bannerbanner
Штрафбат для Ангела-Хранителя. Часть вторая
Штрафбат для Ангела-Хранителя. Часть вторая

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 5

Я знаю! Другие сведут с ними счёты,

Но по облакам скользя,

Взлетят наши души, как два самолёта,

Ведь им друг без друга нельзя.»

Её ладонь резко прижала струны. Пару секунд она сидела молча, грудь её часто вздымалась, со лба капнула капелька пота. Она как будто на мгновение задумалась: замолчать на этом месте, или же всё-таки допеть песню до конца?

Никто не издавал ни звука – все, затаив дыхание, буквально пожирали её глазами, ожидая продолжения. Она стрельнула глазами на Андрея, коротко вздохнула, пальцы её снова ударили по струнам, и продолжила:

– «Архангел нам скажет – в раю будет туго,

Но только ворота – щёлк!

Мы Бога попросим: впишите нас с другом

В какой-нибудь ангельский полк!

И я попрошу Бога, Духа и Сына,

Пусть выполнят волю мою-ю:

Пусть вечно мой друг защищает мне спину,

Как в этом последнем бою!»

Девичий голос, как нерв, бился под сводами землянки. Андрей сидел позади неё, лоб его покрыла испарина, во рту совершенно пересохло. В голове билась мысль: «Откуда?! Откуда такая песня?! Она же как будто про себя поёт!»

А Агния тем временем с напором продолжала:

– «Мы крылья и стрелы попросим у Бога -

Ведь нужен им ангел-ас!

А если у них истребителей много,

Пусть пишут в хранители нас!

Храни-и-ить – это дело почётное тоже,

Удачу нести на крыле.

Таким, как при жизни, мы были с Серёжей

И в воздухе и на земле!

Таким, как при жизни, мы были с Серёжей

И в воздухе и на земле!» 3

Она прижала струны ладонью, и замолчала, часто дыша и смотря в точку перед собой. Первые 10 секунд стояла гробовая тишина – было слышно, как потрескивают в печке дрова. Все ошарашенно молчали – по всему было видно, что слова песни тронули самые затаённые уголки души. У всех присутствующих. Затем все как-то разом задвигались, шумно задышали, поднялся восторженно-одобрительный гул.

– Как Христос по душе босиком прошёлся! – шумно, с чувством, и незаметно смахивая кулаком навернувшуюся слезу, выдохнул Колька Никишин.

– Вот это да! – кто-то вторил ему из одного угла.

– Молодчина! – кто-то выкрикнул из другого.

– Маладэц! Вах! – громоподобно вторил ему Жорик.

– Ну и ну! Это кто ж такую песню сочинил?

– Не иначе, как лётчик!

– Кто сам не летает, тот так не сочинит! – посыпалось со всех сторон.

– Где же ты её услышала то?

– И ведь запомнила! Умница ты наша! – неслось вдогонку.

Лоб её был покрыт бисеринками пота, она, смущённо улыбаясь, отдала гитару:

– Неужто понравилось?

– Она ещё спрашивает?! Скромница!

– А спой нам ещё, а?

– Нет, нет, мужчины! Извините, – она опустила глаза, – что-то я устала… Можно я пойду?

Она застегнула комбез, нахлобучила на голову шлемофон, и стала пробираться к выходу. Пошатнулась, чуть не ударившись плечом об косяк. Андрей, вскочив и идя рядом, мгновенно среагировал, подхватив её под руку, и бережно вывел на улицу.

Оказавшись на улице, она подставила лицо ветру. Он тут же раскидал её волосы, выбившиеся из-под края шлемофона. Андрея переполняли чувства, ему сразу хотелось многого: обнять её, поцеловать, подхватить на руки, закружить, расспросить её, что это за песня, и не сама ли она её сочинила, а если не сама, то где и от кого слышала, хотелось попросить её спеть ещё что-нибудь.

