Аашмеди. Скрижали. Скрижаль 2. Столпотворение

И продолжила, так же спокойно, как начала:

– Ты видел уже Иммал-иги? Из послушников он здесь только и остался, в надежде в скором времени принять сан ишиба, чтоб быть на равных с нами и вещать от имени Инанны. Ведь скоро сюда прибывает сам Лугальзагесси, чтоб принять помазание на царствование над всем Каламом. И наш ослик уже вовсю суетится, чтоб выслужиться перед новым государем. Вот и бегает теперь в дом неба и земли жестокосердного Энлиля, где тамошние жрецы, готовят жертвенник и престол к священнодейству.

– Но, ведь город пуст и порушен! – Не удержался Аш, пораженный лицемерием завоевателей. Узнавая пылкий нрав своего любимца, жрица усмехнулась, одновременно радуясь этому и потешаясь над незадачливыми унукцами.

– Пусть это не заботит, ни тебя, ни меня. Пускай о том их головы трещат. Для столь могущественного воинства, это не будет трудным. Но, уж думаю, их повелитель, не собирается проводить свое торжество, в мертвой тиши среди развалин. Наместник уже отдал повеление, оставшимся глиномесам и ваятелям. А народ, – наставница тяжело вздохнула, – народ всегда можно новый нагнать. Не сомневаюсь, что людей с юга сюда уже сгоняют. А среди них и строители найдутся, да и умельцев хватает.... Опустела наша обитель: покинули свои гнезда, прекрасные вестницы ее; поманили их обещания о лучшей доле в ее пристанище в Унуке, а с ними потянулись и глупые послушники-гала. Нет с нами и доброго уду, что обучал тебя премудростям песнопения. Принял он смиренно гнев Мес-Э, за надругательственные песни против государя.

У Аша, зашевелились волосы от этих слов, он осознал, что его необдуманная дерзость, коснулась не только его, но и людей соприкасавшихся с ним. Бедный, добрый уду, как терпелив был он с ним, обучая игре на за-ми, когда он отказывался повторять его уроки, как смиренно переносил все его выходки, заставив взяться за обучение, невольно затрагивая струны его совести. И ушел так же смиренно и тихо как жил, ни разу не упрекнув нехорошим словом ученика из-за которого погибал.

– Я знаю, для чего ты вернулся. Судьба абгала, твоего мудрого учителя, беспокоит твое сердце. Увы, но и я не сумею его успокоить, слишком замысловаты его пути, мне не разобрать их. Я слышала, он еще оставался в Нибиру, когда отправил тебя дорогами странствий, но уже вскоре, я не застала его в его клети. Наверно, про него известно Азуфу. К нему он обращался, чтобы вызволить тебя. и Азуф помог.

– Козлобородый?? – Догадался Аш, вспомнив разговоры о могущественном и таинственном человеке.

– А ведь и правда, у него лишь на подбородоке борода, щеки же, будто и он из уду, и щетины не знали;. Как ты ловко подметил. – Рассмеялась жрица. – Ты знаешь его?

– Нет. Учитель рассказывал.

– Значит, завтра я отправлю жрицу к нему в Киш. Божественных прислужниц, слава богам, пока еще пропускают через заставы. Она разузнает у него про абгала.

– В Киш???

– А где еще искать чашника Ур-Забабы? Он отбыл туда, незадолго до прихода унукцев. И думаю, возвращаться пока не собирается.... Как??! А ты не знал? – Осеклась наставница, поняв, что сболтнула лишнего.

– Значит, мне надо срочно обратно. – Засобирался Аш, чувствуя подвох.

Эн-Нин-Ан, как-то сразу оживилась, беспокоясь, что снова потеряет любимца богини:

– Погоди, тебе слишком опасно теперь. И если тебе повезло, что тебя не раскрыли и не повязали, это не значит, что в этот раз этого не случится. Я же пообещала, что отправлю посыльных.

– Нет, я должен сам. Меня там… – Аш прикусил язык, но было поздно.

– Тебя там, ждет кто-то? Аш-тур, ты посвящен самой Инанне-Эштар, а она пренебрежения не терпит. Гляди, не гневи нашу госпожу, это плохо кончится.

