Суженый смерти

В один из моментов, едва им стоило отдалиться от машины, Александр понял, что они идут уже вчетвером. Неожиданно появившись, силуэт в черном плаще, с вороном на плече, спокойно шествовал рядом с ним. Свечкин не испугался, сразу узнав боковым зрением Марью, но его спутники не были так без эмоциональны. Профессор резко замер, впав в ступор, а Арсения откинуло в сторону, где он выхватил нож.

– Что за… – только и сказал он, переводя дыхание от испуга.

– Успокойся, это Марья, – сказал Александр, косясь на ехидно улыбающуюся под капюшоном девушку.

– А еще с оборотнями воевать собрались, – она сняла капюшон и расправила волосы. – Беззащитную девушку испугались…

Опер молча спрятал нож, и, уведомленный ранее дядей, кем является эта беззащитная девушка, тронулся в путь, сохраняя с ней приличную дистанцию. По его лицу читалось, что он бы скорее с удовольствием пустил за пазуху гадюку, чем наслаждался компанией Марьи.

– Марья, – тихо обратился к ней Свечкин. – Что скажешь, на твою помощь рассчитывать можно?

– Можно, – она улыбнулась. У нее вообще было на удивление хорошее настроение, что настораживало спутника.

– Хорошо, – он почувствовал облегчение. Одно дело идти на казнь, и совсем другое, когда есть надежда выжить. Умирать не хотелось.

Александр не расспрашивал девушку, в чем заключается помощь, понимая, она не будет просто так бросаться словами. Профессор и его племянник шли чуть впереди, не вмешиваясь в разговор. Их давило присутствие Марьи, вызывая некую робость и затаенный страх.

– Что вы придумали? Я смотрю, оружие несете?

Свечкин в нескольких словах обрисовал ситуацию и план действий. Хватило минуты. Он закончил, и выжидающе посмотрел на девушку, чтобы услышать ее вердикт.

– Хорошо Саша, – она кивнула. – Где вы выберете позицию для наблюдения?

– В лесополосе, с тыльной стороны фермы. Самая близкая точка к объекту, не больше четырехсот метров. По отношению к лесополосе здания развернуты на сорок пять градусов, нам будет идеально видно каждого приезжающего.

– Я смогу вызвать твоих предков на раньше полнолуния.

– Убийство произойдет в десять минут первого.

– Вы успеете? За десять минут?

– Постараемся. Жаль, что у тебя не получится раньше полуночи, они успеют обратиться, – Александр смотрел под ноги, стараясь не наступить в колею.

– Ничего не поделаешь. И у колдовства есть свои законы. Например, тебе не приходила мысль, почему я могу вызвать твоих предков, но не могу позвать, скажем, сотню викингов при полном параде, которые твоих оборотней как овец разделают?

– Ну, приходила. Но я не спрашивал у тебя. Я понимаю, если было бы можно, ты бы и тысячу воинов выставила.

– Все верно. Обращение за помощью предков законно, они же связаны с тобой, как и ты с ними. Сегодня я буду простой колдуньей, а не той, кем являюсь, и вызову их как частное лицо. А вот выпусти я чужих предков… В общем, долго объяснять.

– Я понял. Юридически это называется превышение должностных полномочий.

Марья фыркнула, но согласно кивнула.

– Незаметно подойти не получится. Ни с тыла, никак, – Арсений рассматривал ферму в прибор ночного видения. – Там по периметру четыре часовых, и двое на крыше центрального здания.

– Вооружены? – подал голос профессор.

– Нет. Им это и не надо, – Арсений отодвинул от себя окуляр. – Им главное заметить опасность и предупредить остальных. В таком случае они резко прыгнут по машинам или бегом через поле, и будут таковы. Потомка Ликаона можно и где-нибудь по пути прирезать, если уж сорвется представление. Главное результат. Саня, сколько надо человек, чтобы перекрыть отступление для них?

– Взвода хватит, если живых не брать, – вяло отозвался Свечкин. – Пулеметный расчет только желательно, чтобы был. Но, как говорят, если бы у бабушки был длинный нос, она бы стала дедушкой.

– Да уж, – историк усмехнулся в бороду.

– Марья, а что нам с оружием делать? – спросил Александр. – Те воины, которых позовешь, у них есть серебряное оружие?

– Зачем такие трудности, Саша? – девушка удивленно покосилась на избранника. – Заговорю, и все дела. Будет оборотней как бумагу кромсать.

