Особо дикая магия

– Ой, тогда все, отпускаю тебя. Люблю те…

В трубке становится тихо, Уэс испускает прерывистый вздох. Как можно быть таким эгоистом и возлагать все надежды на Мэгги, когда вокруг его семьи все туже затягивается петля? Но до возвращения Ивлин осталось всего полторы недели.

Он вешает трубку на рычаг и сует руки в карманы. Как же холодно, а ему еще тащиться пять миль до Уэлти-Мэнора. Но можно пойти в другую сторону – идти и идти, пока море не поглотит его. Вот и простое решение всех его проблем.

Но сдаться – это не выход. Положение его семьи не изменится, если он вернется и найдет работу в доках или где-нибудь на заводе – при условии, что его хоть куда-нибудь возьмут. Плату за жилье все так и будут повышать. Иммиграционные законы продолжат ужесточаться. От того, станет он учеником Ивлин Уэлти или нет, зависит все. В буквальном смысле все. Ему остается лишь надеяться, что он сумеет проявить достаточную убедительность, когда она наконец вернется.

6

По дороге домой из Уикдона Маргарет смотрит, как Уэстон и Бедокур рысцой бегут впереди нее, исчезая и вновь появляясь в тумане, медленно плывущем вниз по склону горы. Туман холодный и серый, зато листья под ногами горят яркими осенними красками, и Маргарет почему-то легко, как не бывало уже много недель. Проведя всю неделю на охоте, она выменяла пяток добытых шкур, и теперь ей хватает сбережений и на взнос, и еще на недельный запас еды. Странная штука эта свобода, купленная ценой страданий в компании Уэстона.

«Уэстон». Она пробует произнести его имя, ощущая его губами.

Смех, с которым он гоняется за Бедокуром, удивляет ее, пробуждая не что-нибудь, а нежность, хоть она и подумывает прикрикнуть, чтобы он ненароком не растряс покупки, которые несет. Но возможно, она слишком строга к нему. Благодаря Уэсу у нее появилось время потренироваться, ни на что не отвлекаясь. Уже много лет дремотное однообразие ее дней не отмеряло ничто, кроме домашних хлопот. Ленивые завершения дней вроде этого напоминали ей, как когда-то она только и делала, что носилась с Бедокуром по лесам. Впервые с тех пор, как она лишилась семьи, ей кажется, что она почти счастлива.

Запись участников Полулунной Охоты открывается через два дня, а Маргарет так и не набралась смелости попросить Уэса записаться вместе с ней. Каждый раз, представляя, как сообщает ему о том, что она ю’адир, леденеет. Но пожалуй, больше всего пугает ее отсутствие выбора, кроме как признаться, почему хочет участвовать в охоте и почему они обязаны победить. От этого зависит исполнение мечтаний их обоих. Маргарет еще не готова связать свою судьбу с его судьбой, но больше не может позволить страху сковывать ее.

– Идемте, мисс Уэлти, – зовет он ее, оглянувшись через плечо, – а то так день и пропадет впустую.

Вот в такие-то моменты она и убеждается, что ее сдержанность оправданна. Если они начнут работать вместе, месяц подготовки он не переживет. Она свернет ему шею задолго до того, как прозвучит стартовый выстрел.

Они углубляются в лес, ей становится зябко. Земляничные деревья уже наполовину облетели, кора отслаивается со стволов длинными, тонкими, как бумага, полосами, а секвойи высятся над путниками, надежные и неподвижные, как все предыдущие тысячелетия. Древность этого леса всегда придавала ей уверенности. Лес видел, как она росла, теперь увидит, как она умрет. Казалось бы, надо находить утешение в этой определенности, в этом близком знакомстве. Но сегодня в нем ощущается угроза. Тени скалятся на периферии ее зрения, шорох листьев звучит так похоже на ее имя.

«Маргарет, Маргарет, Маргарет».

Короткие волоски у нее на затылке встают дыбом. Бедокур обегает круг, возвращается к ней и склоняет голову набок, нерешительно повиливая хвостом. Она касается кончиками пальцев его головы, чтобы успокоиться.

– Вы слышали? – настораживается Уэстон.

– Только ветер.

Он бросает на нее скептический взгляд.

– Я…

Оглушительное «крак» прокатывается по лесу, его повторяет эхо, стаи ворон с карканьем взвиваются в небо, точно клубы дыма.

Ружейный выстрел.

