Малижа. Сборник рассказов

Малижа

Сборник рассказов

Вахит Хаджимурадов

© Вахит Хаджимурадов, 2023

ISBN 978-5-0059-6721-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

(10 «В» класс, 1974 год)

МАЛИЖА Рассказ

(Памяти одноклассницы Бажаевой Малижы,

сестры печально известного Зии Бажаева)

Весна! Что может быть прекраснее весны? Если что-то и может сравниться с весной, то и оно должно быть создано самой весной. Каждая весна своей красотой словно обновляет саму жизнь. Всем людям весна будто хочет сказать: Очистите свои души, свои сердца и поступки! Слушаем мы ее или нет, весна неустанно каждый год трудится, обновляя весь наш мир. Взрослым людям не хватает времени обратить на это внимание, но дети, они имеют какую-то незримую душевную связь с весной. Возможно, это оттого, что и дети находятся в самом начале своего таинственного и чудесного жизненного пути. Ведь весна – это истинное начало года, хотя мы и справляем новый год среди зимы.

Было это лет тридцать тому назад, это было началом нашего жизненного пути, нашей весной. Дети и в то далекое время мало чем отличались от нынешних. Звон детских голосов во дворе школы, а затем после уроков и на улицах поселка, укутанных густой листвой деревьев, спорила, казалось, с мелодичной трелью птиц, что скрывались в тени листвы. Светлые рубашки и брюки были темного цвета школьной формой для мальчишек тех лет. А девчонки носили светло-коричневые платьица и белоснежные фартуки. В те годы в средней школе учащиеся обучались лишь десять лет. Для нашего десятого «В» класса эта прекрасная весна была последней в школе, но нам некогда было осознавать это и задуматься. Уж, слишком прекрасной была юность! С нашей юностью спорила прелесть райской картины – весна. Кто думал, что эта прекрасная весна и сладость юности когда-нибудь кончатся! Нам не только казалось, что юность наша словно звонкий источник родничка никогда не закончится, но мы не осознавали и то, что мы прощаемся с детством.

Молодость заставляла наши взгляды все чаще останавливаться на милых лицах и фигурах девушек, наши неопытные души осторожно трогали и влекли доселе неведомые нам чувства. Конечно, было бы правильнее назвать эти первые чувства любовью, но мы не ведали, что это любовь, хотя многие мальчишки и девчонки по-всякому вольно склоняли это слово меж собой, скорее в шутку, чем всерьез. И эти первые чувства были словно мед, намазанный поверх прелести весны и молодости. Как и все в нашей грешной жизни и райская сладость юности была распределена меж ребят по-разному. Как и во все времена, проявление чувств и тем более преподнесение их окружающим зависело от карьерной лестницы, занимаемой родителями, или самое отсутствие оных, от шикарного кирпичного дома и от массы других материальностей. Не без основания можно было предположить, что слово любовь для этой категории молодых людей скорее являлось синонимом слова эгоизм. Истину настоящих чувств Судьба распределила, видимо, тоже не всем поровну.

Нас, мальчишек и девчонок, казалось, качала чудесная колыбелька весны, с нами она играла и ласкала. Откуда нам в то время было взяться таким глубоким размышлениям. Мы жили, просто жили. Мы шли за весной, словно за волшебной свирелью чудесника, и как бы странно это ни звучало, но нам хотелось поторопить этого волшебника, поторопить жизнь. Казалось, она слишком уж медленно плетется впереди нас.

В тот год я оказался «новеньким» в этом 9 «В» классе. Последние два года мы с ней сидели почти рядом. Вернее, мы с ней сидели на разных параллельных рядах, но парты наши находились рядом. Краешком глаза я видел и чувствовал ее всегда, если даже я что-то отвечал на уроке. Но, если изредка наши взгляды встречались, я словно бросался в омут голубизны ее глаз. Никогда ни до нее, ни после я в своей жизни не видел такой чарующей голубизны глаз. Неповторимые темно-русые волны ее длинных волос дополняли голубизну глаз и пленили тебя, если даже задумаешь сопротивляться. Но как этому возможно сопротивляться, думать об этом! Разве мы можем расстаться с весной по своей воле, с жизнью? Нет, конечно! А в ее глазах была вечная весна! Если даже в за окном среди зимы падали пушистые снежинки, в глазах этой девушки была весна всегда. В этих глазах были пышные ветви деревьев, окутанные белыми, красными, желтыми цветочками, божественные запахи всех цветов на земле. Казалось, моя юность устремилась к вершинам моей только начинающейся жизни.

