Палить листву

Саша Игнатович

Палить листву

День 1

Воздух был едким от дыма – дым был везде: в одежде, в волосах, в каждой более-менее закрытой от ветра территории. Третий день полить листву вызывало уже раздражение, нельзя оставить, горит плохо лишь тлеет, и дым дым дым. С другой стороны, эти несложные действия как собрать и разжечь листву, наблюдать, что бы не случился пожар – в какой-то мере расслабляли, не нужно думать, не нужно бежать, не нужно держать отчетность перед кем-то. Да… Провинциальная жизнь учит важному свойству, недостающего городскому человеку – спокойствию, жизни вне спешки. В целом, за этим Милана и приехала жить на дачу – учится «не гнать лошадей», учиться быть в моменте, учиться разгружать мозг, учиться отдыхать.

От трехдневной убийственной дозы кислорода и углекислого газа вместе взятых, начала гудеть голова. Хотелось кинуть все к чертовой матери.

Сильный стук о металлический забор заставил напрячься. Мужской голос что-то кричит. Вообще, жутко сталкиваться с признаками жизни, когда ты один на всем дачном поселке. Стук повторился. Милана подошла к забору, в небольшой щелке выглядывало мужское лицо.

– Здравствуйте, могли бы налить воды в канистру?

– Да, хорошо, давайте сюда, – сказала Милана, не открывая калитку, а показывая, что примет канистру через забор.

– Она будет тяжелой, может, я лучше к вам зайду и наберу сам?

– Вам нужна вода или нет? Или давайте канистру так или я не смогу вам помочь.

– А вы суровая девушка, я посмотрю, – сказал мужчина с иронией.

Милана не ответила, смотрела на него непроницательным взглядом, давай понять: ей глубоко наплевать, что о ней думает этот человек. Видя ее непоколебимость, мужчина передал канистру через забор. Девушка взяла емкость, набрала воды, и ели-ели стала поднимать канистру через забор, что не очень-то и получилось. Мужчина смотрел на ее упрямство, непроизвольно у него вырвался смех от этой сцены самостоятельности.

– Неужели я такой страшный человек, что вы готовы сломать свою спину и погнуть забор, – ели сдерживаясь сказал мужчина, – мне эта вода дорого обойдется.

Милана посмотрела на него взглядом испепеляющим на месте (не зря она надышалась таким количеством углекислого газа), молча открыла замок калитки, выставила канистру, и без всякого угрызения совести за свое негостеприимство, закрыла калитку снова на замок. Мужчина с наслаждением смотрел на этот разыгранный 2х минутный фарс, и после того как финальный аккорд ключа в замке был сыгран, залился смехом.

– Простите, пожалуйста, – сквозь смех говорил незнакомец, – я честно не хотел смеяться. Просто обычно я вызываю другую реакцию у девушек. А вы такая суровая, воинственная…

– Не хочу прерывать, но мне надо идти. У вас все? – Милана смотрела мужчине прямо в глаза, румянец на ее щеках давал понять, что гнев и стыд заполняют ее полностью.

Мужчина, еще сохраняя улыбку на лице, поднял глаза на Милану – это была молодая девушка, не выглядела она глупой, скорее ее суровость обусловлена страхом; ее светлые волосы были растрепаны от ветра и при каждом дуновении доносился запах костра, а на лице была пепельная полоска. Что-то в этом есть: милое, не наигранное, настоящее…

– Вы тут живете одна? – спросил незнакомец. Он перестал смеяться. Его карие глаза смотрели точно в Миланины.

– Вы же видите, я не хочу с вами поддерживать диалог. Пожалуйста, возьмите канистру и поезжайте, – сказала девушка, на этот раз без злобы, а скорее с просьбой. Он стоял так еще минуту, потом взял канистру, положил в машину, сел за руль и выкрикнул: «и все же мы с вами встретимся, только не сердитесь так в следующий раз», улыбнувшись и не дожидаясь ответа, закрыл дверь в машине и уехал.

