Малижа. Сборник рассказов

Я скомкал и с сердцах кинул пленку в угол.

– Ты что, с ума сошел что ли! Мы же еще не отпечатали фотографии с этой пленки. Целый день ведь потратили на то, чтобы отснять ее и проявить! – по привычке набросился на меня Арби, но взглянув в мои залитые злостью глаза, охладил свой пыл и, не скрывая удивления, поднял фотопленку и стал ее рассматривать, не повредилась ли.

– Сайдали! – не понимая, что происходит, застыл на месте и Турпалхан.

Я быстро пришел в себя, словно испугавшись, что друзья догадаются о моих отчаянных мыслях.

– Пленка эта вышла неудачно, – увел я друзей от своих мыслей.

– Ну и что? Хоть что-нибудь с этой пленки на фотобумаге проявится, – недовольно пробасил Арби, испугавшись, что я передумаю печатать фотки сегодня.

– Что случилось? Не будем сегодня печатать фотки? – никак не мог скрыть своего расстройства и Турпалхан.

– Почему не будем? Эта пленка, насколько я понимаю, не хуже, чем те, что мы снимали до сих пор, – добавил Арби, не понимая ничего.

Я был недоволен тем, что расстроил ни в чем не повинных ребят.

– Будем печатать. Только получатся они неважно. Поэтому я и психнул, – поспешил я успокоить друзей.

Мы достали старые одеяла, которыми мы плотно закрывали окна от лучей света фар проезжающих по нашей улице машин, и принялись за работу. Очень скоро в разведенном в воде проявителе, налитом нами в большую тарелку, появились первые листы фотобумаги, обработанной под фотоувеличителем. Еще через мгновение на этих листах начали появляться из-за действия проявителя первые лица наших одноклассников, других ребят с нашей школы и наши лица. Какими юными и беззаботными, веселыми и счастливыми были эти лица! На фотобумаге, словно по мановению волшебной палочки, появлялись изображения. Нам с друзьями казалось, что мы тоже в какой-то мере волшебники. Это было удивительно, мы имели возможность посмотреть на себя, на свою юность со стороны и радоваться ей. Интересно, какие мысли витали в головах моих друзей? Кто знает? Но в наступившей тишине мы все были во власти своих мыслей. Возможно, так же как и я, их очарованные глаза тоже искали милые их сердцу лица на фотографиях.

Я нетерпеливо передвигал листы фотобумаги прямо в проявителе и искал фото Малижы. Вскоре появилась на фотобумаге улыбающееся лицо девушки. Мне казалось, будто и сама она вдруг оказалась с нами рядом. Если бы мои друзья не были столь яро увлечены своими мыслями и изображениями на фото, они бы заметили мою растерянность при проявлении на фотобумаге лица Малижы. Словно далекая звезда, которую видишь, но никогда не сможешь дотронуться до нее, была для меня улыбающаяся девушка в эту минуту. Отныне я мог Малижу видеть на фотографиях, на уроках в классе, но я не мог подойти к ней и сказать, как Умар: «Взгляни, Малижа, видишь вон тот большой кирпичный дом! В этом доме две светлые комнаты на солнечной стороне будут наши!»

Как и всегда и было, Арби забрал себе самые удавшиеся фотографии, и мы друзья пошли домой далеко за полночь.

На второй день я немного опоздал в школу, хотя и торопился, как мог. В классе уже за своим столом сидел учитель. Как и положено учителю делать, он решил поругать меня немного, как того требует приличие и дисциплина, но мне было не до него, и я его не слышал. Я противился изо всех сил, но глаза мои сами по себе искали Малижу. Я не в силах был отвести их от нее. Но девушка была далека от моих волнительных мыслей, она сидела и спокойно читала книгу. Одноклассники из разных углов класса мне уже жестами заказывали фотографии. Я все понял – Арби с Турпалханом уже сидели в классе, не было сомнения, что они ребятам выложили, чем мы занимались вчера всю ночь.

Наконец-то, до меня дошло, что учитель требует от меня, чтобы пошел и сел на свое место. Поверх своих очков он проводил меня до моей парты, показывая тем самым свое явное недовольство. Знать бы ему о моем состоянии и мыслях хоть чуточку!

Я не успел сесть на свое место, как одноклассники с разных сторон начали меня доставать, требуя себе фотографий. Учитель, которому начали мешать щепоты ребят в классе, встал со своего места и прошелся по классу, тем самым прекратив шум в классе.

– Что у нас за урок? – спросил я соседа по парте Ису, тем самым немало удивив парня.

