Многоликий странник

– Одних только мергов в отряде под сотню да сверов17 не меньше полусотни. Прибавь сюда фултумов – итого уже почти триста душ. Да лесорубов с плотниками десятка два. Да обоз с провиантом. Вот и считай.

– Да, погорячился Ракли, – сокрушенно протянул Ротрам. – Но зато ты, пожалуй, прав: такое воинство далеко не уйдет. Сверы – народ небыстрый. Их еще можно успеть остановить.

– Я тоже на это надеюсь. Хотя…

– Что?

– Мы же не знаем наверняка, кто их там поджидает. У страха глаза велики. Может, шеважа при виде такой силы дадут драпака, и заставу удастся восстановить хотя бы в дереве?

– Не на то надеетесь, – покачал головой Хейзит. – Я слишком хорошо помню, сколько в нас летело стрел. Хорошо бы на них по дороге кто не напал. Вроде нашего незнакомца в шляпе и ему подобных.

– Что за незнакомец? – поинтересовался Ротрам.

Хейзит кратко пересказал ему странную встречу на лесной тропе. Торговец только и смог, что пожать плечами.

– Впервые о таком слышу, – признался он. – Хотя я никогда не был сторонником всех этих глупых убеждений, будто, кроме нас да шеважа, никто больше в здешних местах не обитает. Ну, пусть не в здешних, но ведь может же где-нибудь жить народ, о котором мы ничего до сих пор не знали. И не один может жить.

– Ты сегодня помянул моего отца, – прервал его Фокдан, словно стряхивая с себя очередной приступ оцепененья. – Так вот он придерживался тех же взглядов, что и ты. Говорят, он в пору своей молодости немало постранствовал, а иногда даже брал с собой моего старшего брата. Тот мне по секрету рассказывал, что они видели разных людей, языка которых не понимали. Только я долго думал, что все это не более чем сказки, под которые меня укладывали спать. Что ты думаешь?

– Твой отец умел держать язык за зубами, это точно. – Ротрам выпил, не дожидаясь собеседников. – Но и скрывать ему наверняка было что. Я никогда к нему с расспросами на эту тему не приставал, хотя и догадывался, что иногда он проводит время вовсе не там, где все думают – в лесу, охотясь, или на реке с рыбаками. Иногда он показывал мне интересные вещи, которых я в наших краях не видел. Вроде того камня, что подарил твоей сестре Норлан.

Хейзит навострил уши.

– Но напрямки я его, увы, никогда не расспрашивал. Вы же сами знаете, как у нас относятся к тем, кто надолго покидает свои дома, а тем более без видимой причины. Шигана вечно куда-то тянуло, и он этого стеснялся. Помню, как-то я в шутку попросил его привезти мне при случае образчик какого-нибудь оружия поинтереснее. Я в ту пору уже начинал приторговывать и был бы не прочь заказать у знакомого кузнеца эдакую диковинку, которая бы принесла мне известность и деньги. Так твой отец сделал вид, что не понял меня. Мол, шутишь, ну и шути. Зато потом как-то раз я застал его в задумчивом расположении духа и услышал из его уст мысль, которая, признаться, не дает мне покоя и по сей день. Он сказал, глядя на замок: «От кого мы строим такие стены? И кто научил нас строить такие стены? Видать, были у вабонов враги посерьезнее шеважа. Где-то они теперь?». Так и сказал.

– А мы вот Хейзита спросим, – заметил Фокдан. – Он у нас строитель. Ну-ка скажи, кто научил твоего отца стены возводить?

– Его отец, – не задумываясь, ответил Хейзит. – А того – отец отца. Всегда так было.

– Всегда-то оно, может, и всегда, да только Ротрам верно говорит: с какой такой стати? Это сейчас мы с тобой знаем, что без камня не обойтись, и завтра ты попробуешь доказать это Ракли, а ведь раньше как бы шеважа ни наглели, как бы сильно ни доставалось нашим заставам, о защите замка никто серьезно не думал. Потому что ни один шеважа никогда не покидал Пограничья, не говоря уж о том, чтобы добраться до Бехемы. Откуда бы шеважа ни пришли, они – жители леса. И, если мы не обманулись, они только что научились управлять огнем.

Хейзит не совсем понимал, к чему Фокдан клонит. Ротрам между тем задумчиво кивал и нервно теребил бороду.