Милана смотрела в след уходящего Майбаха. «Что ж это за умирающий от жажды человек да на такой машине тут делает», с иронией подумала она и вернулась к своей листве. Через пару мгновений девушка залилась смехом – и правда ситуация как она корчилась, чтобы поднять канистру, была очень смешной. Можно сказать, что он еще очень тактично отреагировал, скорее всего она бы на его месте облила участника сия действия саркастическим дождем комментариев. И хотя на фоне дорогой машины его добродетель выглядит лучше, но откинув ее наличие – он весьма симпатичный молодой мужчина. На вид ему примерно 34-36 лет, он атлетического телосложения, яркие черты лица: карие глаза, ровный нос, прописные губы, темные волосы… Что же это такое? Когда она успела его рассмотреть, ведь она сердилась, бесилась, и вообще всем видом вышвырнула его со своего двора. Как-то и смешно и глупо, и противоречиво. Хотя, да ладно, что было то было. Прощай, незнакомец.

День 2

Четвертый день этот дым – просто не выносимо. Когда Милана занялась проектом очистки двора от опавшей листвы, она наивно думала закрыть вопрос в двухдневный срок. А тут уже четвертый день, и судя по не уменьшающейся куче листвы это еще не финал.

Наверное, было три часа дня, когда стук в металлический забор повторился. «Да ладно», подумала Милана, цвет лица приобрел болезненную нотку, в голове появился шум. «Не может этого быть, если это он, что ему тут надо».

И да, это был он, собственной персоны. Мужчина улыбался, светился, и скорее всего думал, что его сюрприз весьма милая шутка. Девушка медленно шла к забору, перебирая в голове любой сценарий развития сюжета: 1) он сейчас брызнет в нее кислотой. Нет, не то. 2) Он уже вскрыл тихонько дверь и как только она потеряет бдительность, он ее изнасилует, украдет строительный инструмент из подсобки, напугает кошку, и снова изнасилует. Нет, это не реально – богач, который крадет инструмент? 3) Просто изнасилует. Но калитка еще заперта. 4) Он тогда…

– Здравствуйте. А вот и я! – сказал уже знакомый незнакомец, улыбаясь во все свои ровные зубы.

– Здравствуйте. Я вижу, что это вы. И что вы тут делаете? Дайте угадаю – ваша канистра опустела как и ваше чувство меры ходить в гости.

– О, вы сегодня уже шутите! Это прекрасно! И да – вот она моя хорошая, – мужчина поднял канистру выше забора, и та приветственно повертелась. – Соблаговолите впустить в этот раз, или снова покажете свою мощь. Кстати, мое систематичное появление сделает вас хорошей официанткой на Октоберфесте. Хотя нет, беру свои слова обратно – вы фигурой не вышли – слишком утончены.

– А знаете, ведь канистра воды не так дорого стоит, и судя по всему для вас это не проблема. Ближайший магазин в 7 минутах езды от сюда. Счастливо оставаться, – Милана развернулась и готова была уже уйти.

– Вы же прекрасно знаете, что теперь мой источник воды определен навсегда.

– То есть я буду видеть ваше сияющее лицо каждый день? Не надоест ли ездить такие дистанции?

– У вас тут прекрасные виды! Дорога – одно удовольствие!

– А вот вы мне совсем не в удовольствие. На поселке еще много домов, объедьте – там возможно будут более любезные молодые особы.

– Не думаете ли вы, что своей любезностью меня спугнули?

– Я думаю, еще пару фраз и цель будет достигнута.

– Простите, только ради уточнения – ваших фраз или моих? Я чисто спросить, – знакомый незнакомец смотрел на девушку с полным умилением происходящего. – Вы обиделись. Да-да, обиделись. Вы уже полыхаете как это осеннее дерево. Кстати, вам пора бросать курить. Негоже такой милой девушке ходить как из табакерки.

– Я не курю, я жгу листву, – ответила Милана. Раскрепощенность и самоуверенность пришельца вызывали в ней смущение, порабощали ее смелость ответа и реакции.

– Я понял. Просто мне хотелось сместить ваш неоправданный гнев на мою персону сменой темы. И все же – почему вы меня так грубо гоните, ведь я вам ничего не сделал? – в этот момент мужчина смотрел уже на девушку более заинтересованно и серьезно.

– Потому, что появление не знакомых людей меня тревожит. Потому, что я не понимаю намерения повторного появления. Потому, что я вам не доверяю. – Милана смотрела прямо в карие глаза. Она была всегда прямолинейным человеком, правдорубом. Как только она сказала ему все что чувствует, ей стала легче, как если бы свалился груз с плеч. И он стал теперь каким-то своим, потому что он знает правду.