Молчание, которое следует за ним, обрушивается на Маргарет всей тяжестью. Все вокруг замерло, словно целый мир затаил дыхание. Ей не следовало бы удивляться тому, что другие охотники оттачивают в лесу меткость или притравливают своих гончих, но слишком уж близко они делают это к ее дому. Любопытство одерживает над ней верх, и вскоре она уже углубляется в подлесок, сопровождаемая по пятам Бедокуром.

– Эй, мисс Уэлти! Вы куда?

Она не отвечает, но не проходит и минуты, как он с треском ломится за ней, волоча их покупки пристроенными на бедре.

– Стоит ли бежать на звук выстрела?

– Если вы так беспокоитесь, отправляйтесь домой и разложите пока припасы.

– Я же не знаю, где что лежит, а вы опять осерчаете на меня, если я что-нибудь напутаю.

– Тогда идите следом и не нойте.

Уэстон испускает страдальческий вздох и бредет за ней по оленьей тропе. Заросли сменяются рощицей, где стайки секвой стоят, прислонившись одна к другой, точно давние друзья. Едва Маргарет видит, кто стрелял, она раскаивается в том, что поспешила на звук.

Джейме Харрингтон и его закадычный приятель Зак Мэттис.

Рослый и нескладный Мэттис похож на медведя в жилетке. В руках у него все еще дымящееся ружье, и даже сквозь едкую пороховую вонь Маргарет чует запах смазки, которой он щедро умастил черепаховые щечки на прикладе. Оружие у него прекрасное, он его недостоин. С тех пор как Маргарет знает его, он не в состоянии попасть в стену с расстояния двух футов. И, судя по ехидному хихиканью Джейме, сегодняшний день не исключение.

Если бы не поднятый ею шум, она могла бы улизнуть незамеченной. Но пятясь, она натыкается на Уэстона, и тот отскакивает от нее как ужаленный.

Джейме оборачивается к ним, словно ветер принес их запах, а он его учуял. И медленно расплывается в улыбке, которая почти сразу становится кривой.

– По лесам рыскаешь, Мэгги?

– В воздух палишь?

Мэттис зло зыркает на нее.

– Рот закрой.

– Не обращай на нее внимания. – Джейме сплевывает на землю.

Мэттис следует его совету и принимается заряжать ружье, что полностью устраивает Маргарет. Однако Джейме крадущейся походкой направляется к ней и Уэстону, поблескивает светлыми глазами, как хищник.

– Ну чем не симпатичная парочка?

– Не понимаю, о чем ты, – отзывается Маргарет.

– Да ладно тебе. Никогда не видел, чтобы ты общалась с кем-нибудь по своей воле – по крайней мере, дважды. Нашла себе еще одну приблудную шавку?

Уэстон рядом с ней моментально ощетинивается.

– Кого это ты назвал?..

Маргарет взглядом заставляет его замолчать.

– Мы уже уходим. Извините, что помешали.

– Что? Нет, задержитесь ненадолго, – взгляд Джейме останавливается на ружье, висящем у нее за спиной. – Ты ведь потренироваться сюда пришла, да?

Маргарет не отвечает. Если Джейме не узнает о ее намерениях записаться на охоту, покой ей обеспечен хотя бы на несколько ближайших дней.

– А, ну как же, как же. Тебе не по карману, ведь эта ведьма, твоя мать, опять бросила тебя. Разве что ты пустила в ход свою деловую хватку.

От этой колкости лицо Маргарет вспыхивает. Мэттис гогочет, заслужив этим раздраженный взгляд Джейме.

Уэстон вклинивается между ними, словно пытаясь загородить ее.

– Тебе что, правда некуда девать время? Отстань от нее, понял?

– Так отчаялся, Уинтерс, что надеешься хоть таким способом чего-нибудь добиться? – Джейме делает паузу, и вдруг его лицо оживляется, будто его осенила блестящая мысль. – Или же дело в том, что ты не знаешь, кто она такая?

Маргарет делает резкий вдох.

– Джейме, не смей.

Его улыбка становится злорадной.

– Значит, он не знает.

Издалека слышен чей-то вопль.

В нем слились воедино горе и ужас. На миг Маргарет мерещится в этом вопле эхо голоса Ивлин. Прилив воспоминаний затуманивает глаза. В груди теснит, запах серы раздирает горло, будто когтями, и рвется наружу. Бедокур прижимается к ее ноге – якорь в нарастающем приливе страха.

«Ты здесь», – жестко напоминает она себе.

– Откуда это? – спрашивает Мэттис.

