Записки скучающего клерка

– Мы очень рады, что вы обратились именно к нам, – Васильев поклонился, – позвольте и мне представиться, меня зовут Юрий Иванович Васильев, я заместитель начальника отдела оформления земельно-правовых отношений. Мария Петровна Солнцева, приношу свои извинения, к сожалению, немного задерживается, но скоро подъедет. А это наш сотрудник – большой специалист по земельным правоотношениям и вообще по недвижимости – Александр Глебов, – с этими словами он протянул собеседникам свою визитку, следом за ним за визиткой полез Глебов. В ответ переводчик, а затем и оба японца, протянули свои карточки, на которых рядомс английскими словами были нарисованы какие-то иероглифы. Саша с интересом покрутил карточку в руках, но, ничего не разобрав на ней, сунул в карман.

– Как я уже сказал, – снова начал Васильев, – мы будем рады сотрудничать с вами. У нашей фирмы уже десятилетний опыт работы на рынке земли, и мы готовы оказать вам любую помощь, на которую способны.

Переводчик повернулся к японцам и начал что-то говорить. Во время всей его речи японцы согласно кивали и восклицали на своем непонятном наречии. Постепенно разговор перешел к конкретике, а именно к правовой стороне вопроса. Александру были представлены на изучение некоторые документы, связанные с оформлением земли.

– И все-таки господин Хироку-сан хотел бы знать: сколько по времени займет первоначальный этап оформления документов, включая согласования всех необходимых ведомств? Мы бы хотели, чтобы вы сделали все за месяц…

– Это нереально! – вскрикнул Глебов. Палкин перевел.

– Назеда? – вздернул брови Кавасаги-сан.

– Почему? – продублировал переводчик.

– Ну, – Глебов озадаченно посмотрел на Васильева, – праздники…

– Не понял? – удивился Владимир Сергеевич Палкин.

– Ну, праздники… – Васильев, поймавший мысль приятеля, продолжил, – понимаете, в нашей стране, как вы знаете, сейчас декабрь…

– Да, – согласно кивнул переводчик.

– А так как граждане Российской Федерации начинают праздновать практически с 12 декабря – Дня Конституции – и вплоть до 8 марта, включая католическое Рождество, Новый год, православное Рождество, Старый Новый год, Новый год по китайскому лунному календарю, День студента, день святого Валентина, 23 февраля и, наконец, сам Международный день солидарности женщин…то, как правило, сотрудники государственных учреждений очень тяжело работают в этот период.

Переводчик, усмехнувшись, перевел. Японцы засмеялись. И сквозь смех они все время повторяли какие-то непонятные фразы, что-то типа «вхао нима», «виши вота хайдзи», «кусо», что заставляло переводчика Палкина периодически краснеть.

– А о чем речь? – с неподдельным интересом спросил Васильев.

– Ну, – замялся переводчик, – скажем так – это непереводимая игра слов…

– Японский фольклор? – усмехнулся Васильев.

– Именно! – улыбнулся Палкин.

Японцы опять что-то произнесли, и переводчик задал следующий вопрос:

– И все-таки вы не могли бы закончить первый этап до наступления великого праздника – Дня святого Валентина?

– Все будет зависеть от милых барышень, очаровательных сотрудниц данных структур, или от цены вопроса, – улыбнулся Глебов.

Палкин перевел, потом ответил на какой-то вопрос и вдруг нудно, долго, периодически взвизгивая, начал что-то объяснять своим спутникам.

– Я что, так много сказал? – Саша повернулся к Васильеву.

– Нет, конечно, но мистер Хироку-сан захотел кое-что выяснить, и мне необходимо ответить на его вопросы, – отрубил переводчик.

Васильев повернулся к напарнику, и тот прочел в его взгляде все о себе, своей сексуальной ориентации, своих ближайших родственниках, своем языке и еще много разной полезной информации. Все-таки богат и могуч русский язык даже в молчаливом взгляде собеседника. После чего Саша счел за благо прикинуться немым. Через некоторое время, слушая эти бесконечные: «тцай дзянь, цхао нима, тциньхан дзиба», он постепенно задремал и уже практически засопел, подперев голову рукой, как вдруг под его ребра вошел острый локоть Васильева. Саша вздрогнул и автоматически сжал рукой тюбик пасты, лежащий у него в правом кармане пиджака; пробка отскочила, и Глебов почувствовал, как паста выдавливается. Он осторожно скосил глаза – и обнаружил свою правую ладонь полностью перепачканной зубной пастой, поэтому машинально спрятал ее обратно в карман.