– У тебя с головой порядок, приятель? Что делает в классе Иван Архипович по-твоему? – привел меня в себя Иса.

Иван Архипович преподавал нам историю, кроме того он являлся и нашим классным руководителем. Опоздать я умудрился, теперь мне не хватало еще и того, чтобы он у меня спросил домашнее задание. Не хватало, получай тогда! Иван Архипович не успел толком дойти до своего стола и присесть, когда он мельком взглянул в журнал и назвал мою фамилию. Из этого следовало, что мне нужно отвечать домашнее задание.

– Иван Архипович, у меня никак руки не доходят до этих уроков, – сделал я вид, что недоволен собой.

– Это почему же у тебя руки не доходят до уроков? – без всякого удивления спросил меня учитель.

– Понимаете, я болен!

– И что же за хворь-болезнь у тебя?

– Вот моя болезнь! – выложил я кипу фотографий, что я отпечатал за ночь, выложил я на стол учителя.

– Что ж, хорошая болезнь, в жизни вполне может пригодиться. Но эта болезнь не уважительная и не освобождает тебя от уроков. Тебе за сегодняшний урок двойка, – с некоторым старанием изобразил на страницах журнала мою первую двойку за сегодняшний день Иван Архипович.

После того, как он аккуратно поместил мою двойку на своем месте, он собрал кучу фотографий со своего стола и вернул мне. Когда Иван Архипович повернулся спиной к классу и направился к своему столу, одноклассники вмиг расхватали фотки с моей парты. И я лишь с трудом успел выхватить парочку для себя. Я их тут же протянул Малиже, лишь краем глаз коснувшись ее. Девушка протянула руку и забрала их, но никаких слов благодарности от нее я не услышал. Когда я через мгновение тайком взглянул в ее сторону, она как обычно сидела и повторяла домашнее задание. Оказалось, что делала она это совсем не зря, вскоре она ответила на вопрос, заданный ей учителем, и получила «пятерку». Девушка вдруг взглянула в мою сторону, и я словно споткнулся обо что-то. Ни капли тепла в глазах, которые являлись мне во сне и наяву.

«Как же так? Неужели я ошибся в них? Почему они смотрят, словно меня и нет?» – беспокойные мысли охватили меня.

Закончился урок, и ребята из класса торопливо начали выходить на улицу. Учитель тоже на миг задержался, записывая что-то в журнале, и затем вышел. Я встал и пропустил соседа по парте, он сидел возле стены, и затем снова присел ненадолго. Малижа тоже осталась сидеть на месте, уставившись в открытую книгу. Ее подруга, что сидела рядом с ней, тоже быстро сложив учебник с тетрадью в сумку, вышла, бросив на ходу Малиже: «Я буду на улице». Я незаметно посмотрел на девушку и заметил, что она рассматривает фотографии, вложенные ею в книгу.

– Малиж! Ну-ка, покажи, как ты получилась на фото? – ловко устроился рядом с девушкой Умар.

– Неважно я вышла на фотках, – ответила Малижа и протянула их парню.

– Да ты здесь выглядишь словно ангел! Моя Малижа – просто ангелочек! Но в жизни намного красивее, – в упор, словно какую куклу, стал разглядывать девушку Умар.

В классе на площадке перед доской несколько одноклассников толкались и шутили. Их шум не дал мне разобрать, что еще там болтал Умар. Я быстро положил учебник в сумку и тоже вышел. Дети во дворе школы играли и бегали, радуясь весеннему теплу. Один я, кажется, не радовался этой красоте. Для меня одного был этот яркий солнечный день хмурым. Сунув руки в карманы, я прошел вдоль стены школы к широкой асфальтированной дороге с тротуаром. Между тротуаром и дорогой стоял длинный ряд высоких ореховых деревьев, и я пошел вдоль них по тенистой аллее в сторону от школы. Я теперь как бы успокоился и даже то, что теперь там, в классе, Умар сидит рядом с Малижой и говорит ей всякие надуманные комплименты, меня не так бесило, как вначале. Я теперь понимал, что я не скоро буду иметь возможность говорить с девушкой, так как это делал он. Нечего было мне думать и о всяких там институтах с моими успехами в учебе, если не считать мое небольшое увлечение литературой. «Сначала нужно будет отслужить в армии два года, а затем все-таки нужно будет получить какое-нибудь образование. И после, когда начну работать, надо будет помогать матери и младшим братьям. Так что создать свою семью, вряд ли эта идея будет в скором времени актуальной», – проносились у меня в голове мысли одна не лучше другой, словно я вдруг в один миг стал взрослым. Оказалось, что во власти своих мыслей довольно отдалился от школы, и поэтому не слышал даже звонка на урок. Я порядочно опоздал на следующий урок. Сегодняшний день был не мой, и наш классный руководитель Иван Архипович именно сегодня решил оторваться на мне за все мои вольные и невольные грехи. Я только успел схватиться за ручку двери, чтобы войти в класс, как он появился в конце коридора, заложив за спину руки, как обычно он это делал. Я, конечно же, успел заскочить в класс, но вслед за мной в эти же самые двери заглянула, с небольшой залысиной и седая голова Ивана Архиповича.

