Игры с Вечностью

– Тебе близко горе? – Агасфер рассмеялся. – Демон пустыни, тебе ли смертные близки стали? Давно ль ты из кого-то живого кровь вылил? И душу загубил очередную? Ты знаешь, кто перед тобой? – обернулся он к Виктору.

– Нет. Но я знаю, что он желает мне добра, – голос Ильина был тверд и непреклонен.

– Да это само зло. Как ему доверять можно? Он же за твоей душой охотится, – Вечный Жид покачал головой.

– Я от него зла не видел. Но кто ты? – Виктор обернулся к демону. – Ты теперь говорить можешь. Так скажи.

– Я был твоим другом. Когда-то.

– Я ничего не понимаю, – Виктор посмотрел на Агасфера. – Кто он?

– Он Азазель, демон пустыни. Рожденный из огня. Много имен…. Тебе знакомо слово шайтан? Иблис?

– Да.

– Так он перед тобой. Отказавшийся поклониться Адаму, рожденному из глины. Гордыня, да? – Агасфер посмотрел на демона.

– Да. Гордыня, – тот поднял голову и с вызовом глянул на Вечного Жида.

– Тебя и тысячи лет не меняют. Все такой же. Ты Его предал. И этого предашь. Суть сильнее, – Агасфер обернулся к Виктору. – Он предаст тебя, если уже не предал. Да и как вы могли быть друзьями? Ты – смертный, а это – отступник. Падший ангел. Демон. Злой дух…. Задумайся, человек.

– Падший ангел? – Виктор удивленно посмотрел на своего спутника.

– А ты думал! – Вечный Жид кивнул Ильину. – Таких как он было двести. Сговор. Они захотели жить на Земле и спать с земными женщинами, соблазнившись их красотой. Перед тобой один из предводителей. Но этого ему стало мало. Отпрысков таких связей, гигантов, он поднял на мятеж против неба. Он научил мужчин искусству войны, посеяв на земле вражду и смерть, а женщин искусству обмана и соблазнения, посеяв ложь. И что вышло? А? – он перевел взгляд на демона. Тот опустил голову. – А вышло, что их всех убили, мятеж был разгромлен, а его, – Агасфер ткнул пальцем в Азазеля – заточили в пустыне во тьме до скончания века. А теперь он стоит перед тобой.

– Но как тогда он… – Ильин не закончил вопрос.

– Выбрался? Да просто. Его расковал лукавый. И теперь он ему служит. Когда-то он был сам по себе, и за ним шли. Теперь он сам служит. Как же ты со своей гордыней допустил такое? Солнышко увидеть захотелось, да? Страшно стало? – Агасфер торжествовал.

– Не будем обо мне… – демон поднял взор на Агасфера и показал рукой на Ильина. – Расскажи ему, кто он есть.

– А кто он?

– Неужели ты, Мудрец, не знаешь? Не узнал? Его имя Виктор, он ищет девушку по имени Анна. Ищет вот уже полторы тысячи лет. Раньше его звали Ур…

– Неужели? – Вечный Жид присмотрелся к Ильину повнимательнее. – А почему ты ему сам не расскажешь?

– Я не могу так вмешиваться.

– Но ты же его привел ко мне. Разве это не вмешательство? А? Наблюдатель! – Агасфер покосился на Азазеля.

– Я уже давно не наблюдатель. Как и он.

Виктору очень хотелось задать море вопросов, но на сей раз, он удержался, поняв, что ему расскажут и так, или он сам все поймет из спора двух бессмертных.

– Ты просто боишься последствий, боишься взять на себя ответственность. Но и держаться в стороне не в силах. Почему? Он тебе приказал? Или по своим мотивам? Из чувства долга?

– Все вместе. Хозяин не хочет допустить, чтобы Виктор попал на небо….

– А Он, – Агасфер поднял голову к небу – не хочет, чтобы человек попал в ад. Хочет спасти его от мук. Но как получилось, что ты ввязался в это дело? Решали бы себе сами… Или просто не дали бы им встретиться. Зачем все усложнять?

– Он начал все вспоминать. Он и сам бы ее нашел.