– Ну что ж, если вы не возражаете, – произнес Юрий Иванович, – то я бы хотел перейти к финансовой стороне вопроса.

Палкин перевел.

– Тео ториате конома май ко, – поклонился главный японец.

– Мистер Хироку-сан говорит, что его корпорация готова подписать долгосрочный контракт на представление вами наших интересов в России в сфере недвижимости, и готов выслушать ваши финансовые требования. Но для начала вы не могли бы назвать тот минимум необходимых документов, которые нам необходимо собрать для первоначального оформления прав на земельный участок? – на одном дыхании произнес переводчик.

– Конечно, – не возражал Васильев, – сейчас Александр вам быстренько набросает небольшой список.

Глебов в ужасе зажмурился.

– Александр… вы напишете? – окликнул его Васильев.

– Да, да, конечно, – закивал Саша, – только я ручку в комнате забыл, сейчас сбегаю…

– Прошу вас, – переводчик галантно протянул ему свой «Паркер» и пододвинул пустой лист бумаги.

Глебов замешкался, но под уничтожающим взглядом Васильева взял ручку левой рукой и в раздумье уставился на лист. Когда-то очень давно, когда он сломал правую руку, ему иногда приходилось что-то карябать левой. Но сейчас, в самый разгар переговоров, он слабо представлял, как ему выкрутиться из создавшейся ситуации. Васильев, продолжая обсуждать детали контракта, наклонился над Сашиным ухом и, не спуская улыбки с лица, еле слышно прошипел: «Пиши давай уже!» Ничего не оставалось делать, как действительно попытаться что-то написать левой рукой, и молиться, чтобы уже поскорей приехала Мария Петровна и можно было на пару минут выскочить в туалет помыть руки. Но тут обнаружилась новая напасть: Глебову с большим трудом удавались даже печатные буквы. А это уже вызывало легкое удивление переводчика, японцев и Юрия Ивановича, который, судя по его взгляду, тоже не мог толком понять, почему Саша пишет левой рукой. Тут еще выяснилось, что сквозь очки с антибликовым покрытием Глебов вообще не может разобрать, что он пытается писать. Не выдержав, Саша снял очки, но, увидев растущее удивление во взглядах японцев, разглядывающих его лицо и особенно круги под глазами, Саша так же молча водворил очки обратно и продолжил свой труд.

– На чем мы остановились? – прервал паузу Иваныч.

Японцы сразу вступили в оживленный диалог со своим переводчиком, а Васильев, улучив момент, вопросительно уставился на Глебова. Тот, молча, показал под столом свою перемазанную зубной пастой правую руку. «О Господи!» – Иваныч закатил глаза, но уже в следующую секунду мило улыбался клиентам. Разговор снова вернулся в деловое русло. Обсуждалось, какая из ныне известных валют будет отражена в контракте. При этом Васильев настаивал на фразе «Оплата производится в рублях по курсу ЦБ РФ на день, предшествующей оплате», чем весьма озадачил Хироку-сана, который не мог взять в толк, почему же господин Юри-сан не хочет заключить контракт в иенах, настаивает на евро и не признает доллары, если деньги все равно получит в рублях?

В общем, обе стороны переговоров принялись заниматься крючкотворством. «Давайте лучше увеличим сумму премиальных и уменьшим срок исполнения договора. Нет, давайте лучше в форс-мажорные обстоятельства запишем пункт о том, что стороны не несут ответственности за неисполнение данного договора в связи с возможным изменением Конституции, третьей мировой войной, а также с возможным концом света, глобальным потеплением или охлаждением климата. И так далее и тому подобное…» Пока, как говорится, ничто не предвещало беды. Но напряжение уже витало в воздухе, и что-то уже явно пошло не так…

Тут-то Глебов и заметил, что Васильев как-то странно заерзал на стуле. Чутьем он понял, что надвигается необратимое…и Иваныч не обманул его ожиданий. «Вы знаете, я очень извиняюсь, – Васильев напряженным голосом обратился к собеседникам, – совершенно забыл, что мне именно сейчас необходимо сделать один очень важный звонок… – На виске Юрия Ивановича предательски блеснула капелька пота, костяшки вцепившихся в край стола пальцев побелели, ноги под столом выписывали странные кренделя. – Этот звонок…мой…очень ждут, – запинаясь на каждом слове, произнес побелевший Васильев, – я, с вашего разрешения, покину вас на несколько минут.