– Единственное, что есть с той стороны на ближайшие мили, – ферма Халананов. – Лицо Джейме обмякает, становится озабоченным. И это ранит Маргарет сильнее, чем она готова признать. Как свидетельство, что он не всегда ведет себя мерзко – и не со всеми. – Идем, Мэттис.

Парни срываются с места бегом, пересекая поляну. Едва они с Маргарет остаются вдвоем, Уэстон нерешительно кладет руку ей на плечо.

– Эй, с вами все хорошо?

Она вздрагивает, отшатывается от него и переполняется ненавистью к себе, увидев, каким виноватым становится его лицо и как безвольно повисает рука. Им обоим было бы легче, если бы он перестал замечать моменты, когда с ней хорошо далеко не все.

– Надо идти.

– Что?.. Зачем? Вы что, в самом деле пойдете за ними?

За долгие годы от Марка Халанана она не видела ничего, кроме хорошего, и часто загоняла за изгородь его кур и телят, когда он сам был не в силах собирать их. Как бы ее ни ужасала мысль о том, чтобы по своей воле провести хотя бы одну лишнюю секунду рядом с Джейме, ей надо идти.

– Я же говорила – если хотите, идите домой.

– Нет. Я не оставлю вас с ними одну. – Он медлит в нерешительности. – Слушайте, я не знаю, о чем он говорит, и вам незачем объяснять мне, если не хотите. Но что бы кто ни говорил, это не заставит меня обращаться хоть с кем-нибудь так, как он обращается с вами. Поверьте, я-то знаю, я сам достаточно натерпелся.

У Маргарет перехватывает дыхание. Больше недели она не могла подобрать слов, чтобы вытянуть из него необходимые ей сведения, а он вдруг сам выдал их. Она вглядывается в лицо Уэса, высматривает признаки обмана, но выражение на нем кажется предельно искренним. Это создает ощущение надежности – и что-то вроде родственных чувств. Если она поблагодарит его, если хотя бы признает, как это важно для нее, самообладание она может и не сохранить. И она говорит только:

– Хорошо. Только не задерживайте меня.

– Не буду.

Бок о бок они устремляются вслед за Джейме и Мэттисом. К ее изумлению, ни один не пытается протестовать, обнаружив, что за ними следуют по пятам. Ветки хрустят под их ногами, ежевика царапает голую щиколотку под краем штанины рабочего комбинезона. К тому времени, как они вваливаются во двор Халананов, небо уже покрыто гневными, мертвенно-багровыми пятнами. На его фоне отчетливо вырисовывается дом на ферме. Ветер ерошит густую рожь. Они пробираются через поле, пока рожь не редеет и не сменяется пастбищем.

Забор проломлен, отчасти обуглен, доски разбиты в щепки, в воздухе висит острая вонь серы. «Мертвые головы» усеивают землю, как почерневший снег, липнут к подошвам их обуви.

Алхимическая реакция.

Этот запах отделяет ее разум от тела, мир вокруг рябит, становится пульсирующим, как во сне. Маргарет кажется, будто она голодными глазами леса следит, как сама проскальзывает сквозь неровный пролом в заборе. Бедокур рядом с ней подрагивает, готовясь к погоне. У него в груди нарастает ворчание.

– Тихо, – велит она.

Пока они идут через пастбище, от нарастающей гнилостной вони желчь подкатывает к горлу. Сквозь звуки собственного дыхания она различает гудение множества мух. Джейме обходит ее, вдруг издает возглас отвращения. Он поднимает ногу, и Маргарет видит, что подошва испачкана чем-то красным. На свету оно блестит, как гранат.

– Что за?.. – бурчит он. – Это что, кровь?

Ею забрызгана трава, она образует жуткую тропу, ведущую к дому. Обойдя вокруг конюшни, они замирают. На поле лежит не меньше пяти коров, туши которых окутаны туманом. А справа возле их ног – белый пони Халанана. Маргарет со свистом втягивает воздух сквозь зубы.

Горло Рафинадки вспорото, шерсть свалялась от крови и пепла. Чернеющие полосы разложения и тлена змеятся вокруг ее шеи, истекая кожным салом и coincidentia oppositorum. Но Маргарет мутит не от этого, а от мух, кишащих на трупе. Ей вспоминаются мелкие, пронзительно-кислые яблочки, которые никто не собирает. К концу сезона они падают с веток, усеивают землю, лопаются и сплошь покрываются мухами.

Скрипит, распахнувшись, дверь фермерского дома, на веранду нетвердым шагом выходит Халанан с дробовиком в руке.