– Чтобы завтра без матери в школе не появлялся. Твоя болезнь приобретает серьезные последствия, если не принять экстренных мер! – сообщил мне старый учитель и, извинившись перед учителем, голова классного руководителя исчезла так же незаметно, как и появилась.

Но я тут же забыл и слова классного, и все на свете, когда я взглянул в сторону парты Малижы. Рядом с девушкой, словно он всю жизнь там и сидел, восседал Умар. Я подумал, что Губани тоже, как и я опоздала на урок, но она, как ни в чем не бывало, сидела на месте Умара рядом с Майрбеком.

– Сядь на свое место… У тебя действительно какая-то болезнь, парень! Я уже несколько раз повторил свои слова! – повторил свои слова учитель чеченского языка и литературы Шерип Мадарович.

А Умар время даром не терял, придвинувшись вплотную к Малиже, он шепотом развлекал девушку. Она тоже увлеченно слушала трепотню парня, притом еще и улыбаясь время от времени.

Ну а со мной сегодня все учителя школы решили покончить раз и навсегда, словно я их всех разом разозлил. Я не успел достать из сумки книгу с тетрадью, как Шерип Мадарович спросил меня. Вслед за этим в журнал, словно звездочка во время звездопада, упала еще аккуратная «двойка» на мое имя.

Но Шерип Мадарович вслед за мной тут же попросил рассказать домашний материал и Умара. Но он очень весело рассказал учителю какую-то небылицу вперемешку с анекдотийным содержанием, учитель заулыбался, и после небольшой бессодержательной трепатни Умар получил «тройку».

– Шерип Мадарович, я же хорошо рассказал, хотя бы «четверочку» поставьте! – проявлял свое недовольство хитрец.

Ну, а Малижа, как и всегда, получила еще одну «пятерку» на этом уроке.

«Должно быть она не очень лестно обо мне думает. И почему она о тебе вообще должна думать, когда ее тут развлекают? Кто ты? Ей не до тебя, парень!» – носились мысли в моей голове.

Звонок только успел прозвенеть, как я в числе первых поспешил выйти из класса. Я задыхался в этом классе. Если б моя воля я бы убежал на край света. Я не понимал, что образ этой девушки в моей голове, в моих мыслях, что этот образ проник в мою душу, и как бы далеко я не убежал и ушел в жизни, отныне голубоглазый взгляд этой девушки будет со мной всегда. Я не понимал, что именно эти глаза и есть моя болезнь, болезнь, от которой нет лекарств на всей земле.

Сегодня мои друзья оказались шустрее и вслед за мной успели выбежать на улицу.

– Смотри, не сбеги от нас как вчера! Или мы вместе пойдем туда! – на весь школьный двор говорил Арби.

– Куда идем? – спросил я, когда Арби подошел ближе.

– Ты забыл, как мы вчера тебя тут несколько часов сторожили с Турпалханом! Забыл? – беспокойным тоном заявил снова Арби и дал понять, что без меня они домой не пойдут.

– Мы идем домой. Нет никаких возражений. Я не собираюсь от вас куда-то бежать… да и некуда мне идти, – успокоил я друзей.

Селение наше Ачхой-Мартан относительно большое и протянулось на три-четыре километра по обеим берегам реки Фортанга. От того места, где я живу, до дома Малижы было по меньшей мере три километра. Я не успел толком зайти в свой двор, как я бросил сумку прямо в коридоре и вылетел на своем велосипеде на улицу. «Поешь хоть!» – крикнула мне вслед мать, когда я уже скрылся за воротами.

Зачем! Куда я еду! Я этого не понимал, но мне нужно было непременно ехать куда-нибудь, иначе мне не успокоиться. Меня вела какая-то невидимая, но могучая сила, и куда мне ехать указывала именно эта сила. Если педали велосипеда крутил я, то руль был не в моей власти. Я не знал что такое усталость, в ушах с шумом проносился ветер.

