью, грызла испеченное Жанной Александровной печенье и сдерживала слезы.

– Лида, ну зачем, зачем ты потратилась на кофе? Он жутко дорогой. Не стоило, – отчитывала ее свекровь.

– Я купила себе, а потом Макс сказал, что вы ждете нас в гости. И я решила вам подарить. Не могла с пустыми руками, – пролепетала Лидочка, собирая пальцами со стола невидимые крошки. Привычка досталась ей от бабушки: та тоже вечно перебирала руками по скатерти, и маму это злило.

– Чего-о-о? Себе? Кофе купила? – Жанна Александровна с грохотом поставила чайник и уперла руки в бока. – Максюша, ты почему это не следишь за своей женой? Не заботишься о ее здоровье? Я же писала тебе: кофе беременным нельзя. Вредно!

Жанна Александровна села за стол, взяла чайник и стала наливать Лидочке в чашку.

– Вот, пей это, сама собирала в лесу травы. Тут и малина, зверобой, все полезное для моей девочки.

– Жанна Александровна, я больше чай не хочу, и так уже две чашки выпила, не лезет.

– Ладно, давай имя обсудим. Помнишь, я рассказывала тебе про мою бабушку?

О да, Лидочка помнила. Свекровь все уши прожужжала ей, как пчела, у которой не все дома, и она вместо того, чтобы собирать мед с разных цветов, впилась в один. И жужжит, жужжит. Жанна Александровна так любила свою бабушку, что обещала назвать дочку в ее честь. Но родился сын. А потом забеременеть больше не получилось. Тяжелые роды, потеряла много крови, матку пришлось удалить.

– Уж сколько я его уговаривала, – продолжала жужжать свекровь, указывая ножом в сторону Макса, – женись, мне внучка нужна. Дождалась. – Она положила нож рядом с тарелкой, а руки сложила на груди. «Вылитая пчела, – подумала Лидочка. – Как в той дурацкой книжке, которую мне прислали в качестве референса». «Хочу такую же пчелу, только подобрее», – написал недавно заказчик. Это блин как? Напридумывают порой вместо того, чтобы довериться дизайнеру. Используют дизайнера как карандаш, которым рисуют свои фантазии.

– Рано еще про имя думать, я даже на УЗИ не была, – постаралась переменить тему Лидочка, но тут же поняла: зря.

– Как это? Ты меня в гроб загонишь! Надо скорее бежать к врачу! Убедиться, что все в порядке! А то знаешь, как опасна внематочная беременность?

– Макс, нам пора домой. Я забыла: мне сегодня сдавать макет. Совсем из головы вылетело.

Конечно, ничего она не забыла, но не скажешь же в лицо свекрови, что она сует свое пчелиное жало не в тот цветок.

И вот теперь Лидочка прижимает к себе котенка, замечает пятнышко на задней лапе и шепчет:

– О, да у тебя прямо ахиллесова пята. Назову тебя Ахиллес.

***

– Вот мы и дома, Ахиллес! Макс, набери ванну, хочу полежать, устала.

Макс берет телефон, который настойчиво вибрирует уже пару минут.

– Да! Да, уже дома!

Лидочка закатывает глаза. Про ванну он не услышал. Естественно. Она делает два шага в кухню, но потом медленно отходит назад. Хорошо. Пусть так. Сейчас нервничать нельзя. Никак нельзя.

Из кухни с бутербродом в одной руке и телефоном в другой выходит Макс.

– Лид, послушай. Не злись только. Я просто передам тебе информацию, а ты уж сама решай. Мама сказала, что котят беременным нельзя из-за токсоплазмоза, а еще… – Макс откусывает сразу половину бутерброда, и Лидочка смотрит на крошки вокруг губ: желтая сырная крупинка в уголке рта, упадет или нет. На самом деле она ждет, что же там за этим «а еще» скрывается.

– Кошки крадут сон у младенцев.

– Я что, матка на ножках? Откуда она выискивает всю эту бредятину и, главное, зачем? Пусть живет своей жизнью!

– Вот ты ей и скажи это.

– Сам скажи, это твоя мама!

Жабры отказали

Потом Лидочка будет вспоминать этот день в деталях, мысленно прощупывать каждый момент, переигрывая у себя в голове. А что, если бы она вышла утром не на балкон, а в парк? Или Жанна Александровна попала бы в аварию по пути к ней? А что, если? Но это жизнь, и в ней нет места наивным «если». Сколько угодно спрашивай, по какому сценарию пошла бы ты, если на завтрак съела омлет, а не вчерашнюю пиццу, перед выходом из дома обула кроссовки, а не домашние тапочки с бахромой. Спрашивай. Сколько. Угодно. Пазл уже сложился. Теперь Лидочке кажется, что каждая мелочь имела значение, что все эти мелочи играли против нее. Будто сговорились. Когда ты собираешь пазл из тысячи деталей, коробку от которого потеряла когда-то при переезде, не знаешь, что получится. Ты механически перебираешь разноцветные детальки, стараясь приладить одни к другим. Потом смотришь на свою жизнь целиком и не понимаешь: как, ну как из этого пестрого разнообразия вышла такая страшная картинка? Знать бы заранее. Знать бы.

