Многоликий странник

Было заметно, что Локлан растерян. Норлан пожирал Фокдана восторженным взглядом. Хейзит не знал, краснеть ему или бледнеть: он слишком отчетливо осознавал, что после такой не терпящей возражения тирады они теперь все должны либо дружно отправиться в объятья Квалу, либо получить важные назначения. Причем и то и другое – за храбрость.

Появившийся из отверстия в полу Олак положил на лавки фляги с пивом, замер, ожидая дальнейших распоряжений, постоял, пожал плечами и, озадаченный, нырнул обратно.

– Не пойму, – заговорил наконец Локлан, – то ли ветер прекратился, то ли свежий воздух больше не помогает думать. Слишком много решений нужно принять и при этом не ошибиться настолько, чтобы потом нельзя было исправить. – Он первым пригубил флягу и призвал последовать своему примеру остальных. – Хорошо, Фокдан. Раз ты уже некоторое время обо всем этом размышляешь, посоветуй, что мне предложить отцу?

Хейзит облегченно вздохнул.

Фокдан сохранил равнодушный вид и только причмокнул, сделав маленький глоток.

– Предложи отцу для начала сделать три вещи. Либо отозвать отряд, который отправился к нам на заставу, либо, наоборот, послать ему вдогонку подмогу из полусотни, а лучше сотни хорошо обученных пешему бою мергов, одинаково владеющих луком и мечом. В бою кони им не понадобятся, зато они смогут нагнать отряд. Это первое и самое важное, что нужно сделать как только мы закончим говорить.

Локлан понимающе кивнул, ожидая продолжения.

– Второе. Успеть до полудня послать на все заставы гонцов с предупреждением о новой угрозе. Хотя, вероятно, есть какой-нибудь способ, сделать это быстрее, чем ждать, пока всадники обскачут все лесные закоулки.

– С помощью сигнальных дымов на башнях, – предположил Норлан.

– Да, если только удастся этими огнями объяснить, что нужно повысить бдительность стражей, повсюду расставить лазутчиков и запастись водой, чтобы время от времени поливать ею деревянные стены. Наконец, третье. Отправить Хейзита на поиски новой каменоломни. Я понятия не имею, как это делается, но уверен, что мы зря не позаботились об этом раньше.

Фокдан замолчал и на сей раз как следует запрокинул фляжку над жадно открытым ртом. Все смотрели, как он пьет, словно ожидая продолжения.

– Я готов искать камни, – первым вышел из оцепенения Хейзит.

– А я – собрать лучших мергов и соединиться с отрядом, – вскочил на ноги Норлан.

– То есть мне вы оставляете распоряжаться гонцами и сигнальщиками? – уточнил Локлан и натянуто рассмеялся.

Кажется, я все же сумел сказать то, что следовало, подумал Фокдан. Если мне предоставят право выбора, то я с большей охотой составлю компанию Хейзиту, чем останусь здесь или поскачу обратно в Пограничье. Правда, меня могут неправильно понять и решат, будто я не рвусь мстить за отца. Хотя, кому какое дело!

Распоряжайся, кем хочешь, подумал Норлан, но только не чини мне препятствий и позволь расправиться с шеважа. Я достаточно прослужил в мергах, чтобы знать, на что мы годимся. До сих пор мы никак не могли победить в этой, действительно, затянувшейся войне только потому, что Ракли недостаточно доверяет нам. Он по традиции считает главной силой вабонов пехоту. Молодец, этот Фокдан! Первый не мерг, который видит дальше своего носа. Хорошо бы взять его с собой. Он мог бы пригодиться в лесу. Главное, чтобы теперь, в который раз, отец не помешал мне исполнить мое предназначение. Я докажу, что заслуживаю культа. И Велла узнает об этом подвиге и согласится стать моей.

Фокдан всегда казался мне простоватым виггером, подумал Хейзит, а тут поди ты, так гладко все изложил и, похоже, ничего не забыл! Теперь все зависит от Локлана. Сможет ли он так же горячо вступиться за нас перед Ракли? Или его веселость и деловитость – напускные? У него ведь явно были другие планы, когда я попытался убедить его по-своему. А что теперь делать мне? Или моя совесть отныне чиста, и я могу вернуться домой и рассказать Велле о том, как ее Норлан предотвратил кровопролитие в замке?