– Что вам здесь надо, ребята?

– Мы слышали, кто-то кричал, – говорит Джейме.

– Это мой муж, – Халанан проводит пятерней по волосам. – Спасибо, что зашли проведать, но теперь вам пора домой. Темнеет уже.

– Что, черт возьми, здесь случилось?

– Тот самый хала, – угрюмо говорит Халанан.

И двух недель не прошло, а скот уже начал гибнуть. Маргарет с ужасом думает о том, что же будет к началу полнолуния.

– Мы можем прогнать его от вас подальше, – предлагает Джейме.

– Ни в коем случае. Что скажет твой отец, если узнает, что я позволил тебе болтаться по лесам, когда эта тварь разгуливает на свободе?

Джейме шаркает ногой об землю.

– Да ему без разницы.

– Да неужели? А ты что скажешь, Закари? – хмурится Халанан. – Думаешь, твоя мать поблагодарит меня за известие, что тебе оторвали руку? Или случилось что-нибудь похуже?

– Нет, сэр, – бормочет Мэттис.

Прежде чем Халанан переводит внимание на Маргарет, воздух вокруг них густеет. Становится неподвижным и морозным, как за мгновение до начала первого снегопада. Потом ветер со свистом пролетает по траве. Он приносит смрад смерти – и звуки ломкого, раздраженного, неопределенного голоса.

«Маргарет».

Она круто оборачивается и видит, что у забора стоит тот самый хала. Ужасный миг предчувствия – и его немигающие белые глаза устремляют взгляд на нее. Это все равно что ухнуть в ледяную воду. Глаза хала горят, зловеще яркие в серой мгле.

– Почему он стоит? – тихо спрашивает Уэстон.

– Джейме… – скулит Мэттис. – Что нам делать?

Порой Маргарет ему сочувствует: Джейме превратил его в беспомощного спутника. Мэттис ничем не лучше щенка, который зависит от хозяйской похвалы и наставлений.

– Мы идем за ним, – ветер ерошит светлые волосы Джейме, совсем как рожь за его спиной. В такие моменты Маргарет кажется, что он мог быть почти великолепным, если бы захотел. Ей ненавистно то, что у него есть выбор, а у нее нет. Даже если в этом городке не находится для нее ни толики любви, это все-таки ее дом, и она так устала от стараний Джейме вызвать у нее совсем иные чувства. Будто она не имеет даже права постоять за себя.

Мэттис прижимает ружье покрепче к груди.

– Что-то я даже не знаю…

– Соберись, – рявкает Джейме, уже направляясь к забору. – Мы идем.

Маргарет следует за ним, отстав на несколько шагов.

– И я с вами.

– Черта с два.

Бедокур издает низкий нетерпеливый вой.

– Бедокур, след, – другого приглашения ему и не требуется. Бедокур с воем устремляется через поле как раз в тот момент, когда лис разворачивается и ускользает за ограду пастбища. – Кунхаунд мой. Хочешь пройти по следу без него – флаг в руки.

С раздраженным рыком Джейме отзывается:

– Ладно. Идем.

Маргарет переводит взгляд на Уэстона. И замечает в нем то, от чего у нее перехватывает дыхание. У него неистовый вид – от встрепанных ветром черных волос до блеска в глазах, в которых страх смешался с воодушевлением. В тусклом свете они приобрели оттенок сердцевины мокрой секвойи. Он и в самом деле неистовый и дикий, но при этом так же знаком и надежен, как местный лес. Облизнув губы, он говорит:

– Я все равно с вами.

– Тогда идем.

Халанан смиренно разводит руками.

– Только осторожнее, ладно?

Они следуют за Бедокуром за забор и обратно в лес, под низко нависающие, как ловушки, ветки, и вверх по откосам в густой папоротниковой бороде. Кровь шумит в ушах Маргарет, она уже много лет не чувствовала себя настолько живой. По мере того как садится солнце и его сменяет луна, сочащийся сквозь деревья свет становится кроваво-красным. Впереди улюлюкают и вопят парни, темными силуэтами рисуются на фоне неба оттенка пожара в лесу. Лает Бедокур, его лай кабаном ломится через подлесок.

Они бегут, пока не достигают поляны и видят его там – бледного, как луна, пристроившегося на ветке. Бедокур с торжествующим лаем обегает вокруг дерева. Есть что-то удивительно понимающее в том, как хала смотрит на нее. Но прежде чем она успевает об этом задуматься, Мэттис вскидывает ружье. Прицеливается и начисто сносит ветку. Содрогнувшись, она со стоном обрушивается на землю.