Ничего не ответив, набросив на голову накидку, Аш молча встал, чтобы уйти, но по хлопку наставницы, перед ним выросли два здоровенных уду и схватили так, что нельзя шевельнутся.

– Ты думал, мы тебя снова отпустим, после всего? – С прежним бесстрастием сказала наставница. – Ты посвящен Инанне, и твой дом здесь, в ее обители у нас. Где это видано, чтобы жених покидал свою невесту?

6. Всевышней волей.

– Стоой!!! – От громогласного крика ослы застыли от страха, и колеса со скрипом увязли в выбоине, отчего возок, с находившимися в нем седоками, накренившись, тут же завалился на бок. – Именем великого лугаля!

Пузур соскочив с передка, испуганно, вперевалку заспешил к ополченцам, боясь их прогневить, хотя они стояли тут же рядом. Старший из них, обратился к нему, важно выпячивая пузо:

– Наш великий лугаль, единодержец четырех сторон обитаемого мира, призывает всех мужей способных держать оружие, вступать в великое ополчение, против ополчившихся на нас ведьменшьих полчищ. Пойдешь с нами. Есть еще мужи?

Услышавшая разговор мужа с военными, Эги вцепилась в мужа, набросившись на дружинников, как гиена на провинившихся самцов:

– Э-э-э! Куда это вы, моего мужа потащили?! Иш чего удумали, уже и стариков хватаете! Не видите разве, что он стар и немощен!

– Повеление великого лугаля. – Повторил опешивший десятник, но уже не так уверенно.

– Наш великий лугаль и многославный единодержец, и без него справится! Или вы сомневаетесь в силе нашего государя, и думаете, будто он уже и немощных в вояки берет?

Не зная, что ответить, старший предусмотрительно смолчал, начав со своими людьми осмотр повозки.

– Ну вот, я вижу настоящего бойца, да какого. – Обрадовался десятник, искавший повода, чтоб оправдать свои действия. – Ну как великан, пойдешь в воинство великого лугаля?

– Он не понимает.

– Я не тебя девочка, спрашиваю. Ну чего мычишь? Отвечай, когда тебя спрашивают.

В ответ, Хувава лишь приветливо скалился.

– Эээ, – снова вмешалась Эги, вызвав раздражение на лице десятника, – вы чего это?! Совсем ополоумели изверги – блаженных в войско?! Где это видано?!

– Да какой он блаженный? Вполне годный для битвы боец. Правда ведь, урса?

– Ху-ава-ва, ху-ава-ва.

– Дайте ему оружие… Нет, погодите, … дайте лучше оглоблю. Каков урса. Красавец.

– Ху-ава-ва, ху-ава-ва.

– Ну-ка покажи, на что ты способен удалец! Вот так, так-так, молодец. Еще-еще. Поглядите на этого молодца, всем бойцам, боец! Э-э-ээ, осторожней-осторожней! Осторожней!!… Ааа…!!! Кто-нибудь, остановите его!!! Заберите у него дубину!! Чего стоите?!!!

Но никто из его вояк не спешил подставляться под оглоблю, и только подсуетившиеся подруги великана, смогли спасти головы воякам, попрятавшимся от разошедшегося в радостном буйстве Хувавы, возгордившегося от похвалы.

– Ну их, эти бродяги все полоумные. Забирайте ослов и уходим отсюда.

– Господин, за что ж ослов забираете? – Плаксиво потянул Пузур, заискивающе заглядывая в глаза предводителю дружинников.

– Ослы пойдут, на нужды войска великого лугаля. Вы же не можете воевать. Пусть хоть ваши ослы, послужат общему делу.

– Они ж не годны для войны, они совсем паршивые. – Продолжал ныть Пузур.

А десятник предупредительно нахмурил брови, давая понять, что не шутит:

– И жену свою придержи, а то мы ее как смутьянку повяжем. Отвязывай!

– Ха, да тут еще один прячется! – Раздался победный возглас, одного из ополченцев.

Обступившие возок ополченцы, загляделись на заспанное лицо Гира, когда он ничего не понимающий, вылезал из вороха сена.

– Что такое? Что случилось? – Просипел он, протирая глаза.