Мысли тужились в мозгу, рот уже сам собой открылся, осталось только набрать воздуха в грудь, но она приложила пальчик к его губам, и сказала коротко:

– Подожди, я всё тебе расскажу. Чуть позже.

Она отвела его подальше в поле, чтобы никто, даже случайно, не мог бы слышать их разговора.

– Это не моя песня. Я её не сочиняла, я её всего лишь спела. Её напишет другой… человек, – она запнулась, помолчала, и подняв на Андрея глаза, промолвила: – его зовут Владимир Высоцкий.

– Напишет? Ещё не написал?! И кто это такой, этот Высоцкий?

– Да, напишет, через несколько десятков лет.

В голове у Андрея начался форменный ералаш: он уже почти привык к тому, что бок о бок, рядом с ним, живёт прекрасная фея, называющая себя его Ангелом-хранителем. Он уже почти привык к её неожиданным фокусам, вроде заживления ран, чтению его мыслей и появлению прямо из воздуха конфеток на её ладошке. Но, чёрт возьми! Как можно спеть песню, которая ещё не написана?

– Но объясни мне: КАК? – воскликнул он, потрясённый до крайней степени.

– Это так, – коротко ответила она, – напишет, и всё. Когда станет взрослым. А сейчас ему всего лишь четыре годика.

Андрей взял её за плечи, притянул к себе, нашёл в темноте её глаза, заглянул в них:

– Скажи мне, как это возможно. Пожалуйста!

– Андрюш, ты же знаешь – я Ангел. Я много чего могу.

– Я знаю. Но я хочу понять – как это возможно технически? Объясни!

– Объяснить, как такое возможно технически…. – она задумалась, вздохнула, подняла на него глаза, – техника здесь не причём. Как бы тебе объяснить? Понимаешь, в человеческом языке порой нет нужных эквивалентов, чтобы объяснить некоторые явления нематериального характера. Ну, скажем так, – она пошевелила в воздухе пальчиками, – есть некое энерго-информационное поле…

– Какое-какое? – не понял Андрей.

– Ну, вот видишь, я же говорила, – Ангел скептически посмотрел на человека, – ну, хорошо. Что такое энергия и информация, я надеюсь, ты знаешь?

Андрей кивнул.

– Вот. А теперь соедини эти два понятия, и представь, что они образуют некое поле, несущее в себе информацию.

Андрей наморщил лоб, собирая свои знания по электротехнике:

– Это вроде как радиоволны?

– Соображаешь. Но есть разница. В масштабах явления. Конкретная радиоволна несёт в себе ограниченный объём информации. А энерго-информационное поле – бесконечно, и объём информации в нём неограничен.

Видя, что собеседник её не совсем понимает, она пояснила:

– Вот по геометрии у тебя в школе пятёрка была. И по тригонометрии тоже. Чем отличается линия от точки? А сколько точек можно разместить на линии?

– Э-э… бесконечное множество…

– Правильно, – Ангел удовлетворённо кивнул, – а теперь вспомни такие определения, как плоскость, объём. Чем они отличаются от линии. Сколько точек можно разместить на плоскости, в объёме?

Мозг у Андрея начал вскипать….

– Ощутил, ну хотя бы примерно, разницу масштабов?

– Ты хочешь сказать, что в этом твоём э-э-э…. поле есть любая информация про всё, про всё?!

– Да, именно так. И даже про то, что ещё пока не произошло.

– А-ахххренеть! И вы, ангелы, стало быть, туда, как в библиотеку, иногда заглядываете?

Она засмеялась:

– Не совсем так, конечно, но, в общем, нашёл довольно верное объяснение.

– То есть, ты можешь наведаться туда, и заглянуть на несколько лет или там, десятков лет, вперёд? Узнать всё про какого-либо человека? Ну, там, кем станет, чего в жизни достигнет? Как с этим, как его, э-э… с Высоцким?

– Если очень захочу, то да.

– А… про… меня? – запинаясь, спросил Андрей, заглянув ей в глаза.