Теперь, когда нам оставалось проучиться в школе всего пара месяцев, я начал понимать, что мои мечты, мои стремления словно туман, спустившийся на опушку леса рано утром.

Первые лучи яркого солнца проглатывают этот туман, словно его и не было никогда. Если любовь и рождается в чистом сердце, то счастье и любовь, оказывается, ходят не по одной тропиночке.

– Почему ты не хочешь познакомиться с Малижой поближе? Она тебе нравится? Я могу вас свести как-нибудь. Поговори с ней. Я думаю, что она будет не против, – сказала мне вдруг на одной из перемен, стройная, высокого роста девушка по имени Губани.

– Я… Я с-сам поговорю, – попытался я скрыть от девушки свое смущение, но, кажется, у меня это плохо получилось.

В своей юной жизни мне впервые приходилось сталкиваться с таким понятием, как подружиться с девушкой, познакомиться ближе. И оттого, что это случилось так внезапно, я не только засмущался, но и, кажется, растерялся. То, что я в глубине души скрывал даже от самого себя, теперь как будто знали все вокруг, хотя я об этом и словом не обмолвился. И как же теперь мне появиться в классе, как же мне открыто смотреть ей в глаза, если я до сих пор, лишь украдкой смел любоваться голубизной ее глаз, глядеть в свою тайную весну? И почему мальчишки такие нерешительные и несмелые. Кажется, как и всякие другие болезни девушки легче переносят и болезнь любви.

Когда я вошел в класс, Малижа сидела на своей парте и, как и все остальные ученики, готовилась к уроку. Я вошел вместе с учениками нашего класса, которых уже торопил сесть на свои места учитель, вошедший раньше нас, и это меня привело немного в себя. Я тоже торопливо сел на свое место, но до конца урока я так и не осмелился взглянуть в сторону девушки.

В течение всего урока я не мог сосредоточиться на уроке, я не слышал вокруг себя ничего. Я не понял даже, что не записал в дневнике домашнее задание. Это был последний урок, и поэтому мне повезло. Я быстрым темпом собрал в сумку книгу и тетради и торопливо вышел из класса. Я не стал дожидаться, как всегда я это делал, своих друзей и почти бегом вышел со школьного двора.

«Она тебе нравится?.. Я думаю, что она будет не против…», – звенели у меня в ушах до сих пор слова Губани. Синева ее глаз, казалось, была всюду вокруг: и в цветущих деревьях, и в окнах домов… А небо! «С этого голубого неба, словно ангел спустилась моя Малижа! Как? Моя… Моя Малижа!» Какие сладкие грезы, какой прекрасный мир вокруг ласкал меня одного! «Ну, а куда же я направляюсь? Я же иду совсем в другую сторону! Мой дом находится совсем в противоположной стороне. А я иду в сторону дома Малижи! Ты что, дурень, с ума что ли сошел? Если тебя увидят ребята из нашего класса, они же на смех тебя поднимут. Надо идти домой, пока они не увидели. Завтра ты увидишь свою Малижу. Как завтра! Я же не смогу идти домой, если хоть краешком глаза сегодня еще раз не увижу ее!» – играли, крутились мысли в моей голове. Кажется, со школьного двора я вышел первым из всех учащихся. «Стоп! Меня же два моих друга Турпалхан и Арби обыскались, наверное!», – вспомнил я вдруг.

Мы втроем дружили с самого детства, и, казалось, не расставались никогда не только в школе, но и дома. Мы частенько сидели втроем иногда всю ночь: проявляли пленку, которую мы сняли на фотоаппарате, затем печатали фотки на фотобумагу через фотоувеличитель. А на второй день сидели все втроем и чуть не засыпали. Но в этот раз оказалось, что я бросил даже обоих своих друзей. Но заставить себя повернуть в сторону своего дома я не мог, еще раз, хоть краешком глаза не увидев свою Малижу. Далеко позади меня направлялись домой большие и малые группы разномастных учеников. Словно соловьиные трели в лесу звонко звенели на всю улицу юные голоса младшеклассников. Но, шедших за ними старшеклассников выдавали более взрослые солидные голоса. Они изо всех сил и старались вести себя по-взрослому. Вместе с девушками одноклассницами шли и ребята из нашего класса. Как мило выглядели девушки в белоснежных узорных школьных фартуках. Не отличить было девушке друг от друга в этих ярких нарядах. Да, возможно для постороннего так оно и было, но не для меня. Среди этих белоснежных школьных фартуков, сияющих под ярким солнцем, мои глаза быстро нашли фартук Малижи, ее пышные и ровные светлые волосы. Она весело улыбалась и смеялась вместе со всеми нашими одноклассниками. А мне-то казалось, что она будет задумчивой и печальной, если меня не будет рядом. Мне было несколько даже обидно, что ей было весело. Но это было только начало моих разочарований.