– Кир-Угу! Кир-Угу! – Вскричал один из ополченцев. – Братцы, это же Кир-Угу! Помните, я про него рассказывал?! Здорово Кир-Угу – дружище!

– Аа? Здорово. Что случилось?

– Ха-ха, узнаю нашего невозмутимого Кира. Пошли-пошли, я тебе все объясню. – Отвел он Гира в сторонку, где они о чем-то заговорили.

Скоморохи стояли понурив головы, не решаясь перечить грозным воякам, уводившим их ослов, и ждали своего товарища. Теперь им предстояло, как-то обходиться, без их верных, упрямых друзей. Тут же, с виноватым видом стоял и Хувава, расстроенный оттого что те, кто его вначале расхваливал, затем отчего-то рассердились и ругались на него. По-детски насупив губы, выпячивая нижнюю, он чуть не плакал, обиженно лепеча под нос.

Наконец, Гир перестав беседовать со старым приятелем, направился в их сторону, но вопреки ожиданиям, не сел как прежде на облучок, но остановился в некотором расстоянии перед ними. Это их насторожило, и их опасения подтвердились.

– Пузур, я ухожу. Говорят, лугаль собирает ополчение.

Пузур давно ожидавший подобное от бывшего воина, понимающе кивнул, Эги тоже смолчала, и только слабый отклик отчаяния Нин, дал понять, насколько тяжело для них предстоящее расставание.

– Нет!

Увидев ее перекошенное лицо, Гир виновато опустил глаза.

– Гир, ты же это не взаправду?! Ты же пошутил?!

Коснувшись ее предплечий, Гир пытаясь убедить в правильности своего шага, заглядывал ей в глаза, от волнения, ставшие еще больше:

– Нин, милая Нин. Послушай своего преданного, своего любящего и несчастного Гира. Вот я перед тобой, полный ожидания твоего слова. Для себя я решил, но твое слово может изменить все. Я воин. И как воин, я не могу быть в стороне, когда родная земля подвергается опасности. У меня – в моем родном краю, осталась моя родова, моя бедная жена....

– Но она тебя предала, она давно с другим…! Ой. Прости.

– Меня нет рядом с ними, но я могу и хочу им помочь. – Будто не заметив, своего нечаянного осрамления и раскаянного смущения девушки, ответил Гир. – Не важно, вижу я их или нет, даже не зная как они, и живы ли вообще…, меня все еще заботит их судьба. Я не мог им помочь, хотя Пузур свидетель, я никогда не забывал о них, но теперь даже мои ничтожные усилия, может быть, помогут сдержать силы несущие им смерть и мучение.

– Пусть лугали воюют друг с другом. Зачем простолюдину их война?

– Воюют лугали и их дружины, а страдают простолюдины. Ты же видела, что творится на землях Загесси; ты же слышала, что стало с Нибиру. Ты же не хочешь, чтоб и сюда это пришло?

Нин испуганно замотала головой.

– Ну, вот видишь?

– Но тебя там убьют.

– Что ты как плакальщица, хоронишь меня раньше времени? – Рассмеялся Гир. – Вот увидишь, я еще приду с победой. И мы с тобой еще покажем Кишу, то, чего не видели и придворные игрецы; ты не успеешь соскучиться, и я уже буду с вами.

– Аш, тоже так говорил.

Поняв что шутка не нашла отклика, Гир решил, что время скрытности прошло:

– Аш обязательно вернется, и вы будете вместе. Ну, а я… Ты же не любишь меня… А, я буду помнить, что у меня есть дом. Пусть на колесах, но мой родной дом. И семья. Вы же все стали моей семьей: ты и Пузур, и Аги и Ам…, и наш малыш Хувава… – и встретившись с ней взглядом, – и Аш тоже. Куда я без вас?

Ничего не сказала Нин, лишь ее глаза исполненные слез, выдавали боль отчаяния и обиды негодования. Приняв ее молчание за согласие, Гир присоединился к ополченцам. Замешкав, старший что-то приказал своим подчиненным, и те отвязав одного из ослов Пузура, оставили его посреди дороги.