Ангел понурился, и надолго замолчал. Потом поднял к нему своё лицо: оно едва светилось в темноте и по щекам её бежали две мокрые дорожки. Она разлепила губы:

– Нет… про тебя не могу… – она уронила голову, и ткнулась носом ему в грудь, долго молчала, потом отвернула своё лицо в сторону, глубоко вздохнула и продолжила: – не пускают меня туда. Для меня эта информация закрыта. Нет доступа.

Долго-долго молчали, слушая шум ветра в темноте. Кое-где на стоянках, скрытые от наблюдения сверху, теплились под нависающими тентами неяркие фонари-переноски, запитанные от аккумуляторов. Слышался звон инструмента, негромкий матерок техников и мотористов, копавшихся в своём железе. Из недалёкой землянки, откуда они вышли несколько минут назад, раздавались приглушённый смех и весёлые восклицания пилотов и стрелков, давно закончивших свою боевую работу и теперь ожидающих предстоящий ужин.

Агния положила Андрею ладони на грудь, долго-долго собиралась с духом, как будто борясь с чем-то внутри себя, и наконец, произнесла:

– Может так случиться, что… что… я исчезну из твоей жизни. Навсегда. И это… это может случиться очень скоро. Может быть, даже сегодня. Или завтра.

Андрей аж задохнулся от бури чувств, охвативших всё его существо:

– Как, почему?! Ты же говорила…

Она кивнула:

– Да, месяц. Мне дан месяц.

– Ну ведь прошло-то… ещё и трёх недель не прошло! Почему сейчас?! – сердце его бешено колотилось в груди.

Агния досадливо поморщилась и виновато вздохнув, промолвила:

– Прости меня дуру, надо было тебе это раньше сказать…

Она подняла к нему своё лицо, оно само по себе слегка светилось в темноте:

– Прости, я тебе тогда, когда мы в первый раз встретились, в тот самый первый день, помнишь? Я сказала, что мне назначен срок – месяц. И что я должна восемь раз спасти тебя от смерти. Но умолчала ещё об одном условии…

– Каком?! – задыхаясь от отчаяния, спросил срывающимся голосом Андрей.

– Когда меня сюда отправляли, мне было сказано буквально следующее: ты должна отбыть свой срок «от звонка до звонка», то есть ровно месяц, и спасти его от смерти восемь раз. Но ещё добавили: если так сложится, что все эти восемь смертей свалятся на тебя уплотнённым пакетом, менее, чем за месяц, и я всё же ухитрюсь отвести их все от тебя, то срок моего пребывания здесь сократится. Вот об этом я и умолчала! Прости…

Она в отчаянии повесила голову:

– В тот момент мне представлялось совершенно невероятным, что я сумею спасти тебя целых восемь раз быстрее, чем за месяц! Поэтому я и сказала, что срок – месяц. А оно случилось! Восьмой раз я тебя спасла от смерти три дня назад, когда меня особист допрашивал. Помнишь?

Она заплакала, уткнувшись носом ему в грудь. Ком стоял в горле, сердце разрывалось от обуревавших его чувств – он так привязался к этой нескладной девчушке, так прикипел к ней, что уже не мыслил свою жизнь без неё, а тут вдруг… И так внезапно!

Он сглотнул, и хрипло спросил:

– Когда и как это может произойти?

– Когда? Может, сегодня, может, завтра. Не знаю. А как… – она вздохнула, – просто исчезну, растворюсь в воздухе, как будто и не было меня.

Внезапное и безумное решение пришло Андрею в голову – он крепко схватил её за руку:

– Не пущу!! Вот так всё время буду тебя за руку держать, ни на секунду не отпуская!!

Она покачала головой:

– Ничего не получится, меня по любому отсюда ЗАБЕРУТ.

Сердце ударило один раз… второй… и ухнуло куда-то вниз:

– Что же делать?! – выдавил Андрей из себя.

– Жить, воевать и… ждать.

Глава 4. Остановить танки!