Он почувствовал это. Ему захотелось обнять ее, сказать «я тебя не обижу». Но вместо этого, уже с меньшим пылом, а мило улыбнувшись сказал: «И все же можно набрать воды». Милана открыла замок в калитке, впустила его и повела к скважине, откуда брала воду. Наполнив канистру, мужчина посмотрел на девушку. «Как вас зовут?», спросил он.

– Зачем вам это?

– Мы уже с вами знакомые люди, зачем ограничиваться одним лишь «вы». Тем более я не намерен отступать.

– Вы думаете вам все можно? Что вы на охоте? И просто из принципа добить историю до, по-вашему, удобного конца? Я не хочу с вами знакомиться, я не хочу с вами общаться.

– Меня Жером зовут, – как если б он пропустил все, что она только что сказала.

– Почему Жером? Вы слишком хорошо говорите по-русски, чтобы прикидываться иностранцем.

– Я на половину француз. Живу на две страны. Вы, вон, сколько обо мне уже знаете, а я – даже имя ваше не знаю.

– Милана, меня зовут Милана.

– Вы хорошая девушка, Милана. Только почему-то запуганная. Я хороший человек, что бы вы сейчас обо мне не думали. Сейчас поеду, дам вам шанс смерить ваш гнев. Но я вернусь, и это будет завтра. – Жером улыбнулся, взял канистру и пошел к машине. Милана пошла за ним, чтобы закрыть калитку. «До завтра», сказал он, и уехал.

Возвращаясь к своему кострищу, девушка задавалась вопросом «Почему? Почему я? Это какая-то игра, в которой я не хочу участвовать. Ведь я одета в старые вещи, угодные для дачного существования, я не при прическе, не при макияже. Почему? Трудно поверить, что он рассмотрел во мне кого-то».

До конца вечера Милана задавалась вопросами, вспоминала Жерома, рассматривала его в своей памяти, переслушивала диалоги в своей голове и все больше допускала вероятность пустить интригу в свою безлюдную сейчас жизнь.

День 3

«Макар хороший человек. Он добрый, умный, он идеален для создания семьи. Но он не мой. Не могу себя заставить, а я заставляю», – Милана не могла отбросить вопрос бывшего. Они были вместе пять лет, а это уже срок, когда углы подточены, скелеты в шкафах упорядочены и быт налажен. Им на самом деле было хорошо вместе, они идеально друг другу подходили: она поддерживала его словом в трудную ему минуту, он создавал уют и комфорт для нее, она не боялась с ним дурачится, он – быть мягким и в чувствах беззащитным. У обоих было замечательное чувство юмора, на одной волне с понятными друг другу оттенками сарказма и подколов. Друзья прозвали их «парочка М&М» – Макар и Милана.

Она сообщила о своем намерение расстаться за пару недель как уехать на дачу. Конечно, было бы легче в последний день сказать: «А теперь, дружочек – adieu! – живите как хотите, а я от вас ухожу». Но невозможно оставить родного человека (а за пять лет Макар стал очень родным) справляться с сердечным вопросом наедине с собой. Она-то все для себя определила, а он же даже и не знал о ее желании уйти. Поэтому, она приняла решения пройти эту дорогу с ним вдвоем – все слезы и фонтан критики делить с ним пополам. Но фонтана не было. Было очень сложно, очень больно, но Макар был слишком адекватным для устройства сцен и бросания на стены.

Она уехала, но общение они поддерживают каждый день. В последствии, Макар сказал: «Знаешь, я не думаю, что ты устала от меня. Ты в целом устала от жизни, что у тебя была. Работа, дом, быт. Тебе нужна перезагрузка. Мне кажется, у нас все будет хорошо». Услышав это, Милана сильно разозлилась – похоже он не воспринял ее слова об уходе в серьез. То есть, с ним еще не покончено, ее просто вывели погулять на более длинном поводке. А раз не покончено, значит она не свободно. Но она не хочет быть с ним, при всем его самом лучшем – не хочет. Чего она хочет – не знает, но точно знает, что не его. Обидно? Очень. Не справедливо? Безусловно.

Но сказать ему в лицо: «Макар, я не люблю тебя, я не хочу быть с тобой» она не может. Язык не поворачивается, он слишком свой родной, чтобы его обидеть, и слишком не ее, чтобы принять свое молчание как факт. Она пыталась вспомнить какие же слова она говорила, когда уходила. Ведь он понял ее намерения уйти, и все было определено. Но что же тогда она сказала, что он смог повернуть решение в свою пользу. Она не помнит. Что делать тогда? Ничего.