Хейзиту пришел на ум их разговор по дороге сюда, когда не то Фейли, не то Исли поставили под сомнение древность Вайла’туна. В смысле того самого замка, о котором сейчас шла речь. Ведь если на месте нынешнего Вайла’туна некогда стоял другой Вайла’тун, старый, то значит… А что это, собственно, значит? Что вабоны строили из камня всегда? Только почему обязательно из камня? Может быть, тот, старый замок, давший имя этой таверне, был глиняным? А то и вовсе деревянным. Может, он потому и разрушился, что не был каменным. Но тогда в словах Фокдана звучит странная правда: когда, как и почему предки нынешних вабонов научились добывать и класть камень, если на них никто не нападал, во всяком случае, с огненными стрелами? Нет, слишком много вопросов для одного длинного дня! И слишком много пива, которого обычно никогда не бывает много! Где Велла? Неужто опять сидит со своим Норланом! Норлан? Куда это он подевался? Ведь совсем недавно вон там болтал с кем-то из таких же, как он, расфуфыренных мергов и поглядывал исподтишка в их сторону.

– Шел бы ты спать, сынок, – услышал он голос Ротрама и только сейчас заметил, что упирается щекой в твердое дерево стола. – Уморили тебя переезды.

– Да и с пивом ты переборщил, дружище, – донесся чей-то смеющийся бас, вероятно, Фокдана.

– Где мой конь? – спохватился Хейзит и попытался выглянуть в проем двери. – Куда он делся? Мой конь!

– Дит увел его в хлев. – Это уже как будто мать, поднимающая его за плечи. – Все в порядке.

– Дит на рынке! – напомнил он, улыбаясь появившейся откуда ни возьмись сестре. – Я его точно там видел. Нет, погоди, не точно. Он туда шел. Хотя да, это было давно. Значит, он вернулся?

Кто-то заботливо придерживал его, пока он поднимался по внезапно ставшей шаткой и неудобной лестнице на второй этаж, точнее, это был не этаж, а еще точнее, этаж, только не в таверне, как ее там бишь, «У Старого Замка», вот, а этаж в башне на заставе, куда он сейчас должен обязательно забраться, чтобы посмотреть, нет ли где еще дыма, но это еще успеется, а пока вот она, его кровать, его старая кровать, так что название отец придумал все-таки неправильное, надо было писать на вывеске «У Старой Кровати», а не простреливать ее стрелой, как это сделал тот придурок со стены, причем каменной, кто же это был, точно, Норлан, это он не умеет стрелять, то есть промахиваться, придется Велле про него рассказать, чтобы она не делала глупостей и не выходила за него, лучше за Фокдана, у того хоть борода мужская, только зачем мне борода, когда я вот сейчас лягу и забуду про нее, и буду спать.

Той ночью ему снилась сестра. Она смеялась и все куда-то убегала. А потом появился Норлан. Он протягивал Хейзиту руку в холодной железной перчатке, но из-за шума над ухом рукопожатия так и не получилось. Хейзит открыл заспанные глаза и увидел, что лежит на животе на полу, а над ним нависает угол кровати. Оказывается, разбудивший его шум был шумом падения.

Он с неохотой поднялся на ноги и потянулся. В окно уже пробивались первые лучи солнца. Пора было умываться и седлать коня, которому он так и не успел придумать достойного имени. Главное, что осталось у него в памяти после вчерашнего кутежа, – что с Ракли все в порядке, и дорога ему, Хейзиту, открыта.

Кадка с холодной водой стояла тут же в комнате. Наскоро ополоснувшись и надев чистую рубаху, он подпоясался отцовским ремнем и спустился по лестнице вниз.

В такой ранний час посетителей еще не было. Из кухни уже доносились аппетитные ароматы, а Велла будто и вовсе не ложилась – она деловито протирала столы и стелила скатерти.

– Слабак ты, однако, – приветствовала она брата, не прерывая работы. – Я уж решила, тебе совсем худо стало. Хорошо мужики сообразили, что это тебя от усталости развезло. Правда Мара считает, что от недоедания. А мне так кажется, что наоборот, от переедания: ты раньше никогда так не лопал.

– Я не ослаб, и худо мне не было. Я все прекрасно помню. Куда девался Фокдан.

Только сейчас Велла остановилась и посмотрела на тряпку.

– Мать пустила его переночевать в хлеву. Ротрам звал его к себе, но он остался. Пока не выходил. Наверное, все еще спит.