– Малижа, я просто умираю от любви к тебе. Если бы ты знала, как ты мне нравишься! Тебя Всевышний Дела накажет, если ты не ответишь мне взаимностью! Засыпая, я вижу только твои прекрасные глаза, и во сне меня ласкают твои небесные глаза! Не отвергай мои чувства! Клянусь Всевышним Делой, я украду тебя, если ты сама не согласишься стать моей, – щебетание ласточки было, лишь детской игрой в сравнении с болтовней нашего одноклассника Умара.

Я с трудом успел укрыться за толстенным тутовым деревом возле одних огромных железных ворот по дороге. Я никогда в своей жизни не видел, что так развязно и демонстративно говорят с девушкой о своих чувствах. Если говорить начистоту, то я и понятия не имел, как следует говорить с девушкой, есть ли для этого общепринятая форма разговора. Но мое переполненное от обиды сердце говорило мне, что о чувствах двоих вот так вот во всеуслышание без души не должны говорить. «Как так можно выкладывать на обозрение всей улицы искорку, которая мелькнула меж двух сердец, если даже из этой искры разгорелось пламя. Как можно говорить сладостные слова о чувствах, которые должны быть чудесной тайной двоих, вот так вот, став посреди дороги, словно скороспелый бычок, мычащий на все стадо коров. Девушку должно задеть такое невежество. Малижа должна пристыдить этого зарвавшегося бесстыдника! Только бы она возмутилась!» – мысли закрутились в моей горячей от вскипевшей крови голове. Я готов был броситься на одноклассника!

Но, то, что я услышал, удивило меня больше чем слова Умара.

– Ты что же, не хочешь окончить школу? – девушке явно были приятны слова, которые в ее адрес только что прозвучали, об этом говорила и ее лукавая озорная улыбка.

– Нет, конечно… То есть да, конечно, я могу подождать, пока мы с тобой окончим школу и сдадим выпускные экзамены. Но не выдержать больше моему отяжелевшему от любви к тебе молодому сердцу. Что скажешь на это? Давай сразу же договоримся, никаких там институтов и тому подобное, – несколько забежав вперед, взглянул в глаза девушке Умар.

– И что же, ты хочешь работать на тракторе? – словно скрывая взгляд от солнца, лукаво взглянула на парня Малижа, а затем, улыбнувшись, подмигнула своим подругам Заре и Губани.

– Нет, конечно же нет! Я не собираюсь устраиваться на работу ни трактористом, ни конюхом. Заочно-о! – раскрыл Умар перед девушкой свои заветные мечты.

– Мой папа работает трактористом. Ты что же считаешь, что он выбрал плохую профессию! – притворилась обиженной девочка семиклассница Бусани, что плелась вслед за старшеклассниками и с любопытством ловила каждое их слово.

– Твой папа, Бусани, закадычный друг моего дяди по отцу! Он уважаемый во всем селении человек. Конечно же, я не считаю, его профессию недостойной. Он же несколько десятков бычков успевает откормить за год. Просто я с самого детства мечтаю стать юристом. Тем более, пока я получу профессию, все трактора в нынешнем их виде уйдут в прошлое, – успокоил Умар свою соседку семиклассницу Бусани.

– Ума, если не будет тракторов, то кто же будет работать вместо них? – удивленно спросила Бусана, называя Умара ласково, как она это делала всегда с детства, давая ему понять, что обида ее уже исчезла.

– Бусашка, вместо нынешних тракторов в скором времени будут работать трактора-роботы, они будут работать по введенным в них программам. Не мешай мне, пожалуйста, ты же видишь, что я с девушкой разговариваю, – ласково отшил Умар любопытную девочку-соседку, которая, конечно же, была не прочь еще поболтать и получить на уйму вопросов, которые у нее тут же возникли.

– Ты то, будем считать, получишь профессию, и станешь прокурором, так, а я что же. Это что же, я останусь без профессии? – словно она уже стала супругой Умара, спросила Малижа.