Я остановил свой велосипед недалеко от дома Малижы, я почувствовал капли пота, стекающие по лицу. И частое дыхание говорило о том, что я ехал быстро. Я остановился за углом соседнего дома, меня укрывала кирпичная ограда, так что дом Малижы мне был хорошо виден. Малижы не было нигде видно, но даже дом ее был мне мил. Она выросла в этом доме, в этом дворе. Какой счастливый дом. Он видит ее каждый день, он хранит ее, дает тепло. Я простоял очень долго, любуясь ее домом и забыв о времени. Я словно повстречался с ней. Но если я тут вот так буду стоять, то и соседи заподозрят что-то неладное. Мне надо было ехать домой. Если бы я был таким же языкастым как Умар и не ведал этой навязчивой стыдливости, я бы мог попросить какого-нибудь мальца, позвать Малижу. Но, если даже я и позову ее, то что мне говорить? Я не знал, что мне делать. Но надо было уезжать отсюда, уже и женщины стали с любопытством выглядывать в окно.

Взглянув еще раз на дом Малижы, я повернул свой велосипед домой. Теперь он ехал не так быстро.

Когда я въезжал в свой двор, мать моя Зийна встречала меня недоуменным взглядом.

– Сайдали, ты где это ездишь на велосипеде? – показывала она недовольство.

– Я ездил прокатиться. Чего ты переживаешь, – постарался я успокоить мать и поспешил уйти в свою комнату.

– Ты можешь ездить кататься, сколько хочешь, но это не значит, что ты можешь целый день не есть, – вдогонку поругала меня мать.

Я взглянул на часы и удивился – на часах было шесть часов вечера.

– Иди хоть теперь поешь! – крикнула мне в комнату с улицы мать, спустя минуту.

– Сейчас! – крикнул я в ответ и тут же прилег на кровати.

Немного чувствовалась усталость, но есть мне не хотелось.

– Здравствуйте, тетя Зийна! Дома он? – услышал я голос Арби с улицы в открытую дверь. Не может быть, чтобы он и сейчас спал! – добавил тот же голос уже у входа в мою комнату.

Конечно же спит, словно сурок! – добавил голос Турпалхана из-за спины Арби.

– Ты чего лежишь все время! Когда бы мы ни пришли ты спишь! Сколько можно? – возмущаясь, приблизился Арби к моей кровати.

Я его схватил резким движением и повалил рядом с собой на кровать.

– Во, дает! – взвизгнул Турпалхан.

– Турпалхан! Этот нарт Эрстхо хочет с нами побороться! – крикнул Арби Турпалхану.

– Я буду держать его за ноги, а ты вали его! – еще с большим азартом взвизгнув, набросился на меня и Турпалхан.

Мы долго боролись и катались по полу, пока мать Зийна не крикнула снова в комнату:

– Идите, поешьте сначала! А то этот оболтус с утра ничего не ел, катается неизвестно где!

– Как катается? – не понял Арби, которому, есть не давай, а дай расследовать что-нибудь.

Он ловко дернулся и вырвался из моих рук и помчался во двор к Зийне. Когда я с Турпалханом вышли к ним под небольшой летний навес с кухней, Арби уже закончил свое расследование.

– Итак, где ты был? Куда ездил на велике? – словно следователь по дознанию строго спросил Арби.

– Так, прокатился на велосипеде, – попытался я увернуться от ответа.

– Это что же, он нас за простаков держит? На велосипеде что, целый день катаются? Не многовато ли катаешься? – снова спросил Арби, взглянув на мать.

Зийна была очень даже довольна таким расследованием.

– Да, я ездил к Сулиману, – буркнул я, делая вид, что недоволен таким расследованием.

На самом деле я соврал лишь чуточку, потому как еще через несколько домов от дома Малижы как раз и находился дом нашего одноклассника, моего приятеля Сулимана.

– Ну, это я завтра узнаю! Я это дело так не оставлю! Следствие продолжается! – никак не успокаивался Арби на радость матери.

– Что же будем делать с Иван Архиповичем, он ведь сказал тебе не приходить в школу без матери? – спросил меня Арби, когда мы вышли на улицу и сели на лавочку.

– Не знаю, что-нибудь придумаю. Может, он к завтрашнему дню и забудет свои угрозы, – сказал я.