– Так ты и картечь нам могла заговорить? – Свечкин хмыкнул, подумав про потраченные впустую деньги.

– Ой, не жадничай, дорогой, – Марья рассмеялась. – Могла, конечно. Ты не спросил меня об этом, я тебе и не сказала. Наоборот, хорошо, что ты лишь на себя рассчитываешь. Кто угодно может подвести.

– Ты мудро сказала, – Александр кивнул.

– Я здесь останусь, – девушка показала на две сросшиеся акации. – Мне как раз такое дерево нужно.

– Мы вон там, метрах в трехстах впереди будем. Как только у тебя получится, посылай воинов в атаку. Пусть никого не жалеют, – Александр знаком показал спутникам, что догонит их.

– Я пришлю ворона за минуту до атаки.

– Мы не увидимся до нападения?

– Нет, – она обняла его, нежно прижавшись всем телом. – Но мы в любом случае увидимся с тобой.

– До встречи, – он поцеловал ее и отправился догонять соратников.

Марья подождала, пока мужчины скроются из вида, и достала из кармана плаща сверток с нужными для работы ингредиентами. Первым делом она просыпала между деревьев смесью трав черту, так, что образовался дверной проем, и принялась расчерчивать ножом стволы. На высоте двух метров, где стволы деревьев пересекались между собой, ее рисунок должен был оборваться, но до того оставалось еще очень много времени. Кропотливо и четко прорезанные в коре двух деревьев символы складывались в буквы, плетеные фигуры и значки. Ошибаться было нельзя, и Марья не спешила. Времени для подготовки было более чем предостаточно. Через некоторое время ее отвлек пристальный взгляд за спиной. Даже не оборачиваясь, она чувствовала кто там.

– Знаешь, я уже и забыла, когда можно было увидеть ведьму за работой. Настоящую ведьму за настоящей работой. Не какие-нибудь раскладывания карт или изготовление кукол для работы, а вызовы мертвых, насылание бедствий или создание слуг из глины. Много лет назад ведьмы стали мельчать, и у них нет тех знаний, которые были в старину. Даже скучаю по тем временам.

– Тебе ничего не мешает набрать себе учениц как когда-то и нести свет знаний в массы, – Марья ухмыльнулась. Она была рада визиту сестры. – А потом будешь ужасаться, когда вновь запылают костры инквизиции, лишь люди поймут, что только пламя может совладать с некоторыми силами.

– Ничего, что я с твоей спиной разговариваю? А то мы четыреста пятьдесят лет не виделись, я если мешаю, то попозже зайду, через лет пятьсот скажем, – Леля не злилась, просто хотела поддеть.

– Сейчас. Видишь же, фиту вырезаю. После нее живете вырежу и вся в твоем распоряжении. Давненько глаголицу не чертила, – она сосредоточенно, раз за разом проводила по коре, углубляя букву.

– Я подожду.

– Да куда ты денешься? Сама же пришла, значит, неотложное дело есть. Явно не сетевым маркетингом занялась.

– Какие мы слова знаем, – присвистнула Леля. – Я давно подозревала, люди до такой дряни сами не додумались бы…

– Завидуй, завидуй. Зато миллионы имею, – рассмеялась Марья, вставая и оборачиваясь к сестре. – Дай я тебя обниму. Я скучала.

– Я тоже, – Леля сдалась, и они шагнули друг другу навстречу.

– Ты прости за то… – она замялась. – Я только со временем поняла, что такое любовь. И что я наделала. Я искала с тобой встречи, но ты все время куда-то исчезала.

– Я тогда не хотела видеться с тобой. Я прощаю. Столько лет прошло, – девушка положила голову на плечо сестры. – Как он умер?

– Ты так и не пришла к нему больше? Он начал спиваться. Я познакомила его с чудесной девушкой, и внушила любовь. Он прожил хорошую жизнь. Это вообще-то твоя работа была, могла бы и не оставлять в таком положении избранника, – она отстранилась и смотрела укоризненно.

– Я разлюбила его очень и очень не скоро. Тогда уже не было смысла возвращаться, – Леля опустила взгляд.

– Дорогая, ты пришла помириться? Или не только за этим? – Марья выжидающе посмотрела на сестру. – Саша?

– Да. Саша, – Леля выдержала паузу. Было видно, ей сложно говорить. – Не зарывай живого человека под землю. Если любишь, отпусти его. Он не сможет жить без солнца и всей мирской суеты.

– Он заслужил покой. Он немало за всю жизнь пережил, – Марья несогласно покачала головой. – Ты для себя или для него просишь? Я же вижу, ты любишь его.