«…Русские стремительно развивали достигнутый успех. 7 ноября их передовые части достигли Фастова, расположенного в 65км юго-западнее Киева, 11 ноября они были под Радомышлем, в 90 км западнее Днепра, а ещё через два дня их танки ворвались в предместья крупного города Житомир. Широкий и глубокий клин, вбитый русскими в немецкую оборону, грозил отсечь группу армий «Юг» от группы армий «Центр», поэтому необходимо было принимать срочные контрмеры» – Фридрих Вильгельм фон Меллентин, начальник штаба 48-го танкового корпуса.

Гитлеровскому командованию удалось сосредоточить на житомирско-киевском направлении 15 дивизий, в том числе 7 танковых и моторизованную. 15 ноября немецко-фашистские войска перешли в контрнаступление. Однако попытки разгромить советские войска, отбросить их за Днепр и вновь захватить Киев окончились провалом. Лишь ценой больших потерь врагу удалось 20 ноября вновь овладеть Житомиром и к 25 ноября продвинуться до 40 км…

История Второй Мировой войны 1939-1945, том седьмой, стр.262

***

– Вот в этом квадрате, – палец командира полка ткнул в точку на карте, – немцам удалось сконцентрировать значительные силы и отбросить наши войска на несколько километров. Положение усугубляется тем, что противник ввел в бой танковые резервы.

Он обвёл взглядом присутствующих.

– По последним данным, основное направление атаки вот здесь, – он поставил кончиком карандаша жирную точку. – Их пытаются тормознуть, но насколько это хорошо получится, пока никто не знает.

Не проронив ни слова, все сосредоточенно молчали, слушая командира полка.

– По свежим данным воздушной разведки, вот здесь, – карандаш переместился на несколько сантиметров, – движется колонна немецкой бронетехники. Это было, – он посмотрел на наручные часы, – полчаса назад. Сейчас, вероятнее всего, они уже успели развернуться в боевой порядок и находятся на исходной позиции для атаки. Это – второй эшелон. Ваша задача – найти их и сравнять с землёй. Или, как минимум, сорвать их атаку.

– Истребительное сопровождение будет? – подал голос капитан Тихомиров, комэск первой эскадрильи.

– Да, обещали, – майор выпрямился, покосился на начальника штаба, – зенитки в районе цели, если и будут, то мало: вряд ли они успели их подтянуть в достаточном количестве. А вот истребителей противника, думаю, будет в достатке. Так что аккуратнее там, смотреть в оба – донесите до стрелков. При обнаружении противодействующей зенитной артиллерии поражать её пушечно-пулемётным огнём.

Он ещё раз обвёл взглядом троих комэсков:

– Ваша задача – остановить танки.

Боевая загрузка: ПТАБы. Летят первая и вторая эскадрильи. Двумя восьмёрками. Третья – на подхвате, в готовности номер один. На подготовку -15 минут. Выполнять.

***

Проложив на картах маршрут предстоящего вылета, пилоты разбежались по своим самолётам.

Андрей обошёл свой новый самолёт по кругу, проверил, сняты ли струбцины с рулей, провёл ладонью по створкам крыльевых бомбоотсеков, похлопал по длинным стволам 37-мм пушек, торчащих как оглобли из небольших подкрыльевых обтекателей.

– Ну, наконец-то! – выразил он своё неподдельное восхищение своему новому самолёту, – щас как вдарим!

– Не говори гоп, пока не перескочишь! – хмыкнула, пожав плечами Агния. Она восторгов Андрея по поводу новых крупнокалиберных пушек на самолёте совсем не разделяла, – говорят же тебе, что стрелять из них гораздо труднее!

– Да ладно! – отмахнулся он, – мы же тоже не пальцем деланные!

– Ага, ага… – насмешливо косясь на него карим глазом, произнёс его Ангел, – ишь ты, непалец какой выискался!

– Чего-о? – не понял шутку своего ангела Андрей.

Ангел смешно наморщил носик, и передразнивая лейтенанта, ехидно продекламировал:

– Жителем Непала является любой человек, зачатый не пальцем и не палкой!