– Но опоздал бы. А этого допустить твой хозяин никак не может. Я понимаю. И почему ты думаешь, что я буду помогать ему? Что я пойду против…

– А тебе нечего терять. Ты сам по себе и смерть тебя только радует. Но ты не умрешь, и ты это знаешь, – Азазель посмотрел на Вечного Жида. – Я прошу тебя сделать это не ради кого-то, и не вопреки чему-то. Сделай это из сочувствия, из жалости. Сделай это ради любви. Мне никогда не изведать это чувство, тебе к нему идти еще тысячелетия. А он любит вот уже полторы тысячи лет, и любит так, что его чувство сильнее смерти. И он будет любить до скончания века. И никто, – демон окинул взором горизонт – не сможет погасить эту любовь. Разве он не достоин жалости? Разве он не достоин счастья, хотя бы короткого?

– Но его душа… Ты же ее сгубишь. Он отказался один раз, откажется и второй.

– Дай ему самому решать. Я не уверен, что на небе, без Анны, ему будет лучше, чем в огне, но с ней.

– Хорошо, я расскажу, – Агасфер произнес это после некоторой паузы. – Но при одном условии. Ты больше не будешь ему помогать и воздействовать на него. Пусть он сам дальше докапывается до истины. Что будет, то будет. После этой ночи ты покинешь его. Он сам должен принять решение.

– Хорошо. Меня это устраивает. Моей целью было свести их. Цель будет выполнена, я это вижу, – демон кивнул.

Виктор сидел, хлопая глазами и ловя каждое слово. Он ничему не мог поверить из того, что звучало, и ничего не мог понять. Его мысли смешались в кучу, в голове был бардак и изобилие самых разных чувств, от печали до счастья.

– Кто я? – только и смог произнести Ильин, с мольбой смотря на Отшельника.

– Когда-то ты был ангелом, как и он, – Агасфер показал на Азазеля. – Ты тоже пал во грех…

– Это спорно. Грех ли любить? – Азазель посмотрел на Вечного Жида. – Скорее он нарушил правила. Расскажи ему все подробно, чтобы он до конца понял! – он повернулся к Виктору. – Ангелам любить нельзя. Я согрешил, возжелал… а ты всего лишь полюбил.

– Не важно, – Агасфер поморщился. – Не перебивай меня. Подробно? Хорошо. Итак, ты был ангелом-наблюдателем, в твоей обязанности было уберегать чистые души от греха и пытаться спасти грешников. Ты был на хорошем счету. Твой друг, – он покосился на демона, – пошел на предательство, а ты отказался, и остался служить Всевышнему.

– Ты отказался от прошлой дружбы во имя Него. Ты отказался от меня. Но я тебе это простил…. – Азазель вставил свое слово.

– Как бы то ни было, Виктор, ты был в войске Михаила, и боролся с демонами. Ты заслужил доверие. Потом прошли долгие годы, в течение которых ты ни разу не подвел Его. Ты исправил многих грешников, сотни вывел к свету, и еще большее количество не подпустил к тьме. Если бы там, на небе, давали медали, то ты был бы в числе награжденных. Тебя приставляли к разным людям: и к мужчинам, и к женщинам, как к прекрасным, так и к некрасивым, но проходили столетия, люди, которых ты опекал, уходили, на их место приходили другие, а ты неизменно служил, оберегая их сердца. Ты был непоколебим…

– Однажды я пришел к тебе, – начал Азазель, рассматривая свой меч, – это было, когда меня расковали, но ты, несмотря на тысячи лет разлуки, даже не захотел меня слушать, отвернулся от меня, и слова о старой дружбе и воспоминания не проникли в твое сердце. Ты был верен только Ему, и не мог понять, как я когда-то посмел пойти на сговор в числе прочих! Ты прогнал меня.

Виктор свесил голову. Он видел участие к себе, и не мог понять, как демон, вопреки своей природе смог сохранить что-то хорошее. Это что-то называлось дружбой, и Виктору было неудобно, что он из каких-то убеждений мог вот так себя вести в прошлом. Его-то никто не предавал! Что же, честь и хвала тому, кто смог простить.

– Прости, что я… – Ильину слова давались с трудом.

– Давно простил. Забудь.

– Я продолжу! Ты был непоколебим, – вмешался в диалог Агасфер. – Тверд в своей вере, в идеалах и в служении Творцу. Так было долгое время…. – он глубоко вздохнул. – Пока в городе Константинополе, в 514 году, не родилась в семье сенатора от класса прасинов девочка по имени Анна…

– Извините, что перебиваю, но я хоть и осведомлен неплохо в истории, но о классе прасинов не слышал. Вы можете рассказывать, поясняя? Я не так много знаю, как вы! – Ильин, превратившийся в слух, с неудовольствием перебил Агасфера, но по-другому он не мог, боясь упустить подробности.