– Для него. Я-то люблю. А ты?

– И я. Если бы я играла с ним, то отдала бы тебе, не задумываясь, как надоевшую куклу. Тут все по-другому, – она тяжело вздохнула.

– Я дам ему счастье. Он очень хочет везде побывать. Он хочет жить…

– Ты стольким давала счастье… – не выдержала Марья. – Сколько у тебя за эти годы было?

– Ни одного. Спасибо тебе, – Леля тоже завелась, отчего синие глаза потемнели. – Стоило мне встретить того, кого смогла полюбить, и тут опять сразу ты…

– А вот здесь сделай паузу. Принц провел ночь со мной, еще даже не подозревая о твоем существовании. Он не говорил? Ну, надо же, какой тихоня оказался. Сашу тоже я встретила первая, так что не надо про очередность ничего говорить, – глаза Марьи зло сверкали ярко-зелеными изумрудами.

– Я не ссориться пришла, – Леля сделала глубокий вдох. – Просто послушай. Я дам ему молодость, здоровье и счастье до конца дней. Пусть это будет всего одна жизнь, но эта жизнь будет стоить тысячи других своей яркостью. Ты дашь ему вечность. Но взаперти, во тьме. Он устанет от тебя рано или поздно. Лет через триста он начнет проклинать тот момент, когда выбрал добровольное подземное заточение. Как ты не поймешь? Он не дожил, не додышал, не дорадовался жизни. Он совсем мальчишка, ему тридцать лет.

– Он уже сделал свой выбор, – Марья отвела взгляд.

– Да, он любит тебя. Но он и меня любит, просто меньше как-то, раз тебя выбрал. Я знаю, если бы он не встретил тебя, он полюбил бы меня всем сердцем, как только один на миллион любить может, – она сделала шаг к сестре, приблизившись вплотную. – Дай мальчишке пожить.

– Это он сказал, что любит тебя тоже? – Марья внимательно посмотрела на сестру.

– Нет. Я задала вопрос, для него наша встреча, и время, проведенное вместе, ничего не значат? Он промолчал. Он не смог соврать мне. Он человек. Человеческое сердце может любить двоих сразу. Ты знаешь об этом?

– Нет, не знаю, – она покачала головой. – Я не столько времени провожу здесь, чтобы как ты разбираться в людях.

– Он будет со мной счастлив. А тебя он со временем проклянет, как бы ни любил до того, – голос Лели был полон грусти. – Ты сама знаешь, я могла бы сделать так, что он и не вспомнит о тебе. И ты мне за это ничего не сможешь сделать.

– Тебе не смогу, но не ему, – Марья угрожающе посмотрела на сестру.

– Ты настолько эгоистична? Хотя, о чем я говорю… – голос Лели сорвался, в горле стоял ком.

– Послушай меня. Ты можешь сделать, что он забудет обо мне. А ты в силах сделать так, чтобы я забыла о нем? – по ее щеке скатилась одинокая слезинка.

– Нет. Не смогу. Но я не буду его неволить, если ты сама не отпустишь. Будь что будет. Просто ты забыла наше предназначение. Тебе нельзя любить, а мне нельзя убивать. Вон, твоя кожа горяча, сердце оттаяло. Ты сама себя обманываешь, что не изменилась. Любовь меняет всех. Подумай о последствиях. Если ты вдруг станешь доброй и сентиментальной, все встанет с ног на голову. Я сказала. Если что, назови меня трижды по имени, я всегда приду.

– Как в старое доброе время… Ты тоже зови, если я буду нужна, – Марья кивнула. – Мне нужно заканчивать. Прощай, сестра.

– До встречи, – и Леля исчезла, оставив после себя легкий запах дорогих пьянящих духов.

Слезы застилали глаза. Марья чертила буквы. Рцы, он, како…

Серые глаза огромного черного волка следили за людьми, следили за часовыми оборотней, отмечая каждую деталь. Он понял, люди попытаются помешать зверям исполнить свой обряд, но это не входило в планы Люта. Любой ценой звери должны утратить людскую составляющую, он уже устал долгие годы охотиться на оборотней, выслеживая и сопоставляя факты, на самом ли деле очередная жертва охоты оборотень, или простой человек. Пока ошибок не было, но эти звери были очень хитры, их конспирация просто поражала. Даже такому первоклассному следопыту приходилось прилагать массу усилий, выслеживая очередного. И еще. Никто никогда не раскалывался даже под пытками, где расположено логово и кто главный в клане. Создавалось впечатление, что они издеваются, наплевав и на смерть и на боль. Эти ошибки природы жили как викинги, считая за высшую благость умереть в бою, от руки врага. Он выслеживал этот клан уже три года. Еще в Сибири Лют убил не меньше тридцати оборотней, но те неожиданно оставили город и исчезли. След вывел сюда, и Лют продолжил свою охоту. А теперь узнается, что искали оборотни. Потомок Ликаона, обряд. Они научились мыслить, даже обернувшись, не примитивно, а полностью отдавать себе отчет, что делают. Теперь звери стали для Люта еще более ненавистны…