***

– Именем Лугальзагесси – истинного и единственного царя и повелителя Калама! – Грозовой возглас, пронесшийся по проходам, заставил бесполых привратников пропустить стражей, бессильно опустив руки. Новые-старые городовые, принятые и брошенные пустынниками, и два раза на дню успевшие отчураться и присягнуть новым хозяевам, решительно ворвались внутрь.

"Кунга" – Догадавшись, заключила про себя, выскочившая из молельни жрица. И ее подозрения, тут же подтвердились, когда за спинами стражей, она увидела победно-ликующее лицо гала-уду.

– Здесь скрывается кишский лазутчик! Выдайте его!

– Какой лазутчик?! Здесь лишь служители великой госпожи! Падите ниц несчастные, вы оскверняете обитель великой Инанны!! – Попыталась образумить их настоятельница, но привычные без должного почтения относиться к подчиненным богам, стражи не обратили внимания на гневные предостережения жрицы.

– Нет, говоришь? А это кто?!

– Да какой это лазутчик?! Это эштарот – избранник самой Заступницы!

– Ого. Он-то нам и нужен! – Выволокли они из клети юношу. – Ну, что весельчак, думал – улизнул?

***

Стражники, пригнали пленника во дворец с ярмом на шее, как опасного преступника, по пути еще изрядно над ним поиздевавшись.

– Преступник доставлен! – Бодро отчитался старший, о выполненном распоряжении.

Увидев побитого пленника и самодовольных стражей, всем видом выражавшим ожидание поощрения, а то и награды за свое рвение в исполнении приказа, нимиец рассвирепел в ужасе и гневе от холопской бестолковости.

– Что вы наделали?!! Ослопы!!! – Орал он, весь мокрый и раскрасневшийся от переполнявших чувств, совсем потеряв самообладание. – Кто велел вам?!! … Я вас самих в иго!!! Немешкотно вызволите его!! Я просил пригласиить! Пригласить, а не как татя вдоставить! Не разбираете разницу?! Оооо, да вы его еще и били!!

– Но… но…, мы…

– Убирайтесь, пока целы!!

Приведенные в замешательство и насмерть перепуганные стражи, толкаясь, пока нимиец не передумал, камнем выскочили наружу, страшась перемены своего и без того шаткого положения.

– Что они с тобой сделали, бездари. – Суетливо крутился вокруг него торговец. – Ну, ничего-ничего, не познав боли, не узнаешь радости победы.

Аш удивлялся, с чего бы какому-то неизвестному иноземцу, беспокоиться о нем и его здоровье. В голову приходила неприятная, но лишь одна возможная причина. И участливые слова иноземца, казалось, лишь подтверждали его подозрения.

– Ну, что вы стоите?! Подготовьте гостю мовь с дороги и накормите! – Кричал иноземец на слуг, отчего-то виновато опустивших головы.

И совершенно учтиво, чуть не ласково, добавил: -

– Досточтимый А-Аш-Ме-Ди, должно быть проголодался.

И слуги поспешили исполнять его приказание, тут же уведя Аша в купальни.

***

Не сопротивляясь обмывавшим его чернокожим служанкам, присланных хитрым нимийцем для большей покладистости гостя, обнаженных и казавшихся еще более страстными от вспененного мыльного корня, Аш размышлял о том, как бы избежать незавидного положения у какого-то иноземного торговца. Как не стать тем, кем сулил ему быть пустынный лугаль; как вернуться к ставшим уже родными скоморохам, к Нин, которой он клятвенно обещал вернуться. От столь мрачных мыслей не возникало плотских желаний, хоть рабыни из неведомых земель, будто случайно, невзначай, своими разгоряченными телесами задевали чувственные места, изрядно стараясь разбудить в нем страсть; не хотелось есть. И слуги, раскланиваясь ему как большому господину, вышли оставив его наедине с его мыслями. Убежать сейчас, не представлялось возможным: внутри всюду были рабы, а снаружи стражи; и попытайся он хотя бы сделать движение к выходу, они тут же поднимут тревогу. Оставалось дожидаться удобного случая, а это возможно только ближе к ночи. Пока он размышлял, слуги успели доложиться хозяину, и вскоре, все так же раскланиваясь, отвели его к нему.