Жанна Александровна звонит в дверь, Лидочка открывает и еле удерживается на ногах – свекровь влетает в квартиру, как осенний сквозняк. На полу у порога остаются травинки с подошвы ее бордовых кожаных ботинок. Такого оттенка, как запекшаяся кровь на прокладке. Как сгнившие сливы, которые Жанна Александровна так любит набирать по акции и приносить сыночку. Вечером Лидочка будет со слезами оттирать в коридоре пол, который драила утром.

– Собирайся быстрее! Я записала тебя на УЗИ к профессору Кочетову. Он ждет нас сегодня до одиннадцати, потом убегает на совещание, так что поторапливайся.

– Но, Жанна Александровна, я сейчас не могу, мне нужно сдавать проект.

– Там твой главный проект. – Она указывает на живот Лидочки. – Я и так неслась через весь город, не успела страховку на машину продлить. И потом, ну сколько раз я тебя просила, зови меня мамой. Мы теперь одна семья.

Мама. Лидочка не может называть мамой даже свою собственную мать. В телефоне та записана коротко и строго: Софья. А тут – ма-ма. Звучит беспомощно, как будто рыба бьется на берегу в судорогах, жабры вот-вот откажут. Только губы движутся в беззвучном «ма-ма».

Жанна Александровна смотрит на свой телефон и охает – уже девять ноль три, они опаздывают, безнадежно опаздывают, и все из-за этой несчастной копуши. Она хватает Лидочку – дочку – за руку и тащит в подъезд. Уже в лифте Лидочка глядит в зеркало и замечает сквозь узор из пошлых надписей, что волосы не причесаны. Опускает глаза в пол и обращает внимание на свою обувь: домашние тапочки с бахромой. Отлично. После оплеванного пола лифта на выброс.

Жанна Александровна вечно куда-то несется. Даже когда она в самолете, кажется, самолет торопится с ней. Ее рейсы никогда не задерживаются, наоборот: вылетают секунда в секунду и приземляются раньше срока. Словно не машины, а гигантские живые драконы с одним лишь желанием поскорее сбросить тяжелую ношу. Если детей приносят аисты, Жанну Александровну доставил самый быстрый. Выбросил прямо на крышу с размаху и полетел дальше. Без остановки.

В дороге Жанна Александровна нервничает еще больше: утро, все спешат на работу. Ее манера вождения так и не выровнялась за десять лет, ее по-прежнему нервирует, когда кто-то перебегает в неположенном месте, хочет обогнать или едет слишком – по ее мнению – быстро. Да еще эта страховка – чтоб ее. Обычно Настя помогает ей продлить, но Жанна Александровна забыла позвать ее и теперь должна рисковать. Ничего, внучка важнее. Ева. Евочка.

– Пойду на роды с тобой, – бросает она Лидочке, а сама, не отрываясь, смотрит на дорогу. – Узнала, что сейчас пускают сопровождающих.

– Одного сопровождающего, – поправляет Лидочка. – Поэтому пусть лучше Макс там будет.

– Ты что? Максюша?! Хочешь поставить крест на ваших отношениях? Если он увидит это, все! Считай, между вами все кончено! – Жанна Александровна поворачивается и смотрит в упор, машину ведет влево. – Мужчинам не положено видеть такое. Не мужское это дело.

Лидочка снова открывает рот, как выброшенная на берег рыба, но не успевает сказать ничего.

– Я пойду с тобой, хочу увидеть мою девочку в первые минуты  рождения.

– Жанна Александровна, опять вы за старое. Девочка, девочка. Да и вообще… Мне сон снился, что там мальчик.

Лидочка не придумывает. Ей правда снился сон. Лидочка помнит его взгляд, серьезный, немного испуганный, и челку, которая падает прямо на левый глаз. Младенец с лицом мудреца. Лидочка не верит в бога, но во сне ей кажется: сам бог явился в облике маленького мальчика. Она встает в пять утра и рисует красками, без наброска. Пока помнит. Пока Гришенька стоит перед ее глазами, будто уже родился и одновременно был с ней всегда. Словно никогда не рождался.

– Ладно, допустим, будет мальчик. Тогда назовем его Петр. Положено называть в честь дедушки, но Семен этого не заслужил, а вот мой папа был образцовым. Семка же спился, ушел к этой рыжей, а сейчас, гляди-ка, вот он! Нарисовался! Любите меня, обхаживайте. – Жанна Александровна корчит лицо, из-за чего щеки опускаются вниз, и она становится похожей на бульдога. – Да куда ты едешь, а? Слепой что ли?