– У отца была бессонная ночь, – продолжал между тем Локлан. – Надеюсь, что он еще не залег спать и сможет меня принять. – Он встал с лавки. – Вам будет лучше дождаться меня здесь, если хотите узнать, чем все закончится.

– К сожалению, чем все это закончится, мы узнаем нескоро, – потряс пустой фляжкой Фокдан.

– О чем ты будешь с ним говорить? – спросил Хейзит.

– О чем он едва ли будет рад меня слушать. Но я попробую. – Локлан кивнул Норлану, вскочившему следом. – Не уверен насчет каменоломни, но ваш узкоглазый всадник мне откровенно не понравился. Посторонние люди в землях вабонов – это непорядок. А любовь к порядку я унаследовал от отца. Так что ему, думаю, будет полезно меня потерпеть. Еще пива?

Они вежливо отказались и остались прогуливаться по смотровой площадке, изучая знакомые, но никогда не виданные прежде с такой заоблачной высоты окрестности. Выше них было только желто-серое полотнище гордо развевающегося флага.

– Если Ракли хоть раз поднимался сюда, – заметил Хейзит, – он должен наверняка согласиться с твоими предложениями, Фокдан.

– С чего ты взял, строитель?

– Отсюда Пограничье выглядит гораздо ближе, чем на самом деле.

– Да уж, пожалуй. Кстати, что-то я не вижу отсюда твоей замечательной таверны.

– Вы не в ту сторону смотрите. Вон мост, через который мы переходили. Берите выше и правее. Видите Стреляную Стену?

– Ну?

– Ведите взглядом вдоль нее от канала до трубы с дымом. Это кузница. Теперь еще три крыши вверх. Четвертая крыша и есть «У Старого Замка».

– Далековато, однако.

– Мне сейчас тоже что-то не верится, что дотуда могла долететь обычная стрела.

– Луки, которыми пользуются в замке, – напомнил Норлан, – будут помощнее обычных арбалетов.

Фокдан хмыкнул, однако спорить не стал. Что же до Хейзита, то еще в детстве, играя с мальчишками, он подмечал, как стрелы, пущенные с высоты дома или холма летят дальше пущенных с земли. Но чтобы мечтать о такой дальности полета!

– Не будем терять время, – сказал он так, словно был здесь главным. – Если Локлану удастся найти нам достойное занятие, а тем более, если он послушает Фокдана, мне бы не мешало присмотреть отсюда местечко для будущей каменоломни.

Он перешел к той стороне площадки, откуда открывался вид вдоль по течению Бехемы. Теперь ветер дул ему в затылок.

Часть берега загораживал угол Меген’тора. Однако Хейзит и так знал, что в том направлении расположены рыбацкие домики, отрезанные от Большого Вайла’туна пестрым ковром полей, вроде тех, которые им пришлось миновать по пути из Пограничья. Где-то там, где лес подступал к реке особенно близко, отец отца Хейзита вместе с другими мастерами много-много зим тому назад обнаружил залежи того самого бледно-желтого камня, из которого теперь был построен весь замок. Или почти весь, поскольку у вабонов бытовало предание, будто Тор Великий стоял здесь всегда. С близи и в самом деле становилось видно, что камень, из которого он сложен, темнее и не такой крупный, как камень стен и сторожевых башен.

Хейзит подумал, что сейчас, в этот самый момент за узкими прорезями окон решается дальнейшая судьба не только его, но и всего Вайла’туна.

– Ну что, углядел новую каменоломню? – напомнил о себе Фокдан.

– Нет, но считаю, что нужно просто попробовать отойти еще дальше, за старую. Камень притягивает камень, говаривал мой отец. Может быть, он именно это и имел в виду. Где одна залежь камня, там поблизости должна быть и другая. Во всяком случае, стоит попробовать.

С этой мыслью он перешел к стороне, обращенной на Бехему.