– Мне доложили, что ты отказался от ужина. Не боится ли, любимый ученик нашего друга, покушения на живот свой? – Спросил его иноземный торговец.

Аш поняв, что дело касается абгала, ответил кратко, но так, чтобы еще и спросить:

– Я безмерно благодарен доброму хозяину сего замечательного дома и его услужливым работникам, за заботу; после прогулки с доблестными стражами, это было как дождь после засухи. Но, вот кусок нейдет, когда не знаешь, что ждет.

Иноземец оценил находчивость эштарота, и, следуя его пожеланию, тут же перешел к делу:

– Да, это плохо вышло. Не беспокойся, твоя прогулка не пройдет не оплаченной: стражи будут наказаны за свое самовольство. Но, ты не терпишь узнать, зачем ты здесь? Известно, что твой учитель, был кладезь знаний великих.

Видя недоверчивый взгляд эштарота, он пояснил:

– Досточтимый Аашмеди уже знает, что я был другом твоего учителя. Мы знались с ним, еще до того, как он стал нам помогать бороться с кознями чародеев Ур-Забабы: этого врага мира и разжигателя войн, угнетателя самовольством захватившего священный город. А, вежды знают и чтят удальца, не струсившего и выступившего против самодурства его, высмеяв и его самого, и лизоблюдов его; и за то, подвергнутого истязаниям великим и брошенного в темницу, и теперь еще преследуемого и вынужденного скрываться от его ищеек.

– Мне льстят слова благородного господина, чье имя к сожалению не известно мне. Но право не знаю, чем я могу быть полезен вам. Я сам давно не видел своего учителя, и как раз надеялся встретить его здесь, а не застав, хотел узнать у досточтимого господина Азуфа о его местопребывании. Но, к сожалению, мне сказали, что и он покинул город. Может быть, доброму господину известно, где он?

– Все зовут меня просто торговец или иноземец, друзья и знакомцы называют торговец Симашки, и ты меня так называй. – Утолил любопытство Аша иноземец. – Я знаю, что ты не знаешь где твой учитель. Мне нужно от тебя другое. Буду краток. Тебе не надо в Киш, ибо там ты не найдешь его.

– Почему?

– Не косись на дверь, я не хочу держать тебя, но хочу лишь, чтоб ты знал. – Сказал иноземец и тяжело вздохнул, заметив, что Аш, оглядывает помещение, чтобы найти возможность улизнуть. – Твоего учителя нет больше среди живых. Его мертвое тело было найдено под стенами еще до начала осады. Тогда, когда толпы диких варваров кружив вокруг города, лишь издали присматривались жадными очами к великолепию города. Это дело рук людей Киша, больше некому. Они мстили тебе, за осрамление их царька. Конечно, они не стали бы марать рук своих и нарушать законы Нибиру, ведь старик не был ни в чем повинен, но наняли не гнушающихся ничем, лугашумов из предела нищих.

Аш не поверил словам чужака, и потому снисходительно ухмыльнулся варварской безыскусности, пытаться склонить его глупой ложью.

– Я знаю, тебе трудно принять это и ты не веришь незнакомцу. Твоя истина, я не имею права утверждать это без веских доказательств, но я, и не о том хотел молвить с тобой. Он ведь обучил тебя своим знаниям?

– Я только ученик и еще не освоил науку учителя. Сожалею, от меня вам не будет толка.

– Ты не доверяешь мне. – Снова тяжело вздохнул чужеземец. – Я не хотел делать тебе больно, да видно придется, чтобы доказать свою искренность.

С этими словами, он достал из-под одежд ремешок и протянул Ашу:

– Ты узнаешь это? Это все, что было при нем. Должно быть, лиходеи обобрав тело, не посчитали это важным.

Аш побледнел. Да, конечно он узнал оберег своего учителя, с которым тот никогда не расставался. Его грудь тяжко сдавило горем, он лишь уповал на то, что это просто совпадение или хитрость иноземца, а абгал ушел вместе с козлобородым.

Меж тем, иноземец язвительно отзывался о разбойниках:

– Голопузым не дано понять ценность святых мощей.

– Где его похоронили? – Едва слышно вымолвил подавленный Аш.

– Да, конечно, мы дадим тебе попрощаться с ним.