Раздался шум крыльев и в стороне села птица, какую до того Лют ни разу не видел, хотя за столетия он перевидал всякого. Кипенно-белые огромные крылья, когтистые мощные лапы и голова девушки с белесыми завитками пышных волос. Она видела волка и нисколько не боялась. Любопытство взяло верх, и волк подошел к птице, настороженный и готовый ко всему.

– Кто ты?

– Я Алконост, птица судьбы. Ты Серый волк? Не так ли? – приятный девичий голосок был спокоен и мелодичен.

– Да. Меня и так тоже называют. Алконост. Я слышал о тебе. Но не видел.

– Я одна из птиц судьбы.

– Алконост, Сирин и Гамаюн. Что же, вещай, птица судьбы.

– Я не Сирин, это она голос судьбы. А я справедливость, – она продолжила, видя любопытство волка. – Сегодня вершится судьба человечества. Ты хочешь помешать справедливости.

– Да что ты! Скажи, а справедливо, что я веками выслеживаю этих тварей, трачу силы и время? Сегодня же я получу возможность убивать их без лишних усилий.

– Ты один, а их много. Пока ты всех истребишь, пострадают тысячи людей. Все смерти будут на тебе. Не много ли ты на себя берешь? Тот, кого сегодня приносят в жертву, жив по моей ошибке. Он должен был умереть еще полгода назад. Ты мешаешь воле судьбы.

– А ты в силах помешать мне? – он недобро оскалил пасть, и шерсть на загривке встала дыбом.

– Я – нет. Но рядом с людьми Морана. Ты не можешь ее видеть, я знаю, на то была ее воля. Зато она очень хорошо увидит тебя, стоит тебе напасть, или мне сказать, где ты.

Волк прыгнул, но птица резко взмахнула крылом, и Люта от удара впечатало в ствол тополя с такой силой, что помутилось в глазах.

– Ты ничего не можешь мне сделать, я сильнее, – голос Алконоста даже не поменялся. – Я хочу договориться, а не воевать.

– Мы не договоримся, – волк ощерил пасть.

– Ты пойми, вся твоя жизнь – это охота на оборотней, и именно так ты тратишь свою вечность. Что у тебя останется, если их не нужно будет выслеживать? Ну, за год-два ты перебьешь всех. А что потом? Как ты будешь тратить свое время? Подумай, пока не поздно. Я в любом случае не дам тебе помешать людям.

– Ты не сможешь убить меня, – под железным доводом птицы он утратил часть своей злобы.

– Я и пытаться не буду. Если не Морана, так я; просто захвачу тебя когтями и отнесу далеко-далеко. Мне всего-то нужно помешать тебе. Решай. По-хорошему или по-плохому.

Со злости Лют захотел убить и Алконоста и Свечкина, но голос разума подсказал, – в первом случае он потерпит поражение, а во втором Мара сама убьет волка. Умирать не хотелось, он еще не сослужил свою службу.

– Хорошо. Все решит судьба. У людей может ничего не получиться, – кивнул волк.

– Все решит судьба, – сказала птица. – Я полетаю вокруг, пока все не закончится. Мало ли, вдруг передумаешь!

Алконост улетела, а волк сел на траву. Когда злость улеглась, он понял: птица права. Что останется, если все вервольфы будут убиты? А так у него есть хотя бы цель, раз умереть не получается. Вечность долгая.

Наступила полночь, но ворон так и не прилетел. В прибор ночного видения Арсений, наблюдавший за часовыми, четко видел то, как они меняли свой облик, корчась от боли и завывая. Все превращение заняло не больше минуты, еще в течение минуты они отходили от шока, и в полночь стражи опять вернулись к исполнению своих обязанностей, щеря зубастые пасти, и принюхиваясь к ночным запахам, изредка чихая, когда ветер доносил опьяняющий запах расцветшей сирени.