С земли, и даже с крыш домов, стоявших неподалеку от края берега, река выглядела бесконечной водной гладью, уходившей далеко к горизонту, очерченному изломами заснеженных гор, то есть огромных утесов. Хейзит когда-то даже думал, что это стены огромного замка с острыми зубцами, угрожающими солнцу. Но отец объяснил, что, по словам аолов, это тоже каменные укрепления, хотя и нерукотворные. Никто и никогда из вабонов возле них не бывал, поскольку подступы к ним надежно оберегает Бехема, печально знаменитая своими стремнинами. Действительно, с высоты смотровой площадки было видно, что никакой водной глади не существует, а есть лишь один никогда не стихающий поток, изборожденный множеством мчащихся наперегонки завихрений из серебристых бурунов, белой пены и искрящихся брызг. Неужели и в самом деле находились смельчаки, отваживавшиеся бросать Бехеме вызов? Сам Хейзит знавал одного, но тот был тронут умом и мог с утра до ночи сидеть на берегу, вглядываясь в горы и что-то бормотать себе под нос. Однажды он просто вошел в воду и попытался плыть, но течение подхватило его, и эльгяр замка рассказывали потом всем желающим о том, как видели со стен, будто его не то засосало водоворотом, не то проглотило подводное чудовище. Как бы то ни было на самом деле, тела его так и не нашли. Достаточно каждому, кто решится на подобное, подняться сюда, размышлял сейчас Хейзит, чтобы у него отбило всякую охоту лезть в реку. Поплавать у берега или половить рыбу – еще куда ни шло, он и сам был не прочь в жаркий день искупаться в тихой заводи под утесом, но чтобы мечтать добраться до другого берега, нет уж, себе дороже! Даже холодными зимами, когда вода в ведрах на улице замерзает, а обводной канал покрывается таким толстым слоем льда, что по нему можно ходить, не боясь провалиться, даже в самую лютую стужу река продолжает смывать едва успевающую образовываться у берега тоненькую ледяную корку. Кстати, при всей неподступности Бехемы, ее противоположная сторона выглядела сейчас с наблюдательной площадки не такой уж и далекой. Из лука, даже самого мощного, конечно, не дострелить, но расстояние сравнимо с расстоянием отсюда и до начала полей фолдитов. И берег сам по себе похож: утесы, кусты, местами пологий спуск к воде.

Хейзит присмотрелся.

В одном месте, прямо напротив замка, зеленый ковер травы как будто приподнимался, и из-под складки выглядывала длинная сероватая полоска. Словно белая рана на теле зеленого воина. И хотя издалека Хейзит не видел наверняка, ее происхождение не могло объясняться ничем, кроме одного – это вышедшая из земли на поверхность каменная залежь. Каменоломня под самым носом! И значительно больше той, из которой вабоны построили свой замок. Хватило бы на два Вайла’туна. Вот это да!

– Ты думаешь о том же, о чем и я? – спросил Фокдан, незаметно подошедший к Хейзиту сзади. – Соблазн велик, а подобраться к нему никто не сможет.

– Необходимо что-то придумать! Неужели мы никогда не переправимся на ту сторону Бехемы и обречены теперь вечно смотреть на то, что могло бы принадлежать нам по праву. Ведь стоит построить там каменоломню – и Вайла’тун будет спасен.

– А перелетать камни будут по воздуху? – поинтересовался Норлан. Его явно больше интересовала та сторона площадки, которая была обращена к Пограничью, однако сейчас он стоял рядом с остальными и постукивал пальцами по гладкой поверхности шлема. – Или наши мастера строительных дел прокопают под Бехемой подземный ход?

Хейзит странно посмотрел на него.

А ведь подземный ход, подумал он, и вправду был бы не самым глупым предприятием. Неизвестно, конечно, сколько уйдет на такую затею времени, но может статься, что не дольше, чем на попытку переправиться по воде или поиски каменоломни на этом берегу. Только вот как укрепить потолок подземелья, чтобы река не размыла грунт и не затопила весь проход одной волной? Подобных работ не вел до сих пор ни один из известных Хейзиту строителей. Здесь длина одного коридора наверняка будет превосходить длину подземных ходов всех застав вместе взятых. Сколько же зим пройдет, прежде чем они смогут дотащить сюда первый камень?

– Ты что, серьезно об этом думаешь?! – поразился Норлан, заметив, каким рассеянным стал взгляд Хейзита после неосторожно брошенного вопроса. – Перестань! Я пошутил! – Он рассмеялся недобрым смехом. – Да и если Ракли позволит мне с моими людьми отправиться в Пограничье, обещаю, что нам не придется думать о новых укреплениях. Мы уничтожим всех шеважа, сколько бы их ни было. Только если мы, как всегда, не будем ждать, чтобы шеважа ушли или вымерли сами по себе.

– А ты заметил, на что в моем рассказе обратил внимание Локлан? – сел на лавку спиной к реке Фокдан. – Кажется, он понял, что сегодня уже недостаточно говорить о пусть даже полном истреблении шеважа. У нас, судя по всему, появились новые соседи. И это тем хуже, чем меньше мы о них знаем.