Андрей шутку оценил, громко рассмеявшись:

– Ладно, залезай! – и подсадил его под попу, легко закинув на крыло самолёта, – согласен быть кем угодно, и даже непальцем. С тобой – хоть куда!

***

Лететь было недалеко, минут 20. К линии фронта подошли на высоте 1200 метров, и пересекли её с потерей высоты, маневрируя высотой, скоростью и курсом. Группа танков, которую предстояло атаковать, находилась в нескольких километрах к западу от места ожесточённого встречного танкового боя, над которым стояла сплошная стена дыма. Поэтому, чтобы дым не затруднял ориентировку и отыскание цели, комэск повёл ударную восьмёрку по ломаному маршруту, чтобы атаковать танки противника с тыла, то есть с территории противника с выходом после удара в свою сторону.

– Цель слева по курсу, – услышали все лётчики эскадрильи голос комэска, – атакуем с круга, дистанция – 500 метров. В первом заходе бомбим ПТАБами.

Андрей до боли в глазах вглядываясь в проплывающий под крылом зимний пейзаж, увидел наконец, танки противника. По полю, разрезанному на несколько неравных кусков оврагами и небольшими перелесками, двигалась чуть ли не сотня танков и бронетранспортёров. В одном месте, зажатые с одной стороны замёрзшей рекой, а с другой стороны глубоким оврагом, немецкие танки сбились в этой теснине в довольно плотную кучу. Вот её то командир эскадрильи, мгновенно оценив текущую обстановку на поле боя, и выбрал целью первого захода. Замысел его был понятен всем пилотам эскадрильи – в первом заходе сброс бомбовой нагрузки, и чем плотнее и компактнее сгруппированы цели, тем выше эффективность атаки.

– Работаем! – услышали по радиосвязи все пилоты эскадрильи голос комэска.

Ведущий восьмёрку штурмовик плавно опустил нос, и разгоняясь на пологом пикировании, пошёл в атаку. Идущие за ним семь самолётов в точности повторили его маневр.

Увидев, что из бомболюков самолёта комэска посыпались, как горох, ПТАБы, Андрей, выждав пару секунд, нажал на сброс. Самолёт едва заметно тряхнуло, когда из двух крыльевых кассет 96 маленьких 1,5-килограммовых бомбочек рванулись в свой короткий последний полёт.

Ручка на себя, вывод, пологий левый вираж, замыкающий круг. Хвост ведущего, тоже стоящего в пологом левом вираже, маячит где-то впереди-слева, в пятистах метрах. Все самолёты эскадрильи чётко, как на полигоне, отрабатывают по цели. Стоя в вираже, Андрей бросает взгляд в левое окно – на том месте, где полминуты назад было два десятка коробочек немецких танков, вспучилось сплошное облако разрывов . Удачно накрыли!

Самолёт командира эскадрильи замыкает круг. В наушниках все слышат очередной приказ:

– Второй заход. Бьём пушками и ЭРЭСами. Цели атакуем индивидуально, но круг не разрываем!

И здесь всё понятно. И Андрею, и всем остальным лётчикам восьмёрки. Работа с широкого, растянутого круга допускает индивидуальный маневр для поиска цели. Но круг разрывать нельзя – он основа боевого порядка, и спасение в случае атаки истребителей противника.

Половина самолётов в ударной восьмёрке с крупнокалиберными пушками НС-37. У этих – ЭРЭСов нет. У остальных – пушки ВЯ-23, и у них подвешены ещё и бронебойные ЭРЭСы.

«Так, главное – короткими очередями, 2…3 выстрела. И только не в лоб, а в борт, или в корму!» – как мантру, повторял про себя Андрей. Это был его первый вылет на новой модификации Ил-2 с двумя 37мм пушками НС-37, и он немного волновался: как покажет себя новое вооружение, не сплохует ли он сам, неумело его применив? Эх, жалко, ЭРЭСов под крыльями нет, хорошая штука, полезная!