Я и сам не понял, как немного укрывшись среди толпы учащихся, отстав немного, я шел за ними. Речь же Умара, которая не была скрыта от окружающих, лилась посреди улицы бурливой горной рекой. Он не только не думал скрывать свои чувства от окружающих, но, кажись, горделиво кичился ими. Он даже в сердцах пару раз подмигнул, хлопывая рыжими короткими ресницами свой синий маслянистый глаз, другу Майрбеку, который тут же рядом шел, словно приставленный к Умару. Майрбек, словно по уговору тут же поддерживал Умара:

– Вот, что, Малижа, я могу подтвердить, что Умар тебе достойная пара! Он найдет свое место в жизни, и ты с ним не будешь нуждаться ни в чем. Но если ты не послушаешься моего друга, то до конца своей жизни будешь об этом жалеть!

– Ага, если бы ты не подтверждал его слова, то я, возможно, и поверила бы. Но твоим словам нет веры, – шутливо улыбнулась Малижа.

– Ты можешь не верить моим словам, но мое слово, слово мужчины, девушка! – оценил себя сам Майрбек.

Толпа учеников к тому времени дошла до угла дома Умара. Но Умар и шагу не ступил в сторону своего массивного крепко выстроенного из красного кирпича дома. Но он не преминул воспользоваться этой выгодной ситуацией:

– Гляди, Малижа, видишь вон те две отдельные комнаты со стороны улицы и солнечной стороны в нашем доме? Эти две комнаты папа обещал отдать нам, когда ты войдешь в наш дом! – с гордостью указал Умар на свой добротный, на высоченном фундаменте дом.

Когда толпа учащихся, с любопытством слушающих молодых людей, прошла дальше, я тоже оказался рядом с домом Умара. Перед моими глазами встал наш низенький дом, с таким трудом выстроенный моей матерью, лица моих младших братьев, которых мать без отца одна пыталась поднять на ноги… Я остановился… Повернул обратно. Я больше не слышал журчащую на всю улицу речь Умара, звонкий смех Малижы. Они удалялись, но меня больше ничто не связывало с их беседой. Послеобеденное солнце больно светило мне прямо в глаза, когда я повернул в сторону нашего дома. Солнце больше не давало мне смотреть на голубое небо, чтобы я мог сравнивать его с глазами девушки, чтобы я искал черты ее лица в этом небе. Казалось, солнце пыталось объяснить мне жесткие правила жизни, но я теперь и сам понимал, что мне отныне следует жить, спустившись с небес на землю. Я быстрым шагом направился домой по краю дороги, пытаясь захватить тень от широких ветвей деревьев, укутывавших улицу. Как и раньше кружили по улице сладкие ароматы от гроздей цветков акаций, свисавших с могучих ветвей. Сирень, казалось, спорила и красотой, и ароматами с акацией. Мне казалось, что все вокруг это какой-то сон, и мне никак не удается проснуться. Я чувствовал и сильную усталость, словно я сделал какую-то тяжелую работу.

– Друг, ты где пропал? Мы вдвоем тут по всей школе тебя ищем! – пробасил и набросился на меня мой друг Арби.

– Розка нам сказала, что ты помчался куда-то совсем не в ту сторону! – добавил и Турпалхан.

Розка, сестра Турпалхана, которая в это самое время вышла из здания школы вместе со своими подружками, ласково взглянула ясными глазами из-под светлых кружков волос, ниспадающих на глаза, и, улыбнувшись в нашу сторону, еще раз подтвердила свои слова.

– Видела, видела… Вниз по центральной улице помчался, словно заблудился, искал кого-то, – сказала девушка, словно она знала то, чего больше не знает никто на всей земле.

Оказалось, что мои друзья все это время искали меня по всей школе и вокруг школы. И теперь они глядели на меня, словно я перестал дружить с головой. Кто знает, может я и в самом деле лишился ума.

– Мне думается, что наш друг поскакал за какой-нибудь цыпочкой, – подозрительно улыбнулся Турпалхан и показал свои крепкие зубы на все еще детском ангельском лице.

Он, хоть и пошел на пару лет позже нас в школу, но состоял в школе в числе лучших учеников и был прозван за это «вундеркиндом».

– Почему ты пошел в ту часть поселка без нас? Ты же знаешь, что наши не в ладах с их пацанами. Если они тебя поймают одного, то отлупят и имя не спросят! – добавил вечно воинственный Арби.