– А на что нам тогда мерги, умеющие убивать врага, не сходя с коня, на что сверы, силе которых может позавидовать любой? А твои сомнения, виггер, я нахожу опасными.

– Благодарю за откровенность, – ответил Фокдан. – В твоем возрасте я рассуждал примерно также. И сейчас твердо знаю, что опаснее всего – отсутствие сомнений. Если бы мы не были уверены в том, что шеважа никогда не познают секретов огня, мы бы строили заставы из камня. А теперь сам видишь, что выходит.

– Ракли зовет, – сказала появившаяся из-под пола голова Олака. – Я провожу.

– Всех зовет? – уточнил Норлан. – И меня?

Но Олак уже скрылся.

– Пошли, там разберемся, – поднялся с лавки Фокдан. – Удивительно, как быстро про нас вспомнили.

Они снова спустились по приставной лестнице, но пошли по стене не туда, откуда привел их Норлан, а в противоположном направлении, миновали несколько групп эльгяр, вооруженных ростовыми луками и многозначительно умолкавших при приближении посторонних, и неожиданно оказались перед деревянным мостиком, переброшенным прямо из стены Меген’тора. Две прикованные к его углам цепи соединялись с толстой балкой, которая могла подниматься, когда внутри башни опускали ее противоположный конец. Специально для балки в стене была выбита узкая ниша, в которой она утопала полностью, когда мост поднимался, загораживая, как щитом, сводчатый вход внутрь. Именно через этот вход они теперь и прошли следом за Олаком, который всю дорогу даже ни разу не оглянулся.

Хейзит никогда прежде не бывал в Меген’торе, однако слышал от отца и других строителей достаточно, чтобы сообразить, что сейчас они находятся между первым и вторым этажами. Вверх и вниз вела винтовая лестница, по которой, как по печной трубе, поднимались всевозможные запахи, свидетельствовавшие о том, что в замке есть жизнь. Если бы не они, холод камней и тишина, нарушаемая лишь шуршанием шагов, производили впечатление заброшенности и необитаемости.

Олак повел их вниз.

Хейзит воспользовался случаем и провел ладонью по шершавому камню стены. Как ни странно, поверхность камня больше напоминала обожженную глину, как на сколах глиняных горшков, которых он немало перебил в детстве к праведному возмущению матушки. Она крошилась, если поддеть ее ногтем посильнее. Что бы это могло значить? Неужели камень со временем теряет свою былую прочность? Ему приходилось об этом слышать, но ведь не настолько же. Еще Хейзит не преминул отметить форму камней в кладке. То есть не столько саму форму – почти ровные прямоугольники, – сколько их небольшой размер и взаимную схожесть. У каждого камня в стенах, которые возводил отец, был свой характер, а здесь они настолько походили один на другой, что возникало ощущение, будто их сделали чуть ли не руками, чуть ли не вылепили из глины.

Хейзит остановился, как вкопанный, и стал ощупывать стены, проверяя свою сумасшедшую догадку. Ведь если из глины лепить не кувшины и чаши, а камни, которым можно заранее предать необходимые размеры, то, сложенные вместе и промазанные клейким раствором, они будут куда надежнее деревянных бревен. Тем более, что, однажды прошедшие через огонь обжига, они больше не будут подвластны пламени. Камни, рожденные огнем! Почему же он раньше до этого не додумался? Ведь вабоны давным-давно разрабатывают огромный глиняный карьер, вырытый вверх по течению Бехемы, но строители, пользовавшиеся плодами труда гончаров в повседневной жизни, никогда не брали этот их метод на вооружение. Хотя, так тоже нельзя сказать: ведь если сейчас Хейзит, сам того не желая, разгадал секрет постройки Меген’тора, это лишь означает, что о нем просто забыли. Кто же и когда возвел эту башню на самом деле?

– Ты так и будешь там стоят, лапая стену? – выглянул из-за поворота Фокдан. – Идем, еще успеешь насмотреться.