Догорала последняя листва, когда ее мысли о Макаре были прерваны знакомым и уже ожидаемым металлическим «я тут». Подходя к калитке, Милана заканчивала свои рассуждения, тем, что в целом она никому ничем не обязана – ни Макару ни Жерому, так как одному, в какой не было форме, она уже все сказала, а другому – она может просто не открыть калитку тем самым завершив все, что еще не началось.

– О, мне приятно знать, что вы ждали меня, Милана! – первое, что сказал Жером при появлении девушки на горизонте. Он был в прекрасном настроении, ему нравилась немного поддергивать ее самоуверенность, и каждый раз делая это, он немного кривил улыбку в сторону.

– По какому признаку вы определили, что я ждала вас?

– У вас сегодня красивая прическа, да и вид у вас более мягкий и обаятельный.

– Знаете шутку: «У тебя новая прическа?– Нет, я просто помыла голову». Так вот, это мой случай, не берите это на свой счет.

– А Милана все так же не сдает оборонительные позиции. Ну ладно. Простим ей это. Вы меня впустите, или я должен применить канистру вход?

Милана заулыбалась, и он это видел. Как говорил Остап Бендер «Лед тронулся, господа присяжные», подумал Жером. Она открыла замок на калитке и впустила гостя.

– Как ваша табакерка сегодня?

– Последняя куча догорает. Жду не дождусь. Кстати, вы сейчас пропахнете табакеркой, – предупредила Милана.

– Один мой знакомы кот, Леопольдом зовут, говорил: «Неприятность эту мы переживем», – улыбнулся Жером.

– В вашем французском детстве был кот Леопольд? Серьезно?

– Так-так, я вам все-таки интересен, – он посмотрел на нее самодовольным выражением лица, чуть скривив губы в сторону. Девушка ответила ему ядовитым, хотя уже и веселым взглядом. Его манера подчеркивать ее оборонительные промахи стала ей нравиться; ощущение, что они играют в невидимый футбол, где ее промах – балл ему, ее отражение – балл ей. – У меня отец француз, он когда-то еще работал с Советским Союзом, а после встретил маму и перебрался сюда. Так что в моем французском детстве больше кота Леопольда, чем Астерикса.

На минуту воцарилась пауза. Милана отвела глаза в сторону листвы, Жером же наблюдал за ее действиями.

– Вы мне тогда не ответили, – он первый нарушил тишину.

– Что именно?

– Вы живете тут одна?

Ну вот опять, ощущение, что надо оправдываться, или объяснять почему-что-как. Зачем он задает эти провокационные вопросы? Хотя, понятно же зачем. На лице Миланы отобразились все ее секундные размышления: и недовольство, и боль, и критика, и пофигизм.

– Да, одна.

– Вы так долго подбирали слова, что мне казалось последует более развернутый ответ.

Милана усмехнулась. Как же странно, приумножать проблему в своей голове, когда действительность так проста. Почему так трудно формулировать ответ на естественные вопросы, и почему она, Милана, все время загоняется? У нее сложилось впечатление, что Жером дан Богом заново научить ее говорить.

– Вы всегда так терзаетесь или это я корень ваших мучений? Кажется, что не личные вопросы задаю, а заказываю вам вывести новый математические формулы.

– Всегда так. Просто раньше среда позволяла не услышать то что не хочу, или сбежать от ответа. А здесь перед вами на своей же территории если не услышу или сбегу, следующий, кто постучит в мой забор будет неотложка.

– Мне нравится ваше чувство юмора, Милана.

– О да, первое что я делаю утром вместо зарядки – пересматриваю старые выпуски Аншлага.

Жером был в восторге. Милана такая же язва, как и он сам. А с виду она весьма милая скромная девушка. Вот что его зацепило – он чуял, что все-таки она не простушка. Он начал всматриваться в ее лицо – нельзя назвать ее красавицей, но весьма милая , в меру яркие, но броские: большие зеленые глаза, а когда она улыбается в них появляется хитринка; у нее чувственные губы. Может она не очень высокая, но ее стройный склад делал ее весьма утонченной. Да, она красива. Его изучающий взгляд, заставил девушку смутиться, но вместо этого она спросила: «Скажите, ваш взгляд меня раздевает или уже одевает?» Жером скривил губы: «Мой взгляд лапает вас самым непристойным образом. Но с вашего позволения, я могу взять дело в свои руки». Милана засмеялась – как же легко флиртовать с незнакомым человеком или ощущать, что этот флирт простое дурацкое развлечение.