– Я должен с ним поговорить. – Хейзит потянул носом воздух и взгляд его заметно оживился. – Слушай, пойду-ка я его разбужу, а ты дай нам чего-нибудь перекусить. Ротрам, говоришь, ушел? Жаль.

И, не обращая больше внимания на сестру, он направился к двери.

Ночью, судя по лужам и прохладному бризу с реки, снова шел дождь. Хлев находился в трех шагах от таверны, однако Хейзиту это не помешало кое-что обдумать и, когда Фокдан, разметавшийся на стоге сена, который с удовольствием подъедали два фыркающих от удовольствия коня, открыл глаза, задать ему вместо обычного приветствия прямой вопрос:

– Что, по-вашему, скажет Ракли, если я заявлюсь к нему сейчас с моими предложениями?

– Какого рожна?..

– Нет, я серьезно.

– Что? – Фокдан сел. – И я серьезно. Какого рожна ты меня будишь, когда все нормальные люди еще спят после вчерашней попойки? Признаюсь, меня давеча тоже неплохо забрало. Что твоя мать подмешивает в пиво? Пока пьешь, вроде все как надо, а потом раз – и вслед за журавлями.

– Ничего не подмешивает. – Хейзит не мог судить об этом наверняка, однако сейчас ему хотелось быть трезвым и решительным. – Так что мне скажет Ракли?

– А что он тебе такого скажет?

– А то, что я не просто беглец, но еще и лодырь. И что если у меня были действительно важные для него сведения, то, как вы правильно заметили, какого рожна я топчусь у него на пороге сегодня, а не примчался накануне, чтобы попытаться хоть что-то изменить, может быть, даже предотвратить гибель наших виггеров.

Фокдан почесал бороду, обнаружил в ней несколько соломинок, выругался и посмотрел на юношу глазами бодрыми и серьезными.

– Об этом я не подумал. Звучит и вправду довольно подозрительно. – Он спрыгнул со стога и огляделся, словно в поисках ответа. – Ты уже ел?

Хейзит понял, что Фокдан разделяет его ощущение странной пустоты в желудке.

– Идемте, я уже распорядился, чтобы нам накрыли.

– Распорядился? – Фокдан поморщился. – Ты уже в замке что ли?

– Ну, попросил. Сути это не меняет. Поедим, а там видно будет.

За завтраком они, как и думали, обрели способность рассуждать более здраво.

– Я ничего ему не говорил о тебе, – вслух размышлял Фокдан. – Правда, он спросил, сколько нас было человек, и я сказал, что пятеро, но я также сказал, что по дороге мы все разбрелись. Именами он не поинтересовался. Так что на твоем месте я бы просто сказал, что отстал и только теперь добрался до замка.

– Хорошо, конечно. Но откуда тогда у меня конь? Он сразу сообразит, что я тоже воспользовался гостеприимством Тулли, а, следовательно, должен был приехать еще вчера, вместе с вами.

– Послушай, неужели ты веришь в то, что ему досуг вдаваться во все эти подробности? Куда важнее то, что ты намерен ему сказать.

– Только не сейчас, когда дорого каждое мгновение. А я, как последний дурак, прохлаждаюсь здесь. Может, мне вообще не ходить? А, как вы считаете?

– Считаю, что это малодушие, друг мой. И ты себя за него еще будешь потом корить. Так что, в крайнем случае, лучше сознаться, чем промолчать.

– Согласен, но боюсь, что тогда все мои доводы влетят ему в одно ухо, а вылетят из другого. Кто вообще захочет меня после этого слушать?

– А я знаю кто! – посветлели серые глаза Фокдана. – Локлан. Ведь ты, кажется, вместе с ним приехал к нам на заставу? Значит, ты с ним знаком?

– Немного, – поскромничал Хейзит.

– Вот с ним тебе и надо говорить. Пусть он сам потом разговаривает с Ракли. Может, так получится даже лучше. Я видел его вчера в замке. Если за ночь не было принято никаких важных решений, он, вероятно, все еще там.

– Вы правы, его запросто могут отправить обратно на заставу как человека, которой только что оттуда вернулся. Нужно поспешить. Вы со мной?

– Здесь мне особо нечего делать, – кивнул Фокдан, поискав кого-то глазами за спиной Хейзита, где никого, кроме занятой своими хозяйственными заботами Веллы, не было. – Доедай и пошли, посмотрим, что у нас получится.

– Кстати, я все хотел узнать, а что мне делать с конем? Своего вы, я вижу, отдали в замок?