Хейзит поплелся следом, но мысли его были уже далеко. Он представил себе, как строители складывают лиг’бурны – он даже придумал подобающее название этим рожденным в пламени камням – в штабеля, обвязывают их веревками и погружают в повозки, чтобы везти через Пограничье на заставы. Новых камней так много, что те, которые не успевают отправлять, продают обитателям Вайла’туна, а они в свою очередь нанимают строителей, чтобы строить себе красивые дома, прохладные, как Меген’тор, летом и теплые зимой. Первым делом он отстроит матери новую таверну, в которой будет еще просторнее и уютнее, а сам поселится по соседству в маленькой башне, построенной специально для его любимой жены – той самой одинокой всадницы с загорелыми ногами и длинными каштановыми волосами. Ведь пусть она из эделей – у него появится столько денег с продажи лиг’бурнов и последующих заказов на строительство, что он сможет позволить себе приблизиться к ней и сделать предложение, не боясь быть отвергнутым. К тому времени он уже станет знаменитым строителем, наконец-то избавившим вабонов от угрозы нашествия шеважа, и любой отец согласится отдать за него свою дочь. Но ему нужна будет только она, смелая и независимая наездница в коротком платье.

Фокдан дернул его за руку.

– Что ты улыбаешься? Очнись! Если Ракли сейчас тебя увидит, он решит, что ты совершенно сбрендил и не будет нас даже слушать.

– Будет, – сказал Хейзит уверенно, скрывая, однако, охватившую его радость от неожиданного открытия, которое нельзя было назвать иначе как «внезапное озарение». – Только вас, а не меня. Так что лучше я постою и помолчу.

«Внезапное озарение» относилось к тем вещам, о которых любили упоминать проповедники того или иного культа. Герой оказывался лицом к лицу с войском неприятеля, в решающий миг его посещало озарение, и он обрушивался на врага с удесятеренной силой, громя превосходящие его по численности ряды шеважа и обращая их в позорное бегство. Проповедники описывали это ощущение как «знание победы». Не было у вабонов героя, хотя бы раз не испытавшего его. Вот и Хейзиту теперь мерещилось, что он безошибочно знает ответ на тот самый важный вопрос, которым никогда прежде даже не задавался.

Их провели по сумрачной галерее, занавешенной пыльными коврами и скупо освещаемой через узкие прорези в стенах под высоким потолком. Торчавшие из стен факелы были погашены.

Из галереи вело четыре двери, за которыми, как догадался Хейзит, находятся опочивальни для гостей, для хозяев, для прислуги и тронная зала для приемов и советов.

Олак подвел спутников к дальней двери, которая оказалась приоткрыта, и постучал. Ему не ответили. Заглянув внутрь, он поманил их пальцем, открыл дверь и вошел…

За дверью, как и предполагал Хейзит, оказалась круглая зала со сводчатым потолком. Посередине стоял вырезанный из цельного ствола дуба массивный стол, окруженный пятью креслами с высокими, обтянутыми мягким синим бархатом спинками. Все кресла были помечены отличными гербами, представлявшими собой сочетания доспехов, оружия, растений и животных. Они ярко выделялись на синем фоне и первыми привлекали к себе взгляд вошедшего. Затем гость обращал внимание на стулья попроще, выстроенные двумя рядами вдоль стен. Если кресла предназначались для наиболее приближенных советников Ракли, то стулья – для всех остальных, кто имел право участвовать в совете.

Было похоже, что Норлан, как и Хейзит, ступил на каменный пол легендарной тронной залы впервые. Он внимательно озирался по сторонам, не то вспоминая слышанные об этом месте истории, не то стараясь получше запомнить увиденное.

Из центра свода вниз опускалась цепь, на которой над самым столом висело здоровенное деревянное колесо, сплошь утыканное толстыми свечами. Сейчас свечи были погашены за ненадобностью, поскольку из единственного бокового окна на стол падал косой солнечный луч, показавшийся Хейзиту пыльной радугой. Пыль здесь происходила от мебели и растянутых по стенам шкур убитых хозяевами на охоте животных, а цвета радуги свет приобретал, проходя через затейливый витраж, больше похожий на распустившийся прямо в стене цветок, нежели на окно.

– Я привел их, – громко сказал Олак, но ему никто не ответил.