– Ровно полночь, – голос опера выдавал напряжение.

– Все хорошо. Если Марья обещала, она сделает, – произнес Александр. – Ворон вот-вот подлетит.

– Сбегать бы к ней, посмотреть что случилось, – профессор тоже нервничал.

– Не успеем. А в одиночку с другого места прорываться в атаку значит подставлять и себя и группу, – Свечкин покачал головой. – Ждем. Еще есть время.

– Сколько на форсирование поля? – Арсений перепроверял расчехленное оружие и раздавал его соратникам.

– Минута. Поле озимыми засеяно, видишь, не перекопано. Значит, колдобин и рытвин будет не много. Даже если навстречу вырвутся охранники, успеем. Бежим линией, на расстоянии пары метров друг от друга, – он обернулся к профессору. – Вы не быстро бегаете, будем подстраиваться под вас.

– У меня еще есть порох в пороховницах, – грустно улыбнулся историк. – Саша. Не жди ее. Что-то пошло не так, – он покачал головой. – Не верь женщинам.

– Своевременный совет, – Свечкин посмотрел на часы. Было две минуты первого. – Я постараюсь запомнить его на всю оставшуюся жизнь. Думаю, минут на пять, – он смахнул набежавшую слезу. Ему не было страшно. Сердце заняла боль. Предала. Она предала его. Вспомнились и ее слова: «Кто угодно может подвести». Наверное, это было предупреждение.

– Саша… – многозначительно произнес профессор, сверяя время.

– Погнали, – без слов понял его Александр, коротко перекрестился и ринулся в атаку.

Их заметили почти сразу, и, сорвавшись с места, оборотни ринулись в лобовую атаку на людей. Александр смотрел на ходу, как грациозно и молниеносно стелятся в беге эти огромные монстры, как лоснится под лунным светом их шерсть и горят алым глаза. Адреналин заполнил все клеточки тела, и время плавно замедлило свое движение. Все чувства отключились, он забыл и о Марье и о Леле, он забыл даже нормально дышать. Он снова шел в атаку. В последнюю атаку. Люди не добежали даже до середины поля, когда оборотни вышли на дистанцию прицельного выстрела. Все знали, что результативно стрелять с дробовика на ходу могут только в голливудских фильмах, потому атакующие встали как вкопанные и открыли огонь. Три первых выстрела вынесли двоих оборотней, еще одного качнуло, но он устоял, видимо, задело свинцом, а не серебряной картечью. Еще три выстрела, и на этот раз все попали в цель. На ходу остался всего один, который прыгнул на профессора, едва осталось около пяти метров. Два выстрела слились в один. И дядя, и племянник попали одновременно. Тело оборотня изменило траекторию, и он упал в метре от историка, который отскочил к тому же в сторону, как черт от ладана. Расстреливали еще шевелящихся на ходу. На ходу и перезаряжали оружие. Из дверей фермы высыпало десятка три оборотней, выскочивших на выстрелы. Они в мгновение ока оценили обстановку, и бросились в бой.

– Нам настал писец, – Арсений был на удивление спокоен для такой фразы.

– Не ждем, стреляем, – профессор остановился. – В ноги, разлет учитывай, – сказал он Свечкину.

Оборотни неслись стрелой, но на свое горе они не рассеялись по полю, а сгруппировались, и слаженные выстрелы трех человек наносили строю ощутимый ущерб. Конечно, о прицельной стрельбе не шло и речи, но смысл был ранить, обездвижить нападавших зверей, затормозив их атаку. Восьми миллиметровая картечь, как сказал Арсений еще в ходе подготовки к атаке, имела дальность полета в шестьсот метров, и на двухстах из них гарантированно сохраняла убойную силу. После пары залпов вервольфы поняли ошибку слитного строя, и рассыпались в стороны.

– Вот теперь нам точно писец настал, – майор даже кивнул сам себе, подтверждая слова.

Патрон за патроном, стреляные гильзы вылетали из ружей. Свечкин успел перезарядить двустволку всего раз, когда понял, что стремительно сокращающаяся дистанция не позволит сделать больше ни одного выстрела. Он взял ружье за ствол и встал наизготовку, намереваясь хотя бы одному противнику снести голову. Шестнадцать выстрелов наделали много бед в строю вервольфов, но осталось лежать не больше десятка. Конечно, раненых было немало, но и они неслись вперед, забыв про боль и трудности, капая на едва проросшие стебли ячменя хлопьями пены, из бешено оскаленных пастей. Разрядив помповые ружья, дядя и племянник тоже не думали их перезаряжать, откинув в сторону. Арсений достал два ножа, а профессор вытащил обрез, намереваясь использовать его в ближнем бою.