– Да, возьмем его с собой и там оставим, как этого требует заведенный порядок. Кони в любом момент могут понадобиться новым гонцам. Думаю, они не принадлежат даже Ракли. А тем более нам с тобой.

– А как же Исли?

– Пусть это останется на его совести. – Фокдан встал из-за стола и поклонился Велле. Та ответила ему едва заметным кивком и убежала на кухню. – Едва ли Тулли спохватится. Уверен, что ему уже прислали новых. Его положению теперь не позавидуешь: опять через заставу потянутся обозы с харчем в одну сторону и с трупами – в другую. Ну, готов? Тогда пошли. Матери потом передай от меня искреннюю благодарность. Она у тебя настоящая хозяйка. А она и вправду не возьмет с меня за стол и постой?

– Раз она мне так сказала, значит, нет. – Хейзит с грустью подумал, что теперь всю дорогу до замка предстоит идти пешком, а не красоваться в седле, как он предполагал, рисуя в мыслях случайную встречу с прекрасной незнакомкой. – Я подобающим образом одет?

– Ты не девица, чтобы думать о подобной ерунде. – Фокдан положил ему руку на плечо и подтолкнул к дверям. – Чисто – и этого достаточно. Иди-ка вперед.

На улице им повстречался Дит.

– Куда такую рань? – Он поставил на землю ведро с водой и недоверчиво покосился на Фокдана. – Мать не успел порадовать, а уже уходишь.

– Мы ненадолго, Дит, – махнул ему рукой Хейзит, проходя мимо. – Надеюсь, что ненадолго.

– Что, и конягу забираешь? – поинтересовался старик, пронаблюдав за ними до самого хлева.

– Так она ж не моя, Дит. Чужого брать не приучен.

– Это ты правильно говоришь. Хотя нам в хозяйстве вторая лошадка ой как пригодилась бы! Нынче хорошие кони в цене. Я вчера на рынке такую видел!

Они не стали слушать, что именно видел Дит на рынке, кивнули на прощанье и побрели в ту сторону, где за домами реяли на фоне все еще грозового неба разноцветные знамена.

Путь до замка оказался небыстрым.

Чем ближе они подходили к мосту, перекинутому через специально вырытый канал, служивший естественной преградой, тем меньше вокруг оказывалось жилых домов и тем больше лавок торговцев, ремесленников и разных прочих нужных всем и каждому заведений, а значит – здесь было особенно людно. Хейзит невольно вглядывался в лица прохожих, однако замечал в них лишь повседневную озабоченность. Никакой паники, никакого страха от ожидаемой беды. Это вселяло надежду.

– Они узнают обо всем последними, – заметил Фокдан, уловив мысли своего молодого спутника. – Эти люди привыкли думать о мелочах, которые составляют их жизнь, и о хлебе насущном. Все, что находится вне Вайла’туна их не заботит и не волнует. Типа нашего знакомого Исли. Не удивлюсь, если он уже где-нибудь здесь и ищет новые снасти.

– Интересно, где-то сейчас его братец с Фейли? Неужели до сих пор прячутся в лесу? Кстати, вы хорошо этого Фейли знали?

– Не так, чтобы очень, но знал. Человек Граки.

– Что это значит?

– Куда Граки, туда и он. Нечто вроде личного помощника. Наподобие Олака, слуги Локлана, если ты с ним знаком.

Хейзиту вспомнился этот довольно неприятный тип, который был у Локлана на побегушках и отличался тем, что всегда делал все молча. Будучи слугой, то есть, полностью завися от своего хозяина, он умудрялся держаться со всеми остальными обитателями заставы независимо, если не сказать надменно.

– Если он бежал вместе с нами, видать, Граки и в самом деле убит, – продолжал Фокдан. – Жаль. Сильный был виггер.

– Его застрелили на моих глазах, – проговорил Хейзит, вновь переживая тот ужас от сознания собственной беспомощности и невозможности никому помочь.

Они шли некоторое время, глядя по сторонам и думая каждый о своем.