– Не отвлекайся! – чётко, прямо в голове, минуя СПУ4, прозвучал голос Ангела, – работа пошла!

И точно – самолёт командира эскадрильи нырнул вниз, разгоняясь в пологом пике, и нацеливаясь на один из танков. Андрей выждал пару секунд и тоже плавно отдал ручку от себя. Самолёт с небольшим замедлением, как бы нехотя, опустил нос, и тоже сорвался, наращивая скорость, в пологое пике. Левая рука заученным движением тянет ручку газа на минимум – движок послушно сбрасывает обороты.

«Так… так… спокойно… я это делал много раз» – Андрей мысленно успокаивал себя, на автомате совершая заученные до автоматизма движения: выбрал цель, плавными, несуетливыми движениями ручки довернул нос самолёта на неё, короткими, чёткими движениями ручки успокоил лёгкие колебания самолёта… Секунда… вторая… как удары сердца! Корма приземистой, плоской, как распластанная жаба, немецкой самоходки «Штурмгешютц»5, выросла в сетке прицела. – ОГОНЬ!

Палец втопил гашетку до упора…

Ду!Ду!Ду!Ду!Дух!

Грохнуло и тряхнуло так, что показалось, будто в самолёт попали несколько осколочно-фугасных снарядов! Мощные языки пламени, вырвавшись из длинных стволов, на мгновение ослепили Андрея. Палец автоматом отпустил утопленную гашетку. Пять длинных, дымных струй, с навершием из тускло красных трассеров, рванулись к цели… Ручку на себя!

Но ещё до того, как тяжёлый самолёт успел среагировать на движение ручки, и поднял нос, Андрей увидел, что попал!

Как минимум, два снаряда впились в грязно-белую корму немецкой самоходки! Остальные три, подняв высокие снежно-грязевые фонтаны, взрыхлили землю вокруг неё.

Вывод! Газ на максимум! Левый вираж. Поворот головы налево, быстрый взгляд назад в левое окно – хорошо видно, как не разрывая общего круга, самолёты эскадрильи маневрируют, каждый выбирая себе цель, и долбят её реактивными снарядами или пушками. Основное направление атаки командир эскадрильи капитан Миронов выбрал с запада, чётко в корму наступающим танкам Панцерваффе. И теперь те вынуждены разворачиваться, подставляя атакующим штурмовикам свои хорошо бронированные лбы, и приостанавливая тем самым своё движение. Не всем это удаётся – тут и там чадят погребальные костры от подожжённых в корму танков.

Всё смешалось на поле боя – после форменного избиения в первом и втором заходах эскадрильи оставшаяся часть немецкой бронетехники, наращивая скорость, стала спешно рассредоточиваться, расползаясь в стороны. Те, кто не успел или вовремя не сообразил – горят кострами, чадя грязными, дымными столбами. После второго захода становится понятно – всё, что с мощной лобовой бронёй – танки, самоходы, уже подбить не удастся. Вся бронетехника дружно развернулась лбами к атакующим самолётам.

Сквозь шумы эфира в наушники всех пилотов опять прорывается голос комэска:

– Танки и самоходы не бить! Бьём по бронетранспортёрам!

Третий заход, пологое пикирование, газ на минимум, мотор, остывая, негромко урчит, как сытый кот. Так, спокойно… Андрей загоняет в сетку прицела спешащий на всех парах к опушке леса полугусеничный «Ганомаг» с небольшой пушкой за высоким щитком. Куда ты денешься?! Пехота уже давным-давно, во время первого захода штурмовиков, как тетёрки попрыгала с бронетранспортёров в снег, но нам и такой сойдёт!

Цель растёт в прицеле – водитель бронетранспортёра отчаянно пытается вывести свою машину из-под атаки, уже хорошо видны снежные вихри, вздымающиеся за кормой «Ганомага» от его гусениц. Палец Андрея замер на гашетке… и…

Звонкий от возбуждения голос Агнии:

– Сзади! Два мессера!