– Ну, хоть немало с собой забрали! – Арсений светился оптимизмом.

– Не успели… – ответил ему профессор, даже не пытаясь продолжить свою мысль.

Свечкин молча покачал ружьем, как бейсбольной битой, готовясь расколотить его о ближайшую косматую голову. Оставались считанные шаги.

– Подвинься, робята! – раздалось позади, и Александр от неожиданности чуть не выронил свою палицу из рук.

Свечкин еще оборачивался, как рядом с ним снарядом пронесся плечистый мужик с толстенной рогатиной наперевес. Этот бежал первым, но не единственным. За ним следом выскочил донской бородатый казак с двумя шашками, и одетый в двойную кольчугу воин в шишаке с одноручным мечом и щитом в левой руке. Быстро перебирая ногами, несся приземистый татарин в малахае с тоненькой саблей. Широко шагая, бежал викинг с двуручным топором и круглым щитом, окованным сталью. Герои русско-турецких войн с огромными штыками на винтовках, два гусара в киверах и доломанах, может, лично видевшие Наполеона, французский дворянин в шикарном бархатном колете с тяжелой шпагой в руке. Казаки, поляки, турки, татары, варяги и скифы… У Александра рябило в глазах от нарядов предков. И мужики, славянские бородатые здоровые мужики в косоворотках, тулупах или даже с голым торсом, кто с топором, кто с вилами, кто с косой или цепом. Они пронеслись пулей, оставив в тылу оторопевших стрелков, наблюдающих как одного за другим, словно походя, они срубают бегущих оборотней. В ход шло все, от меча или копья до оглобли или плотницкого топора. Все оружие в равной степени приносило смерть. Конечно, за спинами бегущих было сложно рассмотреть тонкость техники боя, ловкость воинов или силу ударов. Главной оценкой сражения была стопроцентная результативность: до живых людей не добежал никто из обернувшихся.

– Давай, шевелись, – крикнул Александр замершему майору и историку, и, подавая пример, сам стремглав помчался вперед, на ходу перезаряжая ружье.

Те, видимо, не желая пропускать веселье, живо подняли брошенные ружья и так же на ходу принялись забивать патронами трубчатые магазины. Им оставалось только бежать, даже добивать никого не требовалось. Было ощущение, что по оборотням проехался грузовик, настолько все плохо выглядело вблизи. Переломанные, рубленые, иногда лишенные конечностей, те лежали на земле, и некоторые тела уже начинали принимать человеческие очертания. Как подумалось Свечкину, объятые горячкой боя, пращуры считали нужным нанести каждый по смертельному удару, и никого не смущало, что бегущим позади, живых противников просто не досталось.

Когда люди добрались до ворот центрального здания фермы, они уже были выломаны внутрь вместе с толстенной рамой, на которой крепились. В бетонной коробке шло ожесточенное сражение, которое вскоре должно было затихнуть. На вскидку Александра, напавших было около сотни, в то время как оборонявшихся не более пяти десятков. Кто-то из оборотней горел желанием выбраться на крышу, напрочь игнорируя присутствие черепицы и досок перекрытий, но таких ловили за ноги и затягивали вниз. Иногда на задних конечностях таких любителей полюбоваться звездным небом висело сразу по четыре мужика, и лишь общими усилиями удавалось их затянуть внутрь. Вой, рычание и скулеж перемешались с боевыми криками татарина и казаков, с громким уханьем кузнеца, раз за разом обрушивающего свой молот на головы оборотней, и гиканьем гусаров. Француз не в себе орал: «Париж и Сен-Дени», а запорожец в цветастом халате с чужого плеча кричал: «Гой-да». Ферма превратилась в филиал ада.

– Вот это разборки, я понимаю, – Арсений застыл с открытым ртом, наблюдая за происходящим. Никто из троицы приятелей не спешил заходить внутрь, любуясь колоритным зрелищем боя.

– Главное, чтобы потом за нас не принялись, – профессор бегал глазами, словно студент, впервые посетивший дом терпимости. Он впитывал в память одежду и вооружение предков, их замысловатую речь и витиеватые выражения, сыпавшиеся от бородатых мужиков как из рога изобилия. – Я так и не понял операцию появления на свет этого оборотня, которого вон тот чернобородый казак добивает, – обернулся историк к Александру.