Фокдан не стал делиться со слишком неопытным еще в подобных тонких вопросах спутником уже давно донимавшими его сомнениями. На память ему пришел разговор, произошедший между ним, Гейвеном и Олаком сразу после первого, успешно отраженного нападения на заставу, когда все решили, будто Граки погиб. Фокдан за глаза назвал тогда Олака «крысой, почувствовавшей дохлятину». На самом деле дружба его отца, Шигана, с Граки в свое время сблизила Фокдана и Фейли. При всей своей скрытности Фейли умел с теми, кому доверял, быть откровенным, и потому Фокдан оказался первым и, вероятно, единственным, кто услышал от него не слишком воодушевленные слова, когда к ним на заставу пожаловал с многочисленной свитой сын Ракли. Фейли ко всему относился скептически и ничего не принимал на веру, а потому, несмотря на то, что большинство эльгяр восприняли приезд Локлана как добрый знак, он сделал собственный вывод и придерживался его впредь: Ракли выискивает промахи в руководстве заставами, причем специально, чтобы сменить опытных, но по тем или иным причинам неугодных ему предводителей своими людьми. А кто лучше справится с этой ролью, чем его сын, тем более единственный? Фокдан не спорил, однако Локлан был ему симпатичен и не производил впечатления преследовавшего собственные выгоды подлеца, каких в последнее время, как он догадывался, в замке развелось предостаточно. Произошедшие на заставе вслед за приездом Локлана события иначе как подозрительно необъяснимыми назвать было трудно. Среди племен шеважа должно было произойти нечто из ряда вон выходящее, чтобы они напали на заставу так, как это получилось во второй раз. Мало того, что они в одночасье научились управлять огнем и изготавливать огненный стрелы – а иначе как объяснить, что чуть ли не за день до этого никакого огня у штурмовавших ворота и в помине не было? – так они еще и изменили своей извечной тактике: нападать большим числом, но не по всему фронту, а в одном месте и притом открыто. По сути эти их дикарские привычки спасли жизнь не одному вабону. И вдруг все переменилось. Новые возможности оружия повлекли за собой резкую смену тактики нападения: стрельба наугад, из-за стен, по всей их длине. И куда смотрели в это время стражники, у которых под носом враг разводил костры и поджигал стрелы? Причем, если судить по количеству выпущенных той страшной ночью стрел, вокруг заставы собралась не одна сотня шеважа. Почему, спрашивается, они накануне решились на отчаянный штурм столь скромными силами? Обо всей этой несуразности Фейли говорил с Фокданом по пути через лес, по ночам, когда все остальные беглецы мирно спали. Тогда же они условились не открывать посторонним, даже невольным друзьям по несчастью, связывавших их отношений и, более того, попытаться разделиться, чтобы тем сподручнее было докапываться до истины. Фокдан до сих пор не получил весточки от Фейли, однако предполагал, что тот прячется, один или все еще с Мадлохом, где-то поблизости и лишь выжидает удобного момента, чтобы объявиться и поделиться полученными сведениями. Фокдан же пока не выяснил ничего, что могло бы подтвердить или опровергнуть их нехорошие подозрения. Тем интереснее будет сегодня поприсутствовать при разговоре Локлана и этого славного паренька Хейзита, который искренне хочет помочь, хотя едва ли сам до конца понимает, кому и как. Фейли попытался смутить его наивный ум во время ночевки на заставе у Тулли и подспудно призвать к осторожности, однако тот, похоже, слишком молод и горяч, что, правда, может, и к лучшему. Во всяком случае Фокдан не видел, как и чем улучшить и без того удачно складывающуюся ситуацию: строительное дело Хейзит знал, соображения свои высказывал смело, к замку еще не прикипел, то есть был независим, наблюдателен и по-своему полезен. Фокдан решил просто держаться к нему поближе, а при случае попытаться кое-что объяснить. Кроме того, его порадовало, что с семьей Хейзита водит дружбу торговец Ротрам, о котором Шиган всегда был высокого мнения как о человеке честном и далеком от интриг, но далеком настолько, чтобы неплохо в них разбираться. Вчера, когда они совместными усилиями уложили опьяневшего Хейзита в постель, им довелось посидеть за столом вдвоем до самого закрытия таверны и обменяться мнениями о происходящем. Порасспросив об огненном штурме поподробнее, Ротрам, разбиравшийся в оружии получше любого виггера, предположил, что собеседник все же сгущает краски. Он отмел мысли о том, что в огненном штурме могли быть замешены сами вабоны, кто бы их ни посылал, как необоснованно чудовищные, однако согласился с возможной целью приезда на заставу Локлана: опасные времена, сказал он, рождают героев, а кем как не героем назовет молва предводителя заставы, давшей отпор опасному врагу. В этом смысле Граки, конечно, мешал планам Ракли – если таковые и вправду существовали – собрать под свое крыло как можно больше героических личностей, будь то живых или павших в бою, а заодно и рождаемые ими или во славу им культы. На вопрос Фокдана, зачем все это человеку, власть и главенство которого никто не оспаривает, Ротрам понизил голос до шепота и философски заметил, что если сегодня – никто, то кому ведомо, что будет завтра. Он допускал мысль о том, что среди некоторых наиболее известных и почитаемых военачальников, добившихся определенных успехов в противоборстве с шеважа, но не удостоенных, по их мнению, подобающих почестей, могло возникнуть нечто вроде заговора, и что усилия Ракли на протяжении последних зим были направлены на поиск и устранение вероятных зачинщиков. Фокдану такое объяснение поначалу показалось чистой воды выдумкой, однако, чем дольше он теперь о нем думал, тем охотнее был склонен с ним согласиться. Ведь он, как и все прочие эльгяр, не обремененные семьей, подолгу не покидали застав и толком не знали, какая и где складывается обстановка. Ракли же получал своевременные донесения отовсюду. Единственное, в чем Фокдан был по-прежнему уверен, так это в том, что если заговор и существует, Граки не имел к нему ни малейшего отношения. Хорошо бы поскорее встретиться с Фейли и осторожно расспросить его на этот счет. Однако, настолько он и сам знал, Граки вполне хватало того, что в его роду уже был герой – Кедик, его старший брат, проповедником культа которого стал верный Шиган. Фокдану с трудом верилось, что у Граки могла даже в мыслях появиться неудовлетворенность результатами своих «героических трудов», поскольку для виггеров его склада все эти стычки с дикими обитателями Пограничья были не более, чем заведенным порядком вещей. Примечательно, что вчера, когда Ракли расспрашивал его о подробностях той ночи, Фокдан не уловил даже намека на злорадство. Перед ним стоял погруженный в безрадостные думы воин, добившийся своего нынешнего положения не путем мелочных интриг и подножек, а доблестью и прямотой, иногда граничащей с жестокостью. И в этом Граки и Ракли были похожи. Вот только смог бы Граки, если бы у него были дети, отстоять честь рода, принеся в жертву одного из них, как то сделал Ракли, казнив Ломма, своего младшего сына, заподозренного в заговоре против старшего, Локлана?