– Кретин! – срывается Джейме. – Да на тебя же толпой набросятся, если ты укокошишь его до начала охоты!

– Полную луну видишь? – огрызается Мэттис. – И ружье даже без алхимии! Я просто пытаюсь его вспугнуть.

– С дороги. – Маргарет расталкивает их локтями и снимает ружье с плеча. Кажется, ей представилась возможность. Она затаивает дыхание, поднимает ствол, оружие тяжело укладывается ей на ключицу. В перекрестья прицела она видит засохшую кровь на морде хала и его непрозрачные белые глаза. От ненависти начинает быстрее колотиться ее сердце.

Демиурги погубили ее.

Семь лет назад ее мать пыталась выделить первовещество из рога другого демиурга – из обломка реликвии, который она украла из сумистской церкви в Умбрии. Это была худшая ночь в жизни Маргарет. В памяти сохранилось немногое, но она навсегда запомнила, как укладывала мать в постель, как вычесывала засохшую кровь из ее волос, а мать непрестанно шептала: «Это еще не конец».

Если Маргарет победит, тогда он и наступит.

У нее дрожат руки. Хала ведет себя неестественно. Любой другой лис сражался бы не на жизнь, а на смерть, а хала просто сидит, аккуратно обернув хвост вокруг лап. Будто знает, что они просто ведут игру. Будто знает ее. Рядом с ней Уэстон глядит на хала во все глаза, словно узрел лик Божий. Его губы шевелятся в безмолвной молитве.

Маргарет стреляет, сквозь звон от выстрела у нее в ушах не слышны вопли Джейме. Ее окутывает дым. А когда он рассеивается, хала уже исчез, но там, где была его голова, кора дерева расщеплена, как перебитая кость. Из раны сочится смола, густая и темная, как венозная кровь.

– Видишь? – говорит Мэттис, явно чувствуя свою правоту. – Он исчез.

– Да только не благодаря тебе. – Джейме обрушивается на Маргарет: – Удачный выстрел!

– В таком случае надейся, что моя удача скоро иссякнет. Я записываюсь на охоту.

С таким же успехом она могла бы нарисовать мишень у себя на спине, но удовольствие увидеть, как челюсть Джейме отваливается, словно на шарнирах, того стоит. Маргарет круто поворачивается и подзывает Бедокура. О том, как он разочарован, говорит поникший хвост; он редко теряет цель.

Но вскоре у Бедокура появится свой шанс, а у нее – свой.

Уэстон рысцой следует за ней. Пока они ускользают в чащу леса, багряный свет заката смягчается, как процеженный через дуршлаг.

– Как вообще может в голову прийти убить такое существо? – Она ни разу еще не видела его таким взволнованным – даже в день знакомства. – Это же…

Ей вспоминается, как он молился при виде хала. Совсем не так, как если бы просил Бога о защите. Скорее, благоговейно.

– Божество?

– Если даже и так, какая разница? Он выглядел так, будто играл с нами, а месяц еще только начался. При попытке убить его он убьет вас первым.

– Вам страшно.

– Разумеется! А вам нет, что ли?

Маргарет поправляет ремень ружья на плече.

– По-моему, это разумно – бояться такое существо, как хала.

– Тогда почему? Слава не стоит жизни.

– А если это не ради славы?

– Ради чего же? Денег? Мертвой лисы?

Маргарет фыркает. Мертвой лисы. Можно подумать, он сам так считает. Теперь-то ей известно, что мыслит он гораздо сложнее.

«Что бы кто ни говорил, это не заставит меня обращаться хоть с кем-нибудь так, как он обращается с вами, – сказал он ей. – Поверьте, я-то знаю, я сам достаточно натерпелся».

Теперь она почти уверена, что Уэстон не катарист, что объясняет, почему на охоту он не рвется, как и его упрямое стремление оберегать ее от Джейме. Если только его интерес исследователя не распространяется на сокровенные и еретические материи, как у ее матери, вероятно, он даже не желает, чтобы хала убили, а уж тем более выварили до состояния первовещества.

А это значит, что напарником по охоте он будет для нее идеальным.

В ней пробуждается надежда.

– А по-вашему, лис этого не стоит?

– Да. – Он ошарашен вопросом. – Я не рвусь ни за трофеем, ни сделать одолжение Богу, или что там еще перечисляла та дама в пабе. Даже я не настолько честолюбив и, уж конечно, не настолько набожен. Какая вообще от него польза?