Переводчик повернулся к японцам. «Да переводи же ты быстрей…гад!» – стучало в голове Иваныча. Хироку-сан поклонился и жестом дал понять, что он не возражает. В ту же секунду Васильев вскочил, едва не отшвырнув с дороги Глебова, и гусиной походкой кинулся к двери, с каждым метром набирая скорость. В коридор он уже вылетел и, судя по крикам, кого-то опрокинув на своем пути, не сбавляя скорости, унесся в глубь офиса. В комнате повисла тишина, японцы удивленно таращились то на дверь, то на Сашу. Пришло время Глебову отдуваться за товарища.

– Очень важный!

– Что, простите? – не понял переводчик.

– Звонок, – выдохнул Саша и покраснел, – чрезвычайной важности.

Переводчик Палкин перевел, японцы восторженно закивали головами. После чего, выжидая, уставились на Глебова, который был явно не расположен к диалогу и, уткнувшись в стол, отмалчивался. В наступившей тишине переводчик от нечего делать с интересом разглядывал визитки приятелей, одна из них, а именно нашего молчуна, его чем-то очень заинтересовала. На ней было написано: «Александр Франциевич Глебов, специалист по земельным вопросам».

– Францыч? Интересное отчество! – нарушил затянувшуюся паузу Палкин.

– Я не немец! – вдруг заорал Глебов. – Что это такое!!! Я что ж, всю жизнь от этого страдать должен?!!! Да как вы смеете?! Что вы вообще тут себе вообразили?!

– Да мы…да что вы, Александр, – залепетал переводчик. Но Глебова было уже не остановить: – Может, моя фамилия Глебберг? или Глебернштейн? Или, может, меня зовут Герхард? Не успели еще человека узнать, а уже туда же, глумиться вздумали?!

– Да мы…

– Что?! Что? Что мы?! Да знаете ли вы, любезный, что мой дед героический, он был…он был путешественник, чтоб вы знали. Он в тридцатые годы на «Челюскине» ходил и в экспедиции всякие на Северный полюс… «Францыч, интересное отчество»!Да, интересное! Мой дед, когда в экспедиции на земле Франца-Иосифа был, у него здесь, в Москве, сын родился – папенька мой кровный, дед сразу по возвращении его Францем и нарек. Спасибо, хоть не Иосифом! Вот так вот. Да ладно – я! А легко, думаете, было папе в эСэСэРе с таким именем жить?! Его ни в пионеры, ни в комсомольцы принимать не хотели, имя предлагали сменить, и если б не протекция деда, уж не знаю, как у отца жизнь бы сложилась…и вообще! Понаехали тут! Земли им мало…Может, вам и Курилы отдать?! – на последних словах Глебов вскочил и, для пущей убедительности размахивая руками, треснул по столу. Васильев, вошедший в этот миг в переговорную, застыл с открытым ртом на полпути к столу. Переводчик в ужасе таращился то на него, то на Александра, и тут в переговорную вошла Мария Петровна Солнцева. «Картина маслом», – пронеслось в голове у Васильева. Петровна покачнулась и, ухватившись за косяк, чуть не потеряв сознание, разглядывала переговорную: Глебов со зверским оскалом на лице, съехавшими набок очками, с ладонью, вымазанной чем-то белым, застывший с поднятым вверх кулаком, Васильев, держащийся за живот, с открытым ртом на серо-зеленом лице, переводчик, отпрыгнувший от стола, и…двое японцев, с интересом разглядывающих Марию Петровну.

– Оба…быстро вон отсюда, – собралась с мыслями Петровна. – Быстро, я сказала! – сквозь зубы процедила она. Васильев очухался первым. Отступая задом – «Добрый день, Мария Петровна!», он знаками давал понять Глебову, что его тронная речь на сегодня окончена. «Вот и все…» – промелькнуло в голове у того. Саша отошел от стола, поклонился: «Было очень приятно!» – и двинулся вслед за коллегой. «После поговорим», – прошипела им вслед Петровна и захлопнула дверь. Васильев посмотрел на приятеля и молча пошел по коридору к их комнате, Саша поплелся следом. Из дверей выглядывали любопытные лица менеджеров. Поравнявшись с туалетом, Глебов со словами: «Эх! Со мной все ясно» пошел отмываться от зубной пасты.

* * *

Комната, наполненная режущей слух тишиной. За столами сидят Васильев и Глебов. Юрий Иванович остановившимся взглядом смотрит в окно, Саша тем временем изучает чистый лист бумаги, лежащий перед ним, задумчиво крутя шариковую ручку между пальцев.