– Прасины – это простолюдины, ремесленники. Вторым классом были венеты, знать. Так вот, отец этой девочки, Анастасис, был в далеком родстве с императорской семьей, с династией Львов. Тогда не было жестких рамок и запретов на браки между рабочими и знатью, поэтому Анастасис выбился в сенаторы благодаря жене, дочери патриция из венетов, который дал ему первоначальную протекцию. Отец Анны был богат, но после смерти Анастасия I Флавия, благоволящего прасинам, когда на политической арене произошли перемены и к власти пришел Юстин I, родоначальник новой династии, он остался не у дел, потеряв былой вес в политике. Хотя, все равно, быть сенатором значило много, и как человек, влекомый наживой, он стал одним из зачинщиков знаменитого бунта «Ника», – Вечный Жид подсел к костру и достал из кармана хрустальную флягу с какой-то зеленоватой жидкостью. Он отпил и заговорил снова. – Мы еще вернемся к дням бунта, пока я расскажу тебе об Анне. Со времени ее крещения за жизнью девочки следил не ты, а другой ангел. Он был из новообращенных, еще неопытный и не до конца освободившийся от человеческого. Когда ей стукнуло семнадцать, Анна расцвела, и ангел, наблюдавший за ней, отказался от своего поста…

– Почему он это сделал? – спросил Виктор.

– Он начал ловить себя на грешных мыслях, и, после этого, раскаявшись, в слезах умолял его наказать, но передать наблюдение за Анной кому-либо другому.

– И выбрали меня?

– Да, выбрали тебя, как наиболее здравого и неприступного наблюдателя. Ты был словно лед…. Тебя приставили к ней в начале весны 531-го года….

– Откуда вы в таких подробностях все знаете? – Виктор поразился.

– В то время я жил в Константинополе… а про тебя с ней мне рассказывали. Не так важно, кто. Это истина от первого слова до последнего. В начале весны 531-го, сразу после дня рождения, ты увидел ее впервые. С тобой ничего сверхъестественного не произошло, ты не влюбился в нее с первого взгляда, ты был спокоен и собран как никто другой и исполнял свои обязанности с непоколебимостью верного пса. Тебя волновала только целостность и чистота ее души, а до красоты тела дела не было. Красота девушки притягивала мужские взоры, как магнит стальные опилки, но ты пресекал встречи, нашептывал ей в голове благочестивые мысли и не допускал даже намека на грех в поступках. Она должна была стать одной из лучших твоих воспитанниц, по крайней мере, так думал ты. Она жертвовала бедным огромные деньги, помогала им как могла. Она сама ходила в госпиталь и выхаживала раненых в частых стычках воинов и горожан. Она была примером благочестия для всех, и каждый в городе знал ее доброе сердце. Настал день, когда она вступила с тобой в диалог. Она почувствовала тебя, невидимого. Она вообще была очень необычная девочка, которая могла замечать то, что другие просто не могли увидеть и услышать. Как раз это и произошло тогда. Ты поначалу удивился, потом немного испугался, а потом ответил ей. И вы начали разговаривать. Она говорила сама с собой, а ты отвечал мыслями в ее голове. Ваши диалоги велись на самые разные темы, ты научился шутить, она научилась размышлять…. Вы много дали друг другу, проводя в беседах не один час. Тебе она стала по-настоящему близкой, родной. Ты не понимал природы своих чувств, хотя они были самыми светлыми и чистыми, безо всякого умысла. Так ты познал любовь, хотя и сам не понимал, что любишь….

– Просто ты начал жить… – демон прервал свое молчание. – Ты стал наполовину человеком.

Агасфер вздохнул при этих словах. Он промолчал несколько секунд, а потом продолжил.