– Нет, он не забудет. Он хоть и старый, но голова его еще, ой, какая свежая. Я ему месяц назад обещал принести в школу фотобумагу. У меня дома завалялась в прошлом году пачка фотобумаги. Я забыл, а он вспомнил, – сказал Турпалхан.

– А ему зачем фотобумага? – не понял я.

– Ему-то она и в самом деле не нужна была, это Виталий Николаевич, физик наш фотографирует для школы, – пояснил Турпалхан.

– Ну, и что, отнес ты ему фотобумагу? – спросил я.

– Да, отнес десяток листов.

– А как же ты узнал, что в пачке всего десять листов?

– А я вытащил, посчитал и отнес.

– На свету?

– Да.

– Посчитал и отдал?

– Ну, да. Снова вложил листы в пачку и отнес.

Я вдруг захохотал, а Арби с Турпалханом, открыв рты, смотрели и не понимали ничего.

Так, ведь фотобумагу нельзя вытаскивать на свет! Только в полной темноте или при красном свете специального электрического фонаря. Зачем же мы тут даже ночью окна закрываем одеялами? – напомнил я ребятам.

Теперь они хохотали над поступком Турпалхна громче, чем я.

– А что, если и тебе завтра с фотобумагой пойти сдаваться к Ивану Архиповичу? – шутил Арби.

– Хорошо, только я сначала дам Турпалхану посчитать ее, чтобы быть уверенным в точном количестве, – смеялся я с друзьями.

И все же тяжелым осадком в подсознании у меня все время была мысль о завтрашней встрече с классным руководителем.

Утром я пришел в школу без опоздания, даже чуть раньше положенного, но Иван Архипович стоял возле главных входных дверей в школу словно стражник, заложив за спину руки, как обычно он это делал. Я хотел в общей массе учащихся пройти мимо, незаметно поздоровавшись, но острый глаз Ивана Архиповича точно определил меня в толпе и подозвал к себе.

– Здравствуйте! – подошел я к нему.

В это время Арби с Турпалханов подошли и попытались заступиться, но строгий голос классного руководителя отправил их в класс.

– Я тебе разве не говорил, чтобы без матери тебя в школе не было? Твоя болезнь несколько запущена! А тебе ведь скоро надо выпускные экзамены сдавать. Если твоя мать не найдет какое-нибудь лекарство от твоей болезни, ты не сдашь экзамены! Ну-ка, дай сюда свою сумку! – забрав мою сумку, он развернулся и пошел в учительскую.

Делать было нечего, я не мог себе позволить спорить с пожилым человеком.

Сунув руки в карманы простеньких польских джинсовых брюк, они тогда только-только появились у нас, я расстроено прошел под окнами двухэтажной пристройки к нашей школе и направился к выходу со школьного двора. Когда я дошел до школьной калитки, словно какое-то наказание впереди появились Малижа с Умаром. Они опаздывали в школу и шли быстрым шагом, но Умар, не переставая, о чем-то весело болтал и сам улыбался своей очередной реплике. Девушка тоже, несмотря на быстрый шаг, все же изредка улыбалась неказистым клоунским репликам парня. Я поравнялся с ними возле самых школьных ворот.

– Салам… ты куда направляешься? Школа находится не там. Ты случайно не заблудился? – попытался выдать подобие шутки Умар.

– Я свое отучился, остальное вы доучитесь, – ответил я и прошел.

– Ты в школу не идешь? Почему ты уходишь? – вдогонку спросила Малижа.

– Опоздаете на урок. Так Иван Архипович записывает опоздавших учеников, – ответил я, повернувшись вполоборота, и пошел дальше.

Они же поспешили на урок. Умар как и раньше без умолку тараторил что-то, стараясь держаться с девушкой рядом, но что-то подсказывало мне, что девушка больше не улыбалась его болтовне.

Я неторопливым шагом прошел к центральной площади поселка. Я погулял немного, прошелся по магазинам и снова оказался на центральной площади, где непременно стояла мраморная трибуна, и возвышался памятник вождю мирового пролетариата Ленину. В это самое время я вдруг заметил своего соседа, идущего навстречу. Я попытался было скрыться, но не успел.

– Сайдали, ты почему не в школе? – спросил он издали.

Соседа звали Вахид, он был худющим, невысокого роста и уже в годах. Вахид работал разносчиком почты, и считался всеми немного чудаковатым и бесхитростным человеком.

Если не считать того, что в шутку мог ввести в заблуждение сверстников, я был готов, что угодно сделать, лишь бы, не обмануть человека. Делать было нечего, на вопрос соседа нужно было ответить.