– Слушай, Иваныч, а как пишется слово «Заявление»? Через «О» или «А»? – нарушил паузу Глебов.

– А? Что? Какое заявление? – не понял Юрий Иванович.

– Ну, заявление об уходе по собственному желанию, – почесал за ухом Глебов.

– Да пошел ты…к такой-то матери! – сквозь зубы процедил Васильев.

Тут дверь отворилась, и в комнату вошла Мария Петровна. В гробовой тишине она молча прошествовала к своему рабочему месту. Глебов за соседним столом, сбоку от нее, и Васильев, сидящий напротив, сгорбились над клавиатурами, боясь поднять глаза.

– Значит, так, дорогие мои, – вздохнула Солнцева, – нагородили вы тут делов.

– Мария Петровна, извините… – начал было Васильев, но под взглядом начальницы осекся и опустил глаза.

– Вы оба были в курсе того, что предстоят серьезные переговоры по очень солидному контракту с крупным иностранным инвестором, – спокойным голосом продолжила Мария Петровна. – От этого контракта во многом зависела репутация фирмы, ну и, что греха таить, наше с вами материальное положение, ан нет… – вдруг рявкнула она, – вы оба умудрились подвести не только меня, но и всех остальных…Что, нельзя было хоть один день подержать себя в форме? А?

– Но, Мария Петровна, живот же…ему не прикажешь, – пытался возразить Васильев, но та грубо оборвала его:

– Надо знать, что жрать! Простите, конечно. А вы, Александр…за то, что вы пришли, да еще в костюме, вам, конечно, большое спасибо, но неужели вчера надо было напиваться до полусмерти??? Ну и это бог с ним, ваше личное дело… но орать-то на клиентов зачем??? Хорошо еще, что переводчик сообразил про Курилы японцам не переводить… – Глебов тяжело вздохнул и покраснел. – Ваше счастье, что люди вменяемые попались… – Петрова немного успокоилась и уже более спокойным голосом продолжила: – Мне пришлось объяснить нашим китайским товарищам…

– Японским, – пискнул Глебов.

– Японским… – согласилась Мария Петровна, – короче, мне пришлось объяснить японским товарищам, что вы оба после болезни – не долечили грипп, но из-за важных переговоров вышли на работу, невзирая на всякие трудности. В общем, плохо себя чувствовали, поэтому были неадекватны в своих действиях и поступках… – Петровна сделала паузу и выразительно посмотрела на Глебова, который съежился под ее взглядом. – Но вы вышли на работу, а это главное, и именно поэтому… – Петровна неожиданно замолчала и, обведя взглядом своих сотрудников, произнесла: – и именно поэтому…они…подписали контракт!

Глебов с Васильевым одновременно подпрыгнули за своими столами:

– Как?!

Солнцева сделала останавливающий знак рукой и, улыбнувшись, продолжила:

– Потому, сказали они, что им…Вернее, этим китайцам…тьфу ты, японцам, надоели plastic smile…

– Чего? – не понял Васильев.

– Пластиковые улыбки, ну то есть улыбки такие: заискивающие, переговорные, деловые. Они в кои-то веки увидели настоящих, живых людей, со своими привычками и слабостями, – Петровна, ухмыльнувшись, посмотрела на Глебова, который опустил глаза. – Короче, нормальных простых людей, которые в любом состоянии выходят на работу…и горят на ней! Пусть даже находясь в неадекватном состоянии, вот поэтому… контракт подписан.

– Ура!!! – выдохнули переговорщики и обессилено откинулись на спинки кресел.

– А теперь оба по домам, – усмехнулась начальница, – один – отсыпаться, а второй – желудок лечить, все равно от вас сегодня никакого толку. Но чтобы завтра… – голос у Петровны стал стальным, – были вовремя и в форме, будете пахать как папы Карло.

– Да мы, Марь Петровна, – начал было Глебов.

– Я сказала, по домам, – отрезала Солнцева и, уткнувшись в документы, добавила: – для остальных вы на весь день уехали по делам.

Приятели переглянулись и начали быстро собирать свои вещи.

– Сейчас, минуточку, подожди меня, – неожиданно простонал Васильев и неровными прыжками кинулся вон из комнаты. Глебов с растерянным видом уставился ему вслед, краем глаза заметив, как, закрывшись папкой с документами, Мария Петровна Солнцева пытается скрыть сотрясающий ее смех.