– Ее отец, как я тебе и говорил, был человеком, жаждущим наживы. Он почти не общался с дочерью, но любил ее больше всего на свете. Так вот, в конце декабря 531-го года он начал свою работу заговорщика, приступив вместе с тремя своими единомышленниками к вербовке сенаторов для начала бунта. Каждый сенатор имел вес, за каждым сенатором стояли вооруженные люди из его подчиненных и охраны, и, объединившись, они стали бы великой силой. Вербовка велась менее месяца, и можешь мне поверить, момент был выбран очень подходящий – в Константинополе скопилось множество недовольных правящим Юстинианом I Великим. Он был христианином и жестко преследовал язычников и еретиков. К тому же он всего за несколько лет втрое увеличил число жителей Константинополя, перестроив город от основания и приманив иностранную рабочую силу. На строительство были нужны деньги, и народ просто изнемогал под налоговым гнетом. Это было интересное время, начало рассвета Византии…. – Агасфер прикрыл глаза. – Так вот, началом бунта стали скачки. На ипподроме, месте сбора всех горожан в праздники, началась потасовка между болельщиками. Воспользовавшись накалившейся обстановкой, прасины, недовольные политикой и подстрекаемые сенаторами выбрали несколько представителей, которые выступили перед императором с требованием отречения от престола. Юстиниан, сидевший в своей ложе, пришел в бешенство и по его приказу охрана, не сильно разбираясь в причинах, схватила нескольких человек, которые, по их сведениям начали потасовку и подстрекали к мятежу. Их казнили. Это стало началом бунта, на который поднялся весь Константинополь. Такой силы ни до, ни после, во всей Византии не встречалось, мятежей такого масштаба за две тысячи лет своей истории эта земля не знала. Это было 14 января.

Пожар охватил весь город, рушили дома, здания, резали солдат и жителей. Мародерство, насилие и жестокость царили всюду. Так продолжалось четыре дня. Бунтовщики выдвинули на коронацию нового императора – Ипатия, племянника бывшего императора Анастасия I. Его коронация проводилась на ипподроме, и собрались тысячи. Юстиниан хотел бежать, но поддавшись уговорам жены, решил действовать хитростью. Для этого он подослал к сенаторам своего поверенного – Нарсеса. Сенаторы уступили под действием жадности, купившись на обещанные богатства; да и страх сделал с ними свое дело – они боялись, что народ будет отныне диктовать все условия управления страной, и знать останется не у дел. Большая часть верхушки заговора уступила старой власти, прикинувшись глупцами, что их использовали, и во всем виноват простой люд, прасины. На том и порешили. Войска императора соединились с переодетыми слугами сенаторов и напали на ипподром, когда этого меньше всего ожидали…. Сколько всего было убито людей в эти четыре дня, я не могу сказать. Трупы лежали всюду, и некому было их хоронить. Я знаю, что после завершения бунта Константинополь отстраивали заново, уже новые люди. Это стал мертвый город. Я помню тот день на ипподроме. За полчаса вырезали тридцать пять тысяч человек. Это была только часть от общего количества убитых.

– Ничего себе. Чем не Варфоломеевская ночь по-византийски, – Виктор ахнул. – Только не за веру, а за власть.

Агасфер кивнул, перевел дыхание и выпил отвара из фляги, чтобы затем продолжить.

– Да…. Анна все время находилась с отцом, он не хотел вмешивать ее в свои дела, но оставлять дочь дома было небезопасно. Особняк Анастасиса сгорел в первый же день, так как народ стал неудержим и громил все, не разбираясь в причинах. Люди просто пьянели от крови. Было страшно, по-настоящему страшно. Я не буду описывать подробности произошедшего в те четыре дня, и то, что последовало за ними. Я думаю, тебя интересует только Анна?

– Да.

– Так вот, они были на ипподроме 18 января на коронации Ипатия. Анастасис сбежал, а его дочь погибла… Он не смог ее спасти, его оттеснила толпа…

– Кто ее убил? Неужели у кого-то не было сердца? Ведь вы говорите, что о ней и ее доброте знали все, – Виктор был взволнован рассказом Агасфера.

– Не все были рождены в Константинополе и жили в нем. Не все говорили по-гречески и не все имели душу из тех, кто участвовал в резне на ипподроме. Готам и герулам, которых в свое войско нанимал Юстиниан, было все равно кого резать, и они не понимали, что есть добро. Они ценили только силу. В общем, то, что они делали с девушками, было жутко. Насилие являлось только частью их издевательств, и, пожалуй, не самой страшной. Особенно они были жестоки с христианами…

– Они ее мучили?

– Нет. Не успели. Ты убил ее, чтобы девушка избежала мучений. Это был единственный выход. В тебе проснулись разом все чувства, от ревности до жалости и ты помешался. Тебе была дана власть, и ты ей воспользовался в своих целях. Анна должна была не просто умереть, а пострадать за грехи отца, сама она не согрешила ничем. Так было задумано. Ты нарушил эту задумку, и, мало того, ты пал. Ты убил. Ты совершил преступление. Да, конечно, ты раскаялся в совершенном, ты не находил себе места, ты молил о прощении, но преступление было велико, и тебя ничего не могло оправдать в глазах закона.

– Я убил ее? – Виктор смотрел на Агасфера, но не видел его. До него только начинали доходить эти слова. – А у нее не было ни одного шанса выжить?