– Знаешь что, – сказал Фокдан, прервав свои размышления, когда они ступили на поскрипывающие доски моста. – Полезай-ка ты на коня. Чем вести его просто так, давай уж лучше воспользуемся им как преимуществом.

– В каком смысле? – не понял Хейзит.

– В прямом. Стража узнает его и будет задавать нам меньше вопросов. Тем быстрее мы попадем внутрь.

Действительно, когда они входили под низкие своды первых ворот, образованные деревянным надвратным домиком, метко прозванным в народе каркером18, то есть «тюрьмой», их окликнули. Проявивший бдительность эльгяр в длинной кольчуге и круглой каске сбежал по узким ступеням лестницы, выложенной из камня с противоположной от моста стороны укрепления, и преградил им дорогу. Вчера в этом месте Фокдан проехал совершенно беспрепятственно. Вот что значит дневная усталость в сравнении с утренней бодростью, подумал он, делая приветственный знак. Стражник ответил ему тем же, но поинтересовался:

– По какому делу? К кому?

– По какому, не скажу, а к кому, пожалуйста. К Локлану. Знаешь такого? Ладно, давай, брат, не задерживай нас, а то смотри, Ракли осерчает.

– Ты меня тут не пугай, – хмыкнул стражник, однако посторонился. – Ехать-то знаете куда?

– Да уж не впервой.

Фокдан похлопал коня по крутому боку, и они тронулись дальше. Последняя из обычных построек осталась на той стороне рва, а здесь все поросло низенькими кустами, среди которых вилась неширокая тропинка, правда, мощеная хорошо утрамбованной галькой. Тропинка вела через просторное поле к высокому, в полтора человеческих роста, частоколу, или палисаду, сделанному из плотно подогнанных друг к другу бревен с заостренными маковками. Если бы Хейзит не бывал здесь раньше, он бы решил, будто тропинка упирается прямо в частокол, и бедной лошади придется с разбегу преодолевать этот опасный барьер, однако хитрость строителей заключалась в том, что в частоколе имелась почти незаметная для непосвященных подъемная калитка, открывавшаяся усилиями двух эльгяр изнутри.