01–03.2004

Свидание вслепую

«Весенние месяцы, а точнее сказать, апрель и май – не самое продуктивное время для офисов и прочих учреждений. Летом хоть работы не так много. Все разъезжаются по отпускам, жарко, кондиционеры, если они есть, не справляются с духотой, состояние организма расслабленное, голова не варит, и в свете всего вышесказанного можно немного и похалявничать. Ведь подобное состояние охватило не только тебя одного, но и сотрудников прочих контор, с кем ты связан контрактами, твоих клиентов, твоего шефа, который, по последним данным, уже расписал лето, составив график поездок по необъятному земному шару. Но сейчас на дворе конец апреля, а состояние организма точно такое же, мозги уже настроены на майские праздники, дачи, грядки, алкоголь и шашлык. А расслабляться нельзя, все вокруг хотят успеть закрыть дела или хотя бы какую-то часть контрактов до наступления майского безумия, когда жизнь везде замирает дней эдак на…десять – пятнадцать. Ведь все хотят получить свой кусок праздничного пирога, зарплату, премию, процент от сделки, бонусы, ну и так далее. Поэтому приходится крутиться, вертеться, подчас чем-то жертвуя, теша себя слабой надеждой, что вот уж на праздники-то оторвешься и отдохнешь. Хотя, если честно, так лень что-то делать. Хочется вздремнуть, откинувшись на спину кресла… а лучше вообще дома, под боком у любимой супружницы… Интересно, кстати, куда запропастился Глебов, неужели опять документы на регистрацию сделки подать не смог?! Или, наоборот, все нормально – и он просто особо не торопится в душный офис, а присел сейчас где-нибудь на бульваре и, потягивая коктейль, таращится на голые коленки прогуливающихся девушек?! Хоть бы телефон не отключал, хитрец…» – Юрий Иванович Васильев, с трудом подавив зевок, оторвался от созерцания пасьянса «Косынка» и посмотрел на часы. Двенадцать часов двадцать семь минут. «Уже больше часа совещание идет, чувствую, опять что-то новое ждет. Тьфу ты, стихами заговорил…» Дверь приоткрылась, и в комнату вошел Алексей Тробченко:

– Здорово, Иваныч! А Сашка где?

– Сам бы хотел это знать, – Васильев приподнялся, чтоб поздороваться, и снова откинулся в кресле, – а тебе он зачем? Опять турне по кабакам планируете?

– Нет, сегодня идем нюхать кокс…шутка, – улыбнулся Тробченко, – совет его нужен…

– Да?! – удивился Иваныч. – А в чем проблема? Я не могу помочь?

– Не знаю… – замялся Алексей, – я хотел бы сначала с ним переговорить.

– Ну, как знаешь, – Васильев снова уткнулся в пасьянс, – не знаю, когда он собирается приехать.

Тробченко задумчиво потер подбородок:

– Кофе не хочешь?

– Третий раз за первую половину дня?! Уволь! Он все равно не бодрит, а сердешная мышца у меня одна.

– Ладно, свидимся, – Леша скрылся за дверью.

Иваныч потянулся, разминая затекшие мышцы, и вздрогнул от виброзвонка:

– Алло! Саня?! Ты где? Документы сдал? Отлично! Когда будешь? Хорошо, жду.

За дверью послышался шум, означавший конец совещания. Васильев моментально выпрямился в кресле, щелкнул мышью. На экране возник Microsoft Word с текстом какого-то договора. В комнату с папкой бумаг вошла начальник отдела Мария Петровна Солнцева и молча опустилась за свой стол. Васильев вопросительно поднял бровь. Петровна разложила бумаги, кивнула на пустующее место Глебова:

– Не объявлялся?

– Звонил. Едет. Документы сдал. Все нормально, – отчеканил Юрий Иванович.

– Это хорошо! – вздохнула Мария Петровна, побарабанив пальцами по столу. – А то Сергей Эммануилович распекал наш отдел за неудовлетворительные результаты в этом месяце… Плохо, мол, мы работаем, доходы упали…оформление документов затягиваем…будто нам это нужно – затягивать выполнение контрактных обязательств, – Васильев согласно кивнул головой. – Так, что еще… – задумалась Петровна, – А! Двадцать девятого у нас корпоративная вечеринка. Поедем на шашлыки в Серебряный бор, на следующий день на работу выходят только мужчины…

– Сергей Эммануилович тоже? – улыбнулся Васильев. Солнцева хмыкнула:

– Он тридцатого утром улетает до пятнадцатого числа. Так что вами в этот день будет командовать подполковник Рыжов. После чего офис уходит на весенние каникулы до десятого мая. Так что берегите печень, мальчики.