– Нет, ни одного. То, что было ей уготовано, не оставляло выбора, – Вечный Жид поправил сук в костре и продолжил. – Ты понял это, и тогда, совершив преступление, ты избавил ее от мучений. Я не могу не признать…

– Это же как нужно было любить…

– Вот и я о том же, – Азазель кивнул.

– И тебя наказали. Ты был изгнан с неба, заключен в человеческую плоть, чтобы своей жизнью и страданием заслужить прощение. Другой бы уже горел в аду, но о твоих прошлых заслугах помнили, поэтому послали искупление. Твоим искуплением стала та же самая Анна. Ты из жизни в жизнь сталкивался с ней, снова влюблялся, но терял. Она уходила, а ты должен был жить дальше, помня и страдая.

– Жестоко, – Азазель подвел итог.

– Вот и я о том же. Ладно, я, – убил… и так далее. Но она-то причем? За что ей такое? Та любовь, которая была у нас – это страшные муки. Я понимаю, если бы я любил, а она – нет; если бы она оставалась жива, не страдая…

– Ты пойми, что любовь находится в ведомстве самого человека, и нет такой силы, которой было бы подвластно заставить человека разлюбить или наоборот влюбиться. Даже он подтвердит это! – Агасфер кивнул на демона. – Можно внушить только страсть, помешательство. Но настоящая любовь – это что-то другое, и она неподвластна, ни колдовству, ни силам судьбы. Можно разлучить, но заставить погаснуть нельзя! И Анна, когда встречала тебя, снова влюблялась.

– Да вы созданы друг для друга! – Демон снова заговорил. – Это же ясно!

– Но все равно ее страдания…. За что ей они?

Вечный Жид промолчал.

– Она заставила тебя пасть, предав свою природу. Соблазнить ангела – это не благостный поступок, – Азазель решил ответить за Отшельника. – За такое бывали и похуже наказания.

– Я понял. И что, нам с ней вот так до Второго Пришествия маяться?

– В том-то вся и загвоздка! – Азазель осмелел окончательно, и решил говорить сам. – Вам было дано девять жизней, в течение которых вы вновь и вновь переживали драму любви. Сейчас идет девятая, и последняя.

– И что это значит? Что произойдет, если я буду с Анной? И наоборот?

– Если ты будешь с Анной, ты никогда не попадешь на небо, понимаешь? – Агасфер взял Виктора за руку. – Ты погубишь свою душу. Нужно ли тебе это?

– Если ты будешь с Анной, то попадешь прямиком на сковородку. Хотя, это еще неизвестно, – у нас новый призыв в армию начался… – Азазель сказал это, рассматривая свои ногти, не смотря на Ильина.

– А если я не буду с ней…

– То тебе простят все грехи, – Мудрец вложил в эти слова всю силу убеждения.

– А Анна?

– Ей наверху не бывать, – Азазель точил ногти о камень. – Соблазнила ангела, потом увела монаха от церкви, кинув его во грех… да я могу продолжать очень долго.

– Она в ад отправится?

– Кто его знает? – Агасфер задумался. – Скорее всего, она просто исчезнет. Будет в чистилище до Судного дня, а потом умрет. Я говорю о душе, не о теле. Одно ясно – тебе с ней вместе не быть. Тебе не в передней – либо внизу, либо вверху находиться. Как сам выберешь.

Виктор свесил голову. Азазель подошел к нему вплотную, и положил руку на плечо.

– Ты пойми правильно. Если вы будете вместе – это противоречие Его воле, не больше и не меньше. Поэтому будет сделано так, что вместе вам не быть. Завтра она умрет. Или она или ты, это уже как ты выберешь.

– Завтра воскресенье…

– Сегодня воскресенье, а завтра – понедельник, – демон внес поправку. – Тебе остаются сутки, чтобы найти ее. Это не так уж и мало!

– Но я надеялся, что эта ночь и ты поможете мне найти ее, что сегодня я узнаю, где ее искать, – Виктор покачал головой.

– Где ее искать я не могу тебе сказать. Агасфер прав – ты должен сам решить, что тебе нужно, и найти ее. И ни я и никто другой в это вмешиваться не должен.

– Спасибо, – Ильин протянул руку.

– Не за что, – Азазель руки не пожал. – Теперь с добрыми делами покончено, – он странно улыбнулся.

– Действительно, спасибо тебе за все. Ты дал мне понять, кто я на самом деле. Теперь я знаю весь расклад, и что к чему ведет. Теперь я хотя бы ответственен за свой выбор.