– Скажите, у вас часто бывают гости? – спросил Жером.

– Нет, а что?

– Вы мне даже не предложили чая.

– Я и не собиралась, – ехидно улыбнулась Милана.

– Вот как? Почему?

– Я не готова пустить вас в дом. Пустив вас, придется отодвигать граница допустимого аж до моего личного пространства, а я не хочу.

– Тогда принесите мне чай сюда.

– Сегодня в арсенале только ваша любимая вода, – балл был за Миланой.

– Ладно, сегодня с вас меня хватит. В следующий раз за мной эклеры, за вами – чай. Я завтра не смогу приехать, ждите меня в конце недели, – Жером направлялся к выходу.

– Знаете, как говорил один знакомый кот Леопольд: «неприятность это мы переживем», – сказала Милана, проводив гостя до калитки. Жером усмехнулся. Он обернулся и посмотрел на девушку через проем забора – в его взгляде не было сарказма, не было пошлости, но была какая-то вдумчивость и грустинка.

–Милана?

– Да?

– До новых встреч, Милана, – закрыв дверь, и Майбах увозил его прочь.

Возможно Жером больше не вернется, размышляла она, но пришла к мысли, что это и не важно, вернется он или нет. Ощущение легкости и незавершенности, несерьезности и шутовства – меньше всего их ожидала в своем скиту Милана, но они оказались как раз кстати, и даже если на этом все – и за это спасибо.

День 4

На следующий день, после последнего визита Жерома, Милана чувствовала приподнятость настроения – ее веселили несуразные моменты предыдущих встреч, она обдумывала, что могла сказать в той или иной ситуации, как бы могла изменить ход событий – все это было в какой-то несерьезной мозговой игре. Что бы ненароком не влюбиться, так как она не верила в то, что он человек по ее судьбе, она назвала его «Жером-тучка» – туча приходит и уходит, нет шанса удержать ее, приручить и определить ей форму. Туча – это туча. Так и Жером – он «прилетел» в эту местность, он «улетел» из нее, и нет подтверждения, что он действительно задержится. И не исключая факт его привлекательности, и то, что его привлекательность умножается случайностью его появления, то Милана, которая читала много художественной литературы, была на грани стать классической героиней и отдаться мимолетной сказке. Но нет, она девушка уже взрослая, опыт подсказывает ей: «Послушай, деточка, это очень мило, и в целом – храни это «мило» в памяти, как красивый фильм. Но ты же понимаешь, если он в один день не вернется, то ты будешь терзаться. А каждый случайный стук в забор сделает из тебя невротичку. Так что, успокойся. Лучше съешь вот эту вкусную конфету».

Милана послушала свой опыт, и съела конфету. Размышления о незнакомце были прерваны звонком Макара. Ох, Макар… Когда же ты перестанешь звонить… Она смотрела на звонящий телефон, гнев начинал наполнять каждую клетку, ведь он продолжает ей звонить несколько раз на день, он использует «их» шутки, которые теперь стали ее бесить. Каждый раз, когда она их слышала, ей хотелось кричать: «хватит, нет больше «нас», нет этих шуток, я не хочу больше их слышать, хватит». В голове стоял ор. А телефон все звонил и звонил, как будто испытывал терпение и грани ее раздражения.

–Але, привет.

– Привет, зайка, – звучал счастливый голос Макара, – я соскучился, мне захотелось услышать тебя.

– Мггг, – это был ее максимум, чтобы не ответить ему: «а я не хочу тебя слышать».

– Как твоя листва, горит?

– Я ее вчера спалила, я же говорила.

– Ой, я забыл. А сейчас что делаешь?

При каждом его следующем вопросе, в голове крутились только обидные реплики, типа: «Нихера я не делаю, сижу на жопе ровно», но сочувствие «он же не виноват в моем гневе» пыталось притупить углы беспощадного убийства абонента.

– Ничего, отдыхаю. Читаю книгу.

– Это хорошо. У меня сегодня сумасшедший день. Просто сумасшедший. Я еще вечером позвоню, расскажу, ок?

«НЕЕЕЕЕЕТ», а еще воображение в ее голове добавило лицо Джерарда Батлера из «300 спартанцев» с фразой «за Спарту!».