– Я бы хотела назвать Гришей. Я видела его во сне. Ему подходит имя Гриша, – говорит Лидочка своим пальцам и обдирает с них заусенцы до мяса.

– Чушь! Сон. – Жанна Александровна трясет головой из стороны в сторону, и бульдожьи щеки колыхаются, как холодец. – Ты уже не маленькая девочка в облаках витать. Очнись. Так, кажется, уже близко. Фух, повезло, я из-за этой страховки вся на нервах.

Неужели парковка? Лидочке кажется, эта поездка длится вечность. И еще вечность Жанна Александровна кружит, ищет свободное место. Солнце светит в лобовое стекло, дышать нечем. Лидочка открывает рот, глотает воздух. Хочет попросить открыть окна, но не успевает.

Дальше все происходит быстро, но, когда Лидочка вспоминает, кажется, что она оказалась в старинном фильме, и оператор пролистывает кадр за кадром. Вот Лидочка тянет заусенец на указательным пальце. Рывок – и кожа рядом с ногтем краснеет. Она помнит острую боль, капли крови, подступающую к горлу тошноту. Толчок. Ремень хватает Лидочку и не дает ее голове удариться о лобовое стекло. Тишина. А потом разом на полную громкость включаются все звуки, словно за операторским пультом сидит сумасшедшая обезьяна. Сигналят машины. Кто-то орет. Прямо к ним бежит мужик с красной рожей. Изо рта брызжет слюна. Одна капелька летит на лобовое стекло.

Жанна Александровна причитает и причитает. Кудахчет как курица: «Забыла заплатить за страховку! Что теперь будет?» К Лидочке постепенно приходит осознание, что произошло. Первая в ее жизни авария. Не авария, так, ДТП. И где? На парковке женской консультации. Кому рассказать – не поверят.

***

– Так, посмотрим, кто у нас тут в домике живет, – говорит Геннадий Ильич и водит датчиком по животу. Он напоминает Лидочке доброго старичка-вагонного из сказки «Чародеи», только в очках. – Так-так. – Вагонный сдвигает брови, поднимает очки на лоб, возвращает их на нос и шмыгает, унося все волшебство. В один момент сходство с добрым волшебником улетучивается, и вагонный превращается в два буравящих монитор глаза. Лидочке кажется, что сквозь экран он проделает дыры в ее матке. Живот крутит. Лидочка морщится.

– Сердцебиение плода уреженное, носовых костей не вижу, пуповинная артерия только одна. – Геннадий Ильич бросает взгляд на живот. – Сколько вам лет?

– Двадцать пять! – выплевывает Жанна Александровна, Лидочка же не успевает и рта раскрыть.

– Хм, странно, обычно Эдвардс у матерей старше 35 лет. Но исключение только подтверждает правило, хе-хе. – Геннадий Ильич покусывает нижнюю губу и оборачивается к Жанне Александровне. – Можно, конечно, сделать еще анализ, но чего тянуть. На прерывание. Молодая еще.

– Приплыли, – говорит Жанна Александровна. – Пойдем скорее. Сейчас посмотрю свой график, когда нам записаться.

– Куда записаться? – спрашивает Лидочка и удивляется: слова вылетают будто из чужого рта, попадая прямиком в вязкую и липкую жидкость, похожую на ту, в которой измазали живот. Она инстинктивно шарит рукой под свитером, но кожа мягкая, теплая. Сухая.

– Как куда? На аборт. Чем скорее мы от этого избавимся, тем лучше, и снова можешь забеременеть, пока молодая. А то знаешь, как годы летят? Р-р-раз – а потом и не забеременеешь, даже если очень хочешь. И никакие современные технологии не помогут, если матки нет. Только обследоваться надо будет. Это тебе не шутки.

– Я не хочу на аборт, надо сдать еще анализы… Он же сказал… Это не точно…

– Все врачи обязаны так говорить. Но ему! Ему я доверяю. Ты знаешь, сколько он работает? Он еще меня смотрел, он Максюшу с первого скрининга разглядел! Что мальчик будет. А то я уже после задержки начала вязать розовые пинетки для Евочки. О, кстати, я их вчера ночью довязала. – Жанна Александровна копается в сумке, вытаскивает розовое вязаное нечто в пакете и заливается слезами. «Вот как выглядят крокодильи слезы», – думает Лидочка и старается не смотреть на скрученную поросячьего цвета массу, напоминающую свиной фарш. По сморщенной коже свекрови ползут фиолетовые ручейки. Лидочка смотрит и чувствует, как волна гнева внутри нее поднимается все выше и выше, как лава внутри вулкана. Но она держит ее, держит. Нельзя выплескивать. Не время. Не сейчас. Неприлично. Вечером она достанет чистый холст и выплеснет все на него.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.