И одновременно с ним – рёв кого-то из пилотов в наушниках:

– Истребители противника!

Палец жмёт гашетку. Ду!Ду!Дух! – с двухста метров промазать сложно: все три крупнокалиберных снаряда спарывают корпус БТРа, как жестянку, в его нутре что-то тут же детонирует, взметая вверх яркий огненный факел. Летят в разные стороны какие-то тёмные ошмётки…

Ручку на себя, газ – на максимум. Сзади дробно, длинной очередью, отчаянно и как-то обречённо застучал УБТ.

И резко захлебнулся…

Самолёт вздрогнул от внезапного двойного удара, сильно тряхнуло, и сразу же истошно и жалобно засбоил движок. Из-под капота выбило струю масла, которое тут же забрызгало лобовое бронестекло. Над головой, справа налево на бешеной скорости с глубоким левым креном проскочила пара атаковавших его мессеров. Совсем рядом, буквально в 15…20 метрах над головой, Андрей разглядел мелькнувшие жёлтые законцовки на крыльях и жёлтый же низ капота. А на борту, поверх белого зимнего камуфляжа, прямо под кабиной – нарисованное красное сердце, пронзённое стрелой и непонятная надпись – Karaya.

Самолёт тут же стало валить на правое крыло – быстрый взгляд в правое окошко: на задней кромке центроплана разрывом снаряда вырвало кусок обшивки. Ручку влево, крен начал выправляться, теперь понесло влево. Что за чёрт! Помахивая крыльями, и оставляя за собой шлейф жирного дыма, самолёт упорно продолжал тянуть на восток. Резко обрубило мотор, похоронив этим все надежды на хороший исход. Ушел под крыло небольшой перелесок. Впереди по курсу было большое поле, перерезаемое местами зарослями кустарника и небольших деревьев, в изобилии усеянное небольшими овражками. На этом поле, похоже и пытались тормознуть немцев встречной танковой атакой – тут и там на поле виднелись подбитые танки, и именно сюда выдвигался второй эшелон немецкой бронетехники, чтобы сломить остатки обороны.

От некоторых подбитых танков поднимались тёмные столбы дыма, которые тут же подхватывал ветер и относил в сторону. И на поле ещё продолжался бой: то там, то здесь двигались, маневрируя по полю, и укрываясь за жиденькими перелесками и ныряя в овраги, маленькие коробочки танков и самоходок. Время от времени вспыхивали язычки пламени из маленьких тростинок стволов и через доли секунды вспухали облачка разрывов снарядов. Так это виделось с высоты полёта.

Кое-как удерживая самолёт, и ориентируясь по виду из боковых окошек, Андрей притёр самолёт к земле. Удар, фонтаны снега и грязи, короткий пробег, вернее, скольжение на брюхе. Не теряя времени, отстегнулся, рывком открыл бронеколпак фонаря, перевалился на левое крыло. В уши ворвались звуки наземного боя: выстрелы орудий, рёв танковых моторов, газующих на бездорожье, лязг гусениц. И треск горящей неподалёку нашей подбитой тридцатьчетвёрки. Матюкаясь, и скользя унтами по крылу, скользкому от налипшего на него при посадке мокрого снега, Андрей добрался до кабины стрелка. Через остекление фонаря было видно, что девушки на месте стрелка нет.

Откинул вбок фонарь стрелка, он, замирая сердцем, заглянул вниз – она, скрючившись, уронив голову на бок, сидела на полу кабины и держалась за живот. Вся правая стенка кабины стрелка была дырявой, как решето: 30мм фугасный снаряд, разорвавшись на правом зализе, там, где стык крыла и фюзеляжа, вырвал здоровенный кусок обшивки, изуродовал набор крыла, и нашпиговал осколками всё в радиусе двух метров. Андрей перевалился верхней половиной корпуса в нутро кабины, и подхватив её под мышки, стал бережно поднимать вверх.

На страницу:
3 из 5