Тогда он по-хозяйски обогнул стол и направился к дальней от входа стене, в которой, поспешившие за ним гости, увидели еще одну дверь, прикрытую от посторонних глаз красивым желто-серым пологом. За ней находилась укромная комнатка с низким деревянным потолком, расписанным затейливыми разноцветными узорами, и стенами, сплошь затянутыми толстыми коврами. Ковер лежал и на полу, так что Хейзит, когда вошел, не услышал даже собственных шагов. Зато он увидел перед собой длинную лавку, заваленную подушками, на которой полулежал неопределенного возраста бородатый мужчина в просторной полотняной рубахе, закрывавшей его плотную фигуру по самые щиколотки и отличавшейся от одежды простого фолдита разве что богато вышитым воротом да тонкой работы медными бляшками на широких рукавах. Мужчина был босиком, что делало его еще более схожим с обитателем окраин Вайла’туна. Сидевший у него в ногах Локлан производил впечатление благородного эделя, снизошедшего до разговора с простолюдином. Волосы Ракли – а в роли «простолюдина», как нетрудно было догадаться, выступал именно он – всегда такие же пышные и кудрявые, как у сына, хотя и более темные, сегодня выглядели всклокоченными и отданными на откуп ветру, напоминавшему о своем существовании завыванием в трубе горевшего здесь же, у стены, очага. Воспаленные глаза с красными белками, недоверчивый взгляд которых встретил входящих, выдавали бессонную ночь. Нехитрое убранство комнаты довершали несколько железных канделябров, расставленных по углам. Если не считать пламени очага, они единственные разгоняли царивший здесь полумрак неровным, мерцающим светом.

– Ты можешь ступать, Олак, – сказал Локлан, вставая с лавки и делая несколько шагов навстречу гостям.

Слуга послушно, хотя и с некоторой неохотой, исчез за дверью.

– Вот те, о ком я тебе говорил, отец, и чьи смелые соображения заставили меня помешать твоему сну, – продолжал Локлан, ободряюще подмигивая Хейзиту. – Ты сам изъявил желание побеседовать с ними, и они явились по твоему зову.

– К чему такие сложные выражения, сын? – раздраженно отмахнулся Ракли, облокачиваясь на подушки и не предлагая гостям сесть, поскольку садиться было не на что. – С Фокданом я имел несчастье встретиться вчера, про Норлана я слышал от его отца с самых пеленок, а подмастерье Хейзит был надеждой и опорой безвременно ушедшего от нас мастера Хокана. Вспоминаешь его, мальчик?

Хейзит не сразу сообразил, что обращаются к нему, но незаметный шлепок Фокдана по ноге привел его в чувства, и он поклонился:

– Да, хевод Ракли. И теперь даже чаще, чем раньше.

– Хорошо. О родителях надо помнить всегда. И стараться поступать так, как поступили бы они. – Ракли встал и подошел к очагу. Подол рубахи скрывал его босые ноги. – Как ты думаешь, твой отец предложил бы то, что, по словам Локлана, предлагаешь ты?

Хейзит безошибочно угадал в вопросе скрытый подвох. Вынужденный отвечать, он решил не юлить, а слушаться внутреннего голоса.

– Думаю, что нет.

– Вот и мне так кажется. – Ракли протянул к огню руки, как будто ему было холодно, хотя в комнате стояла удушливая жара. – Он был честным строителем, знавшим свои силы, и никогда не стал бы предлагать того, чего не смог бы осуществить сам.

– Я могу сделать то, что предлагаю, – окончательно осмелел Хейзит. – И готов это доказать.

Ракли оставил его замечание без ответа и повернулся к Фокдану.

– А ты почему не сказал мне вчера всей правды, виггер? Разве у тебя не было возможности убедить меня в том, что нужно отозвать наш отряд?

– Была, хелет Ракли, – поклонился в свою очередь Фокдан. – Но я не уверен в том, что это правильное решение даже сейчас.

– Не уверен? – Теперь Хейзит точно знал, что означает выражение «сверкнуть глазами».

– Мне представляется более разумным не отзывать отряд из Пограничья, а усилить его надежными людьми, которые знают, что их ждет в лесу.

– А что их там, по-твоему, ждет? – Ракли прищурился и стал похожим на загнанного в западню волка, сознающего свои силы и выбирающего, на кого из охотников наброситься первым.

– Мы не знаем, в каком состоянии осталась наша застава. Думаю, что на ее месте пепелище. Укрыться там будет негде: ни шеважа, ни нам. Зато без укреплений все пространство, которое она занимала раньше, слишком хорошо простреливается из-за деревьев, так что у шеважа, если они ждут нас в засаде, будет бесспорное преимущество. Мы не знаем наверняка, сколько их. Вероятно, ваши лазутчики докладывают вам более подробные сведения об их перемещениях. Что до меня, то я полагаю, племена шеважа начинают объединяться, чего никогда не было прежде.