– Мне нужен не сам хала, не ради него самого. – Закрыв глаза, она пытается представить, как посмотрит на нее Ивлин, когда она положит хала ей в руки. Лицо Ивлин видится ей неясно, но при самой мысли о нем внутри все наполняется томлением. – Разве не вы говорили, что рисковать жизнью стоит ради тех, кого любишь?

– Конечно, – его лицо смягчается. – Ради этого стоит рисковать всем.

Если в Уэстоне Уинтерсе и есть что-либо достойное восхищения, то это его убежденность. Он уверял ее, что ради своих мечтаний готов сделать что угодно, и теперь она ему верит. В своей жизни она редко бывала в чем-нибудь уверена, но в этом уж наверняка. Ему ни за что не стать учеником ее матери, если он не выложит хала в качестве козыря. И как только Маргарет объяснит ему, что охота – его единственный шанс продвинуться вперед по намеченному пути, он не бросит ее и не заберет лиса себе.

К завтрашнему вечеру она подыщет слова, чтобы сообщить ему это известие. А потом попросит поохотиться вместе с ней.

7

Проведя в Уикдоне почти две недели, Уэс разобрался в местных закатах. Обычно они развиваются неторопливо, жеманничают, как женщина, сбрасывающая шаль. А сегодня темнота падает, как театральный занавес. Жирные дождевые тучи выливают содержимое на горы и клубятся над морем до тех пор, пока за окном не остается ничего, кроме серой пелены.

В камине библиотеки сыплет искрами огонь, древесный сок и влага трещат в знойном пламени. Уэс склонился над учебником алхимии, запустив пальцы в волосы. Он не знает точно, сколько провел здесь – десять минут или десять часов, – но к тому времени, как наконец моргает, дрова прогорели до золы, почти вся глава улетучилась из памяти, а рядом выросла горка изорванной бумаги из блокнота. Бормоча про себя, он сметает клочки в ладонь.

До того как он бросил школу – еще в те времена, когда приходские школы сумистов не подвергались нападкам за якобы подстрекательство к бунту, – ему постоянно влетало за возню и ерзанье. И это, и прилюдное унижение, которое он терпел всякий раз, когда учителя вызывали его читать вслух, привели к тому, что от уроков его тошнило. Во время ученичества у алхимиков он старался лучше скрывать вредные привычки, рвал или теребил что-нибудь, чтобы помочь себе сосредоточиться. Бумагу, шнурки на ботинках, пуговицы на куртке, которые Кристина всякий раз нехотя пришивала обратно.

Уэс закрывает книгу и падает на нее головой. Мэгги ушла из дома несколько часов назад и забрала с собой Бедокура. Он так и не привык толком к здешнему одиночеству. Каждый звук кажется слишком громким: треск половиц, стук дождя по крыше, стон оконной рамы, которая шатается и разбухает в грозу.

Как Мэгги терпит все это? Живет в пяти милях от цивилизации. Брат умер, отец отсутствует, мать неизвестно где. Однажды он мечтал о чем-то похожем – о матери, которой нет до него дела, о доме, где он мог бы творить что хотел. Тогда наступил бы конец тем временам, когда он шатался по улицам, как бродячий кот, целовался с девчонками на пожарных лестницах или в парке, жадно ловя каждый звук. Но теперь, когда он видит, каково это, его слегка подташнивает, что когда-то он додумался завидовать подобной жизни.

Ну вот, опять он сочувствует Мэгги Уэлти. Она, наверное, выпотрошила бы его живьем, если бы только догадалась, о чем он думает.

Кто-то стучит во входную дверь.

Уэс рывком выпрямляется как раз в тот момент, когда раскат грома сотрясает дом до основания, а вспышка белой молнии рассекает ночь. Наверное, не следовало бы ему открывать дверь, ведь это не его дом, но стук повторяется, резкий и настойчивый, и Уэс нехотя выползает в прихожую. В дверной глазок он видит на веранде Халанана – тот задыхается, с него ручьем льет дождевая вода.

Изумившись, Уэс распахивает дверь.

– Халанан! Зайдете?

– Времени нет. Я пришел передать, что тебе звонили в гостиницу. Говорят, твоя сестра. Как ее… Маделин?

Черт. Звонки Маделин никогда не сулят ничего хорошего.

– Зачем звонили?

– Жаль, что сообщать об этом тебе пришлось мне, но она сказала, что с твоей матерью произошел несчастный случай.