– Ок, – ну почему то, что хочется сказать, принимает каким-то виртуозным образом форму того, что кто-то хочет услышать, – Пока.

– Пока, зайка.

Злость на Макара победило всех розовых единорогов, которые пришли от Жерома. Для него до конца дня не осталось места.

Утро следующего дня не заладилось сразу: кофе сбежал, залив всю плиту; Милана наступила на кошкин корм, кошка запрыгнула на стол и прошлась по остывшей плите с кофе, на лапках разнесла кофеинки по ковру. В общем – трагедия. Милана бесилась, сгорала внутри, но пыталась держаться. Но случилось фатальное – позвонил Макар. Почему Макар? Почему сейчас?

– Приветик!

– Привет, я не хочу сейчас говорить, после, – пыталась обрубить Милана.

– А что такое? Что случилось? Помочь надо? Может мне приехать?

– Не надо приезжать! Просто не надо приезжать! И звонить не надо! И вообще – что ты хочешь от меня? Мы же расстались?! Я не знаю, что ты себе на воображал, но мы расстались, слышишь? Хватит мне звонить каждый день, хватит мне звонить каждый час. Я не люблю тебя! Я не хочу тебя слышать! Я не котик тебе, не зайчик. Оставь меня в покое! – голос девушки дрожал, местами истерический подъем звука выходил на фальцет. Дальше был просто белый шум, дополненный всхлипываниями и съеданиями половины звуков. Милана больше не слышала, что говорит. Она на автомате выключила телефон и кинула в сторону.

Сколько просидела она на кухне на полу, трудно сказать. Голова наполнялась свинцом, слезы уже не катились, но глаза опухли и резали бритвой, что смотреть было трудно. Она ничего не чувствовала, не слышала. Голова упала на плечо сама собой, когда она открыла глаза, она увидела рассыпанный корм и кошку, которая собирала его в свой животик.

Что же она сделала? Она не просто нахамила родному человеку, она убила его словам, наповал. Он не успел сгруппироваться, он не ожидал лавину ненависти; его добродушное отношение было голым перед ней, уязвимым, и она направила всю свою ярость на самые мягкие и ранимые материи. Она это понимала. Она понимала уже тогда, когда стала «убивать», но закрыть свой рот, остановить все это – больше было не возможным. Злость, которую она так долго гасила, оказывается просто в ней копилась, а потом вылезла как лава, уничтожив все добрые, живые, человеческие отношения. Но уже было поздно. Все убито.

Так прошел еще один день. И начался следующий.

И начался он в постели в четыре утра. Всю ночь Милана крутилась и вертелась. Голова раскалывалась на части, аспирин отвечал: «Ну, голубушка, дальше я бессилен». Когда она открывала глаза и смотрела в потолок, ей казалась, что плита медленно спускается на нее, что она давлением припечатывает ее к кровати, что тело слишком парализовано, чтобы сопротивляться. Да и надо ли?

В четыре утро на телефон пришло рекламное сообщение. Милана на автомате стала просматривать акции и супер цены. Потом она включила первый попавшийся фильм из «топ 100 комедий», посмотрела первые 20 минут и выключила. Но сна уже не было, как покоя. Девушка пошла на кухню, стала убирать вчерашнее поражение: присохший кофе и остатки корма.

Примерно в шесть утра она вышла на террасу с кружкой горячего чая, села на скамейку и уставилась в пустоту. Мыслей не было. Тела работала на автопилоте. Стало холодно, озноб бил по всем клеткам. Милана спрятала лица в куртку, легла на скамейку, и не заметила, как уснула.

Разбудил девушку гром. Когда она открыла глаза, солнце стояла в зените, туч не было, но гром продолжал бить все громче и громче. Через несколько минут, Милана поняла, что звук доноситься от забора. Она медленно встала и пошла по направлению к калитке, откуда, через проем, выглядывало счастливое лицо Жерома. Но как только она подошла, его лицо исказилось в гримасе ужаса и недоумения. Перед ним стаяла не милая стеснительная стерва, а изнеможенное существо. Волосы торчали в разные стороны, глаза были опухшие и красные, цвет лица бледнее, чем у мертвеца. Милана же не испытывала не радости не грусти от пришельца, она смотрела сквозь него, не видя его широко раскрытых глаз, и если б он не заговорил первым, она бы продолжала бы стоять не подвижно.