Я словно не слышал, о чем мне говорят. Я был растерян. Казалось, на мое еще юное сердце навалилось слишком много испытаний для одного дня. Почувствовать и поверить в чувства девушки, разочароваться в девушке, которая казалась ангелом, спустившимся с небес… да еще и друзья теперь могут подумать, что я тут за каждой юбкой бегаю. Возможно, в больших и полных семьях на эти темы говорят несколько развязно, но я, возможно, был немного диковат и слишком стеснителен. Не могут все люди быть одинаковыми, нельзя сказать: почему он такой, а вон тот другой, вовсе не такой.

– Отстаньте, парни! Вы чего тут разошлись, словно следователи ЗНАТОКИ! Я просто прошелся в центр, в сторону магазинов, – наконец, пришел я в себя и попытался вырваться из крепких лап своих друзей.

Эх, юность, юность! Как быстро мы нашли новую тему для шумных разговоров и шуток. Кто в юные годы всерьез обращает внимание на такого рода всплески эмоций и поступков молодых людей. Тем более у нас с собой был фотоаппарат «Смена». Они как раз в те годы появились в продаже, стоили относительно недорого, всего 15 рублей. Мало кто из школьников в те годы занимался фотографией, ведь непросто было научиться фотографировать, если даже у тебя и появился аппарат. Мы шли домой и на ходу, сменяя друг друга, фотографировали себя. Какая это была радость!

– Сегодня ночью отпечатаем фотки? – спросил Турпалхан, когда мы расставались.

От центральной улицы его проулок сворачивал первым, нам же нужно было еще порядочно идти.

– Не знаю, кажется, у нас фиксаж закончился, – ответил я.

– А все остальные химикаты есть?

– Кажется, есть все, – снова ответил я.

– А сколько стоит этот фиксаж? Я вечером буду идти, куплю и принесу с собой, – свернул Турпалхан в свой переулок.

– Восемь копеек, кажется, – сказал я вдогонку Турпалхану.

Нам с Арби нужно было еще порядком идти еще.

– Сайдали, ты куда все-таки ходил? – спросил Арби еще раз, когда мы с ним остались одни.

– Да, так, прошелся немного по центру, – нехотя ответил я и замолчал.

– Ты точно ни с кем не поссорился? Не на разборки ты ходил случайно? – сменив руку со школьной сумкой, всегдашним своим басом снова спросил Арби, показывая, что не совсем верит моим словам.

– Да, нет! Не было никакой ссоры. Все нормально, – я снова замолчал.

Друг словно заразился моим настроением, и он поплелся рядом скучной походкой. А далее до самых ворот Арби мы с ним и вовсе промолчали, уйдя каждый в свои мысли.

– Сайдали, может быть, я вечерком подойду, если будет настроение. Если меня не будет, смотри, чтобы этот Турпалхан не забрал самые лучшие фотки, – сказал Арби и скрылся за своими огромными деревянными воротами.

Теперь я и вовсе остался один со своей печалью. Мне в тот момент казалось, что меня сильно обманули, обманули все. Если бы мне можно было взглянуть на себя со стороны, я бы понял, что я похож на ребенка, которому не досталась конфетка. Откуда мне было знать, что жизнь еще не раз протянет мне сладостную конфетку, и, что она не всегда бывает сладкой, если вдруг она тебе и достанется.

Дома я, как всегда, не попросив у матери даже поесть, сразу ушел в свою комнату и, не сменив школьную форму, кинув сумку в угол, прилег на спину на своей кровати. Я был в эту минуту еще больше растерян, я не мог прогнать небесные глаза, являвшиеся мне наяву словно сновидение. Это чувство было настолько сладостным, насколько и отталкивающим, после того, что произошло сегодня. Мне казалось, что сорвался с вершины и лечу вниз, было неприятно и в то же время дух захватывало. Я в то время еще этого не понимал, но оказалось, что это была самая сладостная и прекрасная полоса моей жизни – юность. Возможно, меня поймет лишь парень, мужчина, который хоть раз в своей жизни был опутан сетями чувств, являющихся в жизни многих из нас словно чудесное сновидение.

Был уже поздний вечер, когда меня разбудил звонкий голос друга Турпалхана.

– Ты чего тут лежишь, спишь средь бела дня, словно котяра! Вставай быстрее! – друг стал меня теребить в плечо.

– Чего? – не понял я.

– Ну-ка, гляди, правильный фиксаж я купил, он годится нам? Я, правда, не нашел в наших «Культтоварах» фиксаж за восемь копеек, купил за 14 копеек. Пойдет? Годится нам такой фиксаж? – стоял надо мной Турпалхан и тараторил безостановочно, пока я не пришел немного в себя.