– Буду стараться, Мария Петровна, и Сашку проинструктирую на этот счет, – засмеялся Васильев и, поднявшись из-за стола, направился в курилку. Выйдя из комнаты, он застал интересную картину: заместитель генерального директора Геннадий Борисович Рыжов что-то эмоционально втолковывал Тробченко.

– Алексей! Светлане надо отъехать на три часа к стоматологу, а вам придется временно исполнять ее обязанности, – тоном, не предусматривающим возражений, произнес зам.

Тробченко удивленно переводил взгляд с него на Светлану:

– А разве кроме меня никто не может?

– Вы намекаете на девушек из риелторского отдела?

– Ну да… – выдавил бедолага.

– Я сейчас там буду проводить оперативку по итогам прошедшего совещания, – пояснил Рыжов, – а вы, как я погляжу, опять бесцельно шатаетесь по офису, поэтому займитесь-ка делом. Светлана придет и сменит вас на боевом посту, после чего вы вернетесь к исполнению своих прямых обязанностей.

– Добрый день! – Иваныч привлек внимание зама, они обменялись рукопожатием. После чего Васильев, усмехнувшись, прошел в курилку. Светлана тем временем быстро собрала свои вещи, взлохматила голову Тробченко, усевшегося на ее место, и покинула офис. Рыжов отправился в моментально затихший риелторский отдел. Алексей огляделся по сторонам и подгрузил себе интернет. Проверил свою почту и, улыбнувшись, погрузился в какой-то чат. Периодически отвлекаясь на очередной звонок телефона.

За первый час его новых обязанностей позвонило около двадцати человек. Звонков от клиентов было не так-то много, в основном рекламные агентства, предлагающие свои услуги, фирмы, готовые установить на все компьютеры справочно-правовые системы «Гарант» и «Консультант Плюс». Раздавались и звонки, после которых незнакомый голос истерически требовал главного бухгалтера и с жаром доказывал, что новая бухгалтерская программа защитит фирму от нападения представителей всех правоохранительных органов, включая органы внутренних дел, налоговую, МЧС и службу внешней разведки. Тробченко героически выдерживал напор рекламных агентов, ссылаясь на тяжелую политическую обстановку в мире. Кроме этого, без отрыва от производства ему пришлось по заданию главного бухгалтера Зои Семеновны Моржовой отксерить пару квартальных отчетов. Это Леша делал уже откровенно матюгаясь про себя и повторяя, что не для того он получал высшее образование, чтоб у ксерокса стоять, как дурак. Он даже всерьез обдумывал вариант ксерокопирования какой-нибудь части своего тела. После чего эта ксерокопия была бы подложена в один из квартальных отчетов или балансов – на радость налоговым инспекторам. Но благоразумие удерживало его от этого опрометчивого шага. Плюс ко всему через каждые пять минут к нему подбегал кто-нибудь из риелторов, чтобы отправить или принять факс. А Ольга, помощник бухгалтера, забежавшая взять степлер, пропела Леше о том, что, когда у нее будет своя аудиторская фирма, то она непременно возьмет его в свои личные секретари-референты. Так прошли первые два часа вынужденной командировки. В конце которых в офисе наконец-то появился Глебов.

– Вау! У нас новый секретарь! – Саша остановился у Светиного стола. – Алексей, я только что вернулся с дальней дороги…Вы не соблаговолите приготовить мне кофе?

Тробченко поднял глаза и сквозь зубы произнес:

– Читай по губам: «Иди ты на…»

– Понял! – почтительно склонился Глебов. – Удаляюсь…

Через некоторое время у секретаря зазвонил телефон. Тробченко поднял трубку.

– Алло! Добрый день! Слушаю вас!

– Добрый день, а как мне поговорить с вашим бухгалтером?

– Да пошел ты на фиг! – рявкнул Алексей и повесил трубку.

Вновь звонок.

– Слушаю вас!

– Соедините меня с менеджером по рекламе.

– Fuckoff! – и положил трубку. Снова звонок.

– Да!!!

– Мы хотим предложить вам офисную мебель! У вас продается славянский шкаф? – неслось из трубки.

– Саня, уймись! Прекрати сейчас же! Приготовлю я тебе кофе…если хочешь! Только не звони сюда больше! Нам с тобой действительно надо поговорить, но не сейчас! – Леша чуть не плакал.