– Многие знания – многие печали; и те, кто умножает познания – умножает печаль, – Агасфер обронил это с грустью. – Так сказал Екклесиаст. Он был прав.

– Спасибо и вам. Я надеюсь, что вы обретете покой, которого так ждете. Видимо, вы уже давно раскаялись во всем.

– О, да, – Вечный Жид кивнул. – Спасибо, что дали погреться. Мне пора в путь.

– Удачи, – Ильин кивнул головой.

– И тебе, человек, – и он продолжил свой путь, посмотрев перед этим на Азазеля. Тот кивнул на прощание, но ничего не сказал. Наверное, когда прощаются двое бессмертных, слова излишни. И так каждому из них понятно, что Земля – круглая, а время летит быстро.

Оставшись вдвоем, Виктор с Азазелем молчали. Так прошло около получаса. Молчание нарушил человек.

– Ты покажешь мне путь вниз? Я сам обратной дороги не найду. До рассвета еще три часа.

– Да. Пошли, – он дунул на огонь, и угли в костре превратились в пепел, подхваченный тут же ветром ночи и развеянный над лесом. Стал пеплом и разговор, отойдя в прошлое. Встреча трех теней прошла незаметно ни для кого, кроме старого филина и пары шакалов, снующих по кустам.

Когда ночь затихла в конвульсиях, уступив место рассвету, Виктор с Азелем вышли на большую поляну, от которой широкая тропа вела через лес вниз с горы.

– Ну вот и пришли. Несколько километров по этой тропе и ты в станице, там же где мы и начали подъем. Не собьешься. Мне пора.

Ильин посмотрел на воплощение ушедшей ночи, и его глаза увлажнились. Сентиментальность не была присуща Виктору, но он был готов поклясться, что им больше никогда не встретиться снова. Быть может, демон почувствовал то же. Он опустил взгляд, как бы не решаясь уходить.

– Я не знаю, что сказать, – Виктор посмотрел на деревья, в которых скоро должно было заиграть солнце. – Спасибо. Что еще? Я рад, что ты пришел ко мне. Я не забуду этого, никогда не забуду.

– Взаимно. До встречи, – он сделал шаг назад.

– До встречи, – Виктор кивнул. В этом мире все возможно.

– Запомни еще одно. Ты сможешь найти Анну, немного покопавшись в прошлом. Там скрыт секрет. Имена.

И поднявшийся из земли столб пламени скрыл от Ильина Азазеля. Столб растаял. Никого не было. Виктор даже не успел ничего сказать. Да и нечего было говорить.

12

Воскресное утро для Валентина Павловича Саргассова началось не так, как обычно. У него страшно болела голова, во рту была пустыня Сахара, а глаза слиплись и упорно не хотели раскрываться. Наконец, он страшным усилием воли открыл глаза и попробовал сфокусировать взгляд. Это вышло с трудом, так как мешал свет и страшнейшее похмелье. Валентин приподнял голову, оторвав ее от подушки, но понял, что сделал это зря. Комната пошла кругом, перед глазами все поплыло, и стало муторно. Валентин застонал и перевернулся на бок. Стало немного легче, но голова болеть не перестала, отдавая пульсирующими спазмами. Захотелось вернуться туда, откуда только что выплыло его сознание – в блаженный мир сна, в прохладу и темноту. Часы на стене показали восемь утра. С чего бы ему в выходной день просыпаться в такую рань?

– Какого черта? – сорвалась с его языка фраза, даже не мелькнув перед этим в пьяном и сонном мозгу. Он и сам не знал, зачем ему было нужно это говорить, свистящим и противным хрипом.

Ему бы еще спать и спать, а он проснулся. Ага, понятно почему, – он прислушался к организму и осознал, что страшно хочется заглянуть в туалет. Нечего делать, надо идти. Валентину пришлось оттолкнуться обеими руками от кровати и принять сидячее положение. Желание навестить клозет только многократно возросло. Саргассов чертыхнулся и перенес центр тяжести вперед, оттолкнувшись от кровати. Видимо, сделал он это слишком резко, так как на ногах устоять не удалось, и Валентин полетел головой в шкаф-купе. Спасла реакция – он вытянул руки и кулаками врезался в дверцу шкафа. Хорошо, что итальянцы используют на дверцах бронированные зеркала, иначе утро стало бы еще хуже. Зеркало даже не треснуло, а вот костяшки одного из кулаков Валентин разбил, оставив на стекле мазки крови.