***

Взглянув на высохший труп, Ашу не хотелось больше ничего, он не мог говорить. Поняв это, чужеземец велел стражам проводить его к храму, чтобы он мог прийти в себя и принять решение.

– Глядите мне – напутствовал он стражей, – чтоб глаз ваших не отводилось от храма, щенок не должен сбежать. Мне он нужен живым, и готовым бескорыстно помочь нам. Пусть до завтрего оклемается, впереди целый день и целая ночь. Мыслю, сей отрок сам надумает отмстить.

– А если…? – Взял на себя смелость один из стражей, унукский и потому не боящийся спрашивать и уточнять приказы.

– А если не надумает, мы принудим помочь нам, ну а если нет: судьба его учителя известна.

***

Все новые и новые отряды ополчения собирались в грозные эшты Киша, чтобы вдарить по наступающим скопищам ненавистных южан и неблагодарных варваров и отразить вторжение.

– Сила. – Восхитился молодой ополченец, глядя на все пребывающих ополченцев, сгоняемых со всех концов Севера.

– Ну, и что делать с этой силой? Этой силе, даже нормального оружия не выдали, хлам один. Это нам еще повезло. А уж, вояки из нас такие – тьфу, плюнуть да растереть. – Зло и насмешливо поддел его, такой же неприметный боец.

Но юнцу помог вертлявый приятель Гира:

– Ты глупая деревенщина и потому тебе не понять хитрых замыслов нашего государя. Ты думаешь, мы повоевать успеем? А вот не дождешься. Это ведь так, для виду ополчение собирают, чтоб пыли в глаза напустить, а как только тупоголовые клюнут, тут-то наши применят главное оружие и сметут их силы, только поспевай пинка им поддавать. Нас же, приберегут для того, чтоб порядок у них наводить.

– Слышал я про твое оружие. Да только пустое это. Виданное ли это дело, чтоб Идигну поворотить? Это тебе не ручейки по полю пускать.

– А ты верь мне. Там, небось, не дураки сидят. – Многозначительно поднял палец вверх, приятель Гира. – Один мой приятель, близкий ко двору самого, рассказывал мне....

– Вещай. Приятель у него.

– Да, что ты знаешь?! – Обиделся на насмешку вертлявый. – Это мы тут ничего не слышим, а там уже, наверно, по повелению единодержца, вольные и рабы, как никогда прежде единодушно, с благословения святейшего раскапывают схроны для вод. Ну, а после, мудрецы единодержца перекроют реку и как только воды наполнят схроны, тут-то их и спустят, чтоб бурлящими потоками смести ненавистных пришельцев и города их. Ну, что теперь скажешь невежда?!

– Я скажу тебе, что Ур-Забаба обезумел. – Ответил, до того скромно молчавший ополченец, пока спорщик подбирал мысли. – Если то, что ты говоришь, правда, то он и вправду безумец, как о том твердят.

– Как ты смеешь, поносить нашего лугаля! – Вскричал воспалившийся от возмущения юнец, готовый кинуться на обидчика с кулаками.

– Ну, еще защитник нашелся. Парень, поменьше слушай проповеди лживых жрецов. Подумай лучше, кто больше пострадает от разлива вод, неприятельское войско или наши поселяне. Это ведь кощунство, посягать на божественное мироустройство. И боги не потерпят, посягнувших на их промыслы. А вот гнев их, обернется не только на неразумных правителей и лживых жрецов, но и на всех нас. Кто остановит бушующие воды? Ведь враг уйдет, а вот наши люди останутся и их погибшие посевы тоже. Это – его мудрецы продумали? Что он хочет? Голод?! Новый потоп мира?!

– Ну, чего ты разошелся. Наверняка, что-то его ученые мужи предусмотрели. – Примирительно возразил ему вертлявый, растерявшись неожиданной речи скромняги. – Ур-Забаба не бросает своих людей.

– Не бросает?! Как же. Вспомни судьбу, несчастных жителей Шуруппака и Нибиру. Да Ур-Забаба ваш, трус каких свет не видывал!

– Молчи безумец! – Подскочил к нему, до сих пор молчавший Гир, испугавшись, что крамольные речи услышат старшины. – Думай, что мелишь, следи за языком.