– А меня выгнали со школы, сосед, – признался я начистоту.

Но Вахид, как оказалось, воспринял мои слова на свой лад. Он, оказывается, подумал, что меня выгнали со школы, в смысле, исключили из школы.

– Как же так? Зийна знает, что тебя исключили из школы? – спросил он, расстроившись даже больше моего.

Я вдруг понял: Вахид послан мне Всевышним Делой, чтобы спасти мою бедную шкуру и нервы моей матушки.

– Вахид, – я перешел на просительно-умоляющие нотки и пошел на небольшую хитрость. Если ты меня не выручишь, то меня и в самом деле выгонят из школы! Вахид, еще не поздно! – просил я соседа.

По всему виду Вахида было видно, что он расстроен, но оттого, что я загрузил его непонятной информацией, он всем своим видом превратился в вопросительный знак.

Я не торопился с объяснениями, мне нужно было довести его до такого расстройства и сострадания к моей жалкой судьбе, чтобы он уже не смог мне отказать в моей просьбе.

– Вахид, ты же родственник моей матери? – спросил я загадочно.

– Да, родственник… дальний… мы с твоей мамой из одного тайпа, – терпение моего соседа было на пределе.

– Если ты не пойдешь со мной к нашему классному руководителю в качестве родственника моей матери, мне сказали, чтобы моей ноги в школе не было, – понемногу выдал я свою просьбу.

– А что нужно от тебя этому классному руководителю? – не понимал сосед.

– Он же старый человек. А старые люди они вечно чем-то недовольные, ты же сам знаешь. Они же ночью уснуть не могут, если день пройдет, и они не поругают молодежь. А наш старик-учитель и того более должен, для успокоения своего сердца, поругать молодежь при свидетелях. Иначе он, понимаешь ли, просто болеет. Он пусть говорит, что ему заблагорассудится, а ты просто помалкивай или поддакивай, ну, минут пять от силы. Шуметь больше у него и сил не будет, и здоровья не должно хватить, – чуть ли, не умолял я соседа.

– А Зийна знает, в каком ты положении оказался? – выдал вдруг Вахид, показывая, что с логическим мышлением у него все в порядке, что бы там люди не говорили.

– Вахид, ты же знаешь, она этого не вынесет. Она же женщина, она не поймет эти стариковские замашки, как мужчина. Ты помнишь, как я тебя научил ездить на велосипеде, чтобы тебе легче было разносить почту? Разве женщина тебя смогла бы понять и научить? – вынужденно схитрил я еще раз, чтобы не упустить соседа.

Я, конечно же, был неправ, впутывая моего бедного соседа в такое мероприятие, но в моем положении теперь мне мог помочь только этот мой хиленький но благородный сосед.

– Ладно. Где этот старик, классный руководитель? – наконец, решился на такой подвиг добрая душа Вахид.

Очень скоро с достойным соседом Вахидом впереди я встал пред очи старика, классного руководителя. В обычной своей манере, держа руки за спиной, встретил нас не менее достойный Иван Архипович. Словно на похоронах, заложив за спину руки, встал с опушенной головой и мой сосед.

– Это мой дядя по матери, – объяснил я уважаемому Ивану Архиповичу. Мать не смогла прийти.

Словно через рентген, пропустил через свои очки старик-учитель фигуру моего «дяди по матери».

– Дядя по матери? – спросил старик.

– Двоюродный дядя… по матери, – немного снизил я статус дяди.

– Двоюродный дядя? – старик повернулся к Вахиду.

– Дальний… – успел сказать Вахид, но полностью выдать фразу ему не дали.

Нам повезло, что язык старика-учителя давно чесался, чтобы просклонять все мои немногочисленные плюсы и бесчисленное множество минусы. Как на показательном уроке, приводя уходящие глубоко корнями в предыдущие годы моего обучения доводы и примеры, начался процесс моего воспитания. Для пущей важности из класса, хотя там шел урок, был вынесен классный журнал, и по нему прочтена лекция на отдельную тему. По меньшей мере в течение времени, отпущенного на один урок, проводил со мной и с моим «дядей по матери» воспитательную беседу уважаемый Иван Архипович. Даже во время визита к родственникам жены Вахиду не пришлось стоять так строго, как перед стариком-учителем, а мы знаем, что жених у родственников жены не имеет права сесть. Последним этапом воспитательной работы классного руководителя был процесс возвращения мне моей школьной сумки и благодарственное слово в адрес Вахида, в честь того, что он вкладывает посильный вклад в дело воспитания подрастающего поколения.