– Где она? – спросил я парня, все же еще не понимая, где я.

– Вот! – повертел перед моим носом фиксаж в целлофановом пакетике друг.

– Что это? – вновь спросил я.

Кажется, я искал во сне наяву ее, но друг не понимал меня.

– Да, проснись же ты, наконец! Это фиксаж, вот погляди. Я его купил для нас, – не понимал друг, о ком я все же говорю.

– Фиксаж, фиксаж…, – я присел на кровати.

– Ну-ка, глянь, вот такой фиксаж годится? Я не нашел тот, о котором ты говорил, – друг очень боялся, что фиксаж, который он притащил, нам может не подойти.

Несмотря на то, что он очень хорошо разбирался в школьных предметах, в Турпалхане все же детства сохранилось больше, чем в нас.

Я еще раз взглянул на пакетик с порошком, напоминающим соль, в его руках.

– Сойдет. А где Арби? – спросил я.

– Я-то к нему и заворачивал, думал, что он уже тут, – словно он провинился в чем-то, извинялся Турпалхан.

– Да, ладно. Если честно, то он больше мешает, чем помогает, – буркнул я.

– Кто не помогает! Если бы меня не будет, то вы оба тут так и будете сидеть, лениться, – пробасив, вошел к нам в комнату Арби, словно радиостанция «На веселой волне».

У него не было привычки обижаться, тем более на такие мелочи, но спорить он готов был до посинения. От этого он получал, кажется, не только удовольствие, но и какой-то дополнительный заряд.

– Вы чего тут расселись? Я знал, что вы так и будете лясы точить, пока я вас не растормошу! Ну-ка, вставайте оба! Живее! Так мы будем печатать фотографии или нет? – набросился на нас Арби, приводя нас в чувство своим басистым голосом.

– Ну, все! Началось. Теперь он не остановит свой «пулемет» до завтрашнего утра! – оценил Турпалхан появление нашего друга.

– Пока на улице не стемнеет, у нас ничего не получится, мы не сможем так плотно закрыть окна, чтобы свет не просочился. Фотобумагу можем просветить. Надо немного подождать, ребята, – объяснил я друзьям ситуацию.

В наш низенький домик-мазанка, который в большей мере своими руками построила моя мать после возвращения с высылки из Казахстана, не был рассчитан на специальную комнату для фотографирования. А фотопленка, рассчитанная лишь на 65 кадров, при удачной съемке, и фотобумага, продаваемая в магазине в специальной защищенной от света упаковке, при малейшем соприкосновении со светом могли просветиться и прийти в негодность. Поэтому мы с друзьями как-то умудрялись с наступлением темноты оборудовать мою комнату, плотно занавешивая окна, чем попало, чтобы с улицы даже свет фар проезжающих машин не навредил нашему делу.

– Тогда, может, выйдем во двор, пока не стемнеет? На улице чудесный теплый вечер, – предложил Арби, которому никак не сиделось на одном месте.

– Сойдет. Давайте, ребята, сначала чайку попьем и перекусим чего-нибудь, – попросил я их.

Мы уже сидели на улице, на скамейке, и как всегда болтали о всяком, когда вдруг я вспомнил про фотопленку, которую я вчера проявил и повесил сушиться. На этой пленке должны были быть пара кадров Малижи. Я больше не слышал, о чем говорили друзья. Солнце почти скрылось за горизонтом, но оно так медленно заходило, что я терял последнее терпение.

– Ребята, вы немного здесь посидите, я пока приготовлю все для печатания фотографий, – придумал я причину и тут же зашел в дом.

В углу на гвоздике, прибитом к стене, висела уже высохшая пленка. Я схватил ее и, включив свет, тут же поднес ее к электрической лампочке и стал искать фотокадр с Малижой. Пленка была черно-белой, и в фотокадре высвечивалось все наоборот, но перед моими глазами ясно всплывало лицо девушки. Хоть пленка сама только черно-белая, мне же казалось, что глаза ее источают голубизну. Я застыл на месте и был плену своих мыслей и мечтаний. Каким милым мне казался фотокадр на пленке с изображением Малижы. «Взгляни-ка, Малижа, вон туда! Вот эти две светлые комнаты с солнечной стороны папа обещал отдать нам с тобой, когда мы поженимся!» – словно гром прогремел голос Умара в моих ушах.