– А что это ты, за моим языком следишь? Последил бы лучше за своей женушкой. Тогда глядишь, не заменила бы тебя на более покладистого. – Раззадорился захмелевший от злобы ополченец, забыв про осторожность.

Гир застыл, поняв, что кто-то прознал про его несчастье, о котором он сам старался не вспоминать, и сейчас ославляет его. Заметив это, скромняга расхрабрился, приняв это за трусость:

– Или ты ее сам под другого подклал, чтобы не мешала с гала развлекаться? Я слышал, ты с ними в ладу.

От негодования у Гира потемнело в глазах.

Все произошло слишком быстро, чтобы он успел что-то понять, когда его оттащили от мертвого тела. И дальше, все было словно в тумане: дружинные стражи, веревка на руках, следование куда-то и ожидание своей участи. Изъедаемый совестью, самобичеванием и жалостью к убиенному, он просто сидел погруженный в мысли, раз, от разу прокручивая случившееся, когда мог остановиться, но предпочел не спускать оскорбления. И само оскорбление, ранее казавшееся смертельным, представлялось теперь столь ничтожным, что он не находил себе в нем оправданья. Он не оживился и тогда, когда к его стражникам подходили его товарищи по оружию и о чем-то им живо говорили. Он вяло воспринял свое чудесное освобождение и ободряющие слова старшего стража: "А ты оказывается молодец, крамольника и предателя раздавил".

7. Бегство с Нибиру.

Сидя на облучке с мрачным видом, Пузур поводьями подстегивал оставшегося ослика, понуро тащившего целый возок в одиночестве, срывая на бедолаге зло. С уходом Аша, а затем и Гира, их представления не могли уже исполнятся с прежним размахом, и люди только завидев их опустевший возок, вежливо, а иногда не очень, просили их уйти и не беспокоить своим попрошайничеством. Это задевало Пузура и его спутниц, считавших себя вольными игрецами, а не какими-то нищими попрошайками, и очень сильно огорчало великана, грустившего от хмурого вида близких людей. Иногда, не вынеся несправедливых обвинений, скоморохи вступали в перепалку с обидчиками и только благодаря Нин, эта ругань не перерастала в словесную брань или в позорное побитие. Хотя и обычно миролюбивая девушка, после неудачной попытки примирить бранящихся, не всегда удерживалась от того, чтобы и самой не перекинуться словами. Видя как девочка, с праведным гневом, яростно бросается на их защиту, Пузур совестливо замолкал сам и утихомиривал жену, и Нин в знак примирения исполняла для собравшихся песни, чтобы доказать гордое звание вольных певцов и шутейников. И когда она запевала, недовольные люди замолкали и забывали про плохое между ними. Пузур и сам поначалу хотел показывать свои чудеса, но вовремя спохватился, узнав, что за это теперь можно лишиться головы. Вынужденная зависимость от маленькой бродяжки, тяготила и злила Пузура, привыкшего распоряжаться, полагаясь на свой опыт, а здесь им с Эги приходилось лишь наигрывать на свирели и бубне да подпевать. Он начал подумывать о том, чтоб принять в свою общинку еще какого-нибудь бродягу или нищего, не пугающегося долгой дороги. Да где было найти такого, кого не страшно подпустить к их скарбу и двум беззащитным женщинам, особенно в это тревожное время? Только благодаря негласным правилам не обижать напрасно бродячих скоморохов, их еще не тронули. Но времена меняются, и он теперь больше полагался на внушительные размеры Хувавы, заставляющие лиходеев лишний раз подумать. Внезапная и неожиданная остановка прервала его размышления. Увидев впереди стражу во главе с грозным воителем, Пузур с поспешностью потянул вожжи, чтобы свернуть в сторону, но было поздно, глава стражей уже вовсю махал ему рукой требуя подъехать. Не подчиниться, было равносильно признанию вины в худых намерениях, и Пузур с тревожными гаданиями о причинах внимания к ним, стал нехотя править вожжи в сторону стражей, и суетливо доставая защитную печатку, выданную са-калем ополченцев в подтверждение того, что они уже внесли свой вклад в общее дело защиты отечества.